Czytaj książkę: «Когда останется только тишина»

Пролог

Я стоял в лесу. Как я здесь оказался? Как давно я стою здесь?

Было темно. Я смотрел вперёд и видел ещё более густо посаженные деревья. Они будто манили меня пройти туда – в глубь этого леса – я не мог сопротивляться этому желанию.

Перед тем, как последовать этому манящему, странному зову, я осмотрелся. Если прямо меня ждал лес, то посмотрев направо я увидел поле, за которым были видны деревья. Поле было более светлым пятном в отличие от чёрного и непроглядного леса. Слева виднелось небо. Почему-то справа я не чувствовал его присутствия, хотя оно было над моей головой везде. Это небо, которое было слева, отличалось от всего остального. На горизонте была полоска, не ровная, одновременно яркая и при том тусклая. Сам цвет – тёмно-малиновый, был тусклым в сравнении других цветов днём, но сейчас, ночью, он был ярким, он выделялся.

Солнца нигде не было, оставалась только эта полоска. Я ещё раз оглянулся, но ничего нового не заметил, лишь стал улавливать ночное стрекотание насекомых и попискивание полевых мышей. Я сделал шаг вперёд, и будто бы неизведанная сила не давала мне больше остановиться. Я шагал, шагал не сам – ноги вели меня вперёд.

Я смотрел только перед собой, не чувствуя страха. Сейчас ночь, я нахожусь в лесу, но я не чувствовал никакого, даже подобия страха. Наоборот, мне было спокойно, даже приятно находиться здесь, как если бы я убегал и наконец обрёл покой.

Идя по дороге, уже в глубине этого тёмного леса, я задумался – один ли я здесь? Ведь я должен был как-то оказаться тут, но я не помню.

В тот же миг задул ветер. Мягкий, он был тёплым и лишь слегка растрепал мои волосы, будто бы убаюкивая, унося все мысли и вопросы. Моя голова в миг опустела – исчезло всё. Лишь этот ветер, звуки ночных насекомых и лёгкий шелест листьев. Я не слышал даже собственных шагов, продолжая идти всё дальше и дальше…

Вдруг ветер исчез, как и все звуки. Не было слышно стрекотания кузнечиков и писка полевых мышей. Лес смолк, листья больше не двигались потоками ветра. Я остановился, стоило тишине настигнуть меня. Но было ли это моё желание? Ноги остановились сами.

Неожиданно, прямо из неоткуда яркий свет забил мне в глаза. Я хотел зажмуриться, закрыть лицо руками, но не нашёл сил пошевелиться. Свет продолжал ослеплять и вдруг прямо мне в лицо, обрушился невозможно сильный поток ветра. Я чуть не упал, пошатнувшись и делая шаг назад. В моей голове застыл лишь один вопрос, сказанный при этом не мной, а кем-то, будто бы кто-то мог находиться за моей спиной. Голос был чистым, спокойным, безэмоциональным, размеренным. Его тембр – не сказать, что мягкий или жёсткий. Голос был обыкновенным, но из-за того, что он никак не выделялся среди всех голосов, он запомнился мне, такой голос я отличу, даже если услышу его только через двадцать лет.

Он будто бы был записан в студии, на столько звук этого голоса был чистым, несмотря на невыносимый ветер, сбивающий меня с ног и яркий белый свет, продолжающий сжигать всю картинку вокруг, продолжающий ослеплять, становясь только ярче и ярче.

– кто ты?– спросил голос.

Глава 1 Если в этом мире я не одинок

Сколько помню себя – всегда был одиночкой. У меня не было постоянных друзей, даже в семье я не чувствовал защиты и тепла. Не вспомню, когда конкретно это началось, но уже к первому классу, я точно чувствовал, что во всём этом мире, переполненным людьми, я совершенно один.

Причины, почему именно я не находил нигде поддержки, я не знал. Я, как мне казалось, был таким же ребёнком, как все дети, но почему-то в итоге все мои друзья меня забывали, как если бы я, весь мой образ, стирался бы из их памяти. Казалось, что с раннего детства я был не более, чем призрак.

