Czytaj książkę: «Золушка»

Сказка ложь, да в ней намёк: поводом к написанию книги послужил реальный случай, но, несмотря на это, всё происходящее в ней – вымысел, а совпадения случайны. Образ полицейского Александра Алексеевича Кириллова основан на книге реального оперуполномоченного Кириллова А. А. «Пятое октября».

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 1

Екатерина Андреевна быстро накинула шерстяной платок и вышла во двор. В деревне стояла глубокая ночь. В открытой калитке виднелся маленький силуэт ребёнка. Девочка стояла и плакала навзрыд: «Мама! Мама! Ты где?!»

– Милая, что случилось? – нежно сказала хозяйка дома.

– Мама сказала подождать её на остановке и пропала. Где моя мама?

Екатерина Андреевна округлила глаза.

– И ты пришла через всё поле сюда?

– Да. Я замёрзла, бабушка.

Екатерина Андреевна обомлела. Малышке на вид было всего лет пять. Что за чудовище способно бросить ребёнка на верную смерть зимой? Может, с женщиной что-то случилось?

– Коля! Коля! – крикнула хозяйка мужу.

Николай Степанович, как и всё в это время в Снеговии, вовсю готовился к Новому году и с аппетитом поедал мандарины, уставившись в голубой экран телевизора. Он только недавно удобно устроился в кресле, закинув ноги на невысокий стульчик, и совсем не горел желанием выходить на мороз. Крик жены его только выбесил.

– Чё она орёт с улицы?! Я не слышу нифига, – забубнил он под нос, вставая с насиженного места.

Поднявшись, он потёр поясницу и сунул по очереди ноги в тапки из овечьей шерсти. Дед медленно зашаркал по полу в сторону двери, как та вдруг с силой распахнулась. На пороге появились заплаканный ребёнок и Екатерина Андреевна с не менее расстроенным лицом.

– Кажется, она потерялась, Коля. Надо вызывать полицию.

***

Телефонный звонок разорвал тишину спальни. Капитан Александр Алексеевич Кириллов готовился ко сну. Это был мужчина лет сорока пяти с усталым, но проницательным взглядом серо-голубых глаз.

– Товарищ капитан, – прозвучал в трубке виноватый голос, – понимаю, пара дней до Нового года. Ночь. Но там у границы, в деревне Бережки, пенсионерам на порог пришла девочка. И никто в районе не сообщал о пропаже ребёнка. Похоже, что-то случилось. Приедете?

Алексеич сделал глубокий вдох, уже привычно подавляя всплеск раздражения. Ехать из Ангелово до Бережков примерно час. К тому же пропавшие дети – это всегда головная боль, длинная цепь утомительных проверок, бессонных ночей и неопределённого исхода. Но отказывать он не мог. Это был его долг.

– Адрес. Все детали, – коротко бросил капитан, записывая информацию в блокнот, всегда лежащий рядом с телефоном.

Он отложил трубку, чувствуя, как в голове уже строятся первые версии событий. Возможно, мать похитили? Или просто девочка ушла погулять и заблудилась? Нужно быть готовым ко всему.

Полицейский встал. Нащупал в полутьме стул, взял с него брюки, вышел в коридор и включил свет, чтобы одеться. Он надеялся не разбудить Иру. Жена, конечно же, была не в восторге от ночных вызовов.

– Опять? – послышался за спиной голос жены.

Кириллов обернулся и тихо сказал:

– Ты меня напугала.

– Опять уезжаешь, – сказала Ира.

Голос её был полон усталости и скрытой горькой иронии. Она уже привыкла к этим неожиданным сборам, хотя лицо её всё равно выражало некое разочарование. Волнение за мужа оставило след не только на их семейной жизни.

– Ребёнок потерялся в деревне у границы, – спокойно ответил Кириллов, надевая куртку. Он не хотел разводить дополнительные разговоры. Время шло на счёт.

– Сколько ещё мы будем так жить? – спросила Ирина, её голос с каждым словом становился всё более резким.

– Не знаю. Видимо, пока нужна людям помощь, будем так жить.

Конечно же, он понимал её чувства, но сейчас у него не было времени на длительные объяснения.

