Czytaj książkę: «История Бостонского Душителя. Хроника подлинного расследования. Книга II», strona 2
Фрэнсис Ли Бэйли, убедившись в том, что Джон Боттомли не спешит поведать миру о признаниях ДеСальво, решил зайти с другой стороны. Адвокат надумал подогреть интерес к Алберту и с этой целью решился на нетривиальный и довольно-таки рисковый шаг. Он подверг ДеСальво сеансу гипноза, во время которого была предпринята попытка получить от Алберта сведения о деталях убийств, в которых тот признавался. Строго говоря, этот сеанс оказался разбит на две части, проводившиеся с интервалом в сутки, хотя изначально такое разделение не планировалось и чуть ниже читателю станет ясно почему так получилось.
Первый раз Алберт был загипнотизирован 20 марта 1965 г. Несколькими днями ранее – 17 марта – ДеСальво позвонил домой и в телефонном разговоре с женой Ирмгард заявил, что он – «Бостонский Душитель». Алберт предупредил жену, что сделал соответствующее признание представителю прокуратуры, а потому Ирмгард должна быть готова к тому, что газеты и телевидение объявят об этом. Разговор с женой получился крайне тяжёлый, Ирмгард утратила самоконтроль, стала кричать, с ней приключилась истерика и она бросила трубку. О содержании этого телефонного разговора правоохранительные органы, разумеется, узнали, поскольку все переговоры заключенных записывались, из чего, кстати, тайны не делалось. Поэтому Боттомли был проинформирован о признании ДеСальво в убийствах собственной жене.
Остаётся добавить, что после этого разговора Ирмгард прекратила всякое общение с мужем, подала на развод и в скором времени покинула Соединенные Штаты. Она выехала в Европу, там вторично вышла замуж и с мужем возвратилась в Бостон. В своём месте мы ещё скажем несколько слов об этой женщине, пока же вернёмся к событиям марта 1965 г.
Итак, за несколько дней до сеанса гипноза ДеСальво имел тяжёлый разговор с женой и об этом бэкграунде в контексте последовавших событий следует помнить. Сеанс гипноза проводил Уилльям Брайан-младший (William J. Bryan), специально для этого приехавший в Массачусетс из Калифорнии, где он жил и работал. Это был очень опытный психиатр, специализировавшийся на гипно-психоанализе. Хорошо известно, что психоанализ очень популярен в США, но далеко не все знают, что в Штатах принимались попытки усовершенствовать концепции Фрейда, что выражалось, в частности, в попытках как можно шире применять во время сеансов психоанализа гипноз, поскольку последний снимал торможение коры головного мозга и делал пациента совершенно искренним. Уилльям Брайан считался одним из самых опытных специалистов этого направления, он проводил сеанс психоанализа под гипнозом от начала до конца. Брайан имел большой опыт практической работы с правоохранительными органами, участвовал в раскрытии преступлений, допрашивал подозреваемых и преступников и даже написал книгу об использовании гипноза при расследовании преступной деятельности.
Уилльям Брайан пользовался вполне заслуженной репутацией компетентного врача-гипнолога. Хотя своей основной специализацией он считал психоанализ, круг профессиональных интересов Брайана был много шире и включал в себя психологию свидетельских показаний, особенности работы памяти, правовые аспекты использования гипноза и т. п.
Фрэнсис Ли Бэйли слушал лекции Уилльяма Брайана во время обучения в университете, остался весьма ими впечатлён и предложил доктору поработать с ДеСальво. За ходом сеанса следила группа врачей Центра содержания сексуально опасных преступников, в числе которых были Сэмюэл Аллен, Эймс Роби и некоторые другие. Сеанс записывался на магнитофон, его расшифровка сохранена, как впрочем, и оригинальная аудиозапись.