Поступив в школу, как мне казалось, я должен был стать частью чего-то большего. Школа – место, где много людей, там-то меня должны были запомнить, верно? Но в классе у меня не появилось друзей, а учителя порой не замечали моего присутствия. Я будто бы продолжал быть невидимкой, будто бы что-то скрывало меня от людей, сколько бы я к ним не стремился. Ни моя отличная учёба, ни мои успехи, ничего не помогало мне. Я оставался один всегда и везде.

Шло время, уже к средней школе я свыкнулся с мыслью о том, что навсегда останусь невидимым и мой образ продолжит неумолимо быстро стираться из памяти всех людей, окружающих меня.

Сейчас мне семнадцать лет. Я закончил одиннадцать классов школы и поступил в колледж. Сказать, что я не ждал ничего нового – было бы самым верным. Вновь, как я считал, меня вскоре забудут, оставят в покое, и я останусь лишь призраком, не более.

Первое апреля – вторник – был довольно ясный солнечный день. Я пришёл на линейку несколько раньше и успел к этому времени найти своих будущих одногруппников. Действительно – не прошло и десяти минут, как обо мне забыли. Я просто стоял рядом, слушал, но никто не предлагал мне и слова вставить, а когда я ушёл, никто даже не заметил этого.

Я не обижаюсь, привык оставаться в тени. Раньше меня это задевало, но сейчас я спокоен, как любой, кто смирился с тяжестью своей ситуации. Я умиротворён, и сам уже не обращаю внимания на то, что я исчезаю из этого мира, всё больше и больше.

В классе я занял последнюю парту в самом углу, чтобы окончательно слиться с обстановкой кабинета. Так сказать, исчезнуть окончательно, стать частью этого места, которая будет привычна, без которой нельзя, но которую, по привычке, не замечаешь.

Настала первая перемена. Пока большинство начало стекаться в коридор, находя новых друзей, я остался неподвижен и сидел. Вдруг в кабинет вошёл парень с яркой, как по мне, внешностью. Описать это довольно трудно, но этот образ крепко засел в моей памяти. Он был высоким, достаточно худым. Его волосы, яркие, чёрные, как смоль, привлекали к себе внимание. На их фоне любой другой чёрный – это серый оттенок. Кожа, напротив, белая, как мрамор и такая же гладкая. Он, не замечая никого, прошёл вдоль класса и сел ко мне.

Мне стало странно – этого парня не было в моей группе, он явно из параллели, к тому же с такой внешностью, почему оставшиеся ребята в классе его не видят?

– Забавно, да?– вдруг сказал он,– они все такие… я бы назвал это, социальные. Правда термин не такой красивый и даже грубый… общительные люди, так это называется?

– Да, общительные.

– А ты другой. Почему не общаешься с ними?

Парень всё это время смотрел на компанию из трёх человек, которые стояли у окна и оживлённо разговаривали. При всём при этом, я никак не мог его понять, он был для меня загадкой. Его невероятного цвета чёрные волосы были уложены назад, его выразительно бледная кожа чуть просвечивалась, его глубокие, синие глаза с лёгкими отблесками цвета тёмного оникса всё так же спокойно смотрели на этих людей. Его голос – спокойный, не мягкий и не грубый, довольно мелодичный. Он говорит чётко, без эмоций.

– Я не вижу смысла в том, чтобы общаться с людьми, которые вскоре меня забудут. – прямо ответил я.

– Забудут? Как тебя можно забыть?

– Не знаю, но люди всегда забывают меня, порой уже через минут десять. Так было всегда, с самого детства.

– И ты это не изменил до сих пор? Тебе семнадцать лет, ты довольно интересный парень, много читаешь. Разве тебя так легко забыть?

– Ты прав. – я не знал, откуда он узнал эту информацию обо мне,– Мне семнадцать, я много читаю, а по тому много знаю, но…

– Давай заключим договор? – перебил он меня, – никаких «но» в наших диалогах. Меня это слово раздражает. Прости за прямолинейность, ведь куда лучше сразу расставить все точки над «й».

– Да, хорошо, извини.

– Ты не знал – не за что извиняться. Просто учти это.

– Если ты меня не забудешь.

– Поверь, не забуду. Моё имя – Дарэмо Инаи.

– Ватару Шитцу. – ответил я, после чего впервые он посмотрел на меня.

– Знаешь, у меня сегодня не так много времени, да и в ближайшие дни… – Дарэмо задумался, делая короткую паузу, – я найду тебя, как только освобожусь, хорошо?

