Czytaj książkę: «Непристойные уроки любви»

Czcionka:

* * *

Жгучая романтика с вкраплениями интриги.
Джулия Куинн, автор бестселлеров из серии "Бриджертоны"

Блестящий взгляд Амиты Мюррей на традиционный роман эпохи Регентства горяч и душераздирающе реалистичен в отношении расового и классового разделения, которое доминировало в английском обществе XVIII века.
Харини Нагендра, автор книги "Бангалорский клуб детективов"

Глава 1

Банкетный зал сверкал. Слуги расстарались, хотя Лайлу Марли вряд ли можно было назвать строгой хозяйкой. Канделябры сияли свечами, отблески мерцали на задернутых шторах, а синие с переливами зеркала, вручную расписанные в Раджастхане, усердно отражали клиентов мисс Марли – усерднее, чем кое-кому из них хотелось бы в этот поздний час.

Салон Лайлы представлял собой модное прибежище для мужчин и женщин, которые желали провести вечер, наслаждаясь азартными играми и музыкой в изысканном особняке в самом сердце лондонского района Мейфер, но не хотели отправляться в омерзительные притоны. В два часа ночи зал был набит битком, и от этого – а также из-за сотен стоящих по всему залу свечей – дышать было тяжело. Лайла обмахивалась изящным веером-кокардой с изображением вьющегося розового побега, в изнеможении мечтая, чтобы гости ушли и она смогла бы добраться до постели, рухнуть на прохладные простыни и проспать по меньшей мере до полудня.

Она подавила вздох. Судя по виду клиентов, те были готовы выдержать еще не один час. Наибольшее оживление царило за столами для пикета и фараона¹, однако люди приходили в этот салон потому, что в нем было нечто особенное: волшебная изюминка, обеспечить которую умела лишь Лайла, так что столы для индийского рамми и шатранджа² тоже не пустовали. О нет, никто не торопился домой.

Едва она села за один из столов для пикета, в зал вошел Уолшем. Вид у него был такой суровый – даже суровее, чем обычно, – что сердце Лайлы замерло. Держась прямо, огибая карточные столы и скопления людей, Уолшем направился к ней. А когда добрался до нее, наклонился и приглушенным голосом произнес:

– Там особа у дверей, мисс Марли.

С такой же интонацией он мог сказать: «Там таракан, мисс Марли».

Лайла моргнула, но больше ничто не выдало ее чувств. Мысли неслись вскачь. Кто, скажите на милость, мог явиться к ней на порог в два часа ночи и вогнать этим Уолшема в такой ступор? Обычно он сразу же провожал клиентов в зал, не заставляя ждать у дверей.

Она чуть подалась вперед с безупречной улыбкой на лице и коснулась веером руки вдовствующей графини Эллингем.

– Позвольте мне наполнить ваш бокал, леди Эллингем.

Вдовствующая графиня не позволила бы такой фамильярности никому, но эксцентричной личности прощается почти все, а Лайла Марли обучалась быть таковой почти пять лет. Вдова хмыкнула, не отрывая глаз от своих карт.

– Я раздобуду вам пунша – особого, по моему собственному рецепту, – продолжила Лайла.

Это была одна из ее причуд. Лайла готовила пунш на основе ледяного шампанского (некоторые гости так и называли этот напиток – «Лайла») и любила забавляться с его составляющими. Сегодня туда входил яблочный сидр с ноткой имбиря, чуть-чуть сахара и секретный ингредиент – крохотная щепоть кардамона из Индии.

Вдова утвердительно склонила голову.

Молодая женщина вскочила со стула, словно вовсе не была на грани полного изнеможения, а дворецкий Уолшем ничем ее не встревожил. Ее темные локоны были уложены высоко на макушке и струились вниз по спине. Она убрала непослушные пряди, прилипшие к влажному лбу. Ее роскошная серебристая полупрозрачная накидка сверкала. Лайла расправила складки облегавшего ее фигуру темно-синего шелкового платья и стала пробираться к выходу из битком набитого зала, сопровождаемая твердокаменным Уолшемом.