Для того, чтобы удостовериться в полном погружении ДеСальво в транс, доктор Брайан в самом начале сеанса прибег в довольно грубому, но эффективному приёму. Он медленно проколол насквозь левую ладонь Алберта толстой 5-сантиметровой швейной иглой. ДеСальво боли не почувствовал – это означало, что он впал в глубокий транс и полностью подчинён воле гипнотизёра. В таком состоянии он мог правдиво отвечать на вопросы, даже вопреки собственной воле1. Уилльям Брайан применил регрессивный гипноз, при котором пациент погружался во всё более отдаленное прошлое, рассказывая о событиях конкретного дня и даже часа. Гипнолог «вернул» ДеСальво в 8 сентября 1963 г, в тот день, когда была убита Эвелин Корбин, и стал расспрашивать о событиях того дня.
Однако ничего криминального Алберт не сказал. В его ответах фигурировала «Джуди», которой он массировал ноги, и по смыслу сказанного можно было понять, что речь идёт о дочери ДеСальво, родившейся с патологией тазовых суставов и неспособной ходить. Убедившись, что ДеСальво ничего об убийстве на рассказывает, доктор Брайан изменил тактику – он дал поручение Алберту проснуться ночью и записать яркое сновидение, связанное с женщиной, которое тот увидит. После этого гипнолог прервал сеанс и разбудил Алберта. Проснувшись, тот ничего не знал о содержании закончившегося сеанса и установке, данной доктором.
В ночь на 21 марта ДеСальво действительно проснулся и на листе бумаги, имевшимся в его распоряжении, записал сновидение, которое видел той ночью. Сон имел эротическое содержание, ДеСальво снилось, будто некая женщина занималась с ним оральным сексом. Запись прерывалась на полуслове, никаких указаний на насилие и тем более убийства текст не содержал. По мнению доктора Брайана поведение ДеСальво под гипнозом и содержание его сновидения указывали на то, что дочь-инвалид мешала реализации его либидо и толкала на поиск сексуального удовлетворения вне семьи. ДеСальво насиловал потому что был не удовлетворён интимными отношениями с женой, а убивал жертвы потому, что видел в них символ дочери.
Это была довольно странная логическая конструкция, но доктор Брайан посчитал, что она хорошо объясняет результаты первого сеанса гипноза. 21 марта ДеСальво был загипнотизирован вторично, врач опять «вернул» его в 8 сентября 1963 г и попытался реконструировать события того дня. ДеСальво рассказал о том, как вошёл в квартиру, представившись водопроводчиком, затем сказал женщине, что у него есть нож и он хочет её изнасиловать. Нож, впрочем, он доставать не стал, поскольку женщина не сопротивлялась и не шумела. ДеСальво потребовал удовлетворить его орально, заставил опуститься на пол и бросил под колени подушку… На этом он замолчал. Доктор Брайан несколько раз побуждал его рассказать об удушении, но ДеСальво никак не реагировал на его команды. Тогда гипнолог сменил тему и потребовал рассказать о дочери. Алберт стал показывать, как завязывал шнурки на её ботиночках, но доктор Брайан прервал его неожиданным вопросом, спросив, хочет ли он убить девочку? Дальше произошло такое, что нечасто происходит на сеансах гипноза – ДеСальво попытался ударить врача! Брайану пришлось приложить немало сил, чтобы успокоить впавшего в ярость пациента. Доктор вернулся к воспоминаниям об оральном сексе ДеСальво с неизвестной женщиной, но рассказа об убийстве так и не добился.
В конечном итоге сеанс гипноза закончился без единого свидетельства физического насилия ДеСальво в отношении женщины2. Результат – что и говорить – оказался неожиданным! Человек, будучи в ясном уме, признавался в многочисленных убийствах, а в состоянии гипнотического транса ничего об этом не помнил!
