Czytaj książkę: «Время Энджи»
Глава 1. Тритон
Путь до Тритона проходил по местам, куда взрослые не совались. Света здесь не было – темнота лежала повсюду. Такая густая и плотная, что об неё, казалось, можно было споткнуться. И в ней плавали едва заметные мерцающие точки – старые красные маркеры, обозначавшие не то двери, не то проходы, не то еще что-то. От шагов они прыгали по стенам, оставляя в темноте розовый тлеющий след. Если бы не они и не фонарики – что закроешь глаза, что откроешь – никакой разницы.
Три ярких белых пятна медленно плыли в этой темноте. Одно из них приблизилось к ограждению и сорвалось в бездну.
– Шахта, – прошептал голос за фонариком.
Непроходимой стеной перед ними возвышалось огромное черное пространство – плотная, бездонная пустота похожая на застывший кошмар – когда-то здесь, наверное, ходил невообразимых размеров лифт. Ребята остановились, что-то хрустнуло под ногами и сразу же успокоилось, тишина заполнила воздух.
– Ух… – качнулся фонарик.
– Да, – дрогнул второй.
– Страшно…, – прошептал третий.
– Ой да ладно, сто раз ходили…, – вздохнул первый.
Всю шахту проходить не требовалось, они спустились всего на три этажа.
– Стой, – поднялась рука. Все замерли.
Лёгкий, но глубокий, едва слышный гул, который ощущался скорее ногами, чем ушами – обычное дело для Энджи. Прислушались, нет ли в нём чего-то нового, чужого и лишнего. Нет. Один фонарик свернул в сторону, выхватывая из темноты серые металлические обломки похожие на огромного паука.
– Робот, – сообщил он тихо.
– Вижу, – шепнул второй. – У башни привал.
– Почему всегда у башни? – возмутился первый.
– Потому что, – отозвался второй. – Мы это сто раз обсуждали.
Второй фонарик приблизился к «роботу», пятно света стало ярче, в нём сверкнули суставы. Фонарик дёрнулся, свет забрался в небольшое углубление с зеркальной поверхностью на дне.
– Ты думаешь её вернут? – хмыкнул первый.
– Ну…
– Ага, жди…
– Мало ли, – печально вздохнул второй.
– Головы в другой раз поищем…
– Почему в другой?
– Потому что, – раздраженно отозвался первый. – Всегда одно и то же. Сколько можно?
– Меня не хватятся, хоть час околачивайся, хоть три, – вступил в разговор третий.
– Вы сговорились что ли?
– Нет, а что? – сердито шепнул второй.
– Что, что… мы здесь не одни, вот что…
– Ну тихо ведь… – все трое на мгновение замерли, задерживая дыхание, прислушиваясь, затем осторожно выдохнули, – тихо ведь, нету их.
– Блин, – поднялся первый фонарик, освещая бледное лицо, – Ник, ты чего?
– Убери, – зажмурился Ник.
– Ладно. Давай только на обратном пути.
– Да! – тихо воскликнул Ник. – Да, давай. Ура!
Головой они называли плоский квадратный предмет, размером примерно с ноготь, без которого на Энджи не включалось ни одно устройство. Даже самому простому чайнику непременно требовалась хоть какая-нибудь голова. Тем более без головы не работали устройства более сложные, такие как пылесос или стиральная машина, гидраторы, роботы, или оружие. Внутри каждой головы содержался экземпляр искусственного разума Энджи – крохотная упрощённая копия с ограниченной силой интеллекта и возможностями. И чем сложнее было устройство, тем умнее голова ему требовалась. Уровень интеллекта головы определялся по выбитым на её корпусе цифрам. Самые слабые, где номер начинался с единицы, годились для фонарика – 100, для чайника чуть сложнее – 101, а если у чайника имелось несколько кнопок – 102. Микроволновка – 110, телевизионная панель – 122 и так далее. Более умные головы имели в начале цифру 2 и 3. Однако, двоечки почти невозможно было найти, не говоря уже о троечках и выше: пятёрках, семёрках, восьмёрках или девятках, про которые среди мальчишек ходили настоящие легенды. Утверждалось, например, будто есть на Энджи «тридевятка» – голова с маркировкой 999. Что существует она лишь в одном единственном экземпляре, и способна управлять совершенно всем: любым устройством и даже самой станцией.
У старого разбитого робота, что валялся в проходе и был похож на паука, несомненно, тоже имелась когда-то голова. Скорее всего, троечка. Всё-таки робот – сложное устройство. И эту голову можно было бы вставить куда угодно, хоть в чайник, хоть в фонарик – аппаратный интерфейс представлял из себя гладкую зеркальную плоскость, куда магнитилась любая, подходящая по размеру. Но лучше всего было бы такую голову продать, потому что стоила она немало, а устройств соответствующей крутизны у ребят всё равно не было.
– Привал, – объявил фонарик.
Все трое остановились. Пятна света суетливо забегали по стенам, проваливаясь в черные выбоины и вспыхивая на белых непонятных надписях.
– Как думаешь, Эха, он уже знает, что мы идём?
– Кто? Тритон?
– Ну.
– Конечно знает. У него всюду глаза и уши. Почему, ты думаешь, его до сих пор не разобрали?
– Как почему? – хмыкнул Ник, – Это же Тритон!
– Вот. У него голова, наверное.. – Эха задумался, прикидывая, какая могла бы быть у Тритона голова. Фонарик уставился в потолок. Фантазия рисовала невероятные числа.
– Да, – прервал его Ник.