Но это оказалось непростой задачей. В помещении было не протолкнуться – и каждый жаждал получить хоть каплю внимания Лайлы Марли. Находились и те, кому капли было мало: они хотели бы овладеть всем ее вниманием без остатка.

Дональд Бэрримор, виконт Херрингфорд, задержал ее первым: ухватил за предплечье, и Лайла игриво скинула его ладонь веером. Лицо у виконта было багровое. Пояс его брюк, казалось, вот-вот разойдется, а шейный платок поблек даже сильнее, чем тепличные лилии, которые один из обожателей Лайлы прислал этим утром из своего поместья. Катастрофический вид Херрингфорда свидетельствовал о том, что ему следовало остановиться примерно три бокала назад, – в этой области Лайла была способна производить точные расчеты вплоть до глотка. Она вздохнула про себя.

– Какое жаркое выдалось лето, лорд Херрингфорд, – произнесла Лайла звучным, как обычно, голосом. И прислушалась к себе. Сегодня ее раздражала собственная жизнерадостность.

Полное отсутствие оригинальности в реплике хозяйки салона ускользнуло от собеседника.

– Я слышал, что вы, дорогая моя, ставите на то, что Кеннет Лодсли выиграет Брайтонские бега, – сказал он, наклоняясь к Лайле и облизываясь на ее глубокое треугольное декольте. – Вы ведь знаете, что его рысаки в подметки не годятся тем, что я предоставил своему племяннику?

Он прищурился так, словно примеривался занырнуть в ложбинку меж ее грудей.

Лайла улыбнулась еще шире. Она завела свой веер виконту под подбородок и приподняла его лицо так, чтобы он был вынужден взглянуть ей в глаза.

– Вы совершенно правы, лорд Херрингфорд. В таком случае мне придется выступить на бегах самой.

Она уже собиралась повернуться и уйти: ведь это всего лишь шутка, а женщина, которая появится на Брайтонском ипподроме в беговой коляске, станет главным скандалом лета, – однако, к ее удивлению, вокруг поднялся взволнованный гул.

– Я бы с мартышкой переспал ради такого зрелища, – заявил Генри Олстон.

Лайла обернулась к нему. Олстон тоже раскраснелся, но то был багрянец молодости и чрезмерного воодушевления. Он был стройным юношей девятнадцати лет, и завитки его каштановых волос разлетались во все стороны.

Олстон смутился. В известном смысле он проявлял столь же невыносимую ретивость, что и лорд Херрингфорд, но сердиться на него было невозможно: он был всего лишь мальчишкой.

Лайла бросила взгляд на Уолшема. Тот, казалось, был готов терпеливо ждать до скончания времен. Прикусив губу, Лайла одарила гостей сияющей улыбкой.

В этот поздний час женщины смеялись громче, а мужчины придвигались опасно близко. На то, чтобы выпутаться из толпы, у Лайлы ушло несколько минут. Как хорошо, подумала она, когда Херрингфорд гладил воздух за ее спиной, что она уже давно оставила попытки спасти свою репутацию.

Пробираясь к двери, Лайла заметила мужчину, которого раньше не видела в своем салоне. Он стоял неподалеку, ни с кем не разговаривая и непринужденно держа в руке бокал янтарного виски. Ростом выше среднего; широкие плечи и грудь придавали ему внушительный вид. От опытного глаза Лайлы не укрылись мощные бедра и сдержанный, однако элегантный костюм. Незнакомец был в обтягивающих брюках и высоких сапогах, и Лайле подумалось, что ему, вероятно, удобнее всего было бы в одежде для верховой езды. Волосы темные, лицо широкое, брови изящно изогнуты. Но не это привлекло внимание Лайлы. Она не могла оторваться от устремленных на нее пронзительно-голубых глаз: этот взгляд не выражал ни похоти, как у Херрингфорда, ни отчаянного смущения, как у Генри Олстона, но был полон глубокой неприязни.

Встретив взгляд Лайлы, незнакомец не отвел глаз, но демонстративно глотнул виски. Изумленная, она не могла понять, кто же это и почему смотрит на нее с такой ненавистью. Она не без труда заставила себя отвернуться.

