Czytaj książkę: «Сломанный мальчик»

Czcionka:

Рисунок на обложке: Екатерина Горожанова

* * *

Сидеть мокрой курицей, в слишком коротком для русского шестьдесят второго размера полосатом фривольном халатике, с размазанными по лицу остатками косметики, на виду у целой толпы цивильно одетых подтянутых мужчин, прямо скажем – не очень комфортно.

Не то чтобы я собиралась соблазнить кого-то из них видом моих не очень молодых широкоформатных телес – отнюдь. Халатик был мною накинут с весьма прозаическими целями – не околеть от холода в мокром купальнике.

Происшествие в венгерских купальнях застигло меня именно в таком виде.

Если бы меня сейчас спросили – я бы конечно предпочла переодеться и как можно скорее привести себя в порядок, но тут уже не вопрос моего выбора. Кто бы меня здесь спрашивал, чего я хочу, а чего нет?

Хотя я и очень плохо знаю английский, мне вполне понятно из криков по громкоговорителю, что я не должна покидать эту комнату. Категорически не покидать. Ну, в смысле не только я не должна, но и все остальные присутствующие.

Эмоций в этом моменте у меня нет вообще никаких. Силюсь понять: а что это было-то? Собственно, я лично здесь лицо случайное, но тем не менее, произошедшее более чем волнительно.

Как заставить полицейского подпрыгнуть? Заорать от неожиданности. Мимо моих ног в резиновых сланцах прошагала девушка в форме, ведя на поводке здоровенную собачищу неопределенной породы.

Я кошатница – ничего в собаках не понимаю. Люблю их только щенками, а потом исключительно издалека. Ранее я относилась к песьему народу душевнее, но как-то зимним днем меня атаковала стая бездомных собак, самая настойчивая из которых прокусила мне штанину. Спасибо водительнице трамвая – затормозила и дала возможность спастись, запрыгнув в вагон. С тех пор я охладела даже к очаровательным ньюфаундлендам, о которых до этого грезила.

В общем, в тот момент, когда полицейская шла мимо, пес неожиданно решил что-то понюхать именно под моим сиденьем и ткнулся холодным носом мне в ногу.

Крик мой долго звенел в ушах бедной сотрудницы. Долго пришлось извиняться и объяснять на ломаном английском:

– Я больших собак боюсь как огня, когда-то была тяпнута за ногу мимо пробегающей статей бездомных собачьих граждан. Вы меня конечно извините, что напугала вас, но что это за привычки у вашей собачки такие дурацкие? Жрать без спроса иностранных граждан, прямо в общественных местах? Нешто это можно?

Сотрудница полиции, оправившись от испуга, жестами приказала мне отойти с насиженного места и не сметь мешать животному работать.

Пришлось повиноваться и встать. Но это к лучшему, так можно было увидеть гораздо больше: в небольшой проход между кабинок купальни набилось человек десять в форме национальной полиции.

Они, увы, разговаривали на венгерском, и понять их у меня не было ни единого шанса. Язык мадьяров на деле еще хуже гнусавого датского. В Копенгагене хотя бы слышно, как бормочут незнакомые слова, а тут даже этого не разобрать – какое-то монотонное гудение.

Мне же, как человеку интернет-зависимому, пришлось жалеть только об одном: телефон садится, а подойти к рюкзаку невозможно, все вокруг оцеплено полицией.

Я было попыталась уйти обратно купаться, но путь мне преградил высокий худощавый мужчина с рацией и велел убираться обратно. В смысле не в Россию, а всего лишь в помещение. За моей спиной в этот момент что-то страшно загудело.

Показалось ли мне или воды в бассейне и вправду стало несколько меньше? Нет. Не показалось. Видимо, полиция включила насос в страшной надежде найти на дне свою пропажу.

Уверена – скоро это закончится и окажется не преступлением, а ошибкой, совпадением, нелепой случайностью. Но на деле – приготовимся ждать столько, сколько потребуется властям для того, чтобы тщательно все здесь осмотреть.

Я – свидетель. Свидетель чего – пока даже мне самой непонятно.

Но давайте же обо всем по порядку.