– Если не забудешь про меня.

–Я, – он поднялся, – никогда не забуду тебя, Ватару Шитцу.

После он вышел из класса. По-прежнему больше никто его не замечал, прямо как и меня, но если я не отличался такой яркой внешностью и всегда был призраком, то Дарэмо – парень яркий, его невозможно не заметить. Так почему его никто не увидел?

Но с началом урока я сам забыл про этого человека. Я слушал учителя, как ни странно, но всё же что-то и правда изменилось. Не то, чтобы меня начали замечать, но какая-то лёгкость несмотря на то, что я продолжаю быть невидимкой. Наверное, как ощущение полёта, чувство распахнутых за спиной крыльев, мысли, что я невидим и могу делать всё, что захочу.

Я взял в руки карандаш, перевернул несколько страниц в тетради и почему-то решил, что хочу нарисовать подобную сцену. Я не так плохо рисую, научился, сидя в одиночестве, когда чтение начинало надоедать. Сейчас, медленными штрихами я набрасывал контуры улицы, витрин магазинов, уличных фонарей. После стал более жёсткой штриховкой набрасывать контуры толпы, затем стал слегка прорисовывать некоторые лица, а некоторым людям просто придавал объёма более сильным или слабым нажатием карандаша. Так, шаг за шагом у меня получалась улица в час пик. Но я оставил одно место пустым – место для себя. Нарисовав лёгкие контуры лавочки, после я стал прорисовывать себя, стоящего на ней. Я точно не знал, какие у меня должны быть эмоции и доверился интуиции. Почему-то мне показалось, что я непременно должен кричать в эту толпу, а она не должна замечать этого, продолжать двигаться, как единый организм.

Прервал мои труды звонок, но отвлёкся я только на секунду, после стал заканчивать эту работу.

Получилось что-то довольно странное, но близкое мне. Смотря сюда, я по-прежнему не видел чего-то, мне не хватало этого чего-то. Какая-то незавершённость, будто рисунок не может из-за этого ожить. Не смотря на свою красоту, не смотря на объёмные фигуры и перспективу, в целом он не казался мне настоящим и был лишь каким-то простым и незавершённым началом.

Я смотрел на него и не понимал, чего в нём может не хватать? Но ближе к началу следующий пары я решил, что ему не хватает привязки к настоящему. Было не понятно – день это или вечер, какая погода, какое время года? Мне в голове рисовалось, что это происходит летом, когда деревья стоят в цвету, красивые и необъятные, что идёт дождь, а фонари должны непременно загореться приятным жёлтым оттенком, потому как это вечерняя пора и люди спешат домой. Я принялся переносить эти мысли на бумагу, прорисовывая косой дождь, придавая фонарям лёгкий серый отблеск, растушёвывая грифель пальцем. После надел на свою фигуру куртку, а людям в толпе начал выдавать зонты. Там, где картина заканчивалась сверху, я сделал лёгкие штрихи, походившие на хмурое небо. Теперь эта картина казалась мне живой, настоящей. Будто бы такое могло произойти на самом деле.

Я отложил карандаш и посмотрел на свои руки – у меня они все были чёрные от грифеля. Я дождался перемены, после чего вышел в туалет, чтобы их отмыть.

После меня ждала последняя, четвёртая пара. Её я просидел спокойно, просто слушая учителя, иногда смотря на виды из окна, а иногда рассматривая свой рисунок. По окончании я собрался и тихо ушёл, наблюдая за тем, как многие, уже сдружившиеся ученики шли по домам вместе, а те, кому было нужно в разные стороны, ещё стояли и разговаривали, не желая прерывать беседу.

Вся неделя до выходных проходила спокойно. Я ни с кем так и не сдружился, продолжая просто находиться в этом обществе. Рисунок мой так и остался на странице той тетради, а Дарэмо я так больше и не видел. Его не было в коридорах, в других кабинетах, сам он не приходил ко мне больше. Я даже стал думать, что всё это мне просто показалось, может такого человека, как Дарэмо Инаи – просто не существует? Может мне показалось, что он приходил сюда? Игра воображения, банальное желание поговорить хоть с кем-то, вот и всё.