– Вот, – кивнул Эха.
– Тритон – это сила, – мечтательно произнёс Ник.
– Да-а, – отозвался Эха.
– Будете перекусывать? – вступил в разговор третий фонарик. В его свете находился открытый рюкзак, из которого один за другим возникали небольшие бутерброды.
– Миша, – восторженным шепотом произнёс Эха, – ты красава!
Перекусив, они двинулись дальше. На возвышавшейся рядом с ними конусообразной конструкции погас едва заметный синий индикатор. Внутри её вершины что-то протяжно скрипнуло. Три пятна света сошлись на звук почти моментально.
– Каждый раз меня пугает… – прошептал Ник.
– И меня…
– Они, – кивнул Ник, – даже башню не смогли разобрать. Куда им до Тритона.
– Может, она им нужна.
– Была бы нужна, они бы не пробовали, а так вон… вся в царапинах. Стопудово хотели разобрать, только не смогли.
– А там наверняка голова, – мечтательно прошептал Ник.
– То-то и оно, – вздохнул Эха.
– Пошли уже, – перебил их третий фонарик, убирая свет с затихшей башни.
Коридоры Энджи делились на три типа: узкие вертикальные – для обслуживающих механизмов, широкие горизонтальные – для людей, магистральные – для машин. Последние представляли из себя широкие и высокие туннели, в которых можно было найти останки древних роботов. Обезглавленных, конечно, но всё равно впечатляюще больших и загадочных.
Одним из таких был Тритон. Разумеется, о том, чтобы выковырять из него голову никто и подумать не смел – робот был включен и двигался. Он переставлял свои тяжелые ноги, поднимал массивную грудь и сопел, прогоняя воздух через встроенную систему вентиляции. Бронированная чешуя на его огромном длинном туловище мерцала и переливалась загадочным зеленым светом. Всё это приводило мальчишек в состояние восторга, близкого к помешательству.
Затем выяснилось, что на Тритона можно не только смотреть. Им управлял достаточно мощный разум. Робот много знал, всё помнил, и был очень старым. Старше любого из дедушек, и мудрее всех взрослых вместе взятых. Ребята поклялись друг перед другом ни за что на свете никому об этом не рассказывать. Эта клятва была скреплена кровью, и не нарушалась уже несколько лет.
Наконец, они вышли к лифту. На нём надо было довольно долго и далеко спускаться. Так далеко, что в ушах что-то выпрямлялось и щелкало. Потом еще коридор, темнота и красные маркеры, но самое страшное – этот лифт. Если его не сломали, а оставили работать, значит это кому-то было нужно. Кто-то, значит, им еще пользовался. И с этим «кто-то» совсем не хотелось встречаться.
За лифтом у Эхи выключился фонарик – в нём стояла улучшенная голова от чайника и фонарик срабатывал сам, когда света вокруг становилось достаточно много. Магистральный туннель в этом месте был завален обломками и мусором. Тритон умел маскироваться в этом хламе так, что разглядеть его среди старого пластика и разноцветного лома было непросто. Но мальчишки знали куда идти – огромный робот уже очень долго не менял своего положения – экономил батарею. Они пробрались за кучу пустых контейнеров, обошли дырявую цистерну, пересекли поляну рваных скафандров, и, подобравшись к остову сгоревшего двухэтажного транспорта, копоть на котором была такой старой, что приобрела желтовато-коричневый оттенок, увидели заветную зеленоватую чешую. Это была нога Тритона. В ней находился интерфейс, напоминавший человеческое лицо. Правда, кожа на этом лице закостенела и потрескалась, губы не шевелились, нос отвалился, один глаз не двигался, а голосовые связки работали так плохо, что уже не передавали ни эмоций, ни артикуляции. Речь Тритона была монотонна и походила на болезненный хрип. Он несколько раз упоминал какой-то визор, через который было бы удобней общаться, но ребята не поняли, о чем речь.
– Приветствую, – проскрипел Тритон, – с чем пожаловали?
Черный глаз сфокусировался на Эхе, перескочил на Ника и, заметив Мишу, вернулся к Эхе.
– Эгер Никита и Миша рад вас видеть.
Они поздоровались и расселись.
– Ты обещал, – начал Никита, немного краснея, – когда мы повзрослеем, рассказать настоящую историю людей.
– А вы повзрослели.
– Да, у Миши вчера был день рождения, пятнадцать лет.
– Пять тысяч четыреста семьдесят пять циклов неровное число.
Мальчишки переглянулись, Эгер улыбнулся:
– Да, Тритон, мы знаем, что раньше люди считали циклами, расскажи нам о них больше.
– Ты обещал, – требовательно добавил Никита, пристраивая рюкзак.
– Да но еще раньше они тоже считали время годами днями часами и минутами в дне было двенадцать часов и столько же было в ночи а всё вместе это называлось сутками в которых было двадцать четыре часа за это время планета Земля делала один оборот вокруг собственной оси…
Никита повернулся к Эгеру и, скорчив кислую рожу, покрутил пальцем в воздухе, изображая кольцо. Механический глаз Тритона уловил этот жест.
– Занудило, – скрипнул он, стараясь изобразить вопрос.
– Да, еще как, – подтвердил Никита, – мы это всё и так знаем, по истории проходили…
– Что же вы хотите узнать.
– Что было на самом деле, как погибли прежние? – спросил Никита.
– Да, от чего они вымерли? – добавил Эгер.
– И что такое космос? – раздался третий вопрос.
Мальчишки с удивлением посмотрели на Мишу.