Czytaj książkę: «Нить Велегряда»

Глава 1. Деревня Велегряд

За толстой тканью, на которой резвились стройные длинноногие лани, скрывалась тайная комната. Она была очень маленькой: от силы метра два в ширину, да три в длину, и строилась явно не для проживания в ней. Оно и понятно. Назначение ее было другим.

В этой тайной комнате, прямо по центру, стоял деревянный станок, ткущий судьбу этой деревни.

И от него, во все стороны, уходили золотые нити. Прорываясь сквозь толстые бревна, из которых состояли стены, нити становились невидимыми и расходились в разные стороны.

А куда они устремлялись дальше, к постройкам ли, к людям ли, один Велес ведает.

* * *

Если вы откроете электронные карты, то даже при сильном приближении и огромном желании не сможете найти на них эту деревню: настолько она маленькая и неприметная. Мир там, казалось, даже сейчас замер на отметке «лет шестьдесят назад», если не брать в расчет богов, в которых они верили, и с тех самых пор отчаянно отвергал все технологии, которые, порой, каким-то чудом до них доходили.

Но речь сейчас пойдет не об этом времени, а о периоде чуть более раннем. В те времена в почете были старославянские имена, массивные деревянные дома, а предпочтения отдавали лошадям, вместо странных устройств с непонятными колесами и двумя круглыми глазами, светящимися желтым.

Деревня эта носила название «Велесова Гряда», но редко кто произносил именно так, обычно все сокращали до Велегряда. Жители были под стать деревушке – со старинными профессиями, порой, странными именами, и открытыми душами. Все друг друга знали и всегда готовы были прийти на помощь.

Управлял деревней староста с истинно старославянским именем Боримир: высокий, коренастый, бывший кузнец, с густой и аккуратной седой бородой. Он казался всем оплотом мудрости и кладезем знаний – к нему в любое время можно было прийти за советом, Боримир всегда был готов поговорить и помочь, а его домашняя библиотека была едва ли не больше деревенской.

Одна лишь Мира его опасалась: ей всегда казалось, что у старосты есть какая-то мрачная тайна. И их деревня, словно застрявшая где-то в прошлом, с каждым годом становилась ей тесной, будто старое платье, которое перестало налезать с приходом нового сезона…

Но как найти в себе силы просто взять и поменять всю свою жизнь, когда Велегряд вместил в себя все, что только знала девушка: ее семью, ее прошлое и настоящее, всю Мирину жизнь, какой бы она не была.

* * *

Мира вышла из леса и направилась в сторону своего дома. Она была бы и рада провести большее время среди вековых сосен и елей, но погода стала портиться, а оказаться в лесу в грозу не входило в планы девушки. Месяц назад ей исполнилось шестнадцать – самый идеальный возраст для поиска спутника жизни, как считала ее бабушка.

К счастью, к Анне хоть и прислушивались, но исполнять все ее пожелания не спешили. Дана, мама Миры, считала, что старые правила и традиции уже изжили себя, и от раннего брака толку не будет.

Так что Мира внутренне ликовала – не придется, в угоду бабушке, связывать свою жизнь с нелюбимым человеком. Впрочем, и свататься к ней никто не спешил.

Что девушке, мечтавшей покинуть эту деревню, было только на руку.

* * *

В большом доме, украшенном потемневшей от времени резьбой, шел спор. Спорили двое: мужчина с седой бородой и сухонькая старушка с горящими глазами и толстой косой, уложенной на голове венком.

Это были Боримир – староста деревни Велегряд, и Анна – бабушка Миры.

– Пока мы сохраняем нашу историю – мы существуем, – Боримир поджал губы и покачал головой. – Ты же знаешь, что с нами будет, если вся молодежь покинет деревню.

Анна сурово кивнула, морщинка между бровей стала еще глубже.

– Знаю. Но ты же сам понимаешь, что юным тут оставаться не хочется. Они рвутся в иную жизнь, а мы… мы ведь не можем их за это упрекать.

– Они должны знать ценность этого места, знать нашу историю, – упрямо продолжил мужчина, – а ты препятствуешь. Как мы убедим их остаться здесь, если они даже понятия не имеют – насколько это ценно!

– Оставаться нужно не из чувства вины или долга. – Упрямо ответила старушка. – А потому что так велит сердце. Разве ты сам, ответь мне, не кривя душой, не хотел когда-то умчаться к другой жизни? К той, в которой не придется отвечать за существование целой деревни? Разве не хотелось тебе жить легче и проще?

