Czytaj książkę: «Ворон ворону глаз не выклюет. Том III»

Название: Ворон ворону глаз не выклюет. Том III

Автор(-ы): Алина Рун

Ссылка: https://author.today/work/258782

Часть I. Глава № 1. В своём гнезде и ворона коршуна заклюёт

Отрывок из потрёпанного журнала.

Запись № 49:

«Стоит закрыть глаза, как я вижу один и тот же образ: гигантский город-корабль, навеки застрявший во льдах; некогда символ надежды, теперь – змеиное гнездо, из которого я, маленький змеёныш, выползал и жалил по чужому указу. Нас было от силы пара сотен. Моя большая семья. Всё, что знали и умели двести человек, знал и умел я. Когда-то. Теперь я всё забываю, и записи больше не помогают…»

Слова расплылись из-за капель дождя.

«Я из “помеченного” поколения. С каждым годом таких, как я, остаётся всё меньше – ежечасный взор Молчащего выдержать трудно. Свою метку на шее я выжег раскалённым прутом, но до сих пор, в первые секунды после сна, его безумное око смотрит на меня. Зовёт. Не знаю, сколько я ещё выдержу. Мне нужна твоя помощь.

Скорее всего, эти слова ты и хотел от меня услышать. Прости, ЧП. Я виноват. Но уже поздно, и тебя не вернуть…»

Угол листа обгорел.

***

На столе тюремной камеры лежали схожие, но такие разные куколки. У той, что сшита из лоскутков замшевой кожи, лицо заменил круг из красных нитей с точкой посередине. То ли глаз, то ли мишень. Каждый раз, когда Виктор касался вольта, его согревало тепло, как от объятий близкого человека. Главное – не вспоминать, что внутри этой штуки находилась собственная кость. Другая куколка, сшитая из хлопковых тряпок, успела залосниться. Рука так и не поднялась выбросить единственную память о бедной миссис Иде.

Обе куклы Виктор спрятал во внутренний карман. Когда бражников не осталось, лишь сила вольта и удерживала его на ногах – это Якоб подсказал, как им пользоваться. В последние дни он много чего говорил. В секретах ведовства бывший гвардеец оказался искусен не меньше, чем во владении оружием. Всё благодаря его беседам с масками на стенах: скучающие души любили потрепаться не только о том, как они умерли.

Следом Виктор взял со стола костяной нож – замену прежнему, расколотому о голову чудовищного сома. Новый клинок был лёгким, сбалансированным, с длинной удобной рукоятью, как раз под широкую ладонь. К сожалению, обновка радовала Виктора ровно до того момента, как он услышал от Лафайетта имя мастера. За костяное оружие отвечал Нариман.

После ритуала Виктор много раз старался подловить Наримана – хотелось задать ему парочку вопросов. Но шинстарийский жрец без острой необходимости от колодца своей «богини» не отходил. В конце концов, Якоб сказал: «Забудь. Тебе не позволят навредить кому-либо из Курьеров, а говорить с Нариманом – всё равно что говорить со стеной». Прав оказался, как обычно. Виктор и сам это понимал. Но он постарается хотя бы разузнать, не бросил ли Певчий старую привычку подкармливать своё божество детьми.

Виктор нехотя спрятал нож за пояс. Пусть будет, пока не найдётся замена. Жаль, Крыс забыл покрыть обновку той смолянисто‑чёрной смесью, что делала кость крепче камня, но тут Виктор сам виноват. В знак благодарности он отдал мальчишке идол, и тот слишком увлёкся новой игрушкой. О судьбе чёрта Викор не задумывался. Если Крыс его разломает или сожжёт – и поделом.

Вот теперь всё было готово для выхода на поверхность, осталось добыть последнее – информацию.

Эхо шагов глухо отражалось от стен, пока Виктор спускался по витку на нижний ярус бункера. С каждым шагом всё сильнее ныла левая ступня – в том самом месте, где отрезали палец. Дорогу Виктор подсвечивал лампой, хотя теперь, если бы захотел, он смог бы видеть в темноте; для беззаконников это же не сложно, верно? Но лучше сначала долечить дыру в животе, прежде чем испытывать новые возможности.