Алексеич поцеловал жену и вышел из квартиры. Он ещё не знал, что задержится на работе значительно дольше, чем планировал.

***

– Как хорошо, что вы так быстро приехали, – сказал Николай Степанович, протягивая руку капитану. – Она там, в доме. Мы напоили малышку чаем.

– Что-то рассказала про себя?

– Даже имени своего не назвала, – ответил дед.

Дверь скрипнула, впуская капитана Кириллова в тесноту маленького деревянного дома. Запах прелых досок и старой мебели смешивался с приторно-сладким ароматом стряпни. Зимой в этом доме он казался особенно тяжёлым в застоявшемся воздухе. Пол скрипел под тяжёлыми ботинками. Комната была слабо освещена лампой, а по стенам плясали длинные тени. Холод пробирал до костей, несмотря на растопленную печь.

Девочка сидела за низким, почти детским, столом с облупившейся краской. Она пила чай из треснутой кружки спокойно, сосредоточенно и только изредка кусала нижнюю губу. Её пальцы, тонкие и бледные, сжимали чашку с необычайной силой. Увидев полицейского, она не испугалась. Наоборот, её лицо озарила широкая искренняя улыбка.

– Дядя полицейский! Ура! Вы нашли маму? – воскликнула она, её глаза заблестели. Голос был удивительно спокойный, без намёка на испуг или слёзы. Не совсем детский, слишком взрослый для её лет, немного скупой на эмоции.

Кириллов невольно улыбнулся в ответ. Эта уверенность в том, что полиция нашла её мать, заставила насторожиться.

– Пока нет, – ответил он мягко, садясь напротив. – Но мы её уже ищем. Расскажешь, что случилось?

Он внимательно рассматривал девочку. В немного помятом, но явно дорогом костюме. Необычайно спокойная. С большими выразительными глазами цвета моря, в которых скрывалась удивительная для её возраста глубина.

– Как тебя зовут? – спросил Кириллов.

– Не знаю.

– Ну как это? У всех есть имя. Как тебя мама называет?

– Сёстры и мама зовут меня Золушка.

– Как в сказке?

– Какой сказке? – с недоумением спросила девочка.

Капитан удивлённо посмотрел на пенсионеров, которые всё это время сидели рядом и внимательно следили за происходящим.

– А вы что скажете? – обратился капитан Кириллов к хозяевам дома.

Свет падал на их лица, выделяя глубокие морщины и следы прожитых лет. В тишине дома слышно было, как тикают старые часы, отсчитывая медленное течение времени.

Екатерина Андреевна и Николай Степанович заговорили одновременно, перебивая друг друга, их голоса переплетались, как сухие ветки в зимнем лесу. Кириллов терпеливо ждал, пока они закончат свой рассказ, стараясь уловить каждую деталь.

– Видимо, она прошла через поле с остановки. Наш дом крайний. Увидела свет, – наконец заключила бабушка. Она погладила девочку по голове, её жест был нежным и заботливым.

– Это так? – обратился Кириллов к Золушке.

Он пытался найти в её глазах хотя бы какую-то эмоцию, но там была только безмятежность.

– Да, мама сказала мне выйти из машины и подождать её там. Но прошло время, и я испугалась. Пошла за помощью, – ответила девочка ровным голосом без следов паники или страха.

– Что ты помнишь последнее? Мама не сказала, куда едет? – спросил Кириллов.

– Нет. Мы проехали границу. Она сказала выйти. Я вышла. Я послушная, – ответила девочка, её губы сжались в тоненькую линию.

– Вы приехали на машине?

– Да.

– Знаешь марку и цвет?

– Sani. Синяя.

Кириллов молчал некоторое время, переваривая услышанное.

– Ты не напугана?

– Чем?

– Тем, что мама ушла. Такое раньше бывало?

– Да, мама часто уходила, но всегда возвращалась.

Кириллов, стараясь не показывать удивление, взял телефон и набрал в участок. Он чувствовал, что это дело будет ещё сложнее, чем он предполагал.

– Поднимай видеонаблюдение на границе. Посмотрите, кто проходил за последние пять часов. Нас интересует женщина с детьми на синих «санях».

Затем капитан глотнул чай. Боль от кипятка, которая разлилась по горлу, немного взбодрила.