Очевидно, что это было совсем не тот результат, на который рассчитывал Фрэнсис Ли Бэйли, затеявший всю эту авантюру. Адвокат проводил Уилльяма Брайана в Калифорнию и постарался забыть о результатах гипноза. Джон Боттомли, который, разумеется, знал обо всём, произошедшем 20 и 21 марта, также интереса к работе доктора Брайана не выказал. Какое трогательное единодушие прокуратуры и защиты!
Неудивительно, что о допросе под гипнозом, проведенном доктором Брайаном, сейчас мало кто знает. В документальных фильмах о «Бостонском Душителе» об этом нет ни единого слова, полная тишина в газетных публикациях и книгах. Оно и понятно – подобный результат заставляет серьёзно усомниться в том, что признания ДеСальво в убийствах искренни.
Заканчивая рассказ о сеансе гипноза, нельзя не сказать несколько слов о проявленной ДеСальво агрессии в отношении доктора Брайана. Это довольно редкая и даже нетипичная реакция, с которой большинство специалистов-гипнологов вообще не сталкиваются за все годы профессиональной работы. Тем не менее, продемонстрированное ДеСальво поведение не является ни аномальным, ни уникальным. Загипнотизированный может проявить агрессию в отношении гипнолога в том случае, когда последний даёт команду категорически неприемлемую и невыполнимую. Неправильно думать, будто человек в состоянии гипноза полностью утрачивает волю и самоконтроль – это не так! – снижается торможение в коре головного мозга, но фундаментальные установки и ограничения сохраняются. Вопрос Брайана о желании убить дочь, погруженный в транс ДеСальво расценил как недопустимый приказ, реакцией на который явилась агрессия. Это означает, что Алберт полностью исключал какое-либо насилие в отношении дочери. Только такую трактовку поведения ДеСальво следует считать правильной.
Спустя некоторое время после сеанса гипноза Алберт ДеСальво улучил момент и поинтересовался у своего лечащего врача, психиатра Эймса Роби (Ames Robey), что тот думает о совершенных им убийствах? Роби, наблюдавший работу Уилльяма Брайана от начала до конца и слышавший прежде рассказы ДеСальво от первого слова до последнего, только отмахнулся и высказался в том духе, что, дескать, я не прокурор и мне ты эту чепуху не продашь. Почтенный врач, проживший долгую и очень насыщенную жизнь – а умер Роби в октябре 2004 г – до последнего дня своей жизни в виновность ДеСальво не верил категорически.
Пока в Бриджуотере происходили описанные выше события, Бюро «Душитель» занималось своей обычной работой. Неизвестно в точности, что именно изучали Боттомли и его подчиненные в период с марта по июль 1965 г и эта безвестность – лучшее свидетельство того, что ничего экстраординарного они не делали.
Мы знаем только, что в апреле Боттомли затеял какой-то малопонятный публичный скандал, обвинив судмедэксперта из округа Миддлсекс Питера Дельмонико (Peter Delmonico) в должностном правонарушении. Тот якобы отвёл репортёров из журналов «Рекодр Америкэн» («Record American») и «Глоуб» («Globe») в квартиру, явившуюся местом убийства Беверли Саманс, а также предоставил журналистам возможность ознакомиться с результатами судебно-медицинской экспертизы по этому делу.
Автор должен признаться, что начало этой истории установить так и не смог, по-видимому, на каком-то этапе Бюро получило конфиденциальную информацию об утечке информации и какие-то основания побудили Джона Боттомли заподозрить в нечистоплотности Питера Дельмонико. Видимо в упомянутых журналах ранее имели место публикации, выдававшие хорошую осведомленность журналистов об обстоятельствах убийства Беверли Саманс и некие детали бросали тень именно на Дельмонико. Во всяком случае 10 апреля Боттомли подал Генеральному прокурору штата служебную записку с обвинениями в адрес окружного судмедэксперта. Информация об этом документе попала в прессу, что побудило Дельмонико отреагировать. 15 апреля он распространил открытое письмо, адресованное Боттомли, в котором просил последнего не обращаться к слухам, а изложить конкретно те факты, на которых тот основывает свои несправедливые подозрения. Прошла ровно неделя и Боттомли извинился перед Дельмонико.
