Czytaj książkę: «Жизнь счастливая, жизнь несчастная», strona 10

Новый год был праздником для всех, но только не для меня. Каждый раз этот день становился испытанием. Мать испытывала меня на прочность, и я не проходила испытание, срываясь или подчиняясь её прихоти. Не было золотой середины. Если мне было хорошо, матери было плохо. А если она, добившись своего, спала в тёмной тихой квартире, то я мучилась от обиды и несправедливости этой жизни.

Да, прошло много лет. Но под новый год на меня нападает тревога. Что-то неведомое заставляет моё сердце сжиматься и беспокойно биться в груди. Вот и сейчас меня накрывает тяжёлым полотном страха. Аппетита нет. Пыталась заставить себя поесть, но кусок в горло не лезет. Дети с мужем в магазине, а я сижу посреди комнаты на полу и размышляю вслух.

«Не люблю новый год. Для мужа это главный праздник в году, а для меня самый ненавистный. Неужели нельзя его не праздновать? Просто обычный день… Но нет же! Все в этот день словно сходят с ума, повинуясь неведомой силе, которая заставляет их покупать подарки, накрывать на стол, произносить какие-то нелепые поздравления. Чего только стоит поговорка «как встретишь новый год, так его и проведёшь». Звучит как угроза. А если встретишь его в туалете? Или внезапно заболеешь? Это жестокая фраза. Жестокая и глупая».

Я поднялась с пола и пошла на кухню. Достала с полки таблетки успокоительного и положила одну под язык. Легла на кровать, укрылась и вскоре погрузилась в сон.

Я проспала около полутора часа. Когда проснулась, все были уже дома. Самочувствие улучшилось, туман в голове рассеялся. Я помогла мужу сделать нарезку для салатов, накрыть на стол, вымыла грязную посуду.

Наступил праздничный вечер. Мы нарядились, я взяла фотоаппарат Canon лазурного цвета и сделала пару снимков в кругу семьи. Праздничный стол мы разместили в зале перед телевизором. Мы с трудом уместились за ним, потому что это был детский столик. Новогоднее меню состояло из нескольких видов салатов, главным блюдом была курочка, приготовленная в духовке с особым маринадом, испечённая вместе с крупно нарезанной картошкой. Дети с удовольствием уплетали мясо, смотрели мультфильм, а мы с мужем сидели рядом и тоже наслаждались трапезой.

После ужина мы выстрелили конфетти из хлопушек, а потом пошли на улицу запускать фейерверки. Вернувшись домой дети обнаружили под ёлкой подарки в блестящих обёртках. Муж подарил мне снежный стеклянный шар с надписью на английском, которая переводится как «будь храброй». Красивый круглый шар, с музыкой и подсветкой очаровал меня. У меня есть мечта, которая появилась лет пять назад после просмотра одного фильма, собрать коллекцию снежных шаров. У главного героя, семилетнего мальчика, был целый стеллаж, на котором они были аккуратно расставлены. У меня уже есть один крупный новогодний шар, внутри которого Санта Клаус крадётся на цыпочках мимо кирпичного камина, рядом с которым шаловливо выгнула спину собака. Санта приложил к губам палец, тем самым показывая псу, чтобы он не шумел и не выдал его.

Мы с мужем легли в первом часу, дети в это время уже спали. Праздничный вечер принёс приятные эмоции, о которых ещё утром я и подумать не могла. Наверное, это и есть то, что называют «чудо под новый год».

Глава 27

Ещё до наступления 31ого декабря мы перебрались на нашу квартиру. Ремонта здесь не было лет пятнадцать, а то и больше. Обои во всех комнатах выцвели, а в некоторых местах порвались и отошли, с потолка и со стен сыпется краска, полы ободраны. На обоях и линолеуме видны тёмно-коричневые разводы – следы от потопов, а в спальне на стене остались выцветшие со временем тёмно-бордовые крапинки крови, словно кто-то на неё чихнул.