Наконец выбравшись из зала, Лайла закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Внезапно ее пронзило желание, хотя она и не могла сказать наверняка, что его вызвало.

Лайла открыла глаза и велела себе взбодриться. Так нельзя. Чего бы она ни желала, она этого не получит. Расправила плечи и пошла за Уолшемом к парадному входу.

– Я сказал этой особе, что предпочтительнее войти с черного входа. Но она отказывается уходить, пока не увидит вас, мисс Марли.

– С каких это пор ты позволяешь людям в чем-то тебе отказывать, Уолшем? – шепнула Лайла.

Но тут она шагнула во влажный ночной воздух и увидела причину недовольства и немногословности дворецкого. На пороге стояла одетая в лохмотья девушка, глубоко беременная и кипящая от злости, и, судя по ее виду, никто и ничто – ни женщина, ни мужчина, ни горная гряда – не могли оттеснить ее от дверей Лайлы Марли.

Глава 2

– Чего, он не может меня на две минутки впустить? Я так и сказала: две минутки, не больше! Порядочной девушке проити не дает…

Уолшем прочистил горло. Лайла не знала, что его покоробило: обвинительный тон девушки или то, что она охарактеризовала себя как порядочную.

От ярости у девушки изо рта брызгала слюна. Услышав фырканье Уолшема, она уставилась на него.

– Он простыл, что ли? – Глаза ее горели. – Уж девушке с вами и словом перемолвиться нельзя, мисс Лайла? Вот так вы теперь высоко взлетели?

– Ну вот что… – начал Уолшем, но Лайла жестом остановила его. Она всматривалась в лицо оборванки.

По сути даже не девушка, а девочка. Самое большее – семнадцать, младше Лайлы по меньшей мере лет на восемь. Невеличка, ростом ниже ее. Круглое лицо с острым подбородком, копна темных курчавых волос, хищные глаза молодой кошки и яростный рот, готовый укусить любого, кто подойдет слишком близко.

Вдруг время для Лайлы остановилось. Тьма снова грозила поглотить ее – тьма, которую ей обычно удавалось не подпускать.

– Мэйзи? – Она едва могла в это поверить, но стоило произнести это имя, как Лайла поняла, что не ошиблась.

Девушка вздернула подбородок.

– Не думала, что вы меня узнаете.

Лайла сжала ее холодные пальцы.

– Мэйзи, конечно же, я тебя узнала. Думаешь, я не высматривала тебя на улице каждый раз, как выходила из дома последние десять лет?

– Видно, плохо высматривали.

От столь нахального тона Уолшем снова вспыхнул, но Лайла не обратила внимания.

– Какой у тебя срок? – спросила она, опустив взгляд на живот девушки.

Грудь сдавило, словно на сердце навалился камень. Мэйзи! Мэйзи Куинн! Лайла не кривила душой. Она высматривала Мэйзи повсюду, отчаянно надеясь найти. «Хотя, возможно, с годами все реже и реже», – подумала она со стыдом. Приложила ли она достаточно усилий? И вот Мэйзи, до сих пор девчонка, стоит перед ней. И она беременная дальше некуда.

– Чего? – переспросила Мэйзи.

– Сколько месяцев у тебя не шла кровь? – терпеливо осведомилась Лайла.

– Ой, да бога ради, – ответила девушка. – Кто ж такое считает? Семь, что ли? – Она потеребила складки грубой юбки. Вид у нее теперь был неуверенный. – Я бы к вам не пошла, если б мне было еще куда пойти. – На лице ее была растерянность, но в голосе звучало все то же упрямство. – Мне помощь нужна.

– Заходи в дом, – твердо сказала Лайла.

Уолшем кашлянул.

– С черного хода, мисс.

Лайла снова предостерегающе подняла руку, не взглянув на дворецкого.

– У меня сейчас полон дом гостей, – извиняющимся тоном сказала она Мэйзи.