В общем, история получилась странная и не до конца понятная.
Что происходило далее?
Боттомли в конечном итоге вернулся в Бриджуотер к ДеСальво. Примерно с середины июля до последней декады августа начальник Бюро встречался с последним в изолированной комнате и заслушивал его признания. Общение работника прокуратуры и сумасшедшего преступника записывалось на магнитофон, общая продолжительность сделанных тогда записей превышает 20 часов, а их расшифровка занимает более 2 тыс. страниц. В 1967 г писатель Джордж Уилльям Рэй (George William Rae) получил возможность ознакомиться с записями этих разговоров, в результате чего появилась книга «Признания Бостонского Душителя» («Confessions of the Boston Strangler»), текст которой, следует грамматическим формулировкам (дословно «grammatical formulations») ДеСальво. По крайней мере в этом уверяет читателя автор. Интересно то, что следуя «грамматическим формулировкам», Джордж Рэй не приводит «юридически точных цитат» – такой вот интересный дуализм, о котором автор предупреждает в первой же главе своей книги.
В 1967 г Джордж Уилльям Рэй выпустил книгу «Признания Бостонского Душителя», представлявшую собой фрагменты признаний ДеСальво, сделанных Джону Боттомли летом 1965 г. В предисловии к книге подчёркивалось, что текст следует стенограммам допросов, хотя, разумеется, в силу ограниченного объёма книги, не воспроизводит их полностью.
Чуть ниже мы вернёмся к этому странному обстоятельству и попытаемся понять, что же оно означает, но покуда скажем о другом. В 1992 г американская писательница Сюзан Келли получила доступ сначала к части расшифровок бесед Боттомли с ДеСальво, а потом, спустя почти 10 лет, и к большей их части. Документы эти намного более информативны, нежели их изложение Джорджем Рэем, поскольку позволяют представить процесс непосредственного общения Боттомли с подозреваемым.
Для правильной оценки рассказов ДеСальво нам важно помнить тех о критериях истинности, которыми руководствуется следователь при оценке показаний, получаемых в ходе допроса. Существует особое направление в криминальной психологии, которое называется «психология свидетельских показаний», в рамках которого разрабатываются правила, приёмы и методы такого поведения следователя во время допроса, которое позволило бы выявлять ложь допрашиваемого и склонять к сообщению правдивой информации. Психология свидетельских показаний стала развиваться как обособленное научное направление ещё в конце XIX столетия и с течением времени из него выделились отдельные подразделы: анализ свидетельских показаний детей, оценка и анализ показания жертв преступлений и т. п. В конце XX появились довольно необычные методики оценки письменных показаний, которые предполагают исключение всякого вербального общения участников процесса и получение и последующий анализ показаний исключительно в письменной форме. В общем, психология свидетельских показаний в настоящее время является большим и хорошо разработанным направлением юридической психологии.
Итак, при оценке полноты, точности и правдивости рассказов, связанных с криминальными эпизодами, следует иметь в виду следующие обстоятельства:
– на способность человека свидетельствовать влияют индивидуальные черты его личности: полноценность органов чувств, интеллектуальное развитие и надёжность памяти. Дисфункция хотя бы одного из этих элементов может повлиять на способность правильно воспринимать события и, соответственно, свидетельствовать о них;
– степень вовлеченности допрашиваемого напрямую влияет на детализацию сообщаемых сведений. Рассказ постороннего человека всегда лаконичнее рассказа непосредственного участника. Также степень вовлеченности проявляется в эмоциональной окраске сообщаемых сведений;
– в случае невовлеченности допрашиваемого в криминальный эпизод рассказ о событиях до, во время и после его окончания сбалансирован и состоит из примерно одинаковых частей. В том же случае, если рассказчик каким-то образом вовлечён в излагаемые им события, резко возрастает подробность описаний эмоционально значимых фрагментов. При этом увеличивается продолжительность рассказа, имеет место фиксация на многочисленных деталях. Сексуальные преступники, совершающие многоэпизодные посягательства, обычно прекрасно помнят незначительные нюансы и мелочи, связанные с подготовкой преступления и реализацией замысла, они способны логично объяснять разного рода странности и нестыковки, ставящие в тупик посторонних. Нарушение баланса между отдельными частями рассказа (вступлением, основной частью и заключением), а также отсутствие в нём деталей, является указанием на несоответствие истине сообщаемой информации.
