Czytaj książkę: «Небо без границ»

Czcionka:

Бояться надо не смерти, а пустой жизни.
Бертольд Брехт

ISBN 978-5-0056-9574-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1

Я не хотела жить. Вот так, внезапно, очнувшись утром в своей огромной двуспальной кровати, посмотрев в окно, поняла, что все лишено смысла.

Цветочные шторы подрагивали, из щелей дул холодный ветер. «Надо заклеить окна, пока не наступил мороз», – такой была моя первая мысль после пробуждения. Белая густая пена растеклась повсюду, как будто кто-то открыл кран с мягким мороженым и долго-долго выдавливал его над городом. Выдавливал до тех пор, пока оно не залило город целиком, с домами и улицами, светофорами, телебашнями, памятниками и мостами.

Сквозь серые стекла автобуса, слегка забрызганные каплями дождя, виднелась череда многоэтажек. Я напялила очки – темные, конечно же, чтобы никто не мог посмотреть в глаза. Натянула на лоб шапку пониже. В голове пронеслось теплое, обогретое часовыми размышлениями слово «эвтаназия», и я решила, не откладывая в долгий ящик, поискать кое-что в интернете. Осторожно оглянувшись по сторонам, я обнаружила стоящую поодаль, чуть спереди, студентку с плеером. Сзади меня жевал жвачку молодой парень в оранжевой шапке, сбоку сидел седой старик, он держал в руках холщовую сумку.

«Какая разница? В таком облике меня все равно никто не узнает». Но сама мысль, что кто-то случайно заглянет через плечо и прочитает в телефоне, что я хочу убить себя, обожгла стыдом. «Переживаю, что подумают чужие люди. Вот бред!» – одернула себя я.

Я вбила в поисковике: «В каких странах разрешена эвтаназия?» Тут на меня вылилось столько всего! И психологическая помощь, и телефон доверия, и статьи о том, как помочь своему родственнику, страдающему от депрессии и намекающему на суицид. Ради интереса прочитала пару таких якобы успокаивающих колонок. «Ваш труп будет выглядеть не так красиво, как в кино. Подумайте, хотите ли вы, чтобы вас нашли в непристойном виде?»

Интересно: тот, кто это писал, совсем идиот? Он хоть раз в жизни чувствовал себя плохо? Плохо настолько, что не хочется жить? Если вы собираетесь покончить с собой, то вам плевать, в каком виде вас обнаружат. Я положила телефон в сумку. Читать дальше расхотелось.

Может, именно поэтому я никогда не обращалась к психологам. Мне кажется, их просто учат кивать с умным видом, только никто из них не в курсе, что происходит у человека в душе. Да и как вообще можно догадаться о том, что там творится?.. Такое можно лишь испытать на своей шкуре. Только тот, то побывал там, за чертой, которая отделяет депрессию от нормальной жизни, знает, каково это:

– Не хотеть ничего делать, развиваться, общаться, встречаться с людьми (потому что все бесполезно);

– Не хотеть вставать с утра, одеваться и краситься, а впоследствии идти на работу (чтобы что?);

– Не хотеть готовить суп, заваривать кофе, мыть полы (для чего?).

Если рассматривать процесс приготовления еды или уборки как нечто важное для кого-то, для человека из плоти и крови, который находится рядом с тобой, то да, с удовольствием начинаешь это делать для другого (и для себя тоже). А когда ты на белом свете абсолютно один, то какая разница, что на ужин, и сколько недель назад вытиралась пыль? Итак, по порядку…

Сколько себя помню, я никогда не жила одна. Сначала – с родителями, потом с законным мужем, потом с гражданским мужем, потом с ребенком. А вот так, как сейчас, совершенно одна – нет. Мои отношения с родителями были напряженными, и как только мне исполнилось шестнадцать, я начала искать работу. Для меня это была просто возможность не находиться с ними на одной территории.

Разумеется, вместо того, чтобы сбегать в работу, можно было бы переехать жить на съемную квартиру вместе с подругой, перевестись учиться в другой город. Но неожиданно подвернулось предложение: устроиться в службу доставки. После института я ехала на заработки, приходила домой затемно и без сил падала в кровать. Благодаря такому графику я рано почувствовала вкус собственных денег, а в качестве бонуса – абстрагировалась от семейных конфликтов.