1

Серо и безрадостно в мокром февральском Будапеште. Когда тебе представляется шикарная возможность целый месяц, или даже больше, пожить бесплатно в самом центре Европы, ты надеешься, что это необычайно развлечет тебя и даже приободрит.

Соглашаясь на дружеское предложение Татьяны и только лишь для вида поломавшись, я всерьез думала, что мне наконец повезло. Что жизнь, обычно не балующая меня дотациями, послала просто сказочный подарок: провести сколько-то там недель в любимой Европе на полном пансионе, плюс оплаченные авиабилеты, хотя и увы, в обе стороны.

Такое роскошное предложение мне даже присниться не могло. Путешествия – моя самая большая страсть. Уже через три-четыре недели в Москве я начинаю тосковать по самолетам, ручке небольшого чемоданчика, секонд-хендам на старинных улицах, изящным кофейням и своему смешному английскому. «Хэлп ми плиз!» – несется вслед любому прохожему, продавцу или официанту. Такого уровня мне вполне хватает для общения со всем миром.

Конечно, я обрадовалась предложению!

Но, как оказалось, любой путешественник в подобной ситуации совершает типичную романтическую ошибку: он наивно путает широкую улыбку туризма с жестоким оскалом эмиграции. Жить неделю в отеле на всем готовом – это совершенно не то же самое, что продержаться в незнакомой стране длительное время. Работая, решая вопросы, попадая в различные ситуации.

Что же, к примеру, делает счастливый путешественник, волею судеб занесенный в этот влажный европейский рай? Разинув рот, рассматривает мосты и дворцовые окрестности да с восторгом молодого поросенка кидается в горячие минеральные купели под открытым небом. И все это удовольствие вперемешку со ста различными познавательными экскурсиями по хрустально-голубому Дунаю, который прекрасен в любое время суток, когда на него ни смотри…

Мне же здесь пришлось совсем нелегко. Это только со стороны кажется, что крошечный отельчик – забавная игрушка, стильный бизнес, не доставляющий его хозяевам вообще никаких хлопот. Найми персонал да продавай номера через интернет-бронирование – чего уж проще? На деле же отель – живое капризное существо, агрессивный пожиратель времени, который не отпускает ни на шаг, командуя жизнью своего хозяина.

И о чем я только думала, ответив согласием на просьбу подруги слегка покараулить ее теремок, пока та наслаждается ролью молодой бабушки в Мюнхене, куда не так давно вышла замуж ее дочь? Пришла пора девице сделать мать бабкой, и Татьяна, как всякая приличная родительница, конечно же захотела разделить с кровиночкой нежные тяготы первого месяца новорожденного в доме.

Да ладно бы один только бизнес ей покарауль – тут еще баба Света (мама ее, новоиспеченная прабабушка, выходит) чего стоит!

– Алинушка, ты только представь! – пела мне в трубку эта коварная Сирена, заманивая своего неосторожного путника. – Просто погуляешь месяцок по Европе, Шенген у тебя всегда открыт, тебе ничем и заморачиваться не нужно!

– Таня! Я только одного в толк не возьму: ты с чего вообще взяла, что я хоть что-то понимаю в отельном бизнесе?

– Ой, да я тебя умоляю! Что там понимать? – продолжала сладкоголосая искусительница. Портье гостей примет, разместит, а потом проводит, горничная уборку сделает. В пять утра приходит повар, который накормит постояльцев, да и тебя кстати тоже, вкусным завтраком. У нас такой шикарный шведский стол – закачаешься! Дворник подметет крыльцо, каждый свое дело знает.

– Уймись, тараторка! Объясни мне, непонятливой: а я-то тебе зачем, если оно и так все прекрасно работает?

– А ты, голубушка, будешь у меня видимость хозяйского глаза создавать. Как резидент во вражеском стане. Мне обо всем докладывать да шифровки слать.

– Какие еще шифровки, Тань? Ты не заболела там часом? Чего ты несешь?

Очевидно, подруга моя, заполучив долгожданного малыша в безраздельное бабушинское пользование, повредилась рассудком. У мамочек это называется «пролактиновое помешательство» – когда специальный гормон сводит с ума всю мамашку. Не знаю, как это именуется у бабушек – у меня такого вроде не наблюдалось.