– Завтра я прийти не смогу. У меня крысиная травля, – ответила та, – и вечер будет хлопотный. Мне нельзя пропускать вечер. Сейчас нельзя пропускать, девушке кушать надо.

Лайла не стала утруждать себя расшифровкой этих таинственных слов.

– Тебе нельзя уходить. Только не теперь, когда я наконец-то тебя нашла. Но Уолшем прав, лучше зайти с черного хода.

Ее мучительно беспокоил не только стоящий рядом как столб дворецкий, ее тревожила толпа гостей в зале. В сущности, ее положение в свете было шатким. Лишившись симпатии общества, она рисковала лишиться своего единственного источника доходов. Салон блистал, однако на его содержание уходили все силы Лайлы.

– Я помогу тебе, – уверенно сказала она.

Девушка снова принялась теребить свою юбку. И ее подбородок стал еще упрямее.

– Вы это уже говорили – тогда. И ничегошеньки не сделали. А я вам верила.

И вновь на Лайлу обрушилось чувство вины. Десять лет назад, когда ей было пятнадцать, а Мэйзи не больше семи, мать Мэйзи, няню сестер, обвинили в краже шкатулки с драгоценностями. Лайла была уверена, что Энни Куинн не могла этого сделать: она достаточно знала эту женщину. И она обещала Мэйзи, что поможет. И она действительно пыталась, но ничего не вышло, и Энни – которую Лайла иногда считала своей единственной подругой в огромном холодном доме, – повесили за то преступление. Вскоре после этого Мэйзи сбежала. А теперь она стояла здесь, и Лайла не могла понять, неужели она до сих пор доверяет ей?

– А твой мужчина тебе не поможет? – спросила Лайла, глядя на живот девушки. Впрочем, смысла в вопросе не было. Конечно, не поможет. Иначе Мэйзи не пришла бы сюда.

Но вместо гнева или даже стыда глаза Мэйзи наполнились слезами, которые она поспешно утерла.

– Нет, – коротко ответила она. – Не может он.

– Не может или не хочет? – цинично спросила Лайла.

Ярость Мэйзи вернулась.

– Он… он в беду попал. Он не может. Потому мне ваша помощь и нужна. Его обвиняют в том, чего он не делал.

– В преступлении?

Подбородок Мэйзи дрогнул.

– В том, что набросился на одну молоденькую фифу.

Рука Лайлы крепко стиснула ткань платья. Сказанное звучало скверно.

– Он это сделал? Он напал на девушку?

Мэйзи задрожала от злости.

– Нет! Не делал он этого! Он мухи не обидит! Но мне с моим лицом и ему с его лицом – на что нам рассчитывать?

Энни Куинн прибыла в Британию с Карибских островов вместе с семьей, которая взяла ее присматривать за детьми в путешествии, но потом бросила на милость Лондона. Энни нанялась к Марли и проработала в доме семь долгих лет, а затем от нее избавились самым ужасным способом.

Лайла видела, что, несмотря на раздутый живот, Мэйзи тощая как палка. Если она будет рожать сейчас, ребенок может погибнуть, да и сама она тоже.

– Пойдем в дом, Мэизи.

Девушка колебалась.

– Я же не укушу тебя, – мягко сказала Лайла.

Лицо Мэйзи стало чуть добрее.

– Просто вы теперь такая знатная леди. Я это знала, но не видела вас и не могла поверить, пока своими глазами не увидела.

Лайла протянула руку, чтобы отвести девушку к черному ходу. И тут позади нее открылась дверь. Молодая женщина вскинула подбородок, готовясь дать отпор любому, кто выйдет, но, к счастью, никто не появился. Просто кому-то понадобилась выпивка, и Джонни, лакей, побежал наполнять бокал.

Она обернулась к Мэйзи Куинн и с изумлением увидела ужас на ее лице.

– Что такое, Мэйзи?