Сначала я работала курьером, потом официанткой. Но это было счастливое время! Мне все нравилось. От родителей я сбежала под венец, как только мне только исполнилось 18, а моему мужу 20. Мы были еще совсем детьми, и даже толком не понимали, кто мы. По сути, два подростка избавились от опеки и родительского контроля и придумали себе любовь… Нам обоим хотелось независимости, мы мечтали оторваться от пуповины (каждый от своей) и начать жить самостоятельно. Все, в общем-то, сложилось удачно. Мы поженились, и вот тогда-то впервые испытали настоящий восторг: тот самый, когда носом чуешь запах свободы.

Да, с мужем мы были добрыми друзьями, но не могу сказать, что единомышленниками. А продержались вместе совсем недолго. Через три года я влюбилась в Кирилла, парня с работы, у нас закрутился роман. В то время муж вел себя достаточно черство, совершенно перестал понимать меня, и превратился в строгого и равнодушного человека. Я только и делала, что постоянно плакала, пока не нашла утешение у коллеги. Сначала Кирилл просто выслушивал меня, поддерживал, а потом у нас вспыхнули чувства.

Мне нравилось в нем все: то, что он непредсказуем, любит жизнь, то, что он интересный собеседник, мы подолгу и с удовольствием разговаривали на разные темы… Иногда мне казалось, что наше общение – это как секс, только ближе. Нечто сакральное. То, что доступно далеко не всем. У нас с первых минут возникло какое-то интуитивное понимание друг друга и абсолютное доверие, которое ничем не разрушить. Как показывает практика, в любых отношениях сложностей не избежать, но когда встречаешь уникального человека, то прощаешь многое.

В то самое время у моего мужа, который работал в своем маленьком ИП торговым представителем, возникли перебои с поставками, он оказался в плачевном финансовом положении. Я начала выпивать по вечерам, сначала редко, а потом ежедневно, муж стал приходить домой позже и позже. Из-за отсутствия денег мы ссорились. Думаю, мой супруг точно так же нуждался в человеческой теплоте и поддержке, как и я. Однако я не понимала, что ему нужно и, разумеется, ничего не могла ему дать. Отношения не выдержали кризисов, и наши пути разошлись.

Только сейчас я поняла, чтобы выдержать трудности, нужно, прежде всего, иметь сам факт отношений – а у нас его и не было. А что вместо них? Какой-то детский восторг и завышенные ожидания. Чтобы строить семейную жизнь, надо до нее дорасти (не только выпирающими частями тела, но и мозгами). А когда тебе всего 18 – решают не мозги, а гормоны… Скандалы вспыхивали на ровном месте. Я боялась драк и побоев, но и чувство обиды было невыносимое, и мне казалось, что еще чуть-чуть, сорвусь и поколочу его.

Однажды я собрала свои вещи и ушла ночевать к Кириллу. Он, в свою очередь, окончательно убедившись, что я в браке несчастна, настоял, чтобы подала на развод. И это было правильное решение: мы с Кириллом прожили вместе пять лет, и все эти пять лет мы были безумно счастливы… Пока не родилась Наташа.

Кирилл казался мне идеальным, только я не замечала очевидных вещей. Например, что за его непредсказуемостью скрывается ненадежность. Что за его жизнелюбием скрывается махровый эгоизм. Кроме того, факт остается фактом: кто много говорит, тот мало делает.

Если мы собирались в гости, то Кирилл запросто мог исчезнуть без объяснения причин. (Когда мои родители ссорились, папа тоже так делал: уходил за хлебом и возвращался через три дня). Иногда я думала, что кто-то наверху надо мной издевается, раз события детства повторяются с такой точностью, и не раз вспоминала одну историю.

Когда я была маленькой, мне было лет семь, мама ушла из дома по делам, а папа готовил мясо. Уж не знаю, почему так получилось – он редко проявлял инициативу в кулинарных вопросах. Проблема заключалась в том, что он забыл налить на сковороду масло, отбивные превратились в угли, а квартира пахла гарью недели три.