– Не пугайся, красотка! Я здоровей, чем когда бы то ни было! Да ты у владельца любого бизнеса спроси, о чем я – он тебе это сразу подтвердит! Персонал, если остается сам себе предоставлен, тут же безобразить начинает и халявить. А так сотрудники мои будут знать, что за ними присматривают.

Мне сразу представилась картина разврата и разгула в отдельно взятом отеле: вот портье в одних стрингах, лежа на ресепшн, курит запрещенные наркотики. А вот горничная, и без стрингов вовсе, прямо в холле делает эротический массаж постояльцу в цепях и коже.

На картине обнаженного повара, помешивающего овсянку без применения дополнительных инструментов (чем дотянулся), мне стало понятно, что сумасшествие заразно, и я ввела дополнительного персонажа: себя, щелкающую хлыстом в целях укрощения персонала. Вот я вхожу, делаю «Ап!» и тут же портье, зацепившись стрингами за цепи на постояльце, натягивает брюки горничной и повару…

Пришлось потрясти головой, чтобы начать разговаривать адекватно:

– Так у тебя же там мама живет! Разве Светлана Петровна за отелем не приглядит?

– А-ха-ха! Ну, насмешила! Ей восемьдесят четыре на днях стукнуло. Это она-то приглядит? Да кто бы за ней самой приглядел! Баба Света уж давно так чудит, что у меня потом голова кругом – и с каждым днем все хуже и хуже. Мама у меня, значит, на девятом десятке про себя вспомнила – здоровьем занялась. Получила от местной социальной службы пенсионный абонемент в купальни и плещется там, моя уточка, ежедневно. Так вот, прошлым летом, было дело, эта уточка домой явилась в одном купальнике и шапочке на босу ногу. Мотивировала сей поступок страшной жарой. А я же тогда реально страшно перепугалась – это уже маразм к моей маменьке подкрался или еще эпатаж гарцует? Вот, жду второго «звоночка» – как придет домой в купальнике зимой, моя птичка, так уже начну принимать соответствующие меры, а пока ограничиваюсь напоминанием потеплее одеваться. И то, так осторожненько, чтобы не завелась – а то обид будет потом на неделю, слезы не остановишь. Мол, я не подозреваю матушку в том, что она выжила из ума, а всего-лишь забочусь о ее здоровье – не простыла бы. Вот ты, как фея-крестная, и за бабкой моей пригляди, чтобы не отчудила чего, и за отелем заодно. В конце-то концов, душа моя, тебе не все равно, где твои книги писать? А то в Москве у тебя такой бедлам! Агентство недвижимости, дети, внучка, Омуль, коты эти еще…

Татьяна, паразитка такая – прибить ее мало, сейчас со всей силы прыгнула на мою больную мозоль. И не просто прыгнула, а еще и потопталась.

В России у меня и правда жизнь веселая. Прямо обхохочешься. Из офиса, как пришитая, почти не выхожу даже в выходные, хотя давно изрядную часть деятельности можно перенести на удаленку – чай, в двадцать первом веке живем, интернет везде есть. Тут тебе и телефонная, и видеосвязь и переписка любая. Наверное, я все-таки могла бы на месяц, в качестве эксперимента, усвистать в заграницу. Мне даже самой интересно, как оно будет без моего постоянного присутствия работать.

А дома-то и того хлеще – большая часть детей, их мужья, уже их дети (ну, правда, пока только одна годовасиха София) и три наглых зверских которожи живут со мной вместе в крошечной квартире. Я же, к моему огромному сожалению, не очень расчетлива – давно бы купила жилье побольше, да деньги, увы, копятся крайне медленно. Транжирю их в ежемесячных коротких путешествиях, без которых уже просто жить не могу. Так и тянет регулярно в дорогу. Великое чувство стыда испытываю за деньги, потраченные не на недвижимость, а на «чепушествия». Но!

Как сказала моя очень правильная подруга Валентинушка в ответ на мои терзания о собственной неприспособленности к жизни: «А если не путешествовать, не жить так, как тебе самой того хочется, нафиг тебе тогда все это нужно вообще?»