Девушка не ответила. Она неотрывно смотрела в дверной проем, ведущий в зал. Лайла в растерянности повернулась, чтобы понять, на что или на кого глядит девушка. Виден был лишь кусочек огромного помещения. Внутри толпились люди в ярких нарядах: реки блесток и ярды бельгийских кружев. Подруга Лайлы, миссис Эннабел Уэйкфилд, смеялась над чьими-то словами, а лорд Херрингфорд – тот уже еле держался на ногах, но сжимал в руках очередной бокал. Лайла заметила незнакомца, прежде глядевшего на нее так, словно она была ему глубоко отвратительна. Он с кем-то разговаривал – с Генри Олстоном. В толпе просматривались еще несколько знакомых лиц.

Лайла обернулась к девушке. Возможно, Мэйзи Куинн просто не ожидала такого зрелища, такого скопления людей и такого блеска.

– Это он! – Девушка была в ужасе. – Не знаю, как мне в голову взбрело, что вы мне станете помогать.

Лайла не успела ее остановить – девушка, презрев набухший живот, бросилась по улице прочь. Лайла едва не выругалась, подобрала свои шелковые юбки и бросилась за Мэйзи. Однако у девушки было преимущество на старте и обувь явно покрепче сатиновых туфелек, – когда Лайла добежала до середины Брук-стрит, Мэйзи уже исчезла из виду.

Молодая женщина остановилась, переводя дух.

– Ну и пожалуйста… Дурочка малолетняя. И что мне теперь делать?

Она развернулась и чуть не умерла от испуга, потому что Уолшем стоял прямо за ней: полный достоинства, как обычно, грудь колесом, точно у лондонского голубя. Лайла не слышала, как он подошел, не говоря уж о том, как он бежал за ней.

– Мисс Марли, – произнес дворецкий страдальческим тоном, – вероятно, теперь мы можем вернуться в дом? С минуты на минуту начнется дождь.

Он произнес это так, как любой другой возвестил бы приход Черной смерти.

– Я не растаю, Уолшем. Мы можем послать кого-нибудь поискать девушку?

– Крайне маловероятно, что кто-то сможет отыскать эту особу сейчас, – ответил Уолшем. – Но, возможно, если вы пройдете в дом, мисс, эта особа вернется завтра.

– Она испугалась кого-то. – Лайла нахмурилась. – Ее жизнь в опасности. Она нищая и голодная – ты видел, какая она худая? – и одета в лохмотья.

Лайла вздрогнула, на нее внезапно навалилась усталость. Где была Мэйзи все эти годы и что с ней происходило?

– Мисс Лайла, – сказал Уолшем уже мягче, – вы не можете разрешить все мировые проблемы.

– Нет, не могу, – ответила она. – И даже пытаться не буду, обещаю, Уолшем.

Уолшем растаял до того, что добродушно улыбнулся.

– Если вы уйдете из-под дождя, я сделаю вам кофе. Вы почувствуете себя гораздо бодрее…

– Не все мировые проблемы, – безжалостно прервала его Лайла. – Я лишь собираюсь завтра вечером пойти на крысиную травлю и отыскать Мэйзи. И всё.

Глава 3

Лайла вернулась в дом, не обращая внимания на ужас на лице дворецкого.

Прямо сейчас ей хотелось бросить все и сбежать, но она сделалась хозяйкой одного из лучших лондонских салонов отнюдь не благодаря трусливому малодушию. Оставив за спиной Уолшема, она вошла в наполненный светом зал. И на мгновение застыла, обозревая его точно впервые.

Семь лет назад, когда Лайла начала выходить в свет, у нее была возможность найти мужа, вступить в брак и зажить благополучной спокойной жизнью. Но она выбрала другой путь. Общество никогда не приняло бы ее окончательно. Состояние ее было невелико, и что еще хуже, она была незаконнорожденной дочерью графа Марли от индийской любовницы. Вместе с двумя сестрами Лайлу привезли в Англию в возрасте семи лет, после того как их отец и мать утонули. Девочек отправили жить к законной вдове графа и ее болезненному сыну, о существовании которого сестры не знали. Сказать, что графиня приняла девочек в свои распростертые объятия, значило бы извратить правду самым гнусным образом. Она прокляла их, едва увидев.

