Czytaj książkę: «Папа, что ты натворил?»

– Послушай, малышка, ты никак не можешь быть моей дочерью. Да, на фото моя бывшая жена, но мы развелись с нею до того, как ты появилась на свет.

– Вот именно! Она просто тебе ничего не сказала обо мне!

Темноволосая девочка лет пяти стоит напротив, уперев руки в боки. Она – копия Ангелины, моей супруги, с которой мы развелись шесть лет назад.

– Я знаю твою маму. Он не стала бы от меня такое скрывать, – качаю я головой, снова глядя на фото, что Катюша принесла с собой.

Какая же Лина красивая… Стала еще более привлекательной и желанной за те годы, что мы не виделись.

– Хочешь, поедем к ней? – предлагаю Кате, на что она тут же мотает головой. И я продолжаю: – Она тебе сама скажет, что я не твой отец.

– Нет! – тут же протестует девочка, и я чувствую разочарование. – Я здесь не для этого. Ответь мне на вопрос – что ты тогда натворил, папа?

– Дедуля называет меня внученькой, а мама – принцесской. Именно не принцессой, а принцесской! – послышался голосок из моей приемной, когда я, уставший, невыспавшийся и злой, как три тысячи чертей, подходил к своему кабинету.

Это что еще такое? Секретарша привела сюда ребенка? Она же знает, что мой офис – не место для детей!

– И ты приехала сюда… к Громову Сергею Анатольевичу, чтобы рассказать ему про свою маму?

А вот этот голос мне очень не нравился. Потому что принадлежал моей бывшей невесте, с которой мы расстались не так давно. А именно – пару недель назад, не дожив до свадьбы каких-то несколько дней. В качестве жениха и невесты, разумеется. В остальном я был живее всех живых, хоть и порядком помят за эту ночь.

Отмена сего мероприятия уже обернулась скандалом в прессе. Мол Громов, такой-сякой, сначала развелся с женой, а теперь бросил невесту. Конечно, охочие до желтых заголовков журналюги даже не удосуживались разузнать, почему это я решил отменить женитьбу, но я им и не собирался рассказывать, что попросту передумал. Потому что любви между мною и Ульяной Родниной, дочерью весьма известного бизнесмена, не было ни на грамм. А я предпочитал начинать семейную жизнь, опираясь исключительно на чувства, желательно светлые. Такими наши отношения с Улей, очень быстро скатившиеся к скандалам и ссорам, уже не были. Это раньше я был влюблен не только в Роднину, но и в перспективы, которые открывал брак с нею, а сейчас понимал, что просто не вывезу эту женщину. Во всех смыслах этого слова.

– Да! Моя мама… это… ну как вам сказать… она его не очень долюбливает, – хихикнула девочка (а я надеялся, что внученьками и принцессками называют только маленьких представительниц женского пола), и тут я замаячил на горизонте.

– И почему это твоя мама меня недолюбливает? – поинтересовался я, появляясь в приемной.

Малышка, которая держала в одной руке стакан с соком, а во второй – игрушечную волшебную палочку, так и застыла, глядя на меня во все глаза. Как будто я был ее кумиром, сошедшим с плаката или экрана телевизора. А вот Ульяна хмыкнула и, переведя взгляд с девочки на меня и обратно, сложила руки на груди.

– Это я расскажу тебе наедине! – сообщила мне малышка.

Поставив стакан на стол секретарши, которой не было на месте, она подошла ко мне и деловито представилась:

– Катя.

Я посмотрел сначала на нее, потом на Ульяну. Снова на Катю, черты лица которой показались мне знакомыми.

– Громов Сергей, – отозвался я. – И если твоя мама не приехала с тобой и сопровождать тебя в мой кабинет некому, идем.

Она опустила взгляд, а я приметил в темных волосах малышки крохотную корону на обруче. Ну точно принцесска! И откуда она такая взялась на мою голову, а главное, зачем сюда явилась? Ну, недолюбливает меня какая-то незнакомая мне мама ребенка, я-то тут причем? Может, не заметил и случайно заблокировал выезд ее машины из двора? Или увел в магазине последнюю свободную тележку прямо из-под носа? Мало ли причин меня недолюбливать, в самом-то деле! Но это ведь не повод подсылать в мой офис своих детей.