– связный рассказ в произвольной форме (вербальной, письменной – неважно) более точен, чем ответы на вопросы. Причина этого феномена кроется в том, что люди обычно рассказывают то, в чём не сомневаются, вопросы же могут касаться тех деталей, в которых рассказчик не уверен или вообще не осведомлен. Поэтому при ответах на вопросы рассказчик может непроизвольно «реконструировать» неизвестные ему обстоятельства, разумеется, ошибаясь при этом. Считается, что при ответах на вопросы свидетели допускают в 5—6 раз больше ошибок, чем при рассказе в свободной форме.
– способность людей ориентироваться и оценивать протяженность событий во времени зависит от пола, возраста и отчасти образования. Женщины оценивают время хуже мужчин (в их понимании время течёт быстрее), а также больше ошибаются при определении расстояний и количества предметов. Оценки свидетелей с гуманитарным образованием как правило менее точны, нежели свидетелей с техническим или вообще без образования. Утверждения детей вообще не должны приниматься на веру и требуют отдельной проверки. Может показаться удивительным, но у всех свидетелей особые затруднения вызывают оценки небольших величин – интервалов времени, дистанции, количества предметов.
– специфические проблемы доставляют свидетели, имеющие профессиональную деформацию мышления, связанную с родом работы. К таковым относятся преподаватели и юристы. Они обычно грешат безапелляционностью суждений и не признают собственных ошибок.
Теперь перейдём непосредственно к рассказам Алберта ДеСальво и попробуем объективно оценить их.
Вот, например, как он рассказал Джону Боттомли об убийстве Анны Слесерс: «В день совершения первого преступления – а это было летом 1962 года – лил дождь или собирался дождь, поскольку я помню, что взял плащ. Я сказал жене, что собираюсь на рыбалку, и прихватил удочку и рыболовную сеть, к которой крепились свинцовые грузила. Я знал, что собираюсь сделать это [то есть убить], поскольку, входя в здание, положил в свой карман свинцовые грузила. Я не знаю, зачем я туда поехал, я просто катался, чувствуя, как накапливается напряжение и когда оно сделалось таким сильным, что я уже не мог терпеть, я просто припарковал автомобиль и пошёл в ближайшее же здание. Я пошёл так, словно мне требовалось туда пройти. Я вошёл в здание с номером 77, там на стекле над дверью имелась надпись золотыми буквами, дверь была массивная, тяжёлая, но она была открыта и я просто вошёл. Я поднялся на верхний этаж и она впустила меня без опаски. Поначалу большинство женщин пугаются, но я хорошо разговариваю и веду себя так, словно мне всё равно, впустят ли меня или нет. Я говорю быстро и не уверен в том, что именно говорю, понимаете? В её квартире налево от входа располагалась кухня, а ванная комната находилась через маленький коридор в футах десяти. Горел свет. Я заметил швейную машинку. Там было темновато. Окно со шторами, спальный гарнитур светло-коричневый, диван, проигрыватель с темной панелью и ещё более тёмными ручками регуляторов. Ванная комната с жёлтыми стенами, сама ванна белая, женщина намеревалась принять ванну, поскольку в неё набиралась вода. Играла музыка, длинная переливчатая симфония и после того, как всё случилось, я проигрыватель выключил, хотя я и не уверен, что у меня всё получилось правильно. Женщина, отвернувшись, повела меня за собой, чтобы показать ванную комнату, там мне надо было поработать. Когда я увидел затылок, я ударил женщину по голове свинцовыми грузилами. Она повалилась, я схватил её за шею и и мы вместе опустились на пол. Рана сильно кровоточила, просто ужасно. После того, как я надел ремень на шею женщины, я