В ванной комнате отсутствует часть настенной плитки. На её месте видна тёмно-зелёная краска, которая кое-где осыпалась и открыла взору серые пятна бетонной стены. Сама ванная выглядит приемлемо, без ржавых разводов, чистенькая. В ней испустил свой последний вздох отец мужа.

Из окон кухни и спальни открывается вид на просторную парковку, позади которой ходит вперёд-назад красный трамвай. По вечерам, когда тьма окутывает город тёмно-синим бархатом, окна трамвая загораются тёплым жёлтым светом, и кажется, словно ты попал в добрую сказку, в которой исполняются мечты. За трамвайными путями расположился лесок, который состоит из сосен, берёз и лиственниц. На ветвях высоких сосен, на их макушках, уверенно и гордо сидят чёрные вороны. Они наблюдают за всем, что происходит в городе, хранят в себе молчаливые тайны.

Из другой комнаты виден тополь, ветви которого склонились к окну. Мне всегда нравилось, когда рядом с домами растут деревья и я мечтала, чтобы их ветви и стволы заслоняли бы собой стены моего жилища, укрывали его от посторонних глаз. Чтобы во время порывов ветра ветви легонько постукивали в окно, чтобы весной я видела, как на них распускаются листочки салатового цвета, а осенью наблюдала за листопадом… И хотя окон в нашей квартире пять, и лишь напротив одного растут деревья, моя мечта всё же сбылась.

Несмотря на морозы, мы с мужем и детьми были в ледовом городке, катались с горок, проходили лабиринты изо льда. Вчера ходили к танкам и всякой военной технике, расположенной в парке «Три звезды». По возвращении с морозной улицы я наливаю в тазик горячую воду, мы с детьми погружаем в неё ступни, и окоченевшие пальцы постепенно оттаивают.

Муж днями напролёт в делах и заботах. Он перестал уделять внимание мне и детям и часто приходит домой подвыпивший. Мы стали каждый день ссориться. Он хочет успеть сделать всё по дому. Установил новые выключатели, поменял смесители в ванной и на кухне, разобрал старое пианино… Он словно спешит управиться со всеми делами, но забывает о том, что на смену одним делам приходят другие. В этой суете повседневных забот я чувствую непреодолимое одиночество. Кажется, во всём мире нет человека, способного меня понять. Иногда возникает такое ощущение, что я стою на краю пропасти… Неверный шаг – и я упаду вниз, туда, откуда больше не вернусь…

К одиночеству примыкают страхи, идут со мной под руки – слева одиночество, справа страхи. Порой хочется забыть про то, что есть на этом свете такие состояния как панические атаки, тревожные расстройства и ОКР… Возникает вполне банальное желание жить обычной жизнью, как все. Мне кажется, я совсем не пользуюсь благами современной цивилизации. Раньше женщинам было многое запрещено, в том числе получать достойное образование. А я живу в то время, когда это стало возможным. Но что с того? У меня нет высшего образования, я живу так, как много лет назад жили женщины, лишённые прав – воспитываю детей, навожу порядок в доме, готовлю. Я знаю, что неглупа, что смогла бы получить высшее образование…

Отец с матерью вбивали мне в голову одну и ту же фразу как только я переступила порог начальной школы. Они говорили: «Учись, Алёна, учись». А иногда добавляли: «Ты должна быть самостоятельной, сама зарабатывать себе на жизнь, ни от кого не зависеть». В последнее время я стала задумываться: желание иметь высшее образование – моё ли оно? Исходит оно от сердца или же это родительский голос внутри меня заставляет думать об университетах? Ведь можно быть начитанным, умным человеком и при этом не тратить годы жизни в казённых стенах ВУЗов. Что-то мне подсказывает, что желание учиться продиктовано извне, нежели исходит от меня самой, от той Алёны, которая не блещет уверенностью, не знает как устроены различные механизмы, во многом не разбирается, но которая может искренне наслаждаться мгновениями, дарованными природой, любить людей и совершать хорошие поступки.