Виктор остановился у знакомой двери – серой, с облупленной краской у ручки. Коротко постучал костяшками пальцев. В ответ раздался усталый и рассеянный голос:

– Входите-входите…

Но Виктор уже толкнул дверь, не дослушав.

– Я сделал всё, что вы от меня хотели. Пришло моё время требовать, – заявил он с порога. – Найдите убийцу Софии.

Ложка стукнула о блюдце, оставив на белом фарфоре каплю чая. Желтоватые блики от лампы плясали в очках Гаруспика. На коленях старика лежала газета: чуть помятая, развёрнутая до середины. Лицо его озарилось привычной, вежливой улыбкой – но чувствовалось, что Виктора в этот час не ждали.

– Ого, какая прыть, – Гаруспик пригубил из чашки, держа её кончиками искусственных пальцев на манер пиалы. – А я хотел дать тебе побольше времени, чтобы прийти в себя. Налить чаю? Какие-то горные травы, Лафайетт поделился со мной сегодня. Вкус терпкий, необычный.

– Убийца Софии. Я хочу знать, где он.

Газета на коленях Гаруспика чуть вздрогнула, будто страницы испугались этого вопроса.

– Помню, помню о своём обещании. И, разумеется, помогу. Но, – пристальный взгляд поверх очков, – не сейчас.

«Да этот дряхлый шакал издевается надо мной», – Виктор сжал кулаки и шагнул ближе, готовый перевернуть кресло вместе с его хозяином.

– Чш-ш, спокойно! – Гаруспик выставил перед собой ладонь, будто успокаивал дикого зверя. – В столице я держу ячейку из десяти человек. Раз в неделю они посылают нам весточку с новостями, и вдруг – тишина. Вторые сутки Дайан с Карамией пытаются узнать, что случилось, а они лучшие ищейки среди нас. Скорее всего, Левиафаны напали на убежище, как до этого – на хранительскую крепость. Если бы только Дариус объединил наши силы… – слова его прозвучали горько, как осадок на дне чашки. – Уверен, тогда с обеих сторон оказалось бы меньше жертв.

– Так в чём проблема? – процедил Виктор. – После того погрома в крепости даже Тарнетт, думаю, станет посговорчивее.

– Он никогда не согласится на встречу, пока рядом со мной Дайан. А я лучше лишусь ног, чем изгоню её.

– Вы же все служите Двуглавому. Разве сейчас не тот момент, когда можно закрыть глаза на старую вражду? Или вам обоим проще убиться об своё упрямство?

– Умерьте пыл, молодой человек, – Гаруспик шутливо погрозил пальцем. – Понимаю, тебе пришлось несладко, но и моё терпение не безгранично.

Всегда будут находиться всё новые и новые причины, почему Виктор должен подождать ещё чуть-чуть, ещё немного – иначе ослабнет поводок, за который так удобно дёргать. Может, и правда надо рявкнуть, перевернуть здесь всё вверх дном, чтобы все поняли: с него хватит.

Очки сползли на кончик носа, когда Гаруспик слегка склонил голову. Линзы в механических глазах медленно двигались, настраивая фокус на госте. Пусть смотрит, да повнимательнее. У Виктора тоже терпения осталось немного.

– Прежде чем сломя голову кидаться за убийцей, я советую тебе привыкнуть к новым возможностям, а особенно – к их границам. Могу предложить неплохую мишень, если тебя это заинтересует, – Гаруспик положил на стол газету, которую читал до прихода Виктора. – Пока Левиафаны охотятся на нас, мы охотимся на них.

В рамке из буквенных столбцов красовалось лицо мужчины с густыми бакенбардами и вьющимися из-под шляпы кудрями. Его поймали в момент, когда он с улыбкой подмигнул фотографу. Заголовок гласил, что знаменитый исследователь Марк Монн собирается провести в Дарнелле открытую лекцию на тему недавней экспедиции в Глотке Предтечей.

– Я его знаю. Встретил в одном из горских поселений… – и тут Виктор замолк. Монн настойчиво посылал их с Софией в гору, чтобы они увидели ледокол «Новая земля». Якобы это могло помочь отыскать логово Левиафанов. Тогда-то полярное сияние и забрало разум его хранимой…

– Серьёзный противник, серьёзный. Марк Монн крутится в высших кругах и собирает огромные аудитории слушателей, особенно после его нашумевшей экспедиции. Единственный выживший, который чудом вернулся из опасной и таинственной Глотки Предтечей – как звучит, а?