И действительно. Если от работы не отвлекаться – с ума сойдешь меньше чем через месяц. Начнешь, как баба Света в одной купальной шапочке по городу бегать. Хотя риэлтору уместнее бегать в одних бахилах. Но мать Татьяны хотя бы долго пожила на свете перед тем, как впасть в маразм, а мне-то всего сорок три годика – еще жить в трезвом уме да жить!

Я, может, Омуля брошу наконец совсем, похудею и новую жизнь начну! Надо соглашаться!

– Тань, ну я даже не знаю, что ответить. Мне подумать нужно.

Татьяна на том конце телефонной связи запрыгала от радости. Что она меня, впервые видит? Все со мной сразу было ясно:

– Спасибо, котик! Я так и знала! Я была уверена, что ты согласишься!

– Но я не…

Татьяна, ясное дело, и не собиралась меня дальше слушать:

– Кидай скорее данные своего загранпаспорта. Беру тебе билет на первое февраля.

– Что? Ты серьезно? Через два дня? Таня, имей совесть! С ума ты сошла, я думала тебе это понадобится где-нибудь через месяц или даже через два…

– Все, дорогая, целую! Мы с тобой не увидимся в этот раз – я сама завтра к Динке улетаю, пяточки Себастиана целовать. Четыре кило! Богатырь! Кровиночка моя!..

Не слушая дальше мои невнятные писки, Татьяна положила трубку. У меня же опустились руки – прямо на телефон. Предательские пальцы сами собой нашли в картинках фото загранпаспорта и отправили его подруге. Это не мое волевое решение. Это все подсознание, которое точно знало, насколько я нуждаюсь в покое. Знало бы оно, в какой покой я собираюсь – в приемный покой сумасшедшего дома, не иначе!

Больше всего на свете я ненавижу два занятия (ну, не считая примерно еще пары тысяч дел): мыть посуду и собирать вещи в дорогу. С первым все-таки проще – умный человек (я лично готова ему памятник поставить) давным-давно придумал посудомоечную машину. А вот чемоданособирательный агрегат, увы, так никем и не изобретен. Все приходится делать самой, как Золушке…

Европа давно мне покорилась. По пальцам одной руки можно сосчитать страны, куда еще меня не заносило. Так вот, Венгрия как раз оказалась на моем мизинце. Из рекламных проспектов я знала, что Будапешт прежде всего славится своими водными развлечениями, поэтому сосредоточилась на поисках шапочки для купания.

Думать об этом было куда приятнее, нежели о том, что вчера я бросила мужчину. Как всякая приличная женщина после расставания, я показательно страдала. Ну как, показательно? Показательно для себя.

Да и не все о переменах в моей личной жизни были осведомлены. Омуль (худшая половина нашей пары), например, о нашем расставании вообще пока был не в курсе. Обладая тонкой художественной натурой он мог не звонить мне неделями. Что вполне позволяло ему пропустить не только наше расставание, а даже, в случае чего, и мои похороны. Да, Омуль вполне мог нарваться по моему телефону на скорбящего родственника, который трагично поведал бы ему о моей утрате. Или их утрате? Или утрате меня? Впрочем, неважно. О чем я только думаю?

А думаю я исключительно о том, где же моя розовая шапочка для бассейна. Я приподняла купальник: да вот же, где она притаилась!

Вы уже догадались, что я приняла решение поехать?

Младший кот был безжалостно вытряхнут из чемодана с криками: «Пошел вон, волосатая скотина!» А я наконец принялась за ненавистные сборы чемодана. Ей-богу – макулатуру в школе собирать было проще.