– В этом нет ничего хорошего. Я понял, что значит для меня моя родина, осознал всю важность. Но я знал. А они – нет.

– Еще не время, – покачала головой Анна, – дети все еще остаются детьми, хоть им, почти всем, и исполнилось по шестнадцать. Это все еще маленькие ребятишки.

– Перестань так к ним относиться, или же ты сама, своими руками, нас всех и погубишь, – предостерегающе сказал Боримир. – Я не препятствую тебе только из уважения к твоему покойному супругу, и к тому, что ты всегда делала для Велегряда, но, поверь мне, Анна, если будет нужно, я перестану к тебе прислушиваться.

Старушка сухо кивнула и ничего не ответила.

У нее была своя правда, и слова Боримира ее не убедили.

И не испугали.

* * *

Оставив ведро с ягодами черники, вперемешку с брусникой, на столике в сенях, Мира прошла в зал. Их дом был одним из самых зажиточных и богатых в деревне, поскольку дедушка Миры, когда-то давно, занимал должность старосты. Он умер, когда Мире было восемь, но она прекрасно помнила его мозолистые руки и добрые глаза. Он никогда не чурался работы и сам помогал в строительстве и ремонте другим жителям Велегряда. Неудивительно, что его все любили, и на похороны, выпавшие на дождливый ноябрьский день, пришла вся деревня.

– Мира? – высокая женщина с ярко выраженными морщинками у глаз, отложила полотенце в сторону и подошла к ней. – Ты так быстро вернулась.

– Кажется, гроза будет, – ответила девушка. – Ты в окно не смотрела?

Дана отрицательно покачала головой. Черные волосы, заплетенные в косу, чтобы не мешать, качнулись.

– Нет, готовила ужин. А что, сильно погода испортилась?

– Сильно. Ливанет точно, – кивнула Мира. – А где бабушка?

Мать неопределенно махнула рукой.

– Пошла о чем-то с Боримиром поговорить. У них какие-то свои дела.

– Интересно, что же это за дела такие…

Дана пожала плечами.

– Староста часто советуется о чем-то своем с бабушкой, она ведь была очень сильно вовлечена в дела Велегряда. Твой дедушка не боялся спрашивать совета у женщины, и не стеснялся признавать ее правоту. – Глаза Даны, и так темно-карего цвета, еще больше потемнели. Она всегда начинала грустить, когда вспоминала отца.

Мира покивала.

– А, кстати, – будто только что вспомнила Дана, – как тебе Петр?

Девушка замерла, даже забыв, что она хотела сделать (а хотела она пойти и переодеться в более легкое платье).

– В каком смысле? – подозрительно спросила она.

– Как юноша, – не моргнув глазом, ответила Дана, – он тебе нравится? Вызывает симпатию? Какие-то положительные чувства?

Мира вспомнила Петра – робкого, почти забитого, молодого парня, который обычно всегда прибивался к разным компаниям. Он чаще всего молчал, но был весьма начитан. Правда, как будущий зять, для Даны, явно не мог бы быть на первом месте, как раз из-за своей нелюдимости, а вот для Анны…

Мира нахмурилась.

– К чему ты клонишь? Бабушка опять решила взяться за свое?

Дана отмахнулась.

– Перестань ворчать на бабулю. Это ведь я спросила.

– Но я прекрасно знаю – с чьей подачи. Он что… – голос Миры дрогнул, – хочет прийти свататься?

– А почему бы и нет? Хороший молодой человек! Воспитанный в старых…

Мира перестала слушать. Она и так знала, что скажет мать. Воспитанный в старых традициях – для Велегряда это было почти идеальным показателем. Или же – для ее бабушки Анны. Отчего-то, той было очень важно, чтобы люди, а особенно – молодые, уважали их деревню и хотели делать все для ее блага.

Но вот Мира выросла другой. Ей было тесно в этом месте, в их старом доме. Тесно среди таких же, как они сами, жителей деревни – добрых и хороших людей, которые просто жили. Им было плевать, что происходит за пределами их небольшого мирка, их не интересовало, чем и как живут другие. Был только Велегряд – место их силы и поклонения.

Но Мира была не такой. Она хотела свободы, хотела уехать, вслед за отцом, чье имя стало почти что проклятым в их семье, в город. Попытаться создать и построить там иную жизнь – без устаревших традиций и правил.