– Вы опять собираетесь навязать мне напарника?

– А он тебе нужен?

– Нет, – хватит с Виктора потерь, лучше он будет отвечать лишь за себя.

– Твоё право. Но если понадобится помощь кого-нибудь из наших – обращайся, – Гаруспик задумчиво качнул чашку, наблюдая, как чай скользит у края стенок. – То, что Монн хочет приехать на День основания Дарнелла, меня не на шутку беспокоит. Чует сердце – беда близко. Надеюсь, эта жертвенная овечка заинтересует и тебя, учитывая, какую роль Левиафаны сыграли в истории твоей семьи…

– Прекратите, – оборвал его Виктор. – Мне не нужен повод, чтобы убивать культистов, но моё прошлое не трогайте. У вас ничего не выйдет, кроме как меня разозлить.

Вновь колкий взгляд поверх очков.

– Прибереги свою злость для врагов, Виктор. Да смотри, сам в ней не сгори.

Раздался скрип, и в дверную щель протиснулась мордочка Дольки. Глаза-вишенки на миг задержались на Викторе, но, стоило еноту заметить хозяина, как он трусцой побежал навстречу его объятиям. Некогда белоснежная шерсть стала пыльно-серой, спутанной. Гаруспик тут же достал носовой платок и принялся бережно обтирать своего питомца, и тогда заметил привязанный к шее тубус: небольшой и тонкий, чуть потёртый, с красной восковой пробкой – раньше такие цепляли к лапам почтовых голубей. На лице старика вдруг расцвела улыбка: широкая, искренняя, и совсем ему не свойственная.

– Будь добр, Виктор, оставь нас с маленьким гостем наедине.

Несмотря на мягкий, словно бы извиняющийся тон, Виктора вдруг развернуло, и будто невидимая рука вытолкала его за дверь.

Старый лис, чтоб его. Знал, чем приманить. Охота на Левиафанов – отличная возможность вернуть себе рой, не идя на сделку с совестью, но как же злило, что Виктор вновь действует по чьей-то указке. Он потёр большой палец и замер, когда поймал себя на этом.

«Может, и правда надеть какой-нибудь перстень?» – задумался Виктор, но мотнул головой и убрал руки в карманы. Это не его привычка. Лучше не смешивать прошлые жизни в кучу.

Так он пришёл к Гаруспику за именем убийцы, а получил имя новой жертвы. Благо в квадрианскую академию пробраться будет куда проще, чем в донжон хранительской крепости. И всё же подготовиться стоило – где один Левиафан, там рядом пасётся ещё с десяток.

Уже мысленно прикидывая план действий, Виктор поднялся по виткам убежища. Он кивал Курьерам, если те встречались на пути, но не смотрел, кому именно. В общении с ними мало что изменилось. Кто относился к Виктору благосклонно – те и сейчас были ему рады, а кто недолюбливал – крутили носы от разочарования, что он прошёл Разделение. И только Диана внезапно охладела: «Умом я понимаю, что ты – не твоя бабушка. Но сердце… сердце моё кипит от воспоминаний. Смотрю на тебя и вижу свою мать. Как же она ненавидела Лихо! И меня – за то, что перестала быть её послушной “Дианочкой”. Порезы от её ножа… Моё лицо вновь горит от боли, как в ту ночь». С тех пор Виктор старался не попадаться ей на глаза. Он тоже помнил её боль. Он помнил всё, что увидел в колодце.

Едва Виктор выбрался из бункера на поверхность, как он услышал позади себя голос Кэйшес:

– Гаруспик не желает сидеть сложа руки, да только козни его против Левиафанов – ничтожны, словно комариный укус. Падёт Монн – и на его место явится дюжина ему подобных. Увы, Гаруспик и слушать меня не желает, а ведь мне ведомы слабости червей.

– Зато я тебя слушаю. Что ты можешь рассказать о Левиафанах?