– Что ещё ты помнишь, Золушка? Расскажи о своей семье.

– Что именно? Мама ходит на работу. Всё хорошо.

– Не обижают тебя?

– Нет.

– А папа где?

– Он уехал.

– Куда?

– Не знаю. Я его никогда не видела.

– А сёстры?

– Ходят в школу.

– Как зовут сестёр?

– Катя и Маша.

– Во что были одеты все?

– Мама – в чёрное пальто. У сестёр по красной куртке, под ними платья.

– Ты не знаешь, куда они могли поехать?

– Нет.

– А зачем вы переехали границу?

– Мама сказала, что едем домой.

– То есть ты не знаешь, где дом?

– Я думала, в Степи.

– Даже так. То есть вы жили не в Снеговии?

– А где это?

«Это всё очень странно», – подумал Кириллов.

В этот момент раздался звонок:

– Товарищ капитан, повезло. Очереди в пункте пропуска сегодня не было. Под описание подходит только одна машина. Дали ориентировку. Нашли на стоянке в мотеле. Едем задерживать.

– Отлично. Тогда привозите её в участок. Мы тоже туда.

Кириллов положил трубку.

– Ну что, собирайся. Нашли твою маму.

– Ура! – Девочка весело соскочила со стула и побежала к дверям обуваться.

– Можно мы тоже с вами? – спросила Екатерина Андреевна.

– В этом нет необходимости. Лучше будьте дома. Вдруг по следам девочки ещё кто-то придёт.

Дед кивнул. Екатерина Андреевна вздохнула. Она была уверена, что теперь всё равно не уснёт.

Кириллов с девочкой вышли в ночную зимнюю тьму. Холодный ветер ударил в лицо, принося с собой запах снега и мороза. Тёмные деревья стояли неподвижно, словно призраки. Перед капитаном скрывалась длинная дорога к правде. И Кириллов не знал, готов ли он к ней.

***

В участке стояла звенящая тишина, пока Елена Афанасьева не вошла в кабинет Кириллова. Её фигура казалась хрупкой и беззащитной на фоне серых стен. Она вела за руку двух перепуганных детей, их лица были бледными, губы сжаты от страха. Все взгляды в комнате стали прикованы к ним. Пропавшая девочка увидела Елену и, вскрикнув, бросилась к ней.

– Мама! – закричала она, обнимая женщину за ноги. – Мама, где ты была?

Елена вздрогнула. Её лицо побледнело, глаза наполнились слезами.

«Наконец-то всё закончилось, скоро можно идти домой», – подумал Кириллов.

Но внезапно Елена переменилась.

– Я не твоя мать, ребёнок, – сказала она холодным, отстранённым голосом. – Отойди от меня.

Кириллов от удивления уронил на пол свой блокнот.

Повисла пауза. Все были шокированы.

– В таком случае, Елена, вам придётся задержаться здесь до выяснения обстоятельств, – сказал капитан, медленно поднимаясь с кресла и нащупывая в кармане ключ от комнаты для допросов.

***

– Елена, может, сами всё расскажете? Кем вам приходится девочка? Она же вас явно узнала. Что произошло?

Елена сидела в камере для допроса и смотрела на свои сжатые кулаки. Отвечать на вопросы капитана она не собиралась.

– А как же её реакция, когда она вас увидела? Как же её слова? Её слёзы? – Кириллов пытался разбить её молчание.

– Где мои дети?

– В моём кабинете пьют чай. А сколько у вас детей?

Елена подняла взгляд на Кириллова. Это был взгляд человека в отчаянии.

– Двое, – сжимая губы, тихо проговорила Елена.

– А девочка? Нам искать её родителей?

– Откуда я знаю. Не верите мне – сделайте тест.

– Мы уже взяли у вас необходимые анализы. И судя по тому, что вы сами предлагаете это сделать, тест ничего не покажет. Мы оба знаем, что документов девочки в машине нет, в паспорте отметки нет. Как вы тогда прошли границу? Зачем вообще приехали? Почему она не знает своего имени? Почему считает себя Золушкой? Девочка рассказала нам, что жили вы в Степи, а значит, данных о её рождении мы тоже быстро не получим. Надеюсь только на вашу совесть. Всё же речь идёт про ребёнка. Вряд ли ей понравится встречать Новый год в интернате. Кем вам приходится девочка?

