Император Африки

Глава 1. Свадьба

Менелик II восседал на своём троне и ждал, когда придут «новобрачные». О том, что молодая невеста была уже далеко не первый раз замужем, мы умолчим, также, как не упомянем о том, что сам Мамба, был также далёк от невинности, как и Чёрное море от Карибского.

Свадьба уже принесла огромный всплеск внимания от всех заинтересованных лиц. Послы и консулы практически всех развитых стран толпились сейчас в общей зале недавно отстроенного дворца.

Там же была и многочисленная армия журналистов и фотокорреспондентов. Все они лихорадочно записывали в походные блокноты свои впечатления о начале свадьбы и убранстве дворца императора Абиссинии, бросая взгляды по сторонам. Фотографы настраивали свои аппараты, намереваясь запечатлеть всё действо на фотоплёнку для истории, ругались и спорили между собой.

Я стоял, украшенный праздничными одеждами, как новогодняя ёлка игрушками. В схожем облачении, если не более тяжёлом облачении, стояла и Заудита, едва не сгибаясь от тяжести одежд обильно украшенных золотым шитьём.

Мы находились в главной церкви Аддис-Абебы, а свадебную церемонию проводил митрополит коптской Абиссинской церкви абуна Матфей, со всей подобающей случаю торжественностью.

Страшно чесалась спина и грудь под тяжёлым и твёрдым, как панцирь черепахи одеянием, а также кожаной жилетки поддетой под него. Тёк пот по всему телу из-за многочасового стояния в духоте. Что чувствовала при этом невеста, мне было неведомо, наверное, нескончаемую радость – ведь это её выдают замуж, а не меня.

Наконец, все церковные формальности были улажены, и наступил момент, когда можно было выйти из церкви и ехать во дворец. Возле церкви ждал почётный эскорт на лошадях и открытая повозка для «молодых». Там же стояли и иностранные делегации, с которыми у меня в прошедшие два дня были встречи и консультации.

Император Менелик II, дождавшись окончания церемонии, сразу же уехал в императорский дворец, а с ним вместе и наиболее значимые фигуры, как его двора, так и иностранных делегаций.

После службы, выслушав многочисленные поздравления от малознакомых и вовсе незнакомых мне людей, и, чинно выйдя из церкви, мы двинулись рука об руку в сторону празднично украшенного экипажа, подав Заудите галантно руку, я собирался уже взгромоздиться на коляску сам, когда… То, что произошло дальше, не ожидал никто!

***

Фредерик Эванс и Фёдор Лисин прибыли в Аддис-Абебу с жёстко определённой миссией, для решения которой, они наняли ещё по дороге шайку разномастных людей без роду и племени. В Аддис-Абебу они въехали поздно вечером и поодиночке, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, что им удалось без труда.

Один из них зарегистрировался корреспондентом из Швеции, другой – фотографом из России. Оба хотели присутствовать при бракосочетании царя Судана и принцессы Абиссинии, но совсем не с той целью, которую декларировали, а с абсолютно другой.

Прибыв к церкви, где шло свадебное богослужение, они распределили свои роли и расставили своих людей в тех местах, которые посчитали наиболее удобными для этой акции. Оба были опытными людьми умевшими проводить любые акции, и мастерами своего дела, обучая искусству террора людей из России.

По сигналу Эванса их подельники затеяли потасовку с местным народом вышедшим поглазеть на свадебную процессию. После обмена словесными оскорблениями, дело быстро дошло до драки, а потом и до поножовщины, в довершении начатого задела, раздались и выстрелы. Охрана свадебной церемонии, обнажив оружие, ринулась туда для наведения порядка.

А между тем, там уже шла рукопашная схватка между местными неграми и засланными «казачками». Телохранители царя Иоанна Тёмного, тоже стали смещаться в сторону шума драки и пистолетных выстрелов, бросив охрану свадебной церемонии на самотёк, чем и воспользовались оба «акционера».

***

Я занёс ногу в коляску, когда… раздались крики в той стороне, куда мы должны были ехать. Пришлось мне убирать ногу с подножки и оглядываться туда, откуда слышался не только шум драки и крики, а уже раздавались револьверные выстрелы.

Охрана, а затем и мои телохранители начали перемещаться на грохот выстрелов, чтобы разобраться и уничтожить агрессивно настроенных людей, желающих омрачить нашу свадьбу потасовкой. Ничего серьёзного я не предполагал, списывая это на глупые разборки за место, где было бы лучше видно свадебный кортеж. Я ошибался…

Фёдор Лисин, отчётливо видел перед собой Иоанна Тёмного, который с озабоченным выражением лица смотрел в ту сторону, где работала отвлекающая группа. Нужный момент настал!