2

Беспокойное хозяйство Татьяны нельзя было назвать настоящим отелем в полном смысле этого слова. Здание гостиницы – даже не отдельное строение, а что-то вроде пломбы, закрывающей дырку между двумя соседними домами. То есть у отельчика нет собственных боковых стен. Построен он был давно, кажется в позапрошлом веке – поэтому сейчас выяснить мотивы такого странного архитектурного решения не представляется возможным. Входная дверь теперь модная, стеклянная – так, чтобы любой прохожий видел небольшой уютный холл с зоной отдыха. Из холла можно попасть в симпатичную столовую, где гостей кормят вкусным завтраком. Окна столовой выходят на задний двор, по другую сторону которого возвышается старое трехэтажное здание с темными балкончиками. Небольшие номера нашей (ну, раз уж я здесь) гостинички располагаются на втором и третьем этажах. Их всего десять, да и те редко заняты полностью. Отель недавно, правда, весьма бюджетно, отремонтирован. В светлом холле отделка и мягкая мебель модного сейчас цвета сырой свеклы; столовая выдержана в серых тонах, персиковые номера украшены симпатичными постерами. Бедненько, но чистенько. В международном классификаторе отель имеет три звезды, что на самом деле не так уж и плохо. Напротив! Три звезды – это даже повод гордиться своим статусом.

Кажется, я описала все. Ах, да! К холлу примыкает маленький тамбур, из которого вниз ведет крутая лестница. Что там – понятия не имею. Надо будет как-нибудь сходить взглянуть. Да-да. Желательно в полночь, как в любом уважающем себя фильме про маньяков, где чем страшнее звуки – тем охотнее герой несется в подпол, вместо того, чтобы звать полицию и удирать со всех ног.

Прогноз погоды утверждал, что в Будапеште сегодня целый день будет ненастно. Шапочка для бассейна, пожалуй, меня спасет, но выглядеть я в ней на улицах венгерской столицы буду странно. Не хуже той бабы Светы в маразме.

На этот раз синоптики не обманули – дождь лил как из ведра все те полдня, что я была в Европе.

Долго-долго смотрела я в чемодан, где одиноко свернулась моя розовая резиновая радость. Отчего-то купальник к ней не прилагался. Меня осенило: прилагался-то он к левой руке, когда та поднимала его в воздух, разыскивая эту чертову шапку. Она же и бросила купальник обратно в ящик. В ящик! Вместо чемодана. Потому что в тот момент в чемодане отвисал зловредный кот Петька, и прежде чем складывать туда вещи, нужно было прогнать это шерстяное чучело. Нет! Это не Петька чучело – это я чучело! Не зная как еще себя назвать, я расстроенно поморщилась – ну все, искупалась… «Подумаешь, трагедия! – воскликнул бы любой нормальный человек. – Пойди да купи другой купальный костюм».

Но я – не обычный человек. А человек, который носит российский шестьдесят второй размер. А где тут ближайший магазин по продаже танковых чехлов, мне пока неизвестно. И в Москве-то на свою сложную фигуру ничего не найдешь – заказывать приходится, а уж в чужом городе, где и спросить не у кого… Татьяне звонить по этому поводу бесполезно. Эта ведьма умудрялась на пятом десятке легко помещаться в свои школьные наряды сорокового размера. Просто Дюймовочка, а не женщина, невзирая на аппетит порядочного крокодила – не раз на общих застольях я удивлялась, как такое количество еды помещается в такое тщедушное тельце.

С досадой хлопнув крышкой чемодана, я вышла на ресепшн.

Портье привычно оскалился, изобразив подобие любезной улыбки. При этом он, не отрываясь, играл в стрелялку на своем телефоне.

Иштван (так звали портье) меня удивил. Такому бы в кино сниматься! Высокий, широкоплечий, белозубый молодой парень – ну никак он в образ скромного портье не вписывается. Честно говоря, вообще не представляю, что такой картинно-красивый юноша делает в крошечной гостинице за весьма скромную зарплату. С его-то внешностью – нижнее белье на рекламных проспектах можно демонстрировать по большой ставке.

Совсем не амбициозен, может? Ему хватает того, чем богат? Жены и детей нет, по характеру амеба-амебой. Да уж, да уж. Иной, не имея природного ресурса, так цепляется за эту жизнь и рвет ее зубами, стараясь хоть как-то вылезти на следующий уровень, а кто-то уже родился с готовыми данными для заработка, но ими никак не пользуется, зарывая свои таланты в землю. Ведь тот же телефон в руках Иштвана мог быть гораздо более навороченным – стоило ему только пожелать и приложить минимум усилий. Но нет. Нашему портье это неинтересно. Ему вообще ничего не интересно за пределами экрана смартфона. С сожалением отрывается юноша на противных постояльцев, вымученно сверкая улыбкой. А зубы какие! Крупные, белоснежные – тотчас в рекламу зубной пасты… Но насильно человека осчастливить невозможно. Проводив гостей в номер, Иштван тут же опять утыкается в свои войнушки.