Елена отвела взгляд, чтобы скрыть слёзы. И снова замолчала.

Тем временем в соседнем кабинете Золушка пыталась добиться правды от сестёр. Старшая Катя, девочка лет десяти, сидела с гордо поднятой головой, стараясь выглядеть взрослой и невозмутимой. Средняя Маша была обеспокоена происходящим. Она постоянно одёргивала подол своего платья.

– Почему она говорит, что не знает меня? – спросила Золушка сестёр. Её голос дрожал.

Катя отвернулась к окну, сцепив руки за спиной. Маша же вздрогнула, её плечи поднялись вверх, как у испуганной птички. Она не смогла держаться долго, и слёзы потекли из её глаз.

– Нам мама запретила с тобой общаться, – наконец выпалила Маша.

– Дура, – шикнула на неё Катя и ткнула локтем в бок.

Золушка расплакалась. В этот момент в кабинет вернулся Александр Кириллов. Следом за ним зашла его коллега.

– Саш, ну бред какой-то, – сказала та на повышенных тонах.

Татьяна Ларина занималась экспертизой уже пятнадцать лет. Ошибки быть не могло.

– Что там, Тань?

– Тест показывает, что они не родственники.

– Действительно, бред. Девочка её явно узнала. Да и сёстры Золушку тоже. По детям не скроешь.

– И плачет эта барышня в камере не просто так.

– Чего ж она тогда всё отрицает?

– Может, с ума сошла?

– Ну, сошла не сошла, а нам её задерживать или отпускать.

– Ладно. Здесь я не советчик. – Татьяна положила заключение на стол капитана.

Алексеич посмотрел на заплаканных детей.

– Что ж делать? – спросил он себя.

В такие минуты единственный человек, которого он бы послушал, мирно спал.

Кириллов вышел в коридор и достал телефон.

Два гудка.

– Алло, – сонным голосом ответила жена.

– Ты что, не спишь?

– Нет. Ем салат, жду тебя. Нашли родителей?

Кириллов коротко описал картину.

– Как такое возможно?

– Вот именно, Ир. Как?

ГЛАВА 2

Екатерина Андреевна лежала в кровати рядом с мужем в хлопковой ночнушке в мелкие цветочки и заставляла себя спать. Она то вглядывалась в темноту, стараясь не думать о случившемся, то жмурилась, вспоминая, что ела на завтрак, обед и ужин, – в общем, старалась думать о чём угодно, лишь бы прогнать из головы два слова, которые, собственно, и не давали спать – «Какой ужас…» «Какой ужас», – думала Екатерина Андреевна и ёрзала в постели. Наконец пожилая женщина не выдержала и сказала вслух:

– Какой ужас, Коля…

– Что именно? – недовольно ответил Николай Степанович.

– В смысле что? Коля, ты как обычно. Девочка эта! Всё думаю, где её мать, почему она пришла именно к нам? Почему именно в нашей деревне высадило её это чудовище?

– Катя, давай спать. Капитан же сказал: нашли, разбираются.

– Господи! – вдруг заорала хозяйка. – Как я с тобой живу столько лет?! Вечно тебе нет дела.

– А тебе вечно есть дело до всего!

В итоге Екатерина Андреевна так накрутила Николая Степановича, что ему было проще встать, сменить пижаму на зимнюю куртку и ехать в метель на старой «девятке» в участок за десять километров, чем дальше слушать, какой всё-таки ужас произошёл.

«Лучше бы остались дома… – всю дорогу думал Николай Степанович. – Лучше бы остались дома…»

Мужчина даже не подозревал, что именно в этот раз дома оставаться и не стоило. И именно в этот раз Екатерина Андреевна оказалась права: девочка постучалась в их дом не просто так. И совсем скоро слово «ужас» приобретёт для этой семьи новые грани смыслов.