Внезапно под ногами вместо бетона кондитерской фабрики оказались гранитные плиты. Свет померк, а всё пространство вокруг укутало бесконечное сиреневое полотно, по которому плыли серебристые мурены – грациозные и смертоносные. Знакомый трон из красного обсидиана величественно возвышался над Виктором, но в этот раз он пустовал. Одни бражники сидели на спинке живыми украшениями.

– Сколь много тебе ведомо о том, кем я была во плоти земной? – Кэйшес вышла из-за левого плеча Виктора и встала рядом. Нечасто ему везло встречать женщин одного с ним роста. Как и обещала, она больше не пряталась за украденными лицами.

– Сумасшедшая беззаконница, которая заразила своим безумием остальных.

– И что я смела ожидать от чада нынешнего времени?.. – Кэйшес одарила Виктора снисходительной ухмылкой. Губы её были темны, как у мертвеца. – «Кузнец новой эпохи» – так именовали меня, да с придыханием. Я заложила основание того грядущего, в коем ты обитаешь, Виктор. Ныне об этом и не вспомнит никто.

– Как твои достижения помогут мне с культистами? – огрызнулся Виктор, хоть и кривил душой. Редко кому выдастся шанс послушать о далёких временах от их прямого свидетеля, да ещё такого.

– Последним моим изысканием стало загадочное подземелье, сокрытое под Дарнеллом. И речь моя не о той убогой норе, где ныне прячется Гаруспик, – Кэйшес скривила в призрении тонкие брови и махнула рукой, словно отгоняла муху, – нечто куда грандиозней. В самых его глубинах покоились тайны дейхе – столь драгоценные, что для охранения не пожалели ни сил, ни жизней. Но вместо жданных секретов встретил меня лишь голос во мраке. Привёл он мою команду к дивному реликту – останкам человека, жившего на сей земле задолго до того, как узрели её энлоды.

Кэйшес не упомянула «дейхе», словно говорила о каком-то ином, ещё более древнем народе. Но существуй он на самом деле, от него остались бы хоть какие-то следы, разве нет? Современная история Тормандалла звучит единогласно: до прибытия мореплавателей из Вердестта материк принадлежал лишь «белым крысам».

– В воздаяние за своё спасение реликт предложил знания об эпохе величия дейхе. Выбор очевиден, не так ли? – Вопрос явно был риторическим. Кэйшес ни капли не сомневалась в своей правоте. – Увы, команда не поддержала моё дерзновенье. На поверхность они боле не вышли.

Серебристых мурен запятнала плесень. Тронный зал погрузился во тьму.

– Реликт же устрашился нового мира. Некогда его народ сражался с дейхе за сии земли – и пал. О, сколько же в мертвеце скопилось ненависти! И не осталось тех, кому она предназначалась. Надлежало бы догадаться, к чему приведёт подобное отчаяние, но сердце моё не ведало жалости, покуда ухо внимало тайнам дейхе, – всё вещала Кэйшес лекторским тоном. Она не ждала от Виктора ни ответа, ни реакции. Легко представить, как и в прошлом она так выступала перед своими учениками, устремив взгляд куда-то далеко сквозь стёкла пенсне.

– И в посмертии он жаждал освободить свой дом: коль не от дейхе, так от энлодов. Что ж мог учинить сей жалкий червь против империи, что с каждым днём крепла и разрасталась? Додумался он до самого умного хода, на который была способна его пустая черепушка – воспользоваться разумом моим. Что случилось дальше, история доселе не может забыть.

Виктор дрогнул, когда вокруг него повалились трупы: ряженые в многослойный атлас дамы, закованная в старинные доспехи стража, одетые в туники мужчины – кто-то зарезан мечом, кто-то загрызен зубами и задушен руками. Стекающая со стен чёрная жижа смешалась с кровью.

– Ты когда-нибудь жалела о том, что натворила?

– Ненависть червя питала мою собственную: к императрице, к завистникам и клеветникам – ко всем, кто дерзал усомниться в моих трудах и шептался по углам, будто место при дворе мне даровали за постельные ласки. Глупцы! Хэвард Хоррус любил науку куда более плотских утех – сею страсть мы и правда разделяли, – Кэйшес накрыла ладонью брошь в виде бражника, приколотую напротив сердца. – Многие получили по заслугам, однако сожалею, что в жернова мщения угодил и сам Хэвард, и кровные его, и ученики мои, и друзья. Вот, гляди на сие жалкое создание!