Только вот как сказать о таком тем, кто, казалось бы, жить не сможет без нее?..

* * *

Когда на деревню мягким покрывалом опустилась ночь, Анна села на своей постели, пошарила рукой на маленьком столике, сделанном из пня, в поисках свечи и спичек. Нашла, чиркнула одной, и подожгла тонкий фитилек свечки.

Небольшой огонек теплого цвета озарил морщинистое лицо старушки, а потом, будто насмехаясь над тьмой за окном, принялся отражаться в стекле, слегка подрагивая.

Анна поставила свечку на столик и принялась всматриваться в ночь, царствующую на улице. Там, за пределами ее дома, был большой мир, была ее родная деревня, в каждом доме которой вершилась своя судьба.

В голове старушки, как это обычно бывает с людьми ночами, крутились какие-то совершенно безрадостные мысли: сперва она думала о том, что у нее ничего не получится, и что в скором времени Велегряду придет конец, потом – о том, что она слишком сурова с теми, кого любит больше всего на свете, затем – о роли Миры во всем этом.

Анне всегда было тяжело показывать свои эмоции, и она многие годы, в молодости, пыталась себя перекроить. Не удалось, она все так же сторонилась обсуждений душевных терзаний и не могла открыто сказать близким о своих чувствах. Порой, ее это безумно угнетало, ей казалось, что дочь видит в ней тирана в юбке, а внучка ненавидит за правила, которые Анна устанавливала с самого детства, и за неумение приласкать.

Но прошло уже много лет, прошла уже вся жизнь, и менять, как Анна считала, что-то было уже поздно.

А ведь, на самом деле, никогда не поздно сказать близким о том, что они дороги и любимы.

Никогда не поздно. У проявлений любви нет срока годности.

Глава 2. Лан – сын плотника

Он видел как она выходит из леса, помахивая полным ведром.

Нет, этот молодой человек не следил за девушкой, но всегда был рад, когда их пути, так или иначе, пересекались. Поскольку он был подмастерьем плотника, а она – внучкой вдовы бывшего старосты, видеться им было особо негде. Но Лан всегда надеялся на случайную встречу, на миг, на взгляд.

Среди всех молодых девушек, а их было немало, его заинтересовала именно она.

Тихомира.

Девушка, которая ненавидела всей душой свое полное имя, и всегда просила называть ее коротко – Мира. Лан помнил, что в детстве она даже дралась с мальчишками, которые пытались обращаться к ней «Тихомира», игнорируя ее просьбы.

В ней, в этой хрупкой девушке с каштановыми волосами и серо-зелеными глазами, он видел и находил силу, которой сам не обладал.

Но кто он такой, чтобы хотя бы просто представить, помыслить, о том, чтобы прийти к ней свататься? Безымянный сын плотника Богдана, прекрасно знающий, что был когда-то усыновлен. Родные родители от него отказались, бросили, обрекая на голодную смерть среди холодов февральской зимы… Лан был никем. Его прошлое – темное пятно.

А бабушка Миры – мудрая и суровая Анна, вдова старосты, никогда не одобрила бы такой брак.

Так что все, что ему оставалось, – это пустые взгляды да вздохи.

* * *

– Я отправил тебя час назад, – немного возмущенно сказал Богдан – отец Лана, когда молодой человек вошел в конюшню. – Что можно было так долго делать? Или ты замечтался и опять заблудился в трех соснах?

Лан покраснел.

– Извини, – он передал отцу холщовый мешок с покупками, за которыми тот его отправил в лавку краснодеревщика. – Тут все, что ты просил.

– Спасибо, – кивнул Богдан, забирая мешок. Развернув, он достал оттуда бутыльки с красителями и морилкой – для будущих стульев, которыми сейчас занимался. Внимательно все рассмотрев, и убедившись, что Лан купил то, что было нужно, он снова кивнул. – Молодец. В следующий раз постарайся не задерживаться.

– Извини, – снова повторил Лан.

Мужчина вздохнул, а потом сел на недоделанную скамейку. Каждое его изделие было воплощением вкуса и утонченности, и посему было удивительным, что доступные цены на услуги Богдана позволяли почти всем жителям иметь дома такую красоту.

– Кажется, нам с тобой пора поговорить, – протянул мужчина, смотря на сына.