***

Сержант, мужчина, чьи морщины напоминали линии на географической карте, проводил пенсионеров к капитану. Их шаги были тяжёлыми и медленными. Шёпотом пенсионеры говорили о девочке, о Новом годе, о возможности дать малышке хоть на время кров и тепло. Их собственный дом давно стал похож на заброшенный сарай – тихий, пыльный, хранящий лишь воспоминания. Они ведь тоже были когда-то родителями. Но потеряли дочь. Вернее, думали, что потеряли.

В кабинете капитана обстановка была скромной: кушетка, пара стульев, стол, лампа, доска для записей, полка для папок с бумагами и окно. Старшие дети сидели на кушетке. Глаза у них были огромные, вопросительные. Золушка же сидела за столом. Она казалась вырезанной из дерева – спокойная и невозмутимая, словно старый дуб среди поля.

Сержант открыл дверь перед «гостями», но они не вошли. Пожилые люди застыли в дверном проёме как вкопанные, уставившись на детей.

– Проходите, – сказал сержант.

– …

– Про-хо-ди-те, – повторил он громче.

В этот момент из кабинета донёсся тонкий детский голос.

– Привет, бабуля, – сказала старшая девочка, Катя.

Глаза сержанта стали похожи на два страусиных яйца. Он потёр их кулаками и вопросительно уставился на пенсионеров.

Екатерина Андреевна побледнела. В её сердце был нанесён точный удар.

Девочка добавила:

– Дед, а ты почему молчишь? Привет, говорю.

Казалось бы, простые слова. Но часто именно в таких простых словах кроется правда, от которой пытаешься скрыться много лет.

– Какой ужас, Катя, – промямлил Николай Степанович и рухнул на один из стульев, удачно стоящих возле входа. Видимо, он был не первый посетитель, который терял чувства на пороге этого кабинета.

Часто человеческая судьба определяется случаем, но в этот раз всё решила маленькая девочка, которая постучалась в дом в канун Нового года. Чудо ли это было? Станет ясно совсем-совсем скоро.

***

Разговор с женой Алексеича прервал дежурный.

– Товарищ капитан. Там к вам пенсионеры пришли. Я проводил в кабинет. И вы будете удивлены.

– Так, Ир, целую. Надеюсь, скоро буду, – бросил Кириллов жене и повернулся к сержанту. – Чё там случилось?

– Кажется, старшие дети знают этих пенсионеров.

– Знают?

– Ну, дети назвали их бабушка и дедушка.

Кириллов не курил уже несколько месяцев, но тут его рука машинально потянулась в карман за пачкой.

– Что, чёрт возьми, здесь происходит?! – рявкнул капитан, врываясь в кабинет.

К этому моменту в его участке стало уже две рыдающие женщины: одна, запертая в камере для допроса, другая – Екатерина Андреевна – дрожащая, с платком, прижатым ко рту. Платок был единственной преградой для бури, которую эта несчастная женщина сдерживала много лет. Муж держал её за плечо, словно стараясь впитать в себя её боль.

– Могли бы и не выражаться: здесь дети сидят, – пробормотал Николай Степанович хриплым голосом.

– Могли бы сразу отвечать на вопрос, – прошипел Кириллов. Терпение у капитана, казалось, было на пределе.

Внезапно из этого потока слёз и криков вынырнула Катя.

– Это наши бабушка и дедушка. Мы не видели их много лет. Маша вообще была маленькая, когда мы уехали.

Екатерина Андреевна закивала, пытаясь что-то сказать, но наружу прорывались только всхлипы.

«Всё же хорошо, что не остались дома…» – пронеслось в голове у Николая Степановича.

– Где наша дочь? – спросил он вслух.

Кириллов громко выдохнул, словно выпустил из лёгких целый поток накопленного раздражения. Он сунул руки в карманы, словно ища там ответ на вопрос, который сам себе ещё не сформулировал.

– Пу-пу-пу-у, – пробормотал он. – Ладно. Сейчас приведу.

***

– Лена, – прошептала Екатерина Андреевна.

Её дочь стояла перед ними, измождённая, во взгляде её было нечто невыразимое – смесь отчаяния, стыда и безграничной любви.

– Привет, мама. Привет, папа.

Тут напряжённую тишину кабинета буквально разорвал хор глухих и пронзительных рыданий. Только Золушка и капитан Кириллов остались невозмутимыми: ребёнок не понимал, что происходит, капитан же ощущал себя героем сериала.