– Почему ты не вернулся на кухню, и не выключил газ, как только почувствовал запах? – мама, прикладывая мокрый платок к носу, пыталась расследовать ход событий. Дышать было невозможно, от дыма слезились глаза. – Ну как так можно?

– Да я телевизор смотрел, а дверь на кухню закрыл.

В этом был весь папа – и добавить нечего. Угли со сковородки отдирали мы с мамой вдвоем, и на это ушла куча времени. В итоге сковородку пришлось выбросить, а папа в зале смотрел телевизор как ни в чем не бывало. С того дня мама старалась готовить сама, и я очень хорошо понимала, почему.

Однажды мы с Кириллом ждали гостей на Новый год, я отправилась в душ, предварительно переделав все дела. Осталось проследить за духовкой, и это я поручила Кириллу. Кажется, я плескалась в ванной целый час, а то и больше, зная, что при любом раскладе с нашим мясом будет все в порядке, ведь на часах есть таймер.

Когда вышла, то обнаружила спящего на диване Кирилла, окутанного клубами черного дыма, который валит из духовки. Мы потом долго смеялись, однако сам факт, что все повторяется в точности как в детстве, оставил меня в недоумении.

Дальше было еще «веселее». Возвращаясь в прошлое, шаг за шагом, я так и не могу сказать, когда именно все началось. Как-то раз мои родители отмечали годовщину свадьбы. Мы с Кириллом к тому моменту несколько лет жили гражданским браком. В гостях должна была собраться большая компания, ждали и друзей, и родственников. Я вызвалась приготовить пирог с курицей и грибами, а еще испечь торт, чтобы немного разгрузить маму. Вечером я полтора часа ждала Кирилла на пороге с пакетами еды, с накрученными волосами, в красивом платье. Но он словно исчез с лица земли и выключил телефон. Мне приходилось постоянно звонить родственникам и извиняться, что само по себе унизительно.

– Мама, прости, ради бога. Кирилл вне зоны доступа, – сообщала я каждые 20—30 минут по телефону.

– Мы ждем, садиться не будем.

– Хорошо.

Потом снова:

– Мама, его все нет. Садитесь за стол, не ждите.

– Может, ты приедешь на такси?

– Да нет, я подожду еще немного.

– Хорошо, мы тоже подождем.

Потом еще раз:

– Мама, ну я не знаю, что случилось, у него выключен телефон.

– Доченька, ну фиг с ним, бери такси и приезжай.

– Ладно.

В эту секунду я услышала, как проворачивается ключ в двери. Настроение окончательно испортилось. Кирилл явился с невозмутимым видом, одетый в шорты и майку, выпачканную машинным маслом, и отправился купаться. Поражало то, что он никогда не просил прощения за свое поведение. Для него это были обычные бытовые моменты, а я считала, что он не уважает меня, раз не предупреждает об опоздании. Кроме того, мы подводили других людей, что само по себе ненормально.

Справедливости ради отмечу, что приятных моментов в памяти осталось тоже много. Кирилл умел удивлять, и самые неожиданные сюрпризы, самые потрясающие подарки я получала именно от него. Это так здорово, когда мужчина покупает тебе только лучшую одежду, шикарные цветы, роскошные украшения.

Однако со временем «конфетно-букетный» период наших отношений закончился, и я увидела, как тщательно он выбирает вещи и аксессуары для себя, как много тратит общих денег на свой имидж, отодвигая мои потребности «на потом». В семейном бюджете образовалась огромная дыра, но Кирилла это, мягко говоря, не беспокоило. По правде говоря, в тот момент он уже списал меня со счетов: я сидела в декрете, а значит, нет смысла вкладываться в мои наряды, их все равно некому показывать. Просто я тогда до этого не додумалась.

Дальше было еще «веселее». Как-то раз мы собирались на свадьбу к друзьям, Кирилл вычистил под ноль общую кассу и купил себе костюм-тройку, зато я пошла в старом платье, которому было четыре года. Я успокаивала себя тем, что носила его всего лишь раз, от силы два, а у Кирилла это первый костюм – так пусть человек порадуется. Но осадок остался.