«В какой момент он так сильно вырос? – удивленно подумал Богдан, рассматривая высокую фигуру Лана, мускулистые руки, кучерявые волосы с отросшей челкой, которая все время лезла в глаза и вынуждала сдувать себя. – В какой же момент ты перестал быть мальчиком и превратился в мужчину? Как же я это упустил?»

– Я слушаю, отец, – послушно ответил Лан и приготовился внимать словам Богдана.

– Думаешь, я не знаю, что с тобой происходит? – наугад спросил мужчина. Разумеется, он не знал в чем дело, но рассчитывал получить от сына подсказку.

Тот, как и предполагалось, смутился.

– Все так очевидно?

– Я же твой отец. И ты можешь мне рассказать.

Лан переступил с ноги на ногу и смущенно уставился в земляной пол конюшни.

– Я… влюбился.

«Боги, – промелькнуло в голове у Богдана, – а я ведь мог и догадаться. Парню ведь уже семнадцать… самое время».

Мужчина кивнул.

– Расскажешь… кто она?

«Ох, хоть бы Рада или Лина».

Лан еще больше смутился. И ответил то, чего Богдан услышать никак не ожидал.

– Это… Мира.

Мужчина пару раз моргнул.

– Мира? Внучка… Анны?

Парень кивнул, не поднимая на отца карих глаз. Тот растерянно потер переносицу и покачал головой.

– Сынок… она же… – и замолчал. Как сказать? Как сказать сыну правду так, чтобы не ранить его? Чтобы не растоптать доверие к себе, не уничтожить на корню первую влюбленность и будущую возможность любить?

– Что? – Лан поднял глаза. – Не пара мне? Я это и так знаю, отец.

«Если бы дело было только в этом», – подумал Богдан. В его голове роем закрутились мысли: надо сказать, что Мира – внучка покойного старосты и хранительницы, что ее властная бабка никогда не позволит своей кровиночке связать жизнь с безродным парнем… Вопрос крови у этой семьи стоял на первом месте, и было ясно почему – им нужен был сильный род, чтобы хранить Велегряд… Чтобы защищать его и удерживать в этом мире…

Но Богдан сомневался, что Анна когда-нибудь захочет посвящать в тайны Велегряда такого, как Лан. Для нее он был недостойным знаний, обыкновенным человеком, который всю жизнь должен быть в тени. И как же мужчина не хотел, чтобы его сын всегда оставался слеп!..

– Лан. – Осторожно начал Богдан, глядя сыну в глаза. – Мира – прекрасная девушка, я уверен, что она станет замечательной женой и матерью. Но ее род, ее семья… Они… не такие как мы, понимаешь?

Лан хмыкнул и кивнул.

– Да. Ты просто другими словами пытаешься сказать, что мы с ней не пара.

Богдан вздохнул.

– Если от горькой правды тебе станет легче, то да. И дело не в том, что я так считаю, а в том, что…

Парень его перебил. Грубо и непочтительно, но Богдан не стал заострять на этом внимание.

– Что так считает и будет считать Анна.

– Мне жаль. Подумай на счет Рады. Мне кажется, что ты ей по нраву.

«Только вот она мне – нет, – с горечью подумал Лан, – и Рада никогда не займет в моем сердце столько места, сколько заняла Мира».

Но говорить это отцу он не стал. Не было смысла. Поэтому Лан промолчал и отвел взгляд, надеясь, что Богдан больше ничего на эту тему не скажет.

И мужчина понял желание сына. Кашлянул, встал со скамьи, и провел рукой по волосам, взъерошив их. Так что он заговорил о том, о чем знал лучше – о делах. И Лан внутренне облегченно выдохнул, порадовавшись, что отец не стал развивать тему.

– К зиме нужно сделать сани, которые сможет потянуть Сивый, – принялся перечислять дела Богдан, – вряд ли семья Рады сможет позволить себе другого коня. А сани, которые их лошадь сможет вытянуть по снегу, – вполне.

Лан покивал.

Его отец говорил о семье местной портнихи Марьи. Глава семейства умер пару лет назад, оставив после себя долги, дочь и хилого коня Сивого. И эту девушку Богдан готов был посватать ему… Нет, она была красивой и хорошей, но… По меркам деревни – она была никем.

Впрочем, как и он.

Глава 3. К чему все эти разговоры

Утро выдалось солнечным, и Анна, вставшая с постели около семи утра (что для нее было очень поздно), подумала, что это – знак свыше.