Она указала на тень, притаившуюся за троном. Там, в самой густой тьме, сидел скелет. Он согнулся в три погибели и тщетно пытался укутаться в знамя Хоррусов – но ткань оказалась слишком короткой, чтобы скрыть его непропорционально длинные кости, покрытые вязкой чёрной жижей с сиреневым отливом. Между рёбер зияла дыра, и в этой полости покоилось гигантское лиловое око, излучающее слабый свет. Из его основания прорастали чернильные щупальца: они обвивали кости – запястья, лодыжки, позвоночник, – как нити марионетку.

Жуткое существо, отвратительное. Но жалкое ли?

– Всего лишь куча костей, что я тащила к свету в мешке за плечами. Как посмел этот оброс низвести меня до роли безвольной куклы? Да ещё сбежать, едва приближённые Квадранты явились за мною, – голос Кэйшес всё меньше походил на человеческий. От его гула закладывало в ушах. – Столетия миновали – и он вновь скликает люд вокруг себя, да без них так и остался ничем!

Внезапно всё стихло. Исчезли и костлявый уродец за троном, и трупы, и жижа. Кэйшес резко откинула с плеча кудри, и те распались на бражников от малейшего движения.

– Погоня за Левиафанами – тщета, а вот саму заразу возможно избыть, коли выжечь корень её. Как же добраться до него? Это дело нелёгкое. Но я сумею.

– Твои планы впечатляют, – Виктор тряхнул ногой, до сих пор чувствуя липкое прикосновение жижи. – Но ты покоишься в стальном гробу на дне колодца. Оттуда далековато до Глотки Предтечей.

– Вода и время подточили мою темницу. Я вырвусь из кокона, и чем больше жертв, тем скорей свершится исход. Тогда ледяная пустошь не укроет Скорбящего палача от моего роя.

Видение распалось на части, и Виктор вернулся в пыльный цех. За всё время, что его разум «гостил» в тронном зале Хоррусов, он успел сделать от силы пару шагов. Если история о Скорбящем палаче была очередной попыткой Кэйшес склонить его к беспорядочным убийствам, то пусть старается лучше.

Накануне праздника пасмурная серость Дарнелла разбавилась яркими красками. Обычные стёкла фонарей заменили на цветные: мягкие блики зелёного, синего и алого рассыпались по мокрой брусчатке, подобно осколкам витражей. С деревьев свисали пёстрые ленты, а улицы заполонили броские листовки, зазывающие на концерт Элли Белл. Город, насквозь пропитанный бедами, впервые за долгое время позволил себе улыбнуться. Но не Виктор. Повсюду – на стенах, на фонарях, на столбах и даже на бочках – висели портреты Хейда. Взгляд раскосых чёрных глаз, изображённых с удивительной точностью, всюду преследовал Виктора и укорял за то, что он вновь не смог спасти того, кто ему доверился.

«Откуда взялись гончие листы? Неужели Хейд всё-таки выжил?» – Виктор ускорил шаг. Хотел сначала наведаться в Горбы, но слабая, глупая в своей наивности надежда потянула его к «Рыбьему хвосту».

Цирюльня ничуть не изменилась. Всё те же морковные стены, всё та же странная конструкция в виде рыбы, торчащая из пролома в крыше. Виктор задержался у порога, и сердце дрогнуло от глупой надежды: а вдруг сейчас со скрипом распахнутся ставни, и Хейд махнёт рукой, насмешливо, как всегда – мол, чего застыл, заходи…

Но дом молчал.

Виктор поднялся по лестнице на второй этаж. Под ногами хлюпала вода – никто не опустошал ведра, подставленные под рыбу, вывалившуюся из потолка. В спальне его ждали холод, сырость и пыль. Много пыли. Хейд точно здесь не появлялся.

Всё вокруг хранило след руки Хейда: чашки на полке повёрнуты ручками вправо, бельё сложено углом к углу, рубашка, оставленная на спинке стула, будто ждала, когда её вновь наденут. Сложно принять, что всё закончилось, да так резко. После изгнания Виктор был окружён презрением, ненавистью и бесконечными просьбами в обмен на лживые обещания. Один Хейд ничего не требовал и не просил – он предложил «взаимовыгодное сотрудничество». Резкий, язвительный, непредсказуемый. Такой вёрткий тип мог ускользать от смерти до тех пор, пока самому не надоест.