Вдруг как будто оглушило и стало не по себе. Меня впервые посетила мысль, что Кирилл перестал обращать на меня внимание как на женщину, он больше не испытывает потребности делать для меня что-то хорошее, зато все больше балует себя, и все это входит в привычку. Застенчивость не позволяла мне высказывать эти мысли вслух, так как я боялась испортить отношения.

А про наши с Кириллом разговоры можно было написать целую поэму. Мы так увлекательно беседовали! В его лице я встретила единственного мужчину, который слушал и понимал меня. Его интересовали мои мысли и рассуждения, что само по себе удивляло и восхищало. Но чем больше он бросал на ветер красивых слов и пустых обещаний, тем меньше что-то менялось в нашей жизни.

Помню, как осенним вечером мы пили вино и смотрели фильм. Это была драма «Во все тяжкое» с Джонни Деппом. За окном шумел ветер, и деревья стучали ветками в окно.

– Как ты думаешь: что будет с нами года через три? – спросила я.

– Почему три?

– Не знаю… Так, просто.

– Поедем в Эмираты, а еще… Поженимся, наверное.

У меня уже слегка закружилась голова, и развязался язык.

– Так ты что, правда этого хочешь?

– Да, ты знаешь, – с жаром выпалил Кирилл, – я всегда хотел и хочу. Я такой человек, для меня семья – это все. Это самое главное. Просто… Когда мы ссоримся, то я не знаю… Я начинаю сомневаться.

– В чем?

– В нас, что у нас все получится.

– Но ты сам-то точно знаешь, что ты хочешь?

– Думаю, да…

– Мне кажется, иногда надо просто делать. Брать и делать.

Кирилл замолчал. Началось кино, и он увеличил громкость. Мы еще долго сидели, обнявшись, пока не началась реклама. Потом он поставил видео на беззвучный и спросил:

– Хорошо. А как ты сама видишь наше будущее?

– Счастливым, разумеется, в Эмиратах и с кольцом на пальце, – ответила я и чмокнула его в щеку.

– А если бы сегодня был твой последний день, что бы ты сделала? – задал вопрос Кирилл, отпивая вино из бокала.

– О! Даже не знаю. Дай подумать. Я бы позвонила всем, кто мне насолил, и послала бы их к черту! А еще – прыгнула с парашютом.

– А я бы занялся любовью… Иди сюда.

Мы целуемся под шум дождя, Кирилл гладит мою шею, и в этот момент я понимаю, что готова ему простить все: опоздания, его трусливый характер, его безответственность – потому что я его люблю. И точка.

– Я буду тебя любить всегда, – произношу я. – Даже когда ты станешь седым стариком, кривым и косым, и будешь ворчать с утра до ночи и ходить с палкой.

– А я буду любить тебя. Всегда, – отвечает Кирилл. – Даже когда ты родишь пятнадцать детей и станешь толстой, будешь весить двести килограмм, и твои волосы будут похожи на птичье гнездо.

– Вот уж спасибо! – смеюсь я.

– Правда-правда!

Глава 2

Спустя два, три, потом четыре года ситуация так и не изменилась. Кирилл вечно сомневался: то в себе, то во мне, то в нас. И пускай любому постороннему человеку было очевидно, что в нашем союзе я люблю Кирилла гораздо больше, чем он меня, ему все равно чего-то не хватало. Речь о путешествии в Арабские Эмираты уже не заходила, как и о свадьбе. Мне казалось, если я стану лучше, Кирилл заметит мои старания, оценит по достоинству мою заботу и любовь, то все-таки решится сделать предложение. Но вместо этого он просто исчез.

Дочку хотела я, а мой любимый мужчина, который так и не стал официально моим супругом, отговаривал меня от рождения ребенка. Когда я забеременела, то была на седьмом небе от счастья. Оказалось, мою радость Кирилл не разделяет.

– Это такая ответственность! – причитал он.

– Да, ну и что? Я же тебя люблю.

– Да и я тоже. Но пойми, мы еще слишком молоды. Что мы можем дать этому ребенку? Мы сами жизни не знаем, а чему его научим?