Но и такая Алёна не защищена от разочарований. Да, порой люди приносят огорчения, даже когда ты не возлагаешь на них никаких надежд. Предают, обманывают, делают откровенные гадости… Я всегда была готова помочь моей подруге Кире, но она не раз отказывала мне в помощи, игнорировала и избегала. Когда я училась в начальной школе, по секрету шепнула девочке, которую считала подружкой, что мне нравится сосед по парте. На следующий день об этом знал весь класс. Кирилл, к которому я испытывала самые искренние чувства, беззаветно доверяла ему, оказался не таким уж порядочным. Увы, он был не последним человеком, разбившим моё сердце.

Глава 28

После того, как я бросила университет, рассталась с возлюбленным и приехала обратно в пустое и маленькое село, мною овладела печаль. Я часто грустила и смотрела в окно, словно ждала, что на горизонте появится тот, кому принадлежали мои мысли и чувства – Кирилл. Но дни проходили, а его всё не было ни на горизонте, ни за ним.

Однажды я познакомилась на сайте с юношей, с которым у нас быстро завязалось дружеское общение. Моего нового друга звали Максим. У него была смуглая кожа, чёрные волосы и пухлые губы. На фотографиях он выглядел суровым или задумчивым, но узнав его ближе, я поняла, что Максим весёлый человек. Он не был легкомысленным, напротив, за его карими глазами скрывались мрачные тайны, личные трагедии, юмор был для него островком спасения в бушующем океане жизни.

Как-то раз я пригласила его в гости. Я никак не ожидала, что он решится на поездку из Новосибирска в Кочки и полагала, что моё предложение перейдёт в разряд шутки и так и останется. Вопреки моим ожиданиям, он приехал. Когда я увидела своего знакомого в живую, у меня по началу сложилось двоякое или даже отрицательное мнение о нём. Максим не выглядел дружелюбно, а его походка была широкая и небрежная. «Что за неотёсанный грубиян?», – думала я, пока мы шли к дому.

Мама приняла Максима радушно, усадила его за стол, и они завели беседу о его жизни. Я не пошла обедать с ними. У меня было плохое самочувствие, к тому же я нервничала. Укрывшись пледом, я лежала на диване и краем уха слушала доносившиеся с кухни голоса. Максим рассказывал об отце, который трагично погиб в потасовке с какими-то бандитами.

Несколько дней мой знакомый гостил у нас. Ночью он спал за шторкой на диване, а мы вдвоём с мамой. Как-то ночью у Максима зазвонил телефон, это был его отчим. Максим грубо и на повышенных тонах объяснил ему, что тот должен делать и куда ему идти. Его отчим выпивал и время от времени устраивал разгром в доме. Мать Максима, маленькая хрупкая женщина, не раз подвергалась притеснениям.

Он привёз с собой ударные палочки и учил меня ими пользоваться. Поскольку барабанной установки у нас не было, мы били палочками по креслу. У Максима были цепи, которые он вешал на джинсы как истинный поклонник тяжёлой рок-музыки. Одну из холодных массивных цепей он оставил мне на память, а так же подарил новые барабанные палочки из дерева.

Я по-прежнему думала о Кирилле и Максим не вызывал у меня особого интереса. Однажды мы сидели за компьютером, я показывала Максиму свои фотографии. Мы уместились на одном стуле. Он сел позади меня, а я спереди. Внезапно я ощутила прикосновение его тёплых губ, которые коснулись моей шеи.

– Что ты делаешь? – в недоумении спросила я.

– Ничего… – растерявшись, ответил он.

Максим был влюблён в меня, но я не чувствовала к нему ничего, кроме дружеской симпатии.

Как-то раз мы были на кухне, мой гость рассказывал историю про кошку, которая была очень умная и умела лапкой стучать по столу, чтобы показать, что хочет чем-то полакомиться. Я стояла возле окна, а Максим сидел напротив у стола. Он говорил, глядя на меня, его глаза горели и я ощутила, что между нами прошла невидимая искра. В этот миг я поняла, что он тоже мне нравится.