распахнул полы халата, раздвинул ноги и поиграл с нею, вот так. Я думаю, она была ещё жива, пока я занимался с нею этим. После, после всего этого, я осмотрелся и испытал гнев, не знаю почему, не знаю, что я увидел такого, понимаете меня? После этого я снял пиджак и рубашку, умылся и расчесался. Я достал женский плащ из коричневого шкафа в спальне. Я вышел в этом тёмном плаще, завернув рубашку и пиджак в собственный плащ. И первым, что я увидел, выйдя из дома, оказался полицейский. Он смотрел прямо на меня, но я прошёл мимо, не обращая на него внимание. Я уселся в свою автомашину и уехал, отправился в магазин военной униформы. Я снял женский плащ и оставил его в машине, зашёл в магазин, купил белую рубашку и надел её прямо там. Я уехал в Линн, разрезал свои рубашку и пиджак рыболовным ножом и бросил их в болоте, так, чтобы вода скрыла их. А после этого отправился домой.»3
Как видим, собственно преступление описано предельно лакончино. Из него мы лишь узнаём, что ДеСальво ударил жертву по затылку свинцовыми грузилами для рыболовной сети, душил оглушенную жертву ремнём и совершил с нею половой акт. Единственная деталь, связанная с Анной Слесерс, касается раны на её голове – та сильно кровоточила. Сообщенное Албертом описание изнасилования и убийства занимает совсем небольшую часть признания. Если считать, что это описание начинается со слов «She took me along to show (…)» и заканчивается словами» (…) what I’m looking for, you understand me?», то содержательная часть укладывается всего в 579 знаков с пробелами из 2837. Другими словами, самая эмоционально значимая для преступника часть его действий составила всего 20,4% общей продолжительности его признания!
Это непозволительно мало для человека, рассказывающего о действительно совершенном преступлении. В признательных показаниях сексуальных преступников всегда присутствуют довольно подробные описания их действий и переживаний, причём, порой очень яркие. Преступники рассказывают о пережитом возбуждении, об эрекции или её отсутствии, о семяизвержении, о запахах, словах, криках и т. п. Для них это очень важные моменты, ведь это вожделенный пик их потуг… А в признании ДеСальво мы ничего этого не видим.
Зато мы видим, что все, сообщенные им детали, связаны с предметами мебели и обстановки: швейная машинка, опущенные шторы, тёмный шкаф в спальне, у проигрывателя ручки темнее, чем его передняя панель… Все эти вещи и детали попадали в кадры полицейской фотосъёмки, которые ДеСальво, как отмечалось выше, имел возможность рассматривать во время своего общения с Боттомли.
Насколько Альберт был точен в мелочах? Скажем прямо, не очень точен. О чём идёт речь?
1) ДеСальво сообщил, что поднялся наверх и убил женщину из квартиры на последнем этаже. На самом деле Анна Слесерс жила на предпоследнем, причём соседи сверху и снизу в момент совершения преступления находились дома. В дверь соседа сверху, жившего на последнем этаже дома, в тот вечер никто не стучал.
2) ДеСальво заявил, будто душил женщину ремнём («belt»). На самом деле Анна Слесерс была задушена пояском собственного халата.
3) ДеСальво утверждал, будто при его появлении проигрыватель грампластинок был включен и он его выключил. На самом деле, выключатель проигрывателя был неисправен и его невозможно было выключить штатно. Юрис Слесерс, сын убитой женщины, перепаял схему и вывел тумблер выключения электропитания на заднюю стенку проигрывателя. Убийца Анны не нашёл выключатель и просто уменьшил громкость звука, повернув регулятор громкости в крайнее левое положение. Полицейские, вошедшие в квартиру после поступления вызова, обнаружили проигрыватель включенным.