– Ты прав. Но раз ребенок пришел в нашу жизнь именно сейчас, значит, будем восполнять пробелы в знаниях и учиться этому. И давать эти знания ребенку. Все же не случайно, ты понимаешь…

– Да знаю, знаю! – Кирилл измерял комнату шагами и хватался за голову. – Ты даже не представляешь, каково это для мужчины, понимать, что ты ничего не можешь дать этому ребенку. Это такие затраты! Это образование! Это куча всего.

– Мне тоже страшно. Но я буду рожать.

– Ты уверена? А что скажут твои родители?

– Да мне без разницы. И мама, кстати, рада. А папе я еще не позвонила.

– Может, надо обследоваться? Мы пили алкоголь, мы не планировали все это, – Кирилл взмахнул руками. – Даже анализы не сдавали… Может, у нас инфекция, и тебе нельзя рожать?

– В любом случае я пойду к врачу и обследуюсь, – ответила я.

После сдачи анализов обнаружилось, что я совершенно здорова, о чем и сообщила Кириллу.

– Может, все-таки не будем торопиться, Марго: ведь мы так молоды.

– Я уже сдала все анализы, и я здорова. Показаний для прерывания беременности нет.

– Но я не хочу этого ребенка! И вообще, я тебя об этом не просил!

– В смысле? О чем?

– О ребенке.

– То есть ты хочешь сказать, что я сама его себе взяла и сделала? А ты тут ни при чем?

– Нет, конечно. Я просто в шоке. Я не готов. Пока еще не поздно, пойди и закажи таблетку, я узнавал, теперь так можно…

Однако я была несгибаема, как сталь. Он предал меня! Теперь по ночам я рыдала в подушку, думая о том, что раз он способен произнести вслух такие страшные слова, значит, он меня не любит.

Первый год жизни ребенка выдался непростым для нас обоих. От недосыпа я превратилась в оголенный нерв, Кирилл постоянно где-то пропадал, а помогать нам было особо некому. Все бабушки и дедушки, хоть и пенсионного возраста, по-прежнему работали, вдобавок жили мы территориально в отрыве от родственников.

Помню, кто-то приезжал на час: то мама, то папа, то свекровь, и мне удавалось немного вздремнуть, за что я была им бесконечно благодарна. Отношения с Кириллом стали портиться. Мне хотелось ласки, тепла и внимания, хотя бы просто человеческих объятий, или чтобы он меня выслушал, не осуждая. Но когда он приходил с работы, на меня обрушивался шквал критики.

– Это что такое? – указывал он пальцем на плиту.

Пристально рассмотрев белую поверхность, я обнаружила небольшое пятнышко размером с точку.

– Я помыла плиту.

– Не домыла. Видишь?

– Вижу.

– Надо вытереть.

– Хорошо.

Почему-то мне не приходило в голову сказать, что если его что-то не устраивает, то пусть перемывает плиту сам. Ведь я приготовила обед к его приходу и все за собой убрала, осталась лишь маленькая черная точка. Через некоторое время он снова находил, к чему придраться.

– Чем это у нас пахнет?

– Я суп сварила.

– Из чего это? – спрашивал он, наморщив нос.

– Из рыбы.

– Не люблю такое.

– А у нас ничего другого нет.

– Ладно, наливай.

Кирилл долго осматривал тарелку с дымящейся ухой и осторожно пробовал.

– Похоже на похлебку.

– Ну, спасибо.

– На вкус – дерьмо, но есть можно.

– Тогда не ешь, – обиженно отвечала я и отворачивалась.

– Ты что? Я же пошутил. Это из фильма. Знаешь, так говорят…

– Нет, не знаю.

С его слов, у меня постоянно было «не такое» настроение.

– Не кисни, – говорил он, когда я встречала его с работы с «не таким» лицом. На меня тут же выливался ушат грязи. – На обиженных воду возят. Это твои обидки, вот и сиди в них. Это ко мне отношения не имеет.

Со временем я начала бояться сказать что-либо вслух и замкнулась в себе. Справедливости ради добавлю, что в тот период как женщина я мало чем могла ему угодить. И я сейчас даже не об интимной стороне отношений, а о том, что пишут в популярных блогах. Если верить написанному, следовало просто взять и в одночасье превратиться в хозяйку мечты, которая транслирует созидательную энергию, у которой дома всегда тепло и уютно: она и встретит, и улыбнется, и выслушает, и приголубит. Но у меня не оставалось на это сил.