Никогда прежде мир не был таким привлекательным, таким манящим. Мы вместе смотрели фильмы, шутили друг над другом и гуляли по пустынным сельским улицам. Время пролетело незаметно, и наступил тот день, когда мой возлюбленный покинул село и уехал обратно в город. Одним серым зимним утром я проснулась в пустой квартире и почувствовала, как внутри меня в одночасье разверзлась чёрная пропасть, которая засасывала в себя надежды, чувства и любовь, оставляя в душе лишь холодную печаль. Я села на кровати и заплакала.

Дни тянулись однообразным жестоким хороводом. Мне не хватало Максима, общение в интернете не заменяло присутствия рядом любимого человека. Однажды он сообщил мне трагическое известие, которое произошло в его жизни. Его брат попал в автомобильную аварию и погиб.

Максим любил своего старшего брата. Он рассказывал, как проводил время с ним, как они вместе выступали на сцене. У них даже была своя музыкальная группа, в которой Максим играл на ударных инструментах, а его брат был солистом. Он включал аудиозапись с концерта, когда гостил у меня. Это была тяжёлая метал-композиция под названием «Солнца больше нет». Брат был авторитетом для Максима, тем, на кого он всегда равнялся и кем восхищался.

После смерти брата Максим отдалился от меня. Ему нужно было время, чтобы осознать случившееся. Я это понимала и не беспокоила его. Через несколько месяцев наше общение потускнело, утратило былую привлекательность. Меня обижало и злило то, что он стал ко мне холоден и небрежен. Трещина между нами росла, завлекая внутрь невысказанное, непрожитое – то, что осталось грузом иллюзий гнить в душе.

Зима злилась метелями, ветрами со снегом и холодом. В моей душе бушевала стихия другой природы, но так похожая на одинокие скитания и истерики зимы. Я пребывала в подавленных чувствах, то и дело по щекам струились солёными ручейками слёзы. Вот так из жестоких переплетений одной влюблённости я почти сразу угодила в опасные сети другой.

Осенью я начала учиться в медицинском колледже на сестринском деле. У меня были довольно высокие баллы ЕГЭ, я могла выбрать любой университет, но предпочла самое меньшее, на что был способен мой ум. Стоит ли говорить о том, что я никогда не испытывала желания работать медсестрой, а больничные стены не вызвали у меня ничего, кроме тоски и страха. Будущее не волновало меня, я относилась с безразличием ко всему происходящему, только если дело не касалось Максима.

Я приехала в Новосибирск и продолжала поддерживать с ним зыбкую связь, инициатором которой всегда выступала я. Первая писала ему смс, первая предлагала встретиться, а потом переживала долгие часы и дни, ожидая его ответа. Иногда он отвечал не сразу, а порой и вовсе оставлял мои сообщения без внимания. Я мирилась с обидой и не теряла надежды на то, что однажды мы встретимся и его чувства ко мне вернутся.

Учёба в колледже давалась мне легко, но не приносила удовольствия. Преподаватели в большинстве своём казались скучными занудными стариками, одна из них постоянно засыпала на занятиях и даже храпела, другие просто раздражали. Сокурсниц я сторонилась. Порой прорывалась наружу надменность, которой я как бы пыталась сказать: «Я училась в медицинском ВУЗе, а здесь оказалась чисто случайно, и вы мне не ровня». После университета у меня разрослось самомнение, корона на голове мешала мне быть обычной студенткой ничем не привлекательного училища. Я считала себя умнее других девочек, однокурсницы чувствовали это и обходили меня стороной, шептались за моей спиной, не здоровались и провожали взглядами, полными высокомерия. Я чувствовала одиночество, меня расстраивало такое отношение однокурсниц, но большинство времени объектом моих мыслей был Максим, поэтому взаимодействия в группе, успехи в учёбе и всё, что происходило вокруг уходило на второй план.

Однажды мне всё таки посчастливилось встретиться с объектом своих воздыханий. Максим отправил сообщение, в котором указал свой адрес, и я на всех парах помчалась к нему.