– Знаете, господа, до Нового года осталось сорок восемь часов. Я хочу домой, к детям и жене, встретить праздник. Мне не до ваших семейных секретов, не до разбирательств в ваших запутанных отношениях. Если ситуация не начнёт проясняться прямо сейчас, я вызываю следователей. Будет уголовное дело, а вы, Елена, поедете «отдыхать» в камеру. Даю вам последний шанс всё рассказать.

Здесь все строго посмотрели на Алексеича. При этом в каждом взгляде читалась своя причина: Екатерина Андреевна не до конца верила в происходящее, Николай Степанович хотел поговорить с дочерью и укрыть её ото всех бед, дети хотели домой, а Елена явно стыдилась теперь своего положения ещё больше. Она захлюпала носом, сглотнула слёзы, резко вытерла ладонями лицо и на выдохе сказала:

– Ладно. С чего начать?

– С начала! – выкрикнул капитан.

ГЛАВА 3

Принято считать, что в конечном счёте мир делится два типа людей. На тех, кто аккуратно сидит на краешке дивана, не смея замарать обивку своими неуклюжими действиями и потревожить покой других, и тех, кто разваливается на диване во весь рост и оставляет повсюду крошки. Но, знаете, есть и третий тип – те, кто, словно запыленные портреты на дальней стене, молчат. Молчат так глубоко и основательно, что кажется, будто их не существует. Их голоса звучат как шёпот ветра, если вообще звучат. Они не оставляют крошек, не оставляют следов, не оставляют впечатлений.

Елена была как раз из третьего типа. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Лена всегда молчала.

И когда в её детстве отец воспитывал кулаками мать, а потом и её, а на следующий день приходилось идти в школу в синяках. И когда одноклассники смеялись над её бедным костюмом. Лена молчала на дискотеках, где парни щипали симпатичных девчонок за зад и делали им пацанские комплименты, а её сторонились. Молчала, когда не звали на дни рождения, не приходили в гости, не разделяли ни печали, ни радости. Замуж Лена вышла по тому же принципу.

И теперь, когда полицейский просил Елену рассказать всё с самого начала, она не знала, где это самое начало. Вероятно, стоило начать с момента, когда, будучи маленькой девочкой, она впервые усвоила урок: смириться безопаснее, чем раскрыть рот и пойти против течения. Но когда именно случился этот момент?

***

В деревне, где родилась Лена, были свои правила. Центром деревенской жизни всегда находилась семья Паши.

Афанасьевы. Фамилия звучала как отголосок чего-то крепкого, надёжного, уходящего корнями в самое сердце земли. Они были своего рода аристократами этой маленькой деревенской республики.

Отец Паши, Григорий Петрович, строил в округе дома под ключ. Это были не просто дома, а огромные коттеджи, виллы, где, как казалось, можно было пережить любую непогоду и за окном, и в душе. Он был мастером своего дела, человеком, который мог создать что-то весомое и прочное. Его руки, покрытые прожилками вен, рассказывали истории о каждом построенном доме, о каждой забитой свае, о каждом уложенном кирпиче.

Паша был внешне похож на отца, но с какой-то своей, едва уловимой нотой. Он всегда работал с какой-то меланхоличной сосредоточенностью, словно делал это потому, что так положено, а не по велению сердца. Высокий и молчаливый, Павел казался тенью отца, которая неотступно следовала за ним, поэтому тоже часто молчал.

Лена знала Пашу с детства. Она была красивой, но бесприданницей.

Мама Лены, Екатерина Андреевна, работала дояркой, а папа, Николай Степанович, – водителем на местной ферме. Её семья занимала более скромное место в деревенской иерархии. Они были теми, кто приносил воду, кто вспахивал поля, кто следил за скотом.

Екатерина Андреевна была женщиной с сильными руками и добрым сердцем. Она усердно работала с утра до вечера то в огороде, то в хлеву, то на кухне. Она говорила мало, но делала много. Её покрытые мозолями руки были словно продолжением земли, которую женщина, казалось, чувствовала всем телом. В её печальных глазах словно отражалась вся её жизнь, все её надежды и горести.