Когда сам в чем-то очень сильно нуждаешься, то не можешь дать это другим: ни о какой эмоциональной или какой-либо другой поддержке с моей стороны не шло и речи. Внутри меня жила своей жизнью, раскалялась и полыхала огненная пустыня. Так я ощущала в своем теле обиду. И чем больше я ждала от Кирилла какого-то элементарного сочувствия, тем более грубым и жестоким он становился. Я не знала, что с этим делать. Мне казалось, что я как-то справлюсь, и все наладится, но, видимо, моих стараний было недостаточно.

Ненадежность Кирилла теперь душила меня, отнимала все силы, а я не могла и рта раскрыть, чтобы высказаться в свою защиту. Он постоянно нарушал обещания, у нас скопились дикие долги за коммунальные услуги. Если мы договаривались, что хотя бы два вечера в неделю он будет проводить с ребенком, чтобы я могла нормально искупаться, убрать в квартире и сделать основные дела, то в последний момент обязательно находились причины, по которым он не являлся домой.

– Ты же помнишь, сегодня вторник, – напоминала я с утра, – мне надо в ателье отдать пальто, ты придешь в шесть?

– Помню, – отвечал Кирилл и уходил на работу.

Наступал вечер, но в 18:00 никто не звонил в дверь. Возраст Наташи не позволял ее везти через весь город, пусть даже на коляске, в ателье. Да и не стоило оно того, таких мучений… Одно дело – быстро и налегке, а другое дело – с младенцем по автобусам. Я рассчитывала на Кирилла, потому что мне больше опереться было не на кого.

К тому же я стеснялась попросить помощи у своих или его родителей, хотя полагаю, что зря. Наверное, кто-то из них приехал бы разок. Теоретически я могла позвонить своей подруге Кристине, но она тоже жила далеко, и я не решалась беспокоить ее по такому поводу – неудобно… Мы общались с ней по телефону, обсуждали текущие дела без подробностей, и она меня поддерживала, как могла.

Набрала номер Кирилла, и где-то через пятнадцать гудков он снял трубку:

– Алло…

– Уже шесть, ты приедешь?

– Да, но чуть позже, дела навалились.

– Хорошо.

Он приезжал ближе к 21:00, как обычно. Не извинялся. Осторожно, стараясь не обидеть Кирилла, я пыталась договориться с ним на другой день.

– У нас вторник и пятница – твои вечера, давай я позвоню в ателье, и если они в пятницу работают, то я тогда в пятницу пальто отвезу. Хорошо?

– Давай, ага.

Затем наступал вечер пятницы, и все повторялось в точности как во вторник. В итоге за два месяца ни разу Кирилл не пришел вовремя, в лучшем случае он появлялся в девять или в десять вечера. В конце концов, я плюнула на все и перестала его спрашивать про «папины вечера», делая вид, что ничего не произошло. Я достала из кладовки старое пальто и стала ходить на прогулку в нем. Новое не подшитое осталось лежать в шкафу, а разговор с Кириллом был исчерпан.

Больше всего меня возмущало то, что Кирилл спит до обеда, уходит на работу, когда вздумается, и приходит, когда хочет. Его самодисциплина оставляла желать лучшего. Я вставала с ребенком в шесть утра – разумеется, не по своей воле, у дочки был такой режим. Наташа спала прерывисто и беспокойно, поэтому по ночам я не могла нормально отдохнуть. Казалось, Кирилл выстроил весь свой распорядок дня так, чтобы нас с дочкой как можно меньше видеть.

Как-то раз, сидя на кухне, мы пили чай, рядом на полу играла Наташа, она лепетала тихим детским голосом:

– Па-па, па-па… Кась-ка ля-ля.

– Покорми куклу, видишь, дочка просит, – вмешалась я.

Кирилл нехотя протянул ребенку пластмассовую тарелку и уставился в телевизор. Показывали зарубежные клипы по MTV, Бритни Спирс в пилотке изображала роль стюардессы. Хотелось плакать. Вдруг на меня что-то нашло, и я решила поделиться своими переживаниями, как оказалось, зря:

– Ты не представляешь, как я по тебе скучаю. Мне так не хватает тебя, наших разговоров. Как в старые добрые времена…

– Ты же видишь, я все время работаю, – как-то безразлично ответил Кирилл, как будто здесь сидит его клон, а он настоящий находится где-то на другой планете.