Я позвонила в дверной звонок. Он появился на пороге квартиры в джинсах и футболке. Максим не выглядел ни суровым, ни грустным, а был совершенно обычным и таким домашним в этой одежде и тапочках. Не то, чтобы это меня огорчило, но я испытала небольшое разочарование, поскольку ожидала увидеть перед собой прежнего Максима, Максима-воителя, Максима-который-совершает-поступки. Но передо мной стоял юноша, которому не доставало только кружки с дымящимся кофе и полосатого шарфика для пущего эффекта.

Он пригласил меня войти. В квартире был небольшой беспорядок. Скомканные шторы лежали на диване, с подлокотника кресла свисали сложенные вдвое джинсы, на кровати тоже лежали штаны. Я присела на диван рядом со шторами. Максим ходил по квартире, словно не замечая моего присутствия. Наконец, он открыл на компьютере папку с фотографиями и начал показывать одну за другой, попутно рассказывая, где он был и что делал. Максим показал фото, на котором он чинит крышу.

– Пока я там ползал, все пялились на мой зад, – сказал он.

Я засмеялась. Он взглянул на меня с улыбкой, и я вновь ощутила то чувство, которое однажды уже пробегало искрой между нами. Хотелось его обнять, но я держалась на расстоянии вопреки своим желаниям.

Я была у Максима несколько раз. Он играл на гитаре и пытался научить меня, читал мои стихи, а однажды приготовил для меня ужин. Я с большим аппетитом съела тот омлет. Не знаю, какую приправу он в него добавил, но я в жизни не ела такого вкусного омлета. Мне было хорошо и весело с Максимом, но я ждала большего.

Как-то раз Максим сказал, что ему надо будет уехать на какое-то время из города. Тёмная туча внезапно затмила ясное безоблачное небо. Меня посетила печальная мысль об очередной разлуке. Я не сдержала слёз, и Максим по-дружески обнял меня.

– Ты как актриса. Тебе надо в драматических сценках играть, – пошутил он.

Но мне было не смешно. Я снова теряла любимого человека, и не могла ничего изменить.

В тот тёмный зимний вечер Максим проводил меня до метро. Он шёл впереди быстрыми широкими шагами, и я еле поспевала за ним. Он шёл так, словно хотел побыстрее избавиться от меня, оставить и уйти прочь, не оглядываясь. Мы расстались у входа в подземный переход. Я смотрела на Максима так, как щенок смотрит на хозяина, который решил бросить его посреди леса на произвол судьбы.

Морозную снежную зиму сменила склизкая грязная весна. Мы больше не виделись, но я продолжала писать ему смс, которые оставались без ответа. О Максиме не было никаких вестей, но я всюду ощущала его присутствие. Мысли о нём приобрели навязчивый характер, он стал моим наваждением. Однажды я приехала к его дому и села на лавочку в ожидании, что он появится. И он появился. Вышел из подъезда и исчез во тьме зимнего вечера. Я смотрела во след его удаляющейся фигуре, не двигаясь с места и не пытаясь пойти за ним.

Однажды утром на пути в колледж мне позвонил отец и сообщил печальное известие. Скончался дедушка Абрам… Тот, с которым мы совершили путешествие в Израиль. Ему было девяносто с лишним лет, и последний год он был парализован из-за инсульта. От этой новости мне стало тоскливо, по щеке скатилась слеза.

В то утро на занятии преподаватель рассказывал о процессах, происходящих в организме умирающего человека. Внезапно я ощутила присутствие дедушки… Словно, он находился здесь, в кабинете… Мне стало не по себе… Было неприятно слушать об агонии и осознавать, что с человеком может случиться смерть.

Позже меня посетило одно воспоминание из поездки в Израиль. В тот день мы с дедушкой остались дома одни. Хен был в школе, отец и Алла на работе. Подошло время обеда и дедушка отправился на кухню, чтобы разогреть борщ. Но он не разобрался как пользоваться микроволновкой, и нам пришлось есть борщ холодным. Я подавно не умела пользоваться этой штуковиной, поскольку у нас дома никогда не было печи для подогрева пищи, а еду мы грели на плите.