Настала суббота, пятое число. Прошло три дня с тех пор, как я, как мне показалось, познакомился с Дарэмо. В эту субботу я проснулся в двенадцать часов. Родители уже уехали, а по тому я спокойно прошёл на кухню, заглянул в холодильник и обнаружил там только несколько яиц и латук. Конечно, можно позавтракать простой яичницей, но я всё же решил сходить в магазин за продуктами.

Я написал матери сообщение о том, что нужно купить. Ответила она может минут через сорок, после чего я собрался и вышел на улицу. Уже зная, куда я хочу сходить, я вышел из подъезда, как вдруг услышал:

– Приветствую тебя, Ватару Шитцу.

Я обернулся. На лавочке у подъезда сидел никто иной, как Дарэмо Инаи. Как он оказался здесь? Когда я выходил, то был уверен, что лавочка пуста, но сейчас здесь сидит Дарэмо, он сам окликнул меня. Неужели я не заметил его?

– И тебе доброго дня. – я подошёл к нему и сел рядом.

– Ты, наверное, думал, что я забыл про тебя, не так ли?

– Тут ты прав. Я действительно стал сомневаться, что увижу тебя ещё раз.

– Правило второго дня – я сдерживаю все свои обещания.

– Правило второго дня? – переспросил я.

– В день нашего знакомства я сказал тебе, чтобы ты не употреблял «но» в наших диалогах. Сегодня, в нашу вторую встречу, я говорю тебе, что сдерживаю всё, что обещаю.

– Действительно. В таком случае, спасибо.

– Не за что, Ватару. Так ты собирался в магазин?

– Да.

– Не против, если сходим весте?

– Конечно нет.

Мы вместе поднялись и пошли по направлению магазина. Сказать честно, меня переполняли вопросы. Кто такой Дарэмо? Откуда он знает, где я живу? Как появился здесь именно тогда, когда я выходил из дома? Почему по началу я не заметил его?

Мы шли молча, я продолжал не понимать его, в то время как сам Дарэмо просто смотрел вперёд себя, будто бы изучая всё, что вокруг него. Его глаза, а такой насыщенный цвет глаз я вижу впервые, жадно изучали округу, но при том он оставался безэмоционален. Он просто шёл, будто бы даже не со мной, а гуляя сам по себе. Он был действительно свободным, расслабленным…

Так же молча мы совершили покупки, вернее покупал я, но всё так же молча Дарэмо находился по близости. Как бы со мной, но при том, как бы и отдельно. По пути домой он наконец прервал наше молчание:

– Не будешь против, если я зайду в гости?

– Да, конечно.

– Вот и славно. – он кинул взгляд на меня, посмотрел мне в глаза, но вскоре вновь стал смотреть вперёд, – А родители твои вернуться не раньше семи, да?

– Верно. – я удивился.

– Тогда я уйду в половину, если ты не возражаешь, конечно.

– Если тебе не наскучит моё общество, можешь располагать моим временем, я совершенно свободен.

– Как приятно это слышать. – он улыбнулся слегка уголками губ, – Но вот у меня есть дельце, а потому я всё же уйду в половину. Но в следующий раз, обязательно, постараюсь остаться подольше.

Вновь повисла тишина. На кухне я сразу разложил пакеты, после чего предложил ему чай. Дарэмо согласился, выбрав насыщенный чёрный чай без сахара. Я же выпил стакан воды, после чего мы прошли в мою комнату.

У меня была самая обычная комната, не набитая вещами. В ней не было ничего лишнего, никаких украшений или декора, самое необходимое в приглушённых серых, белых и синеватых оттенках. Дарэмо же, казалось, она понравилась. Он даже сказал, что впервые видит такую спокойную и просторную комнату, но в действительности нельзя сказать, чтобы моя комната и правда была просторной.

Дарэмо подошёл к моему столу, там как раз раскрытым лежал мой альбом, где я чаще всего рисовал, а рядом та самая тетрадь с тем самым рисунком. Он долго молча рассматривал, даже взял в руки тетрадь, после чего посмотрел на меня.

Казалось, его глаза горят, будто в них поселилось танцующее пламя. Это было так пугающе и завораживающе. Я понял, что непременно хочу нарисовать его лицо, хочу нарисовать эти глаза.

– Ты прекрасно рисуешь, – сказал наконец Дарэмо, – Я, честно, поражён. Я бы хотел, чтобы ты нарисовал что-нибудь для меня.