Мой английский – прекрасен. Во всяком случае, ровно те три слова, которые мне известны. Ну, конечно, не три, а может быть тридцать или даже триста, но до моего приезда в Будапешт мне пришлось здорово поволноваться на счет будущего общения на местности.

До сих пор мне удавалось в любой стране мира решить все возникающие проблемы, схватив первого попавшегося гражданина за рукав и сложив ладони лодочкой со словами: «Хэлп ми плиз!» Все страны, где мне уже довелось побывать, населены крайне позитивными, добродушными людьми, которые с широчайшей улыбкой бросались мне на помощь, провожая и направляя.

Нервные клетки оказались потраченными впустую – языкового барьера с сотрудниками Татьяны у меня вообще не возникло. Слава Богу, кошмарный венгерский язык (а он действительно кошмарен – я даже слогов разобрать не могу в том, что они бормочут) меня никто учить не заставляет, а на английском худо-бедно при помощи Google Translate вполне могу сообщить, что мол, ай эм фром Раша, а по этому поводу срочно дайте мне другую подушку, потверже, и котлеты у вас недосолены.

Тренькнул колокольчик (установленный, по моему мнению, чтобы будить нерадивого Иштвана), и в дверях отеля, отряхивая капли с большого черного зонта, появилась пара с ребенком лет трех-четырех в коляске. Паршивец портье даже на минуту не оторвался от своего телефона, чтобы помочь высокому седовласому мужчине с красным лицом затащить в холл два огромных чемодана. Отель у Татьяны крошечный – места для мальчика на побегушках здесь нет. Как-то негласно предполагалось, что таскать чемоданы в номера должен Иштван.

Женщина сразу же получила у меня подпольную кличку «Прощай молодость». Есть за мной такой грех – оценивать людей по внешнему виду. На деле ей не должно было быть больше тридцати пяти – тридцати семи лет, но весь ее облик громко кричал о не вполне успешной погоне за уходящей красотой. Выбеленные, и как мне показалось, нарощенные волосы, татуированные до блеска брови, совершенно неуместный для путешествия высокий каблук и ярчайший макияж – на матери семейства все это выглядело более чем странно. Если бы седовласые мужчины имели обыкновение брать с собой в путешествие помимо наследника еще и проститутку – картина бы полностью сложилась. А так создавалось впечатление, что траченная молью Ассоль вот-вот должна встретить Грея – поэтому ей и приходится круглосуточно находиться в полной боевой готовности.

Помнится, со мной в юности произошел забавный случай: поехали мы с творческим клубом на месяц жить в тайгу (дело было в Сибири). Педагогическая организация разбила молодежный лагерь человек на двести, не меньше. Спали мы в палатках, готовили еду на костре – все по-взрослому.

Чтобы стать настоящим туристом, я взяла у отца брезентовую штормовку – по моему тогдашнему мнению, именно в нее мне следовало заворачиваться вечерами, чтобы не замерзнуть. Огромная штормовка застегивалась на такую же огромную булавку. Вот сейчас это называется «парка» – ив этом году мною куплена примерно такая же за бешеные деньги.

В кедах и папиной штормовке я полагала себя самой стильной в компании. Но не тут-то было!

Нашлись и постильнее! Выискалась у меня соперница, Оля Колчина. (Фамилия, к слову сказать, настоящая. Вдруг Оля купит эту книжку и прочтет? Забавно будет!) К поезду, что отправлялся в суровую тайгу, Оля явилась на каблуках, в длинной юбке и с чемоданом. Вся наша компания как стояла – так и попадала со смеху на походные рюкзаки. Это же сейчас чемоданы катятся на колесиках, управляемые удобной выдвигающейся держалкой, а тогда чемодан – это был просто чемодан. Громадная коробка с маленькой ручкой.