– Сереж, я подожду тебя здесь, есть разговор, – сообщила мне Ульяна, которая заняла секретарское кресло, тем самым показывая, что ее намерения меня дождаться весьма твердые.

– Ладно, – буркнул в ответ, и мы с Катей направились в кабинет.

Как только за мной и девочкой закрылась дверь, она сразу приступила к цели своего визита. Достала из кармашка джинсовой курточки сложенную вдвое фотографию и протянула мне.

– Меня сюда привел дедушка. Я очень просила. Мама об этом не знает, но мы с тобой ей, наверно, потом скажем. Ее зовут Ангелина, дед называет ее Геля. А я – ее дочь.

Она замолчала, хмуря бровки, а потом, как будто решившись на что-то важное, ошарашила:

– И твоя дочь тоже, папа.

Прекрасно… Знал бы, что закончится именно этим, попросил бы Ульяну сразу выпроводить маленькую выдумщицу из офиса. Так я думал ровно до тех пор, пока не развернул фотографию, с которой на меня смотрела… моя бывшая жена.

Пришлось отойти к креслу и сесть в него, потому что сердце вдруг забилось чаще, того и гляди будет приступ.

Давно позабытые чувства всколыхнулись, пробили ту броню, которую я так усердно вокруг них выстраивал, и ростки их, прозрачные и слабенькие, потянулись наверх. К черту! Надо выдрать их с корнем навсегда.

– Послушай, малышка, ты никак не можешь быть моей дочерью, – размеренно сказал я, только теперь осознавая, что Ангелина родила ребенка, а я об этом даже не знал.

А хотя, с чего вдруг мне это должно быть известно? Мы больше не были близкими людьми, хотя в прошлом нас и связывали отношения, что казались крепче всяких пут.

– Да, на фото моя бывшая жена, – продолжил я, – но мы развелись с нею до того, как ты появилась на свет.

– Вот именно! – тут же с жаром откликнулась Катя. – Она просто тебе ничего не сказала обо мне.

Она уперла руки в боки и смотрела на меня с тем выражением на лице, какое бывало только у Ангелины. Да и вообще девочка была ее точной копией… Но мы развелись с Линой шесть лет назад, и тогда у нее уж точно не было дочери. Ни от меня, ни от кого бы то ни было.

– Я знаю твою маму. Он не стала бы от меня такое скрывать, – покачав головой, сказал я ребенку.

Сам же опять всмотрелся в фотографию Ангелины. Какая же она красивая! За время, что мы не виделись, стала еще более изящной, манящей, привлекательной.

Желанной.

Так… Что я там говорил про вырванные ростки чувств?

– Хочешь, поедем к ней?

Я предложил это Кате и до того мне понравилась данная затея, что я весь воодушевился. А желание увидеть Лину стало просто нестерпимым. Интересно, что она скажет, когда я доставлю ей ребенка? Спасибо, а я как раз позвонила Катиному отцу? Кстати, что это вообще такое? Катенька не знает про папу и думает, что родилась от другого мужчины!

– Она тебе сама скажет, что я – не твой отец, – продолжил я, на что девочка тут же замотала головой.

И вдруг заявила, пригвоздив меня к месту:

– Нет! Я здесь не за этим. Ответь мне на вопрос: что ты тогда натворил, папа?

Вот так вот требовательно, без тени сомнения, что если и случилась какая-то нехорошая история, то я в ней был главным злодеем. Интересно девки пляшут. Значит, Ангелина про меня уже наговорила нехорошего. И, выходит, сама и убедила Катю, что я ее папа. Но зачем? Списала на меня, несчастного, чужие грехи? Или вообще не знала, кто родитель номер два, поэтому решила: кто последний, тот и папа? А мне это не нравилось. И даже если Катюша против поездки к маме прямо сейчас, придется в обозримом будущем навестить Ангелину.

– Давай разберемся поэтапно, – проговорил я и указал на диван, на котором Катя и устроилась после небольшого сомнения. – Мама тебе сказала, что я что-то натворил?