– Что ты хочешь, чтобы я нарисовал?

– Я бы с удовольствием посмотрел, сможешь ли ты нарисовать мой портрет. – он будто читал мои мысли, – Но перед этим, нарисуй что-нибудь простое. К примеру, нарисуй своё воспоминание.

– Так ты хочешь, чтобы я нарисовал собственное воспоминание? Но ведь их достаточно много, можешь объяснить конкретнее?

– Ты прав, к семнадцати годам ты скопил достаточно воспоминаний. Нарисуй то из них, которое соответствует слову «свобода». Мне всегда так льстит это слово.

– Свобода говоришь… хорошо, я нарисую.

– Не торопись, у нас с тобой достаточно времени. Как только сделаешь этот рисунок, нарисуешь и мой портрет. Ты ведь тоже этого хочешь?

– Ты прав. Я непременно хотел бы нарисовать тебя.

– В таком случае, мой портрет останется у тебя, но вот рисунок с твоим воспоминанием я заберу себе, договорились?

– Хорошо. Послушай, а откуда ты всё это знаешь? – на прямую спросил я, – К примеру, где я живу.

– Верно, совершенно забыл. – он отложил мою тетрадь и сел передо мной на стул, – Перед тем, как рисовать меня, ты должен меня узнать и научиться понимать. Что же, я расскажу тебе о себе. Каждая наша встреча – новая история, устроит?

– Конечно.

Тогда он принял более удобную позицию, посмотрел в окно, улыбнулся чему-то, явно вспоминая подробности того, что я услышу, после чего посмотрел на меня, прямо в мои глаза и принялся рассказывать.

Он говорил всё так же спокойно, без эмоций. Единственное – паузы между строк. Но это спокойствие и эти паузы, то, как ровно он рассказывал, почему-то мне это понравилось больше, чем если бы он старался рассказывать и передавать эмоции. Всё время он смотрел мне в глаза, не отрываясь, казалось, что даже не моргал. Постепенно я стал видеть то, что он говорит. Будто бы картинка сама рисовалась и теперь я вижу настоящий фильм, который озвучивает Дарэмо.

Он рассказал историю, когда был ещё маленьким ребёнком. У Дарэмо есть сестра, вместе с которой они любили играть в лесу около их загородного дома. Они вместе вставали рано утром и убегали играть туда. Как он рассказывал, а я уже чётко видел перед собой, там были высокие хвойные деревья. На мощной ветви одной из сосен были качели. Его сестра, по описанию красивая рыжеволосая девочка с вьющимися, непослушными и длинными волосами, жизнерадостная голубоглазка с такой же, как у него, довольно светлой кожей, любила качаться на этих качелях. Он же, на три года старше сестры, всегда уступал ей, подолгу раскачивая её, слушая её весёлый детский смех.

Помимо катания на качелях, они часто играли в догонялки и в прятки в этом лесу. Перед глазами так и вставали картинки, как двое детей бегают друг за другом, смеются, разговаривают и веселятся. Я будто бы имел возможность стоять сейчас там, быть сторонним наблюдателем и видеть всё это.

Дарэмо продолжал рассказывать, описывать ту местность и тогда я стал видеть всё в полных красках, стал видеть только эту историю, как фильм, переставая видеть и даже помнить свою комнату и лицо Дарэмо и его невероятные глаза. Я видел тот хвойный лес, видел рыжеволосую смеющуюся девочку и парня, на три года старше её. Видел и следовал за ними по всему лесу.

Ближе к обеду дети вернулись в дом. Он был двухэтажным, белым. Вокруг был лишь лес, опушка с самим домом и машина. Дорожки были выложены из плитки, они петляли и вели в разные места. По бокам их обрамляли пышные клумбы, цветы, которые были довольно высокими и нередко спадали на те самые дорожки. Дети вбежали в дом, их звала мама. Она была высокой, рыжеволосой женщиной. Видимо на неё так и походила младшенькая. Дети вымыли руки и сели обедать. Тут спустился вниз по лестнице отец семейства. От него Дарэмо передалась бледность, цвет волос и цвет глаз. Отец сел за стол, ему тоже была уготовлена тарелка с супом.