4) ДеСальво рассказал, будто в состоянии гнева бесцельно осматривал квартиру, явившуюся местом преступления. Не совсем понятно, почему преступник после убийства испытывал гнев (он должен был, напротив, успокоиться!), но в данном случае интересно даже не это. ДеСальво никак не объяснил для чего переворачивал мусорную корзину на кухне и осматривал её содержимое. Полицейские считали, что убийца искал в мусоре какой-то предмет, связанный с ним (например, визитную карточку, которую мог вручить ранее). Было бы любопытно послушать объяснение этим действиям, но… никаких объяснений не прозвучало. Джон Боттомли осведомился у ДеСальво, находилась ли мусорная корзина в спальне, на что последний ответил без затей, что не помнит. На этом все разговоры о корзине закончились.
Конечно, в этом месте кто-то может возразить, что со времени совершения преступления минули 2 года и ДеСальво вполне мог позабыть многие нюансы. Что ж, возражение уместно, поэтому можно изучить содержание других показаний ДеСальво, связанных, скажем, с убийством Нины Николс. Сразу заметим, что это один из самых «гладких» рассказов Альберта и чуть позже станет ясно почему.
Итак, вновь передаём слово ДеСальво: «В общем, я нарезал по центру круги на машине целый день и я добрался до парковки на Коммонвэлф-авеню, где и оставил свою машину, и дошёл пешком до дома номер 1940. Было ужасно жарко, и я чувствовал собственный пот и его запах, и мне это не нравилось, поскольку я люблю держать своё тело очень чистым. Я посмотрел на имена на почтовых ящиках и на звонках внутри дома под номером 1940, выбрал пару женских имен и нажал на звонок рядом с первым именем. Я стоял там, дожидаясь, чувствуя, что воображение играет и совершенно не задумываясь о том, что именно я собираюсь сказать, поскольку знаю, что что-то придет ко мне, как обычно. Ничего не происходило. Я тогда нажал на второй звонок, и через несколько минут дверь зажужжала… дважды… и я вошёл холл. Лестница наверх заворачивалась вокруг лифта справа, и я стал неторопливо подниматься по ней, шагая по одной ступеньке. Забавно, не так ли, что первая женщина не ответила на звонок или её попросту не было дома, или нечто подобное, что обычно так маловероятно, понимаете, о чём я?
На открывшей дверь женщине была роба, вы можете называть её домашним халатом, цвет, по моему мнению, был красноватый или розоватый. Женщина, насколько я помню, была в очках и синих снекерсах [разновидность кед – прим. А.Р], не так ли? «Что вы хотите?» – сказала она, и голос звучал несколько диковато, немного нетерпеливо, как будто её беспокоило моё присутствие. Я сказал: «Мне хотелось бы проверить вашу квартиру на наличие протечек воды». Всегда находилось, что сказать, и всегда объяснение оказывалось каким-то простым и лёгким, и происходило это естественно, вы же знаете? И женщина сказала: «О, отлично, заходите, только сделайте всё быстро, я собираюсь уходить». Однако я уже знал, что она никуда не уйдёт после того, как я закрою за собой дверь, хотя я боролся с этим всю дорогу. Забавно, я ведь не хотел входить туда, я просто не желал, чтобы это случилось. И вот я иду, шагаю с ней из одной комнаты в другую. В спальне она отвернулась, я увидел затылок, мне стало жарко, голова словно взорвалась, едва я увидел её затылок, а не лицо. Я схватил её сзади и мы упали на кровать. Я не расскажу о том, как это случилось. Я не хотел бы об этом говорить. Я схватил её и она повалилась со мною на кровать, сверху меня. Потом мы скользнули с кровати и я оказался вот в таком положении, вы видите, мои руки на шее женщины, а ступни моих ног охватывают нижние части её ног, вы понимаете?