Ладно, фиг с ним – с тем, что я не отец Кати, о чем Лине должно быть доподлинно известно. Меня интересовало сейчас иное – почему она говорила обо мне гадости дочери? Мы ведь расстались почти что полюбовно, если не считать того, что я до сих пор не знал, почему однажды жена усадила меня на кухне и сказала, что хочет развода.

– Нет, – помотала головой Катюша. – Это мне рассказал дедуля.

О, точно! Ее ведь сюда привел дедушка. И где он сам, интересно? Этот старый хрыч, который регулярно лез в наши отношения с Ангелиной, вставая на ее сторону по поводу и без!

– Дедулю ведь зовут Семеном, так? – уточнил я на всякий случай.

Если быть точным, Кате он был прадедом, если я верно понимал, что речь шла именно о том дряхлом пердуне, которого я терпел в качестве деда моей жены.

– Деда Сема, да, – кивнула Катя. – Он говорит, что ты… распутник.

Она хихикнула, поправив корону, которая немного покосилась.

– Смешное такое слово. Путников я в сказках встречала, а вот распутников нет, – задумчиво добавила, глядя на меня.

И что это вообще такое творилось, позвольте узнать? Старый хрен рассказывал этой чудесной девочке такие небылицы, за которые вполне можно было привлечь его по судебному разбирательству. Да не просто рассказывал, а клеветал на меня, а ребенка знакомил с тем, с чем ей пока было рано соприкасаться.

– Дедуля у тебя всегда был тем еще затейником, – мрачно проговорил я, вставая из кресла и отходя к окну.

Фотографию уже отложил на стол, потому что и дальше смотреть на черты лица Лины, не в силах отвести от них взгляда, мне было морально тяжело. В памяти раз за разом появлялись те счастливые дни, что мы провели друг с другом. А потом – как гром среди ясного неба желание Ангелины разойтись.

– Я ничего не натворил в прошлом, Катюша, – сказал, задумчиво глядя в окно. – Мы с твоей мамой просто решили, что больше не будем жить вместе. Но повторюсь – твоим папой быть я не могу.

В ответ девочка очень тяжело вздохнула, как будто я был сущим дураком, который не понимал очевидных вещей. А ей предстояло мне их объяснить.

– Я родилась через девять месяцев после того, как ты ушел, папа, – сказала она.

Незаметно для меня спустилась с дивана и теперь, подойдя вплотную, встала рядом. Ну, теперь все совпадало. Не стану же я рассказывать Катюше, что на зачатие тоже требуется время, следовательно, оно и случилось… через пару недель после нашего с Линой развода.

Интересно, кем был этот счастливчик? Или, наоборот, несчастный, ведь, судя по всему, моя бывшая жена дала ему от ворот поворот, раз ее дочь считала отцом совершенно другого мужчину.

– Я не ушел, Кать… – сказал я девочке. – И ничего не натворил. Твоя мама просто меня разлюбила и сказала, что нам нужно разойтись.

Я едва успел договорить, когда она замотала головой и уверенно заявила:

– Не разлюбила! Знаешь, какие она вещи про тебя говорит тете Вале, когда думает, что я сплю и ничего не слышу?

О, тетя Валя. Знакомые все лица, точнее, имена. Значит, Валентина до сих пор дружила с Линой. Мы тоже с ней были не разлей вода и я даже называл ее «чувак», а потом тетя Валя переменилась и я даже одно время, уже после расставания с Ангелиной, подозревал, будто именно она настроила мою жену против меня же.

– И какие же вещи твоя мама про меня говорит, когда ты подслушиваешь? – поинтересовался у Катюшеньки.

– Я не подслушиваю! – возмутилась она и даже ткнула меня в бок своей волшебной палочкой. – Я просто засыпаю не сразу, вот и слышу.

Она снова отошла к дивану и, взобравшись на него, начала припоминать.

– Сначала она сказала, что ты ненадежный элемент. Сложные слова, но я их отложила у себя в голове. Мама говорит, что у каждого человека должна быть в мозгу такая полочка для разных важностей.