Я всегда считала, что самораскрытие – это шаг навстречу, и надеялась, что Кирилл тоже поговорит со мной и оттает. Однако спустя время до меня дошло, что многие люди воспринимают это как манипуляцию, и чем искреннее и чем уязвимее ты перед ними, тем холоднее они ведут себя в ответ.

– Но наших разговоров больше нет. Я так любила с тобой говорить обо всем…

– Мне некогда этим заниматься. Не ной.

От этого «не ной» становилось только хуже.

Все то долгое время, пока находилась в декрете, я чувствовала себя отрезанной от мира и бесконечно одинокой. Меня спасало лишь общение с дочкой. Я пела ей колыбельные, читала сказки, и пусть она еще слишком мала, чтобы понять их смысл, мое сердце подсказывало, что Наташа все чувствует. Когда я прикасалась к ее нежным щечкам, когда смотрела в ее огромные красивые глаза, обрамленные длинными ресницами, мне даже с трудом верилось, что это чудо – мой ребенок, настолько она была прекрасна и восхитительна. Крошечные розовые ручки крепко сжимали мой указательный палец, а я в этот момент ощущала себя самой счастливой мамой на свете. Светлые пушистые волосы Наташи пахли молоком. Я брала ее на руки и подолгу, часами, бродила по квартире туда-сюда, целуя в макушку: так она лучше засыпала.

Может, я бы как-то легче переносила отсутствие Кирилла, если бы у нас от его бесконечной работы появлялись хоть какие-то деньги. Но мы с трудом сводили концы с концами. Нам хватало на оплату съемной квартиры и на продукты – по минимуму, зато все, что можно было оплатить потом, мы не оплачивали. За полгода скопилась куча квитанций, и если за неуплату аренды нас могли выставить из дома, то за долги по счетчикам – нет. От этого я постоянно пребывала в состоянии паники и ужаса, однако Кирилл сохранял невозмутимость и обещал все наладить.

Когда Наташе исполнился год и два месяца, Кирилл ни с того ни с сего стал вести себя спокойно, прекратились всяческие придирки, которые настолько прочно вошли в обиход, что практически казались нормой. Критика в мой адрес тоже полностью исчезла, и я не понимала, что происходит. «Может, у нас начинается белая полоса?» – спрашивала я себя, глядя по ночам на спящего Кирилла, рассматривая в свете торшера его профиль. Но внутренний голос молчал. Интуиция перестала отвечать мне: скажем так, я ничего не чувствовала сердцем.

Утром Кирилл просыпался и шел завтракать, я наливала чай, ставила перед ним тарелку с едой и садилась рядом. Глядя в его холодные пустые глаза, я понимала, что эта душа сейчас от меня очень далеко. Не стоит ждать от него прежней теплоты, нет повода себя обнадеживать. И нет смысла утешать себя пустыми и беспочвенными мечтами о счастливом будущем.

Однако я не могла понять причин происходящего. Теперь Кирилл приходил все позже и позже, он объяснял свои задержки новыми обязанностями на работе, потом спал по полдня и снова уходил до глубокой ночи. Мы практически не пересекались в своих биоритмах. «Пляски с бубном» до рассвета привели к тому, что днем я чувствовала себя как зомби. Кирилл продолжал жить так, как ему удобно, оставаясь равнодушным к моим просьбам быть со мной поласковее.

Отношение Кирилла к Наташе тоже оставляло желать лучшего – я не видела в нем проявления трепетной любви к ребенку, но сначала объясняла это тем, что дочка еще маленькая, и ему страшно взять ее на руки, чтобы не выронить. Потом я надеялась, что все немного наладится, когда Наташа подрастет: ему станет интересно с ней играть, гулять, учить ее строить пирамиды из кубиков или катать на качелях.

Но вместо этого он собрал вещи и ушел. Мы не были расписаны, а в графе «отец» в свидетельстве о рождении значилось имя родного человека, самого близкого на свете, ставшего в один миг чужим.