После четырех лет, проведенных под крышей Сары Марли в Лондоне, Лайлу, первую из сестер, отослали в школу-пансион в Йоркшире. Все эти годы девочки, вместо того чтобы держаться вместе, как овечки в стаде, ссорились между собой, подстрекаемые сводным братом, вечно хворым Джонатаном, и мачехой, которая полагала себя самой несчастной женщиной на всей земле и натравливала сестер друг на друга, причем самыми изощренными способами: то добиваясь их расположения, то накидываясь на них в самый неожиданный момент.

Но потом дорожки сестер разошлись. Каждая на свой манер бросила вызов обществу и двинулась своим путем. Анья, средняя, пела и играла на ситаре при королевском дворе, а младшая Мира писала статьи, собирая светские сплетни. Лайла, старшая из сестер, устраивала вечера с картами, изысканной музыкой, роскошными яствами и винами. Азартные игры в ее салоне не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось в притонах, однако мужчинам разрешалось приводить сюда любовниц и жен (но в идеале не одновременно), а женщинам разрешалось делать ставки.

Салон Лайлы имел репутацию честного заведения – репутацию, созданную хозяйкой из ничего. Однако приличным заведением салон все же не считался. Мамаши из высшего или около того света так стращали им своих чад, словно на дверях у Лайлы красовалась эмблема с черепом и перекрещенными костями.

А Лайла… Она так уставала от всего этого, что иногда чувствовала себя физически нездоровой. Не из-за ведения дел – с этим она справлялась хорошо. Скорее из-за похотливых мужчин, скучных разговоров, необходимости постоянно быть начеку. От дежурной улыбки у Лайлы болели щеки.

Верные слуги уже убрали остатки полуночной трапезы. Как обычно, по довольным лицам клиентов было заметно, что все удалось. У Лайлы подавали не только ломтики лосося, морские гребешки и яблочные тарталетки – она следила, чтобы гостям жарили самосу³ и предлагали сладости из сгущенного молока. Раздобыть ингредиенты было не всегда легко, но требовалось поддерживать репутацию: Лайла славилась тем, что во всем у нее присутствовала толика je ne sais quoi⁴.

Все гости, казалось, говорили одновременно, гудя, словно пчелиный рой. «Вы должны мне сказать, что вы добавляете в ваш пунш, мисс Марли», – подскочил к ней кто-то. «Мисс Марли, я слышал, вы планируете ставить в вашем салоне спектакли?» – осведомился другой. И, конечно же, все хотели знать, будет ли она выступать на Брайтонских бегах. Эннабел Уэйкфилд – одна из немногочисленных подруг Лайлы, всегда находившая для нее доброе слово, – проходя мимо, спросила, не нужно ли чем-то помочь. Лайла покачала головой, и Эннабел удалилась, беседуя с каким-то мужчиной, который явно пытался за ней приударить. Эннабел уже точно подошло к сорока, однако она была нежна, прелестна и нравилась противоположному полу.

Потом перед Лайлой возник Генри Олстон. Красный, как свекла, он протянул ей бокал шампанского. Милый мальчик. У Лайлы и впрямь пересохло в горле. Она сделала глоток. И невольно коснулась рукой предплечья юноши.

– Что бы я без вас делала, мистер Олстон?

Она тут же пожалела о своем порыве, увидев, как загорелись его глаза.

Олстона позвал друг, и он отошел. Лайла не могла заставить себя дать Генри Олстону от ворот поворот, однако выносить его знаки внимания было трудно, а мужчины постарше над ним смеялись.

В зале было жарко. У Лайлы кружилась голова. И головокружение лишь усилилось, когда рядом с ней внезапно появился незнакомец, тот самый, которого она видела раньше, с пронзительным взглядом. Впрочем, и сейчас в его глазах светилась неприязнь.

– Разрешите представиться, сударыня. Я – Айвор Тристрам. Могу я поговорить с вами?

Он смотрел на нее так, будто прикидывал ее вес, – вряд ли в качестве куска мяса, скорее как противника.

Чтобы укрыться от его взгляда, Лайла развернула свой веер.

– С радостью побеседую с вами. – Она взяла незнакомца под руку, твердую, словно дерево, и позволила вывести себя из зала.