Господи, ну какая же умненькая-разумненькая девочка! И повезло же ее реальному папе!

– Потом она говорила, что ты просто остолоп какой-то… сейчас.

Она нахмурилась, попыталась пощелкать пальчиками. Характерный жест, которым обычно «помогала» себе Ангелина, когда мысленно обо что-то спотыкалась, вызвал внутри меня очередной прилив тепла. Ростки, похоже, не просто не поддавались моей прополке, но вскоре грозили дорасти до размеров баобаба.

– Остолоп примитивный! Вот! А еще, она сказала слово на букву «г», но я его говорить не буду.

Катя смущенно захихикала и снова поправила корону. А я мысленно возмутился – что это вообще за новые дела, когда ребенка учат таким жутким ругательствам?

– Вторая буква в этом слове «о»? – мрачнея, словно грозовая туча, потребовал я ответа у ребенка.

– Угу, – кивнула она. – И в нем шесть букв.

Я аж на месте едва не подпрыгнул! Нет, я точно еду прямиком к Ангелине и пусть она передо мною объясняется. Упустила из виду старого хрыча, вещает направо и налево, что я – использованное резиновое изделие!

– Папуль, да не переживай ты так… ну говнюк и говнюк… – проговорила Катюша и я выдохнул. – Я-то уже поняла, что ты не такой.

Она улыбнулась мне, а я пообещал себе, что отведу этого ребенка или на аттракционы, или куда-нибудь в бургерную. Можно же таким детям в подобные места?

– Итак, судя по тому, что ты говоришь, твоя мама меня настолько любит, что поминает, как черта лысого, в любой момент своей жизни, – процедил я, покачиваясь с пятки на носок.

– Любит, думаю, – задумчиво покивала малышка. – Любит, но недолюбливает.

А вот с этим я спорить был не в состоянии. Если бы любовь Ангелины была такой же огромной и крепкой, как у меня, жена бы точно не стала бы со мной разводиться.

– Так… значит, этому должна быть причина, – решил я поиграть в Катенькину игру, а заодно и вызнать про Лину побольше. – А какой-нибудь другой претендент на то, чтобы называться твоим отцом, имеется? И вообще, почему тебя старый… дед твой привел именно сюда?

Девочка тяжело вздохнула и пояснила, словно младенцу, который ничего не понимал и только и мог, что агукать и смотреть кругом себя взглядом, в котором интеллект и не ночевал.

– Потому что ты и есть мой папа! И он это знает. Сначала деда Семен говорил, что ты меня не растишь сам и так тебе и надо, но потом…

Она запнулась и даже огляделась, как будто здесь, прямо в моем кабинете, могли быть враги или подслушивающие устройства, которые передадут информацию куда не следует.

– Потом он сказал, что ты должен маме помочь. Нас ведь совсем достал этот ужасный Макаров! Маме проходу не дает, она уже даже от него прячется, когда тот приходит!

Если что и могло вызвать у меня красную пелену перед глазами, которая смела к чертям все сомнения в рассказе Катюши, так это те слова, что она сказала. Именно в таком формате и произнесенные именно таким тоном.

– Ужасный Макаров? – буквально проревел я, и Катя аж подпрыгнула на месте. – Что это еще за тип?

Оторопь, написанная на личике девочки, прошла быстро. Ее сменило удовлетворение от моих вопросов и реакции, которую я показал. Катюша пожала плечиками и сообщила:

– Я не знаю, где мама его нашла, но он сначала за ней ухаживал, а когда она сказала ему, что не будет с ним встречаться, стал ее… доставать. Это я тоже подслушала… то есть, услышала, пока не могла заснуть. Кстати, папочка!

Вновь спрыгнув с дивана и подойдя ко мне, пока я переваривал то, что мне выдала Катерина, она сказала:

– Дома у меня очень много игрушек и есть даже говорящая коала! Ну, за нее мама говорит, но я много всякого от нее узнаю интересного.

«Надеюсь, не про Макарова», – подумалось мне, от чего я окончательно помрачнел.

– Ты должен с ними познакомиться!