Убедившись, что рядом не осталось никого, кто мог бы ему помешать, он, выпростав из-за пазухи внушительных размеров револьвер, выставил его перед собой и, вынырнув из толпы, бросился к Мамбе, нажимая одновременно на его курок, и ведя огонь на поражение.

Я уже было расслабился, и снова захотел сесть в коляску, когда, внезапно вывернувшись из толпы в мою сторону, бросился неизвестный человек. В руках он держал большой револьвер. Вытянув его перед собой, он стал из него стрелять, целясь в меня.

Пули вжикали, пронзая мою одежду. Понимание ситуации мгновенно заполнило собою мозг. А рука машинально полезла сквозь длинную прорезь свадебной одежды, доставая из кобуры моего верного товарища.

Грохот третьего или четвёртого выстрела застал меня уже с маузером в руке и двумя рваными полосами на плече и животе. Я ведь тоже не стоял на месте в ступоре, а двигался, пытаясь уйти с линии прицельного огня.

Маузер, поднятый навскидку, выстрелил, подчинившись нажатию на спусковой крючок моего пальца. Я успел сделать ещё один выстрел, когда предпоследняя пуля из револьвера ударила меня прямо в грудь, отшвырнув назад.

Я упал, упал и убийца. Пуля из маузера попала ему в голову, разворотив череп в районе переносицы.

– «Мамба» – вскрикнула Заудита, находившаяся в коляске и сидевшая в полном ошеломлении от событий, которые развивались самым непредсказуемым образом.

–Мамба, ты жив? – вскрикнула она ещё раз и бросилась ко мне, пока я лежал на земле, запутавшись в своих праздничных и тяжёлых одеждах, (всё же в них был толк).

Тяжёлое золотое шитьё приостановило свободный полёт пули. Затем пуля, пробив одежды, ударила в толстый кожаный жилет, который я практически не снимал, бывая в людных местах. Пробив и его, она застряла в мышцах груди, но так и не смогла проникнуть дальше.

Фредерик Эванс, напряжённо всматривался в то, что происходило перед его глазами. Лисин выскочил из толпы, как они и оговаривали и, вынув револьвер, стал стрелять из него на ходу, целясь в Иоанна Тёмного.

– Вот дурак, – выругался Эванс, – слишком рано, поторопился он, неопытность подвела. Эти молодые социал-революционеры, им бы только стрелять во всех, поборники борьбы с монархизмом. Идиоты… – и он зло сплюнул, сквозь плотно сомкнутые губы.

Но одна из пуль всё же свалила Иоанна Тёмного, который смог застрелить Лисина. Полученный Эвансом приказ был однозначен – «Иоанн Тёмным должен был быть убит любым способом, и наверняка, иначе…» Про иначе, Фредерик старался не думать.

А Мамба был жив, это стало очевидно, когда он стал с натугой вставать, поднимаясь навстречу своей новоиспечённой жёнушки. Этого Эванс не мог допустить, и он решился на крайнюю меру, доставая обе бомбы, спрятанные в громоздком фотоаппарате.

Он сознавал, что разрыв мощной бомбы, может убить и дочь императора. Убивать Заудиту было крайне нежелательно, но такой вариант, тем не менее, всё равно допускался – потому как – любой ценой!

Толпа до этого стоявшая стеной с двух сторон от дороги, по которой должен был проехать свадебный кортеж, сейчас разбегалась во все стороны, стараясь укрыться от стрельбы.

Пользуясь суматохой и неразберихой, Эванс сделал два шага вперёд и, достав бомбу, отправил её в полёт в сторону Мамбы и Заудиты. Доставая вторую, Эванс, невольно столкнулся взглядом с Мамбой, и застыл не в силах кинуть её, загипнотизированный этим нечеловеческим выражением дикой ярости в его глазах.

Он успел запалить вторую бомбу, когда его грудь получила сразу две пули, он упал, бомба то же, и через секунду раздался второй взрыв, заглушив, разрыв первой бомбы, которая сделала своё дело.

Заудита бежала ко мне, выставив вперёд свои нежные смуглые руки со страдальческим выражением на лице. Но за ней, я вдруг увидел, высокого европейца, доставшего из фотоаппарата, стоявшего на треноге, не сменные кассеты, а два предмета, очень похожих на РГОшки, только намного больше или бомбы.

Несмотря на рану, я похолодел. Пока я думал, он запалил бомбу и через секунду, метнул её в нашу с Заудитой сторону. Запалив, и переложив в правую руку следующую, он собирался швырнуть и её.

– Нет!!! – закричал я, видя, как первая граната, кувыркаясь в воздухе, летит прямо к нам. Ярость полыхнула во мне. Жестокость, дикость, звериная злоба, ненависть захлестнула меня с головой, даже без унганского эликсира.

