Objętość 320 stron
1982 rok
Луны Юпитера (сборник)
O książce
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. Вот и эти двенадцать историй, изложенные на первый взгляд бесхитростным языком, раскрывают удивительные сюжетные бездны. На каких-то двадцати страницах Манро умудряется создать целый мир – живой, осязаемый и невероятно притягательный.
"В воздухе висела невыносимость человеческого общения." Какое точное и емкое описание нынешнего социума. Книга читалась нудновато, но видимо это от неприятия реальности в книге- такой же как в жизни. А вот задумываться заставляет.
Пролетает как-то раз Джоанн Харрис над гнездом Кустурицы… Здесь наблюдения и зарисовки – очень простые, жизненные и оттого неожиданно точные. О прошлом и прошедшем, о сделанном и упущенном, о том, каким всё могло бы быть, каким должно было быть и как на самом деле стало.
книга представляет собой сборник рассказов. о жизни, об отношениях, о нас.рассказы небольшие, иногда не совсем понятно закончился рассказ или нет. после каждого хочется остановиться и призадуматься. где-то узнаешь себя, где-то думаешь «ну как же так?». в общем, неплохая книга, легко читается и есть смысл.
Есть предел несчастьям и метаниям, с которыми мы готовы мириться во имя любви, точно так же, как есть предел беспорядку, который мы готовы терпеть у себя в доме. Этот предел никогда не известен наперед, но, дойдя до него, не ошибешься. Я уверена.
Когда начинаешь делать над собой усилие, происходит вот что. Боль исподтишка выстреливает своим жалом, застигнув тебя врасплох. Затем почему-то наступает легкость. Над этой легкостью нужно как следует поразмыслить. Она не сводится к облегчению. В ней есть своего рода удовольствие, не мазохистское, не злобное – ровным счетом ничего личного. Удовольствие это довольно странное. Непрошеное удовольствие от обнаруженной нестыковки в чертежах и от вида падающей постройки, удовольствие от учета – в очередной раз – всего, что есть противоречивого, настырного, неподатливого в этой жизни. Так мне представляется. Мне представляется, что есть в каждом из нас нечто такое, что жаждет ободрения, наряду – и в конфликте – с тем, что жаждет красоты за окном и приятной беседы.
– А когда вы испытываете счастье?
– Когда он мною доволен. Когда шутит и веселится. Нет. Нет. Я никогда не испытываю счастья. Бывает, что я испытываю облегчение, как будто преодолела какое-то препятствие, но и тогда это скорее торжество, чем счастье. Он в любую минуту может выбить почву у меня из-под ног.
– Тогда по какой причине вы держитесь за человека, способного выбить почву у вас из-под ног?
– Но такой человек есть всегда, разве нет? В период замужества таким человеком была я. По-вашему, от подобных вопросов есть польза? А если причиной окажется гордыня? Я не хочу быть одна, я хочу, чтобы все думали: какой у нее завидный мужчина! А если причиной окажется унижение – мое желание быть униженной? Какая мне польза от таких открытий?
– Не знаю. А вы как считаете?
– Я считаю, что от этих разговоров может быть прок лишь в тех случаях, когда у человека появились мелкие неприятности и умеренное любопытство, но не тогда, когда человек в полном отчаянии.
– А вы сейчас в полном отчаянии?
На нее вдруг обрушилась усталость, такая сильная, что продолжать разговор не осталось почти никакой возможности. В кабинете, где она беседовала с врачом, был темно-синий ковер и синий в зеленую полосу мебельный штоф. На стене висела картина с изображением рыбаков и лодок. Тайный сговор, почувствовала Лидия. Ложное утешение, временная подпорка, узаконенный обман.
– Нет.
В ту пору ей казалось, что они с Дунканом – многоглавые чудища. Одна голова изливает оскорбления и обвинения, горячие и холодные, другая – неискренние извинения и скользкие просьбы, а третья – житейские, разумные доводы в пользу правоты или неправоты, подобные тем, к которым прибегали они с доктором. И ни одна голова не способна сказать ничего путного или прикусить язык. Иногда Лидия верила, сама того не осознавая, что эти кошмарные головы со своими жестокими, глупыми, бесполезными речами могут опять спрятаться, сжаться в комок и уснуть. Мало ли что они наговорили – зачем обращать внимание? И тогда они с Дунканом, исполнившись надежд и доверия, очистив свою память, познакомятся заново и пойдут вперед с тем же незамутненным восторгом, какой сопровождал их на первых порах, пока они не стали использовать друг друга каждый в своих целях.
Им всем было чуть за тридцать. В этом возрасте порой трудно признать, что то, как ты живешь, - это и есть твоя жизнь.
В воздухе висела невыносимость человеческого общения.
В конце лета Лидия на пароме отправилась на островок у южного побережья Нью-Брансуика, где собиралась заночевать. У нее оставались считаные дни до возвращения в Онтарио. Работала она в Торонто, редактором одного издательства. Еще она писала стихи, но этого предмета обычно не касалась, разве что в разговорах с теми, кто и так был в курсе дела. Полтора года назад она сошлась в Кингстоне с одним человеком. Но, насколько она понимала, эти отношения закончились. Во время нынешней поездки в Приморские провинции Лидия сделала одно наблюдение. Заключалось оно в том, что окружающие больше не проявляли к ней интереса. Не то чтобы раньше она производила фурор, но на определен
Recenzje, 3 recenzje3