Переведя разговор в игрушечное русло с удивительной непосредственностью, какая бывает только у детей, что еще не нюхали пороха жизни, Катя посмотрела на меня с надеждой. Ответить, впрочем, я ей не успел. Дверь распахнулась, а на пороге вместо Ульяны, которую я предполагал увидеть, появился старый хрен дед Семен собственной персоной.

Он воззрился сначала на меня с таким видом, будто подозревал, что на завтрак, обед и ужин я предпочитаю исключительно маленьких пятилетних девочек, потом перевел взгляд на Катю и расплылся в улыбке, какой я еще ни разу не видел у этого дряхлого пня.

Я же прожигал его взглядом в ответ, давая понять: без четких объяснений этот старый пердун из моего кабинета не выйдет!

– Приветствую! Но что рад тебя видеть – врать не буду! – заявил дед Семен, полностью отражая то, что чувствовал и я сам.

Уж без него бы здесь прекрасно обошлись, он мог в этом даже не сомневаться.

– Взаимно, – просто ответил ему, гадая, что он такое употреблял, кроме своей фирменной самогонки, что за шесть лет не постарел ни на грамм.

Причем мера сего горячительного напитка была четкая: не больше трех рюмок за прием пищи, желательно обеденный. И иногда мы с дедом посиживали вечерами, потягивая чудодейственную амброзию, когда Семен был в хорошем расположении духа.

– Тебе внученька все рассказала? – потребовал он ответа, плотно запирая за собой дверь.

Не успел я отреагировать на то, что хрыч прошествовал по кабинету со своей клюкой и устроился прямо за моим столом, выбрав себе самое царское место, как он добавил:

– Там какая-то дылда сидит, она сказала, что тебе невеста, когда я Катеньку сюда привел.

Я вскинул брови и переглянулся с дочкой Лины. Малышка нахмурилась и даже показалось, что корона у нее немного поникла. Но говорить она ничего не стала, ждала моего ответа.

– Бывшая, – отрезал я. – И я требую, чтобы вы мне рассказали, какого вообще черта происходит!

Теперь уже настала очередь Семена и Кати играть в переглядки. И мне не понравилось выражение лица, которое было при этом у старого пня. Как будто он в одно лицо употребил с десяток лимонов без сахара и параллельно этому занятию размышлял о том, что он сидит в офисе очень тупого человека. То есть – меня. Громова Сергея Анатольевича.

– Я папе сказала все! – заявила Катя. – Про то, что мама меня от него родила. И про Макарова тоже.

Ага, этот тип интересовал меня совершенно особым образом. Конечно, в итоге окажется, что никакая мне Катюша не дочь, потому что Ангелина была кем угодно, но только не тем человеком, что способен скрывать настолько значимую правду, но я ведь в любом случае могу помочь избавиться от всяких ненужных элементов жизни Ангелины и ее принцесски.

– Ты, Громов, меня знаешь, – взял слово Семен, немного пожевав губу в раздумье. – Я бы предпочел, чтобы ты с Гелей больше не пересекался, но раз так случилось, что у тебя теперь деньжата водятся – помогай.

И так это было произнесено, что я понял – мне оказали величайшую милость, когда старый хрыч явился сюда сам и привел с собой Катюшу.

– Нанять киллера? – хмыкнул я, подходя к дивану и устроившись на нем. – Для начала я вообще хочу знать, что это за история с рождением якобы моей дочери, – сказал деду.

Тот чуть ли глаза не закатил.

– А от кого моя внучка, по-твоему, могла еще дитенка родить? – спросил он и даже клюкой по полу треснул. – Она, в отличие от тебя, по чужим перинам не скакала! Да, бывали у нее мужчины, но после того, как Катюша подросла!

Я бы предпочел эту информацию никогда не слышать. Достаточно было того, что Ангелина очень быстро нашла мне замену и даже родила от этой самой замены дочь! И даже если старый пень будет мне клясться и уверять в обратном – не верю! По шкале Станиславского: десять из десяти.

– Ни по каким перинам я не скакал! – заявил, решив эту тему прекратить, потому что была она явно не для детских ушей. – И хорошо. Предположим, Катя моя дочь. Но почему от меня Лина это скрывала?