«И в тот раз ускользнул бы, но на свою голову решил спасти меня», – от этого на душе Виктора становилось ещё поганее.

Безмолвие цирюльни давило на него, выживало, как чужеродный элемент. Так всю жизнь и было: ничего своего, даже души и имени. Зря он думал, что сможет обосноваться здесь, раз дом теперь пустует. Окинув прощальным взглядом усатых рыб на стенах, картину с плотиной Вердиша, оставленные Хейдом и прошлыми хозяевами вещи, Виктор запер за собой дверь.

Дар Квадранты оттягивал карман: его вес ощущался не только физически, но и морально. Впереди ждал не самый простой разговор с братом Хейда, и тянуть с ним не хотелось. Но Виктора всё больше тревожил один вопрос: а зачем Мортам понадобились Дары? То Левиафаны, то Катерина, теперь ещё эти двое – и все охотятся за боло. Может, хотя бы брат Хейда приоткроет завесу с тайны.

Древние руины цеплялись за крутые склоны центрального холма, словно боялись сорваться вниз. Удивительно, что кто-то по своей воле мог поселиться в этом проклятом месте. В первый же день, как Виктор оказался в Горбах, он услышал предостережение: «Проклят этот холм, и земля, и воздух вокруг него».

«Проклят был тот, кто строил здесь лестницу», – Виктор окинул взглядом торчащие из земли, как грибы, ступеньки: скособоченные, покрытые мхом и лишайником.

Виктор втянул полной грудью влажный воздух и начал нелёгкий подъём. На тропу падала тень от ветвей иссушённых деревьев, выбеленных слоями птичьего помёта. С каждой ступенькой всё больнее тянуло в животе, там, куда угодила пуля Адды. Настолько серьёзное ранение быстро не излечится даже с ведовской силой. Вольт смягчил боль – он, как костыль, поддерживал хозяина вместо сожранного Двуглавым роя, но здоровую ногу не заменил. Вот и сейчас пришлось задержаться под кирпичной аркой, чтобы перевести дух.

Внезапно над холмом разлетелось протяжное карканье, как предупреждение. На вершине арки сидел грач, и он внимательно смотрел на гостя. Горло что-то обожгло, Виктор поправил воротник рубашки и нащупал подаренное Катериной перо. Неужели это оно жглось? Не показалось ведь?

В голове раздалось далёкое эхо:

«Что? Что ты? Что ты такое?»

– Виктор Раймонд, – если голос был связан с братом Хейда, то не стоило начинать их странное знакомство со лжи.

Судя по встопорщенным перьям, ответ грачу не понравился.

«Дурной. Дурной человек. Протух. Сгнил. Украл. Украл перо. Вор. Вор!»

– Не надо на меня наговаривать. Ничьи перья я не крал, – Виктор поднял руки, стараясь выглядеть безобидно. – Лучше помоги, говорливая птица. Я ищу брата Хейда, знаешь такого?

«Лжец! Вор! Убийца!»

– Да выслушай ты меня! Я принёс Дар, как просил Хейд!

«Тревога! Тревога! Тревога!»

Теперь не одна птица кричала на Виктора, а целая стая. Дымчатые копии сверлили его взглядами с высоты арки, обломков стен и колонн, из пустых проёмов окон. В их глазах сияло лазурное пламя. Выглядело как начало больших проблем.

– Я понял, понял! Мне здесь не рады, – Виктор медленно отступал, одновременно пытаясь уследить за всеми грачами вокруг. – Позволь, я оставлю Дар и уйду. Мне от тебя ничего не надо.

Импульс. Тонкий свист, едва различимый за птичьим гвалтом лишь благодаря влиянию вольта. Обострённые инстинкты дёрнули Виктора в сторону, как за нити – мимо пролетела стрела и воткнулась в дерево вместо его сердца. Стрела! Не пуля, не арбалетный болт. Виктор рванул к статуе Поющей девы, от которой остались ноги и постамент с ромбами. Посланница Квадранты прикрыла его от стрелка, но не от вездесущих птиц.

«Мы видим! Видим тебя!»