Это очень тяжело и я сожалею, что настолько всё запутал, но о том, что происходило после, я не хотел бы говорить, понимаете? Я имею в виду бутылку и её ноги – как вы сказали? – да, и бутылка там лежала, и то, что я делал с бутылкой, понимаете? Это очень сложно для меня. Изначально, насколько я помню, на ней были туфли, возможно, кеды, домашние тапочки или что-то в таком духе. Просто я до сих по не уверен в этом. Я пытаюсь отвечать на ваши вопросы, сэр, так, чтобы всё стало ясным и помогло мне самому разобраться в произошедшем. Я хочу это сделать и я отвечаю: да, когда она повалилась на меня сверху, она всё ещё оставалась в сознании, я поднял её с кровати и я не знаю, может быть, я положил её на пол? Я лежал с нею на полу, я не могу сказать, был ли этот пол деревянным или мы лежали на ковре, я открыл её халат, оборвав несколько пуговиц и что-то, что было надето под халатом. Я полагаю, что это были бюстгальтер и трусики, и я их снял. Нет, это был просто слип и я поднял его выше талии. И у меня был с нею половой акт с нею там, на полу, и в течение минуты я чувствовал себя хорошо. А потом я посмотрел на неё – она всё ещё выглядела живой и тогда я пошёл, отыскал шёлковый чулок, завязал его туго, три раза вот так. И всё это время гнев накапливался во мне, я чувствовал, что злюсь, очень злюсь, когда смотрю на её лицо без очков с широко открытыми глазами, которые могут быть как мертвы, так и нет. Она не двигалась, меня это бесило, очень бесило то, что видел её такой, поэтому я взял другой шёлковый чулок, скрутил с ещё одним и обмотал шею, да так сильно, что они врезались в шею. И вот тогда я уже знал, что она больше дышать не будет».
Этот рассказ считается одним из самых полных описаний, сообщенных ДеСальво во время допросов летом 1965 г. Несложно догадаться почему – потому, что в нём очень мало деталей. Это криминальное эссе, если можно так выразиться, сплошь пересыпано оговорками вроде, «мне не хотелось бы об этом говорить», «вы же понимаете, что я хочу сказать», «мне тяжело об этом говорить» и т. п. Подобные «описания в свободном стиле» не принял бы ни один объективный суд в мире, потому что из сказанного картина преступления остаётся совершенно непонятной. В какой форме ДеСальво осуществил половой акт? Был этот половой акт законченным, т.е. имело ли место семяизвержение? Как именно использовалась бутылка из-под вина? Какой-либо другой предмет применялся в качестве сексуальной игрушки? И самый главный вопрос: что именно похитил ДеСальво из квартиры Нины Николс? Ведь мы помним, что эта женщина оказалась, пожалуй, самой обеспеченной из всех жертв, приписанных «Фантому». Следствие считало, что из её дома пропали некоторые вещи, в т.ч. дорогостоящая фотокамера, уж её-то сложно позабыть, это не колечко и не пара долларов… А ДеСальво всегда подчёркивал, что он – не вор и не грабитель, он – по другой части!
Автор должен признаться, что после первого прочтения признаний ДеСальво, испытал сильное разочарование. Даже в протоколах допросов убийц, датированных XIX столетием, мы находим больше деталей и натурализма в описаниях. Признательные показания практически всех сексуальных убийц, чья вина не может быть поставлена под сомнение, воспроизводить в открытой печати в полном объёме невозможно – это совершенно аморальный порнографический текст. А признания ДеСальво на их фоне выглядят просто-напросто безобидным школьным сочинением. Словно ученик старшей школы решил поупражняться в фантазиях на криминальную тему, понимаете? Это не признания убийцы!