Я чуть ли не вскричал, даром, что меня явно слышала и Ульяна, и весь остальной офис. Но возмущение мое было таким искренним, что оно буквально сочилось отовсюду!

– А вот это тебе пусть сама Геля и скажет. Или промолчит – это уже ее дело, – махнул он рукой. – Помогай с Макаровым и так и быть – если сможет тебя Гелюшка простить за сделанное, живите вместе снова.

Он махнул рукой – снова с царственной милостью. Личико принцесски просветлело, а я испытал такое возмущение, какого не испытывал ни разу в жизни. Как будто без меня меня женили и даже если мне это и нравилось, единственное, что хотелось сейчас – оказать сопротивление.

Надо было разобраться, что же там такое сделанное было в прошлом, что я об этом не знал, а все кругом меня – были в курсе.

– Гелюшка ваша меня давно не любит, – процедил я, поднимаясь с дивана.

– Но папа… – начала Катюша, однако дед Семен ее остановил.

– Не надо, внученька. Пусть думает, что хочет. – Потом он обратился ко мне: – Едем к Ангелине?

У меня аж сердце кульбит сделало от того, что уже вот-вот я мог увидеть ту, которая, как оказалось, все еще жила в моем сердце.

– Едем, – решил я, старательно скрывая те чувства, которые сейчас прорывались наружу.

Мы вышли из кабинета, при этом принцесска взяла меня за руку, будто опасалась, что я могу передумать и сбежать. В приемной наткнулись на Ульяну. Она была очень недовольна тем, что ей пришлось долго ждать, и бывшая невеста даже не собиралась сдерживать своего раздражения.

– Наконец-то! – воскликнула она, глядя только на меня и всем своим видом показывая, что ни Катюша, ни Семен ей неинтересны. – У меня к тебе очень срочный разговор! Я же говорила! – заявила Роднина.

Я вздохнул. Чего доброго, Уля станет бросаться мне наперерез, если попытаюсь сейчас уйти.

– Дед Семен, вот эту кнопку нажмите и в машине меня подождите, – сказал я старому хрычу, протягивая ему брелок-ключи от своего Лексуса. – Я буду через десять минут.

Катюша снова свела бровки на переносице, а дед, немного посомневавшись, все же забрал то, что я ему протягивал.

– Десять минут. Иначе возьмем и уедем! – заявил он и увел Катюшеньку к выходу из офиса.

Я же посмотрел на Ульяну и сказал:

– Ты все слышала. У тебя есть десять минут. Желательно – девять, чтобы мне не пришлось бежать на улицу, а потом глотать пыль из-под колес собственной тачки.

Роднина скривилась, но быстро взяла себя в руки. Правильно, всяких недовольств я уж точно не потерплю, и Уля это знала даже когда находилась в статусе моей невесты. Стоит ли говорить, что теперь, когда она перекочевала к когорте бывших, все свои хмурые виды могла засунуть куда поглубже?

– Кто это был? – задала она вопрос, глядя на меня так пытливо, как будто я был на передаче «Детектор лжи», и этим самым детектором Роднина и являлась.

– Дочь моей бывшей жены, – пожал я плечами. – И ее дед. И дочерин, и жены… Короче, это неважно.

Я махнул рукой, как бы говоря: какая разница тебе-то, экс-невестушка? Давай уже выкладывай, с чем пришла, и иди на все четыре стороны, потому что зуд, который охватил меня в преддверии встречи с Ангелиной, становился весьма нестерпимым.

– То есть, ты не заметил, что…

Она запнулась. Забавно захлопнула рот и даже ладонь к нему приложила, как будто опасалась, что слова с ее губ начнут слетать помимо Ульяниной воли.

– Не заметил – что? – уточнил я, хмуро взглянув на часы.

Старому пердуну вполне взбредет в голову попробовать сесть за руль моего старины-Лехи (искаженно-сленговое Лексус прим.автора), так что мне стоило поторопиться еще и по этой причине.

– Неважно, – отмахнулась Роднина и рассмеялась так неестественно, что этому бы позавидовали даже ее белоснежно-слепящие виниры.