– Так даже вкуснее, – сказал дедушка, улыбнувшись мне.

Я не разделила его оптимизма. Дед Абрам меня раздражал. Он казался мне беспомощным стариком, который ничего не умеет…

Теперь, вспоминая этот случай, мне хочется вернуться в тот день и изменить своё поведение. Если бы у меня был шанс, и я снова оказалась в Израиле на кухне с дедушкой, я подошла бы к нему, улыбнулась и сказала: «И так пойдёт, дедуль». Но я продолжаю видеть хмурого подростка, которому в тягость общение с родным дедом и понимаю, что это уже никогда не исправишь.

В колледже я познакомилась с будущим мужем. Он учился на медбрата в параллельной группе. На втором году обучения наши группы объединили, и мы стали чаще друг друга видеть. Вскоре у нас завязались отношения, и уже зимой мы стали вместе жить.

Когда я впервые увидела его на собрании первокурсников, я подумала: «Интересно, если этот парень станет мои мужем…» Передо мной стоял юноша среднего роста, с тёмными волосами до плеч и смуглой кожей. Во время разговора он сильно заикался. Я видела его в разное время в разных корпусах, и от него часто несло алкоголем. Его походка была размеренная и угрюмая, тёмные немытые волосы падали на лицо и на плечи. Этот юноша вёл себя независимо, был погружён в неведомые для посторонних мысли и жил в своей реальности.

С него спала маска загадочного одиночки, когда мы стали ближе общаться. Он перевоплотился в обычного человека, с котором мы проводили время, гуляя и осваивая совместную жизнь. Некоторые из однокурсниц проявляли к нему интерес, а одна особа пыталась помешать нашим отношениям и не упускала возможности, чтобы задеть мои чувства.

Порой я вспоминала о Максиме и во мне загоралось желание вновь его увидеть. Страданиями от невзаимной любви я пыталась заполнить пустоту внутри себя, но все мои старания были тщетны. Из её чёрной пасти веяло холодом, тоской и одиночеством.

В августе я устроилась в больницу медсестрой, а в октябре узнала, что Максим встречается с девушкой.

Глава 29

Ледовый городок, в который мы отправились всей семьёй, находится в нескольких кварталах от нашего дома. Мы пришли туда в третьем часу дня, за час до наступления сумерек. Сын схватил ледянку и направился к самой большой горке. Муж ходил следом за непоседливой Соней, которая хотела везде покататься, всё испробовать и посмотреть. С наступлением темноты включали подсветку и ледяные скульптуры светились, но когда мы пришли, было ещё светло.

Серый день плавно перетекал в сумерки. Я ощутила покалывание в кончиках пальцев. Мы собрались уходить, как вдруг я увидела ребёнка, который лежал посреди горок и скульптур, уткнувшись лицом в снег. Мимо проходили взрослые, но никто не обращал на него внимания. К ребёнку подбежала ребетня, они начали уговаривать его встать и пойти кататься вместе с ними, но он продолжал лежать, не поднимая головы. Я подошла к ребятам и спросила, что случилось. Оказалось, мальчик ударился головой. Я позвала мужа. Он фельдшер скорой помощи и знает что делать в таких случаях. Муж осмотрел мальчика и отправил домой. Ребёнок тот час поднялся на ноги и поплёлся из городка, понурив голову.

– С ним всё порядке, – сказал муж, подойдя ко мне.

Казалось, всё обошлось. Мальчик не пострадал, а я поступила по совести. Но внутри меня шевелилась неприятная смесь из эмоций… Когда я увидела беспомощного ребёнка, лежащего на снегу, мне захотелось плакать. Сильно заколотилось сердце, в ногах появилась слабость, а в горле образовался неприятный комок. Неужели паническая атака случится со мной здесь, в дали от дома?..