Это было утро дня, когда она хотела серьезно поговорить с Тихомирой. Может быть, тому поспособствовали слова Боримира, а может – страх, что он начнет действовать самостоятельно, невзирая на трепетное уважение к ней. В любом случае, Анна чувствовала, что пора посвятить внучку в суть дела. Открыть завесу тайны и рассказать причины, по которым ей нельзя покидать Велегряд.

Старушка взяла лежащее на стуле платье, надела его и замерла в растерянности. Она пару раз моргнула, думая о том, что забыла, что дальше нужно делать. Подошла к висевшему на стене зеркалу и некоторое время смотрелась в него: оттуда на нее взирала старая женщина с морщинами и седыми волосами.

– И это я, – с грустью протянула Анна, качая головой, – когда же я успела так сильно постареть?

Отражение ничего ей не ответило.

* * *

Дана и Мира уже сидели за обеденным столом: первая чистила яблоки, чтобы испечь пирог, а вторая завтракала.

– Доброе утро, – произнесла Анна, отодвигая соседний стул и тяжело опускаясь на него.

– Доброе утро, мама, – Дана тут же отложила свое занятие и встала со своего места, – сейчас подам тебе завтрак. Я сварила овсяную кашу.

Анна отмахнулась.

– Лучше сделай мне чай. Я не голодна.

– Да, конечно, – женщина засуетилась около вскипяченного десять минут назад чайника, собираясь снова поставить его на печь.

– Мира, – старушка перевела взгляд на внучку, – я бы хотела с тобой поговорить, когда ты закончишь завтрак.

– Ты можешь говорить уже сейчас, – пробормотала девушка, с трудом выговаривая слова из-за хлеба, который жевала. Анна поморщилась.

– Сперва прожуй – а потом говори. Где твои манеры?

– Извини, бабушка.

Анна вздохнула.

– Дана, что там с чаем?

– Минутку, мама. Скоро закипит.

На некоторое время в кухне воцарилась тишина: лишь слегка посвистывал чайник на печке. Анна смотрела в окно, наполовину задернутое тонким тюлем, и не замечала, что Дана, следящая за чайником, косится на нее.

«Не трудно догадаться, что за тема разговора у мамы, – подумала Дана, снимая чайник с печки, чтобы налить матери чаю, – только вот неужели время пришло?»

Мира быстро покончила с завтраком, и смирно сидела на своем месте, ждала, когда бабушка выпьет свой утренний чай и начнет разговор. Она предполагала, что Анна хочет поговорить на счет Петра – видимо, именно он, по ее мнению, был идеальной кандидатурой в мужья.

Только вот девушка совершенно не хотела замуж за того, кто ее вообще не интересовал. У Миры были большие планы – она собиралась набраться смелости и попросить родных отпустить ее в город. В мир, где все казалось интересным, не таким пресным как здесь – в ее родной деревне. Где-то там, среди театров и красивых библиотек с книгами, ходит ее отец. Мира намеревалась найти его, узнать причины… причины его ухода из семьи.

Наверное, они должны быть очень весомыми, раз мужчина, в один, совершенно не прекрасный день, собрал вещи и покинул их. Оставил жену, дочь и ушел. И даже не написал за это время ни одного письма…

* * *

Когда Анна допила свой чай, она отставила кружку в сторону, и пристально посмотрела на внучку.

– Да, бабушка? – покорно спросила Мира. – Я готова с тобой поговорить.

«Готова ли?», – шепнуло что-то внутри. Вероятно, это страх подавал свой голос.

Пожилая женщина степенно кивнула.

– Что ты думаешь делать дальше, Мира? – спросила Анна, прищурившись, глядя на девушку. – Кем видишь себя в жизни, чем хотела бы заниматься? Тебе уже шестнадцать, пора бы подумать о пути, который планируешь пройти в будущем.

Девушка удивленно моргнула.

– Почему ты решила поговорить об этом сегодня? – подозрительно спросила она, предполагая, что такие разговоры могут быть как-то связаны с тем, что Анна накануне весь вечер провела у старосты деревни.

– Потому что осень не за горами, а там и зима, – ответила старушка. – Зимой всегда сложнее.

– Сложнее – что?

– Все. Все, Мира, все. Так что же?

– Я хотела бы поехать учиться в город, – осторожно сказала девушка, зная, что такие речи ее бабушке не понравятся. – Хочу посмотреть, что там да как. Узнать новых людей, познакомиться с кем-то. Увидеть мир за пределами Велегряда.

Анна поджала губы.