И почему это я так остро сейчас стал реагировать на такие мелочи? Раньше меня не смущали такие штуки, как пластиковые и силиконовые накладки на какие-либо части тела кого бы то ни было.

– Я пришла сказать тебе, что готова родить ребенка, – выдала вдруг Ульяна.

Я так и присвистнул от удивления.

– Поздравляю, – буркнул равнодушно, хотя, прекрасно понимал, к чему сейчас станет клонить Роднина. – Но я-то тут каким боком?

– Я готова родить твоего ребенка, – с нажимом сказала бывшая невестушка.

Спасибо, но давайте как-нибудь без этого.

– Никаких детей у нас быть не может, – ответил я спокойно. – Я тебя не люблю, и ты это прекрасно знаешь. И с возрастом я стал ценить то, что называется этим чувством. Любовь.

– Но ребенок как раз и сможет склеить то, что между нами вдруг исчезло! – чуть ли не вскричала Роднина, бросаясь ко мне.

Она схватила меня за руки, театрально закусила нижнюю губу и распахнула небесно-голубые глазищи. Опять линзы – мелькнула в моей голове догадка.

– Сережа, я очень много думала о том, что между нами произошло! – заявила Ульяна, впиваясь ноготками в мои запястья. – Мы были так близки, а потом вдруг все стало таким… странным!

Какое хорошее слово. Именно так я себя и стал чувствовать рядом с этой женщиной. Странно. Как будто жил пластиковую жизнь, как Кен с Барби, но при этом необходимости в этом не имелось. Ну, да, у Родниной богатый отец, ну и что? Я и сам не бедствую, а всех денег в мире не заработаешь, хотя попытки были.

– Ну, произошло и произошло, – попытался закончить я эту беседу, когда оставалось четыре минуты из отведенного Ульяне времени. – Забудем и станем жить с начала. Не друг с другом.

– Но ты меня не услышал! Я готова родить твоего ребенка!

Я призвал на помощь все силы и терпение, которое уже было на исходе.

– Какого ребенка, Уля? – спросил спокойно и даже как-то угрожающе. Высвободил руки и сложил их на груди. – Мы с тобой расстались. Мы – не поженимся!

– В клинике у нас ведь самые лучшие эмбрионы! Я готова выносить одного! – затараторила Роднина.

Вот же, блин! В этих всех перипетиях после разлуки с невестой я напрочь забыл про наш (точнее, ее) идеальный план. Сдать биоматериал в клинику, принадлежащую ее семье, чтобы потом, когда настанет наш срок размножаться, Ульяна выносила ребенка. Причем, сына, потому что по женской линии у нее там было что-то наследственное, что она могла передать дочери. Следовательно, в клинике и выбрали эмбрионов только мужского пола. Остальное утилизировали, и сейчас, когда я об этом думал, перед мысленным взором появлялась Катюша. Это что, в случае с Родниной, у меня никогда бы не было такого чуда, как дочь?

Вот и хорошо, что так все получилось…

– Нет, Ульяна. Мы не будем вынашивать ни одного, ни двух, ни десятерых. Я заеду на днях в клинику и отзову договор. Я против того, чтобы у меня рождались дети таким путем!

Говоря это, я направился к выходу из офиса, а Ульяна, смешно перебирая длинными ногами, побежала за мной.

– Но мы можем попробовать естественно! Я спрошу у врача, что делать, чтобы точно получился мальчик!

Приостановившись, я повернулся к Родниной и как можно более четко сказал:

– Нет! Никаких беременностей и мальчиков. У нас не будет с тобой детей. Как и не будет будущего. Пойми это уже, Ульяна.

Выйдя из офиса, я направился быстрым шагом к машине. Слава богу, она оказалась на месте. А за рулем ее восседал старый хрыч.

– Не пойму, куда ключ вставлять! – возмутился он, ударив по рулю.

– Деда Семен уже ехать без тебя хотел! – сдала пня Катюша с заднего сидения. – Я говорила – не надо! Без папы уезжать не будем. А он не слушал!

Мрачно взглянув на дочь Лины, я ответил:

– Сейчас кто-то договорится, – указал на деда, – и останется здесь. А мы с тобой уедем.