Если зал был отделан синим и закатно-багровым шелком, то в уютном вестибюле чуть дальше по коридору, куда Лайла привела гостя, интерьер был легче и мягче, в утренних тонах. Использовалось это помещение редко, разве что кому-то требовалось обсудить дела. Лайла опустилась в одно из кресел: она была вымотана внезапной встречей с Мэйзи Куинн. Как же она теперь будет ее искать?

Отогнав эту мысль, она постаралась сосредоточиться на собеседнике. Мужчина был мощно сложен, наверняка занимается боксом, одет сдержанно, однако костюм его был хорошего кроя. Глаза… Эти глаза были способны приковать внимание любого. Как, он сказал, его зовут?

Незнакомец стоял перед Лайлой, пытаясь прожечь взглядом дыру в ее лице.

– Вам не хотелось бы побеседовать в менее уединенном месте? – спросил он.

Лайла не сумела сдержать смеха.

– Даже припомнить не могу, когда последний раз кто-то беспокоился о моей репутации.

Он продолжал сверлить ее глазами.

– Вас не волнует ваша репутация?

Мужчина оперся спиной о стол и скрестил руки на груди. Непринужденная поза – и она ему шла. Лайла поймала себя на том, что, наверное, разглядывает его чересчур пристально, но она так устала, что ей было плевать. Глаза незнакомца сверкали, как бусины, и понять, что за ними скрывается, не представлялось возможным.

– Нет, не волнует.

– Я вам не верю.

Лайла подняла брови.

– Подумайте, мистер Тристрам… – Ах да, вот как его зовут! – Женщины заботятся о своей репутации, когда хотят выйти замуж. Я замуж не хочу.

– Даже если вам сделает предложение кто-то богатый и знатный?

Лайла не ответила, недоумевая, куда клонится разговор, но собеседник не спешил просвещать ее на сей счет.

– Вам нравится ваш род занятий?

А вот это уже трудный вопрос.

– Иногда. – Любому другому она бы со смехом ответила, что обожает свой род занятий. Но этому человеку с пристальным взглядом сложно было лгать. – Когда ты умеешь обходиться с людьми, это может стать хорошим способом заработка. Но мне часто кажется, ничто не утомляет так, как люди.

Он изучал ее лицо, словно пытаясь добраться до потаенной сути ее слов – или же не веря ничему из сказанного. Взяв с каминной полки кованый кораблик, он провел пальцем по острым граням фигурки. Казалось, он размышляет над тем, что ответить Лайле.

– Знаете, мисс Марли, я не могу удержаться от мысли, что, когда речь заходит о вас, трудно понять, где правда, а где ложь.

– Ради бога, о чем вы?

– Брайтонские бега, любительский театр – о вас вечно ходят слухи.

– Про Брайтонские бега я пошутила… А театр – что с того?

– Театр привлечет к вам изрядное внимание. Полагаю, этого вы и добиваетесь.

– Я не добиваюсь внимания специально.

– Мужчины слетаются к вам, как мотыльки на свет, – сказал он, снова впиваясь в Лайлу взглядом.

Она ощетинилась:

– Я знаю свое дело.

– Завлекать незадачливых мужчин в свои сети?

Лайла невольно рассмеялась.

– Я не паучиха, мистер Тристрам. Я бы сказала, что мое дело как хозяйки салона – быть любезной.

Ее удивляло то, что говорил Тристрам. Откуда он все это взял?

– У вас неплохо получается. – Лайла нахмурилась, но не успела ничего сказать – он опередил ее: – Я буду краток. Вы ведь знаете моего отца, Бенджамина Тристрама?

– Вашего отца? – изумилась Лайла.

Бенджамин Тристрам был пьяницей, не скрывавшим от жены череду любовниц. Слабохарактерный человек, которому требовалась помощь лакея, чтобы посреди ночи дойти до кареты. Его образ не вязался с человеком, который стоял перед Лайлой. В глаза ей вновь бросились крепкие плечи, строгий сюртук, суровое лицо. Что-то дрогнуло у нее в груди. Теперь она вспомнила. Ходили слухи, что Бенджамин Тристрам промотал свое состояние и потерял землю из-за азартных игр и долгов, но его сын взял бразды правления и спас семью от краха.