Время словно бы остановилось, и потекло утомительно медленно, вязко отсчитывая миллисекунды моей жизни. Маузер, подчиняясь моей воле, выстрелил два раза. Я отчётливо видел цель, словно приблизившуюся ко мне вплотную. Два выстрела прогрохотали один за другим, и я не сомневался, что обе пули попадут точно в цель.

Тень смерти, уже накрыла этого европейца – жить ему осталось не больше мгновения. Но граната уже нависала над Заудитой. С ужасом и отчаяньем я видел, что тень смерти стремительно накрывает и её своим тяжёлым могильным пологом.

– Нет!!! Не надо, Боже, не надо!!! Я не прощу!!!

Заудита, видя отчаянье на моём лице, успела лишь повернуться навстречу своей смерти, в удивлении распахнув свои огромные глаза и пытаясь поймать непонятный ребристый предмет, которого так испугался её муж.

Громкий взрыв разорвал в клочья её одежды, выжег её лучистые глаза, оторвал протянутые навстречу руки и бросил всё то, что осталось от бывшей секунду назад молодой женщины на пыльную истасканную сотнями ног землю.

– Ненавижу! – Ненавижу! – захлёбываясь яростью, страхом, гневом, отчаяньем и безысходностью, кричал я, наблюдая непоправимое. Не что не вечно на земле, не вечна и моя жизнь. Но за что умирала сейчас эта женщина. За что, я опять остался один. За что???

Подхватившись с земли, я сделал два шага и опустился перед телом Заудиты, лежащим распластанным на земле. Поднимая обеими руками землю, пропитанную её кровью, я подносил её к своему лицу и рыдал.

Рыдал взахлёб, не всхлипывая, не вдыхая в перерывах воздух, а просто рыдал, орошая своими слезами окровавленную землю, зажатую в моих руках. Заудита умерла. Её душа, оторвавшись от тела, кружила над моею головой, не решаясь сразу улететь туда, куда мне не было доступа, словно прощаясь с моим залитым кровью сердцем и потерянным в горести сознанием. Покружив, она вознеслась ввысь, и вскоре растаяла среди ясного неба.

Как только я осознал это, неведомая сила всколыхнулась во мне.

– Будьте все вы прокляты! Я уничтожу вас. Я знаю, кто приказал это сделать и ради чего. Слышите вы, я знаю. Я объявляю войну Британской империи. Войну до конца. Клянусь своей кровью и духами Африки. Я уничтожу её. Я уничтожу всех, кто отдал этот приказ, и всех, кто задумает сделать такое вновь.

– Бойтесь меня Мамбу, царя Судана Иоанна Тёмного, Иоанна Мстителя. Я отомщу, и месть моя будет страшная и неотвратимая. Ждите, я приду к вам, англы и отомщу. И пусть небеса содрогнутся от моей мести!

Ненависть захлестнула меня с головой, я закружился в каком-то диком танце вокруг тела Заудиты, которая так и не успела стать моей женой, и которую я почти не знал. Этот танец ярости и мести, вызванный откуда-то из глубин моей души, был настолько дик и ужасен, что вокруг меня образовалось огромное пространство полностью свободное от живых людей.

Я танцевал ритуальный танец, присланный мне мёртвым богом из тьмы веков, и который жил в моём подсознании, упрятанный там, так далеко, что я о нём и не догадывался.

Все смотрели на безумство Мамбы, и не могли подойти к нему. Неизвестная сила, имеющая сверхъестественную природу, отталкивала их, заставляя бежать, куда глаза глядят. Наиболее стойкие и храбрые, стояли в оцепенении, как будто увидели проявление своих старых, тщательно скрываемых страхов, и не решались сойти с места, только потихоньку отступая всё время назад и назад, вытаращив в ужасе свои глаза и заливаясь холодным потом, несмотря на жару.

Кружась в запредельном мистической природы танце и улавливая незнакомые для меня образы, я впал в транс. В голову приходили слова на незнакомом мне языке. Я повторял их, одной рукой срывая с себя тяжёлые одежды и кружась уже полуголым, собирая со своей груди текущую по ней кровь из ран и разбрызгивая её вокруг.

Пуля, застрявшая в груди, давно уже была выдернута оттуда и сейчас валялась где-то в пыли. Поднося к губам окровавленную своей и кровью Заудиты руку, я кричал слова проклятий и клятв, пока у меня ещё оставались силы. В голове проносились видения будущего, которые я не в силах был запомнить.