Так Оля и перлась потом два километра по лесу от станции до лагеря. С чемоданом и на каблуках, распугивая развевающейся юбкой местных ежиков, в изумлении делающих ставки: за какой корень Оля зацепится шпилькой. Как потом выяснилось – была у нее цель, оправдывающая каблуки в лесу. Парень из нашего отряда. Именно для него ей хотелось быть всегда красивой. С тех самых пор, встретив неуместно разодетую женщину, я вспоминаю Олю Колчину и ее потуги.

Но вернемся к новым постояльцам! Седовласый мужчина был старше жены лет на пятнадцать – двадцать. Это минимум, хотя может быть, он просто плохо сохранился рядом с яркой супругой.

О ребенке что-то сказать было сложно. Лишь по голубым оттенкам, преобладающим в его одежде, я сделала вывод, что в коляске сидит все-таки не девочка.

– Я бронировал пятый номер на имя Владимир Калач. Вот пин-код, – мужчина показал Иштвану экран мобильного.

Разговаривали они на английском, поэтому дословно передать беседу – это я вам не осилю. Но общий смысл мне был ясен.

Ребенок проснулся и достаточно громко замычал. Мать, не шевелясь, отстраненно смотрела сквозь стеклянную дверь на улицу. Дитя перешло на визг.

– Аня!

Женщина нехотя оторвалась от созерцания мокрого стекла.

– Успокой его! – попросил отец на чистейшем русском языке.

Ну надо же, какая удача – соотечественники! Хоть будет с кем словом перемолвиться кроме бабы Светы, обрадовалась я.

А мать тем временем продолжала игнорировать беспокойство малыша, пока мужчина достаточно грубо не схватил ее за локоть. Женщина вырвала руку и наконец обратила внимание на сына.

Не зная, как скоро эта Аня справится с задачей, я сгребла горсть леденцов из вазочки, стоящей на стойке, и протянула ребенку.

– Ему же можно? – спросила я отца.

Мужчина неопределенно пожал плечами. Было ли это согласием, или все-таки запретом, я так и не поняла.

Запарившийся мальчик, с которого теперь сняли куртку и шапку, выглядел мягко говоря, непривычно. Вывернутые кисти рук с зажатыми большими пальцами, перекошенная челюсть и не очень осознанный, мутный взгляд.

Я так и замерла с протянутой рукой:

– На, малыш, возьми, конфетка вкусная!

Из уголка рта ребенка, воющего без слез, потекла слюна. Глаза смотрели куда угодно, но только не на меня с моими дурацкими конфетами.

– На же! Бери скорей, не бойся! Не надо плакать!

– Ничего не выйдет! – разжала губы мать. – Он вас не понимает.

– Совсем?

Женщина помотала головой.

– Простите, я не знала, – мне стало вдруг неудобно за попытку своей нелепой помощи.

– За последние семь лет я привыкла к такой реакции, – пожала плечами Анна.

– Семь?! – нетактично охнула я, невольно переведя взгляд на мальчика. Представить такого крошечного ребенка первоклассником было невозможно.

Вместо ответа женщина лишь сморщилась и потрясла головой.

Я отступила вглубь холла, чтобы им не мешать.

– Меня зовут Алина, я здесь работаю, и вы всегда можете позвать меня, если вам что-нибудь понадобится.

– Очень приятно, я Аня. А это, – женщина показала на мальчика, – Мишенька.

– Тяжелые роды, – включился отец, заметив что я украдкой рассматриваю необычного пацана. – Можете не волноваться, он не станет слишком часто кричать. Мы всегда знаем, как быстро его утешить.

– Мы рады всем гостям, – перебила я Владимира. – Постояльцы могут и покричать, если им так уж захочется.

– Спасибо! Приятно слышать! – впервые улыбнулся мой земляк.

Из-за спины я погрозила Иштвану кулаком. Тот, буквально открыв рот, уставился на малыша как на диковинное растение. Тоже мне, нашел пальму!

Гости проследовали в свой номер на второй этаж.

– Завтрак у нас до десяти утра, не опаздывайте, пожалуйста, а то повар расстроится! Дюла считает личным оскорблением, когда кто-то игнорирует его омлет.

Увы, шутка моя не удалась. Приехавшие были явно не в духе и даже, кажется, чем-то раздражены. Им было явно не до смеха.

Darmowy fragment się skończył.