Бежать с холма было слишком опасно – на пути совершенно негде укрыться. Стрела прилетела со второго этажа, и если лучник доберётся до соседних окон, то Виктор вновь окажется на прицеле. Надо попробовать договориться.

– Прошу, мистер Морт, не вынуждайте меня драться с вами!

Птицы стихли на мгновение. Вместо хаотичного гвалта они заговорили леденяще спокойным тоном:

«Раб древнего духа. Вор, укравший то, что ему не принадлежит. Убийца, пришедший за мной».

– Я пришёл сюда не как убийца, – остальное отрицать было бессмысленно. – И я не врал, когда сказал, что меня прислал Хейд!

«Он не мог выдать это место. Лжец!»

«Вот упрямец! Точно хейдова кровь», – сплюнул Виктор в сторону. Не словом, так силой, но придётся заставить себя выслушать.

Стрелы вынуждали менять укрытия, а птицы лишали малейшей возможности спрятаться. Они появлялись не из воздуха, как могло показаться на первый взгляд, а из определённых мест. Всюду были развешаны сплетённые из веток круги, в центре которых висело по птичьему черепку. Один точный бросок камнем, и хрупкая конструкция с треском рассыпалась, а шумные птицы развеивались, чтобы появиться из нового места. Амулеты рушились один за другим, и скоро на холме стало тише. Над руинами летал один настоящий грач, но Виктору не хотелось его калечить. Птица не виновата, что попала под влияние беззаконника.

– Я всё ещё открыт для разговора, к вашему сведению! Если вы действительно видите меня насквозь, то должны понимать: я давно мог навредить вам! – крикнул Виктор и прижался к обломку стены. Гулко захлопали крылья: грач сел на балку под потолком, чего-то выжидая.

– Выходите, и поговорим, – раздалось эхо на этаж выше. Мельком выглянув из своего убежища, Виктор успел разглядеть натянутый лук: стрелок затаился в тени, у края пролома в потолке.

– Уж извините, не горю желанием. Если бросите оружие на пол – могу передумать.

– Как вы заставили Хейда рассказать обо мне?

– В крепости началась бойня между Хранителями и Левиафанами. У нас было мало шансов выбраться живыми. Хейд понимал это и попросил меня завершить его дело, если не сможет сам. Как видите, я здесь. Мне жаль.

Руки Морта дрогнули, но вновь натянули тетиву. Раз Хейд полез ради брата в самое пекло, скорее всего, они были близки. Виктор мог бы посочувствовать, но не после такого приветствия.

– Я это вижу по-другому, – тон Морта не сулил ничего хорошего. – Вы выпотрошили разум моего бедного брата и теперь хотите сделать то же самое со мной. Иначе зачем одержимому злым духом убийце использовать перо, чтобы подобраться ко мне незамеченным?

– Давайте я оставлю на земле Дар и уйду, хорошо? – смысла в оправданиях не было, их всё равно не собирались слушать.

– Положите так, чтобы я видел, что именно вы оставляете.

– Я покажу вашей птице. Для вас не проблема смотреть её глазами, верно?

– Верно, – мистер Морт вынул из тетивы стрелу и убрал её в колчан. – Хорошо. Я дам вам шанс.

Поразительное благодушие, даже не верилось. Виктор и не верил. Краем глаза следя за едва видимым в тени силуэтом, он потянулся к карману. На резкое движение грач отозвался шипением, вынуждая ещё медленнее доставать коробочку. Похоже, это та птица с кривым клювом, которую Виктор недавно хотел накормить. Грач тянул шею, ворчал невнятно, будто пытался заговорить по-человечески. Виктор положил открытую коробочку на землю и подтолкнул её поближе, прямо как орешки. Красивая всё-таки птица. Пусть и кривая.

Стоило на мгновение отвлечься, как стрела тут же свистнула перед носом.

– Проклятье, мы же договорились!

– Мне жаль, – Морт сделал акцент на последнем слове, передразнивая Виктора, – но вы слишком много знаете. Рано или поздно разболтаете другим. Вы останетесь здесь.

«Война так война. Прости, Хейд, но мне придётся выбить из твоего брата немного дерьма».