Катя тут же принялась просить:

– Не надо, папочка, ты же очень добренький, я знаю.

От таких слов я растаял и велел хрычу:

– Вылезайте и садитесь рядом со мной.

Недовольно покряхтев, Семен все же выбрался из машины. Когда мы уселись в Лексус на те места, на которые и полагалось с самого начала, я нажал кнопку на приборной панели и машина с мягким урчанием завелась.

– Тьху ты! – сплюнул на пол Семен, подкидывая мне необходимость в итоге поехать на чистку салона. – Понапридумают же!

Я вздохнул и, вырулив на дорогу, попросил, призывая на помощь спокойствие, которого уже не оставалось, отчего пришлось брать его в кредит у самого себя:

– Диктуйте адрес.

Старый хрен тоже вздохнул и таким же обманчиво нейтральным тоном ответил:

– Тот же самый, что и раньше. Геля с места не сдвинулась и живет там, где вы раньше жили.

В ответ на эти слова я невольно расплылся в улыбке. А пульс от преддверия встречи с Ангелиной стал зашкаливать и стучать в висках.

***

– Что-то они задерживаются, – нахмурилась я, взглянув на часы.

Дедушка и Катюша, которые отправились на прогулку, обычно были очень пунктуальными и всегда возвращались вовремя. Но сегодня ощутимо опаздывали. Или это казалось мне, потому что мамой я была довольно тревожной?

– Всего двадцать минут! – заявила Валька, моя лучшая подруга.

Она хрустела уже третьим яблоком, из которых я делала фирменную шарлотку.

Ну как – делала? Рассеянно пыталась сообразить, как выложить уже давно потемневшие ломтики фруктов, перебирала их и бесконечно бросала взгляды на минутные стрелки.

– Вот именно! Для дедушки – это уже критичное опоздание, ты же знаешь…

Я все же бросила свое высокохудожественное яблочное занятие и, залив фрукты тестом, как есть, поставила пирог в духовку.

– Ну, ничего, вот-вот будут, – сказала Валя и выбросила огрызок в мусорное ведро.

Она осмотрелась на кухне, наверняка ища, чем еще можно подкрепиться, но сегодня я не планировала наготавливать первое, второе и компот, как делала это всегда, когда у меня на работе выдавался выходной. Мы с Катюшей планировали сходить погулять, а потом перекусить в ее любимом кафе.

По правде говоря, и выходной-то у меня выдался незапланированным. Я просто не хотела в очередной раз выбираться из дома, отправляясь в свой крохотный офис. Оставила вместо себя помощницу Наталью, она и должна была разобраться с заказами на сегодня. И всему виной был Антон Макаров. Этот тип, с которым я имела неосторожность завязать переписку на сайте знакомств, преследовал меня так, как иной раз не преследует гончая неосмотрительную дичь. Сначала он очень помог мне с открытием моего небольшого дела, но когда его поползновения стали переходить все границы, а я уже рассчиталась со всеми долгами в его сторону, у нас состоялся серьезный разговор. Я заявила Макарову, что он не в моем вкусе, но ему на это было плевать. Он поджидал меня у дома, приходил в офис, постоянно звонил и писал, несмотря на то, что я регулярно блокировала предыдущие номера. Единственное – Антон не трогал меня, когда я была в компании Катюши и деда Семена. Но я ведь не могла всюду таскать их с собой!

– Нет, я им звоню! – заявила я, начиная рисовать себе в воображении самые жуткие картинки, связанные с Макаровым и моей дочерью.

Но не успела я взять телефон, как в замочной скважине входной двери заскрежетал ключ.

– Слава богу! Все живы и здоровы! – притворно восхитилась Валентина.

Я проигнорировала слова подруги. Да, она не была такой тревожной, как я, но и сыновья у нее росли сами по себе прекрасно. Не нуждались в маме и даже заявляли ей, чтобы она почаще отсутствовала дома. Правда, и были они давно уже в подростковом возрасте.

Я выскочила в прихожую, куда уже зашли дед и Катенька, о чем-то кому-то бесперебойно вещающая.