Николай Степанович был мужчиной немногословным и суровым. Он не разбрасывался словами, словно это были редкие драгоценности. С утра до вечера и в любую погоду работал в поле. Он словно был единым целым с землёй, и казалось, что он понимал её язык лучше, чем человеческий. Его загрубевшие от тяжёлой работы руки были сильными и надёжными, а глаза, серьёзные и сосредоточенные, будто выискивали в бескрайнем небе ответы на вопросы, которые он не задавал вслух.

Жаловаться в семье Лены было не принято. Но и менять что-либо никто не хотел. Правильным считалось надеяться и благодарить за то, что имеешь. Слов «не хочу» не существовало в принципе. Зато были слова «надо», «должны», «так положено».

Поэтому, когда Паша сделал Лене предложение, за закрытыми дверями состоялся такой диалог.

– В смысле замуж за Павлика не хочешь? Какой университет? Ты с ума сошла? – Слова Екатерины Андреевны прозвучали, словно удар хлыста.

– Мам, но мне всего семнадцать лет.

– И что? Ты хочешь с пяти утра корову доить? Мы не для такой жизни с отцом тебя растили.

Это был единственный раз, когда Лена попыталась открыть сердце, поделиться сомнениями, но мать такое поведение не приняла. Екатерина Андреевна искренне не понимала, как можно отказаться от такой судьбы: жить в достатке в городе, уехать из этого захолустья, не работать, смотреть за домом и собой. Ей казалось, что Лена, подобно молодому цветку, собирается вырваться из-под тяжёлого камня. И разве можно хотеть под этим камнем оставаться?

Папа Лены, который этот разговор слышал, тоже ничего не сказал. Он, как всегда, придя после работы, развалился в своём кресле, закинув ноги на специальный стульчик, и практически сразу задремал. Телевизора тогда в семье ещё не было. Его подарит Паша в качестве выкупа за невесту.

Но чем обернётся в итоге брак, ни Екатерина Андреевна, ни Николай Степанович, ни Паша, ни сама Лена тогда представить не могли.

***

После свадьбы Лена с мужем переехали в город.

– Внукам! – довольно сказал свёкор, вручая ключи от просторной трёшки в новостройке.

И с первым поворотом замка жизнь молодой семьи действительно изменилась – в лучшую сторону. Лена стала ходить на шопинг, завела модных подруг, родила детей в модной клинике, пошла на йогу, пилатес, танцы… Она занимала себя чем угодно, лишь бы не задавать лишних вопросов Паше, а быть примерной женой, быть благодарной. Она не лезла в их семейный бизнес. По разным причинам. Но основную вы уже знаете. Жизнь была стабильной, размеренной и предсказуемой.

Но, как это часто происходит, затишье предвещает сильнейшую бурю.

***

Шесть лет назад, в пятницу, в канун Нового года, Лена вместе с маленькой Машей пораньше забрала старшую Катю из сада. По дороге они зашли за продуктами, не спеша поднялись на свой этаж, неторопливо разделись, и Лена принялась греть ужин. Вдруг в квартиру стали сильно стучать.

Григорий Петрович забежал в гостиную не разуваясь и кинул на пол спортивную сумку со словами:

– Это всё, что есть. Забирай.

– Я не понимаю, что происходит, – растерянно сказала Лена.

– Не время задавать вопросы. Бери основное и уезжай. Пашу задержали. Он обидел серьёзных людей. Билеты на самолёт я взял. Давай, хватай детей, подвезу.

Лена сжала губы. Ей не хотелось расставаться с новым укладом, с этой квартирой, с мечтами, которые она успела построить.

Но могла ли она в тот момент возразить? Впервые в жизни взять и возразить? Не могла и ненавидела себя за это.

– Тебя там встретят друзья нашей семьи. Не волнуйся, – твёрдо сказал свёкор и вышел на улицу ожидать, пока Лена соберёт детей и спустится, чтобы сесть в машину.

Чуть позже Григорий Петрович без слов проводит невестку с внуками до терминала и бросит на прощание короткое: «Будьте осторожнее».

И даже на это Лена ничего не скажет, а только сильнее обнимет детей, глубже вздохнёт и мысленно проговорит себе слова отца, которые он повторял в её детстве чаще, чем следовало: «Значит, так надо».