Мы вышли из городка. Я плелась на ослабевших ногах по снегу. Сын начал капризничать и реветь, я переключилась, пытаясь его успокоить. Тогда тревога начала отступать, я вновь почувствовала твёрдую землю под ногами.

Мальчик, лежащий на снегу, мимо которого проходили равнодушные люди, напомнил мне, какой одинокой, никому не нужной чувствовала себя я… Когда родители развелись, маленькая девочка Алёна осталась один на один со своими переживаниями, мыслями. Мама впала в депрессию, её душевное состояние не позволяло ей проявлять заботу и поддержку. Не чувствуя надёжной опоры, я молчала, загоняя внутрь страхи и обиды, чтобы потом они вырвались наружу в виде приступов тревоги, навязчивых мыслей, ритуалов и прочих недугов. Временами окружающий мир скалил зубы. На моём пути вставали такие люди как учительница истории, которая обрушила на меня волну позора. Да и за что? За то, что мне стало дурно на её уроке? Когда человек нуждается в помощи, а вместо этого ему причиняют страдания, неволей сделаешь вывод, что люди опасны и бесчеловечны. Как после всех суровых испытаний, выпавших на долю хрупкой маленькой девочки, не начать сторониться людского общества? Как можно продолжать доверять окружающим, если даже в собственной семье чувствовал себя одиноким и покинутым?

Иногда родственники не жалели моих чувств, ввергая всё моё существо в отчаяние и беспомощность. Когда я сделала перестановку в квартире, я даже не думала о том, что кому-то причиню неудобства. Напротив, я перетащила плиту на безопасное место и убрала манеж в подходящий для него уголок. Но мои благие намерения не оценили, и всё кончилось тем, что я выплеснула всю горечь своих обид маминым родителям, а когда они ушли, легла на пол в полном смятении чувств и так лежала, пока не вернулись с прогулки мама с сыном. В моей голове не укладывалась одна мысль – за что со мной так жестоко обошлись близкие? Мне пришлось услышать, что я не имею права делать перестановку в маминой квартире, а ведь я считала эту квартиру и своей тоже. Я прожила здесь всё своё детство, и в юридическом плане являлась совладельцем одной из долей. Слова бабы Вали о том, что квартира мне не принадлежит, глубоко меня задели. Моё лицо исказилось от бессилия и обиды. Затем мамина мама сказала, что меня надо увезти в психушку… Я лежала на полу, а в груди нервно колотилось сердце. Я всегда была тихой спокойной девочкой, хорошо училась, не спала с парнями, как многие одноклассницы, не пила и не курила… Так за что со мной так злобно и цинично обошлись близкие? Нет, этого я не могла принять и понять.

Отношения внутри семьи складывались так, что зачастую я ощущала себя лишней, чужой. Деда с Юлей вдвоём ездили на рыбалку, где сестра училась управлять удочкой, но никогда не звали меня с собой. Даже когда я гостила у них, деда, ни говоря ни слова, собирал необходимые вещи, они с Юлей садились в машину и уезжали прочь. Я хотела бы поехать с ними, но знала, что буду лишней в их компании, да и напрашиваться было бы невежливо. Мне только и оставалось проглотить образовавшийся в горле ком и терпеть, чтобы не сорваться, не высказать всё, что накопилось у меня на душе.

У сестры были близкие, по-настоящему родственные отношения со своими стариками. Вместе с дедом они любили проводить время, рассказывая анекдоты, а бабе Юля доверяла свои самые сокровенные тайны. Бывало, они вдвоём уйдут подальше от меня, сядут на корточках прямо на тропинке и о чём-то секретничают. Судя по выражению лица сестры, она о чём-то спрашивала бабу, просила её мудрого совета, а та отвечала и давала внучке наставления.

Как-то раз я просматривала семейный альбом, хранившийся у маминых родителей. В конце альбома, там, где обычно пусто или хранятся ненужные снимки, я нашла огрызок, вырезанный из общей фотографии. На нём были мы с мамой. Эта находка неприятно кольнула меня. Кто-то из родственников пытался наглядно показать, что наше место находится за пределами семьи, что мы – чужие.