– Но ты же знаешь, что это невозможно. И всегда так было. Никто не может покинуть Велегряд. Особенно те, кто из такой семьи как наша.

– А что не так с нашей семьей? – нахмурилась Мира. – Обыкновенная, как и у всех. И жизнь тут скучная, у всех одинаковая. Я так жить не хочу.

– Покинуть деревню ты не сможешь.

– Папа ведь уехал, он…

Анна резко перебила внучку.

– Не смей в этом доме упоминать этого предателя!

Мира растерянно замерла.

– Но бабушка, он ведь…

– Я сказала: не смей! – Анна вскочила со стула, а потом поморщилось – старое тело не любило таких резких движений. – Твой род берет свое начало от самого Велеса, в честь которого названа наша деревня! Твой дед был великим человеком, а его отец – настоящим героем, отдавшим жизнь за свой народ. Ты не можешь предать их память, и отправиться куда-то… в город.

– Бабушка, – Мира постаралась, чтобы ее голос звучал дружелюбно и мягко, но при этом – довольно уверенно. – Все это было давно. А я не родилась мальчиком, я не стану старостой деревни, потому что это не по правилам. Только мужчины могут встать во главе Велегряда…

– Именно поэтому тебе следует найти достойного мужа, чтобы родить наследника. Родить сына, который заберет бразды правления у того, кто будет управлять нашей деревней, когда твой ребенок достигнет необходимого возраста.

Мира скривилась.

– Я… – набрала в легкие побольше воздуха и резко выпалила, будто сама боялась передумать, – не хочу замуж.

Казалось, эти слова выбили Анну из колеи.

– Что это значит?

– Нет, я не хочу сказать, что вообще замуж не хочу. Но я не хочу выходить за того, кто нравится тебе, а не мне.

– И кто же нравится тебе? – подчеркнуто спросила старушка. Она старалась быть терпеливой и понимающей, видят боги, очень старалась…

– Пока никто, – честно ответила Мира. – Если кто-то мне приглянется, я расскажу тебе, обещаю. Возможно, если это будет человек из города, я предварительно привезу его сюда, чтобы ты…

– Нет! – рявкнула Анна так резко и громко, что Дана, стоящая около печки и моющая посуду в тазу, вздрогнула. Мира замерла. – Разве я что-то непонятно тебе объяснила? Ты не можешь и никогда не сможешь покинуть Велегряд.

Девушка поморщилась.

– Я уже взрослая, бабушка. Достаточно взрослая, чтобы…

Анна не дала ей договорить.

– Я сказала «нет» и точка. Тут нечего обсуждать.

– Мама, ты… – подала голос Дана, откладывая в сторону полотенце, которым вытирала помытую посуду.

– Не лезь, – коротко рубанула старушка. Дана сразу сжалась от ее голоса и покорно опустила голову. – Я думала, что ты подросла и стала более понимающей, – обратилась она снова к внучке, – но я ошибалась. Раз так, то с этой зимы ты не начнешь учебу там, где хотела бы.

Мире показалось, что она задыхается. Все девушки и юноши, достигшие шестнадцати лет, начинали учиться у мастеров с будущей зимы! А бабушка теперь хотела лишить ее и этой возможности!.. Несправедливо!

Девушка вскочила со своего места. Стул противно скрипнул.

Она посмотрела на Анну, желая сказать ей какую-нибудь гадость, но горло сжалось и в нем будто застрял противный комок. Почувствовав, что вот-вот расплачется, Мира резко развернулась и выбежала из комнаты.

* * *

Когда дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной, Дана укоризненно посмотрела на мать.

– Что? – прищурившись, спросила старуха. – Считаешь, я была слишком резка с ней?

– Немного, мама…

– Ты знаешь причины. А девчонка слишком строптива, слишком неспокойна!.. Что нам с ней делать, с такой?

– Нужно было рассказать ей правду, а не давить…

– Много ты знаешь, – отмахнулась Анна. – Будь твоя воля, отпустила бы ее на все четыре стороны, в этот… город.

– Да. Потому что я думаю о ее благополучии и счастье, а не о… – Дана замолчала.

Анна хмыкнула.

– Продолжай.

– А не о долге.

– Ну что же. Кто-то из этой семьи должен об этом думать, не так ли?

Молодая женщина ничего не ответила. Как бы ей не хотелось все это признавать: ее мать была права. У их семьи были свои определенные обязанности, от правильного исполнения которых зависела судьба всего Велегряда.