Когда семья пообедала, отец по-доброму, ласково, попросил детей не убегать далеко и сказал, что сегодня они будут смотреть любой мультфильм, который выберут, если не будут шуметь. Дети обрадовались, после чего отец семейства удалился к себе на верх. Мама вскоре ушла работать в сад, разрешив детям бегать на улице или же тихо находиться в игровой комнате.

По началу дети бегали по саду. Он пестрил яркими красками цветов. Но дети устали и легли под большую яблоню, дающую тень.

– Принеси книгу и почитай мне сказки. – улыбнулась девочка, – Почитаешь про принцессу, которую из замка с драконом спасает прекрасный принц?

– Хорошо, сейчас схожу.

Дарэмо поднялся и побежал в дом. Там, в игровой, была полка с детскими книжками. Они были яркими и содержали много разноцветных картинок. Дарэмо нашёл ту, про которую говорила его сестра, после чего пошёл обратно. Но вдруг остановился и прислушался к чему-то.

Он с заинтересованностью тихо и медленно поднялся по ступеням, держась за балясины руками. На верху был длинный и узкий коридор, имеющий три двери. Одна из них была приоткрыта. Дарэмо подошёл к ней и осторожно заглянул внутрь. Оттуда доносились звуки проигрывателя, но не мелодия, а шуршащий звук, когда пластинка закончилась. Именно этот звук так привлёк Дарэмо.

Мальчик приоткрыл дверь, вошёл внутрь и сразу же остановился. Его взгляд упирался на отца. Он был ещё более бледным и неподвижным. Дарэмо подошёл ближе, дотронулся. По его лицу стало понятно, что он почувствовал холод от кожи своего отца. В тот же миг он вышел из комнаты, закрыл дверь, как она была и побежал к сестре. Та продолжала дожидаться его, поправляя спадающие на лицо рыжие пряди.

– Ты так долго, братик. – сказала она.

– Прости, не сразу нашёл книгу.

После Дарэмо открыл её и стал читать, спокойно, как ни в чём не бывало. Меня поразило это, ведь ему было на тот момент не более семи лет. Когда в следующий раз мама позвала детей ужинать, я удивился тому, что отец семейства появился. Дарэмо смотрел на него с таким же удивлением, как и я сам. Отец же спокойно занял своё место за столом, после чего вся семья поужинала, и дети побежали выбирать мультфильм. Вернее, побежала всё же сестрёнка Дарэмо в то время, как он сам чуть притормозил и спрятался, подслушивая разговор взрослых людей:

– Милый, всё хорошо?

– Снова был приступ, я не уверен, что…

– Не говори ничего плохого, – она с испуганным лицом подошла к мужу, обнимая его, – Мне так страшно…

– Детям скоро в школу, придётся перебираться в город.

– Может тебе лучше остаться? Врач говорил, что тебе будет лучше на природе.

– Я не хочу оставаться один. Будет лучше, если мы поедем все вместе в город.

Тут прибежала маленькая девочка с диском в руках, радостно сообщая, что хочет посмотреть именно этот мультфильм сегодня.

Резко, внезапно и неожиданно я перестал видеть фильм, увидев перед собой лицо Дарэмо. Я испугался, даже вздрогнул от этого неожиданного события, как сильно привык я быть наблюдателем того фильма, той истории из его детства…

– Дарэмо, – спросил я, когда понял, что вокруг нас только тишина, – А что с твоим отцом сейчас?

– Он умер через полтора года после того случая.

– Прости… всё же грустная история…

– Наверное, – он пожал плечами, после чего посмотрел на часы, – Мне пора. Через пару минут я должен буду тебя покинуть.

С этими словами Дарэмо поднялся. Я проводил его до дверей, после чего закрыл их за парнем. Всё это было молча, мы не попрощались и не договорились о новой встречи. Он просто ушёл, оставляя после себя многоточие.

Я вернулся в комнату, посмотрел на свой рисунок в тетради. Помниться, он просил нарисовать для него моё воспоминание, связанное со свободой. Передать в картине то, что так мастерски смог пересказать словами мне он.

Я взял свой эскизник, уселся на кровать и стал перебирать воспоминания, но в голове всё так же крутилась его история. Тот хвойный лес, тот белый дом, рыжеволосая девочка и чувства Дарэмо, когда он обнаружил своего отца холодным.