Хочется верить, что однажды всё уляжется, раны зарубцуются и от прошлого останется лишь образ, лишённый чувств. Порой обиды, которые терпела маленькая Алёна, не дают мне покоя. Она по-прежнему живёт внутри меня, заставляя чувствовать то, что чувствует она. И если страшно ей, я тоже буду ощущать этот неприятный колючий страх под кожей. Девочка Алёна жаждет внимания и защиты и ждёт, что я встану на тропу справедливости и накажу тех, кто причинил ей душевную боль.

Иногда хочется закричать: «Оставь меня! Не терзай мою душу!» Но вижу, как она сворачивается клубочком от страха, что её снова бросят, забудут про неё, оставят во тьме. «Нет, не надо так. Я с тобой. Всё хорошо».

Глава 30

Люди с психическими проблемами ничем не защищены, это слой населения, о котором не позаботится ни государство, ни общество. Жизнь подвела меня к тому, что я тоже теперь принадлежу к этому слою. Два года назад я верила в психологов и психотерапевтов, в то, что психические недуги преодолимы. Но я столкнулась с невежеством этих специалистов и моё мнение о них переменилось. Теперь я поняла, что наши проблемы неведомы никому, кроме нас. Мы живём как приходится, принимая измены и всякий разврат. Поглощая и пряча внутрь себя обиды и собственную немощь.

Я попала к психотерапевту только со второго раза, поскольку в первый раз я так разволновалась, что у меня поднялась температура. В кабинете сидела женщина средних лет с короткими огненно-рыжими волосами. Вырез на кофте обнажал её нежную грудь, ногти были накрашены красным лаком.

– Вы уже записывались ко мне, – сказала она.

– Да, но я не смогла прийти. Сильно волновалась, – ответила я.

– А что ж вы так.

Она сказала «а что ж вы так» и мне сразу стало понятно, что женщина, сидящая передо мной, не обладает эмпатией и равнодушна к чужим проблемам.

– Да я с детства такая, – ответила я, улыбаясь.

Я готовилась к визиту с психотерапевтом и составила краткий план, в котором описала историю своих недугов. Но мой рассказ пришёлся не по вкусу этой особе.

– Так, – перебила она меня. – Зачем вы мне это всё рассказываете?

Я не знала, что ответить. Видимо, я что-то не так сказала, подумала я.

– Что вас сейчас беспокоит?

Эта женщина с первых слов произвела на меня отталкивающие впечатление и я хотела, чтобы визит к ней побыстрее закончился. Я вкратце ответила, что меня тяготят беспричинные тревоги.

– Вы сами решили так жить, – заявила она.

– Но мне это не надо, – ответила я и в моём голосе прозвучало отчаяние.

Как только ей в голову пришло такое сказать? Я впервые столкнулась с такой невеждой, но вся горечь в том, что она имела должность квалифицированного психиатра и психотерапевта.

– А как же вы рожали? – спросила она, когда речь зашла о моих детях.

Я открыла рот, чтобы ответить, но она снова меня перебила.

– Потому что эта ситуация ненормальна!

Ненормальным она считает то, что я, приобретя тревожные состояния, родила детей? Или же она хотела этим сказать, что ненормально в глобальном смысле таким как я заводить детей? Я так и не поняла, что она имела ввиду, к тому же утратила всякое желание вести с ней диалог и сухо ответила, что рожала я нормально.

Затем женщина с красными ногтями позвонила психологу и записала меня на следующую среду к нему, чтобы составить мой психологический портрет. Бумажку с датой она отдала моему мужу, показательно минуя руку, которую я протянула, чтобы взять направление.

Я вышла из кабинета молча, не сказав «до свидания». Весь день я чувствовала себя раздавленной, никчёмной. Моё тело стало таким тяжёлым, что я с трудом могла пошевелить руками или ногами, не говоря о том, чтобы встать и начать что-то делать.