– Нелегко быть сыном такого отца, – бросила она, не подумав.

Тристрам взглянул на Лайлу с удивлением.

– Я справляюсь, – коротко ответил он.

Нахмурившись, он смотрел на Лайлу еще пристальнее, чем раньше. Нет, этот человек не всякого впустит себе в душу. Способен ли он впустить туда хоть кого-нибудь?

– Как я уже говорил, – произнес мистер Тристрам с брезгливой гримасой, – вы умеете обходиться с мужчинами.

Лайла бросила на него удивленный взгляд.

– За что же вы так меня ненавидите? – спросила она, забыв о своей роли хозяйки салона.

Теперь она почти кожей ощущала его неприязнь. Это заставило ее вспомнить о мачехе. О том, как Сара Марли усаживала ее перед собой и втолковывала, что она, Лайла, просто жалкое насекомое, что она никогда не сможет в должной степени быть Марли, потому что она дочь «дикарки» и никак не научится это скрывать.

Голос Тристрама вернул ее к реальности:

– Я перейду к главному. Моя мать больна. Ей осталось недолго. Если вы оставите моего отца в покое, я компенсирую вам доход, которого вы лишитесь.

Это была какая-то бессмыслица. Лайла глядела на Тристрама с утомленным недоумением. Но внезапно утомление рассеялось: его слова обрели смысл, болезненный, как удар в живот. С пылающим лицом Лайла вскочила с кресла. В голове кружились слова: «Как вы смеете! Я не любовница вашего отца! Вон из моего дома!»

Однако произнести их она не смогла. Она хотела ударить Тристрама. Но не смогла даже пошевелиться. Ее охватила мучительная слабость. «Опять, – подумала Лайла. – Опять то же самое». Приходя в крайнее бешенство, она всегда замирала.

Пылающий жар отхлынул от лица, лишив Лайлу последних сил. Но она всегда справлялась со своими слабостями, справится и сейчас.

Молодая женщина вздернула подбородок.

– Компенсация будет вам не по силам, мистер Тристрам, – голос ее был усталым, но звучным. Почему-то предположение Тристрама, о том, что она приходится любовницей его отцу, ранили Лайлу сильнее похотливых взглядов лорда Херрингфорда.

Одно лишь небрежное замечание. Вы умеете обходиться с мужчинами…

– Я могу вас удовлетворить, – сказал Тристрам.

– Неужели?

– Вы красивая женщина, мисс Марли. Вы можете заполучить любого. А мой отец – старик.

И снова в груди у Лайлы что-то дрогнуло. Красивая женщина… Он считает, что она спит с его отцом. За деньги. Старается выжать из старого пропойцы что только возможно. Внутри у Лайлы все свело от отвращения. Она не знала точно, что было его источником – Тристрам или сцены, которые он вообразил с ее участием. Она не может – и не будет – доказывать ему обратное. Она не опустится так низко.

Взгляд Лайлы затуманился.

– Значит, я могу заполучить любого?

– Да.

Она смерила его долгим взглядом.

– А как насчет вас, мистер Тристрам? Если я стану вашей любовницей, мне будет не так больно лишиться вашего отца.

Лицо Тристрама скривилось в гримасе омерзения, и он даже не попытался ее скрыть. Лайлу словно пронзили ножом, хотя она сама только что приложила все усилия, чтобы взбесить своего собеседника.

– Держитесь подальше от моего отца, мисс Марли. Или вам придется отвечать передо мной.

Прежде чем она успела что-либо сказать, Тристрам исчез.

1.Популярные в XIX веке карточные игры. – Здесь и далее примеч. пер.

2.Индийский рамми – разновидность карточной игры рамми; шатрандж – восточная логическая игра для двух игроков, существовавшая до шахмат.

3.Блюдо восточной кухни, жареное или печеное тесто с разнообразной начинкой.

4.Нечто особенное (фр.).