Раньше аргументами Виктора против беззаконников были револьвер и палаш, теперь в его руках костяной нож и кукла, но для одного айрхе этого должно хватить. Догонялки со стрелком – игра до первой ошибки, не стоило и дальше на неё вестись. Пока Виктор сбивал амулеты, он успел приметить место для засады – старую музыкальную комнату.

Когда Виктор спросил у Якоба, может ли он научить полезным фокусам, тот пожал плечами: «Экспериментируйте. В том и смысл беззакония – нет свода правил, которые обязательно сработают, потому что не может быть иначе». Легко сказать. Для Виктора это была совершенно новая наука, такая же мудрёная, как железки Хейда. Но кое-что он перенял у тех, за кем когда-то охотился: беззаконники часто играли с разумом, насылали то мороки, то видения, старались запутаться и напугать. София этого попросту не видела, защищённая Даром, а вот Виктору приходилось тяжко. Почему бы самому не сплести простенькую иллюзию?

Виктор порезал ножом ладонь и сжал вольт, позволив ему пропитаться кровью. Из тёмных пятен вылезли бражники, маленькие и невзрачные. Раскрыв оборванные крылья, они приняли облик самого Виктора: с нездорово осунувшимся лицом и лихорадочным блеском в глазах – такой человек не мог прийти с хорошими намерениями. Неужели со стороны он и вправду так скверно выглядел?

Вольт остался лежать на полу, а близнец Виктора прижался к поросшему мхом роялю. Лишь бы сработало. Прыгнув чуть выше, чем мог бы человек его роста, Виктор вскарабкался на второй ярус и затаился за дверью, ведущей в пустоту – часть здания превратилась в груду мусора.

Тень не заставила себя долго ждать. Едва Морт подобрался к балюстраде, он сразу заметил двойника. В колчане, перекинутом через плечо, осталось всего четыре стрелы, и он вытащил одну с такой скоростью, что дух захватывало. Стрела легла на тетиву, и – в последний миг Морт остановился. Всё-таки заметил подвох. Но уже было поздно: короткий разбег, и Виктор впечатался в Морта. Удар был такой силы, что мелкий айрхе полетел вниз, как набитая соломой кукла. Лук отшвырнуло в сторону, поломанные стрелы рассыпались по полу.

Всё затихло. Морт лежал на боку и не шевелился. Спуск был жёсткий, но конечности остались целыми – беззаконники могут выдержать больше, чем обычные люди. Этот гад очнётся… рано или поздно.

Двойник стоял рядом, неподвижный. Он поднял на Виктора пустой взгляд – и растаял, когда вольт попал в руки хозяина. Простой, но эффективный фокус. Неудивительно, что другие беззаконники часто пользовались подобным. Теперь можно заняться и стрелком. Похоже, этот Морт был старшим: чёрные пряди чередовались с седыми, кожа на носу огрубела от мелких рубцов – явные следы обморожения. От удара с половины лица содрало кожу.

– А могли ведь просто поговорить, – буркнул Виктор. После такого знакомства вряд ли ему добровольно расскажут про Дары. Значит, придётся выбивать информацию силой.

Виктор стянул с сюрко Морта пояс – длинную и тонкую полоску кожи. Самое то, чтобы связать руки. Едва он схватил айрхе за запястье, как тот вдруг открыл глаза: янтарные, с налитыми кровью белками. Злые и пугающие.

– Прошу вас, успокойтесь! – Виктор немного не успел схватить вторую руку Морта. Сволочь оказалась удивительно вёрткой: маленькие зубы вгрызлись в мясистое ребро ладони. Вместо того чтобы выдернуть руку, Виктор надавил со всей силой, ударив затылком Морта о пол.

Это сработало: челюсти разжались, но явно не от боли. Морт медленно облизал губы, измазанные кровью.

– И правда – не червь. Опарыш, – прохрипел он, а вместо янтаря в глазах вспыхнула лазурь.

Громовое карканье сотрясло стены. Сидящего на балюстраде грача охватила вспышка голубого пламени. Птица выгнулась, захрипела – и плоть начала расходиться по швам. С треском и хрустом кости становились всё больше, выворачивая суставы и разрывая кожу с клочками перьев. Огромные, изломанные крылья уже не умещались на балконе, а массивный кривоклювый череп, размером с кэб, едва удерживался на позвонках.