Потом силы оставили меня, я зашатался, разум окончательно помутился, и кровавая пелена опустилась на мои глаза. На слабеющих ногах, я сделал ещё два круга безумного танца, пока они окончательно не подкосились, и я не рухнул на окровавленную землю, уже ничего не слыша и не видя. Мир закружился передо мной, и я потерял сознание.

Луиш Амош, ждал во дворце, когда прибудет из церкви Мамба с Заудитой. Время тянулось мучительно медленно. «Надо было поехать вместе с Мамбой» – досадуя на самого себя, про себя думал он. Здесь же ждал и Ефим Сосновский, и остальные приглашённые, включая послов ведущих европейских держав.

С улицы послышался шум. Заинтересовавшись, Луиш вышел из дворца, надеясь, что это уже приехал свадебный кортеж. Действительность же, поразила его. Шум, оказался выстрелами, которые слышались от церкви.

Луиш стоял, напряжённо прислушиваясь, пока отчётливо не услышал, треск револьверных выстрелов, а потом, раздавшиеся один за другим, два гулких взрыва, ни на что не похожих. Сердце ёкнуло – «Беда!».

Не помня себя от страха, он подхватился и бросился бежать в ту сторону. Увидев стоящую недалеко повозку с запряжёнными в неё двумя лошадьми, принадлежащую какому-то вельможе, он запрыгнул в неё и закричал – «Гони!».

То ли у него был страшный вид, то ли его уже здесь хорошо знали, но возница, чёрный, как сапог негр, хлестнул лошадей длинной плёткой и, направив повозку в сторону раздавшихся взрывов, поехал туда, всё ускоряясь и ускоряясь.

Через несколько минут, они домчались до церкви и страшная картина, открывавшаяся их глазам, заставило сжаться сердце Луиша в мучительном спазме.

Прямо перед церковью лежала убитая, разорванная в клочья Заудита, а возле неё шатаясь от бессилия, опускался на землю Мамба. Как Луиш, оказался возле него в течение пары секунд, Луиш не мог бы объяснить и самому себе.

Мамба лежал на залитой кровью земле, которая вытекала из обоих обрубков рук Заудиты, без сознания весь перепачканный своей и её кровью. Луиш, который был намного меньше его, одним движением, просунул под его тело свои руки и не чувствуя веса, поднял Мамбу и бегом бросился к повозке.

Уложив в него Мамбу, он вышвырнул с козел кучера и, настёгивая лошадей и воя при этом, как раненный волк, понёсся к дворцу, желая только одного, чтобы его друг выжил.

Что происходило дальше, он помнил плохо. Как передавал Иоанна Тёмного в руки русских лекарей, работавших в госпитале организованном в Аддис-Абебе, ещё при итало-абиссинской войне и так и оставшихся частично тут; как кричал, что Мамба должен жить; как рыдал, словно женщина, забившись в самый дальний угол дворца; как потом, сидел в прострации, не думая ни о чём.

Всё это прошло мимо его сознания, оставив только горечь утраты и чувство несправедливости жизни. Мамба будет жить, это всё, что интересовало его, а Заудита погибла, так и не став его женой.

Император Менелик II, был в полном шоке. Его дочь погибла смертью храбрых. Погибла в мирное время, но в бою, став жертвой подлого нападения. В том, что это нападение было инспирировано врагами Мамбы, он не сомневался.

Но зачем было убивать невинную девушку? Лес рубят – щепки летят, ответил бы ему любой русский. В большом деле, без потерь не бывает, – сказали бы ему англичане, которые всё это и затеяли.

Но что делать отцу, у которого убили единственную дочь? Мстить и требовать наказания виновного. А что делать императору, у которого подло убили дочь? Мстить и убивать в ответ, объявляя войну!

Менелик II знал, кто отомстит за него. Свадебный союз распался, военный – нет! О том, что Мамба страшно отомстит, Менелик не знал, Менелик, это чувствовал, всеми фибрами своей африканской души. Мощный всплеск чистой энергии ненависти, чувствовали все, кто находился в Аддис-Абебе в тот момент.

Мамба был унган, Мамба был христианином – страшная смесь, похлеще напалма. Оставалось ждать, когда он встанет на ноги и будет действовать, а пока всем его подданным было достаточно просто знать, что он жив.

Каждый сразу стал готовиться к мести и к войне, будучи наслышанным о страшной клятве, который дал Иоанн Тёмный над телом своей невесты. От себя Менелик II, собирался выделить воинов, готовых мстить вместе с Мамбой, и оружие, которое он собирался закупить в России и других странах. Почему там? Помимо наработанных связей, там было самое дешёвоё оружия, исходя из того, что однозарядная винтовка Ремингтона шла по оптовой цене три фунта-стерлингов за штуку, а курс был 1 фунт – два рубля девяносто четыре копейки в то время.

Нарезная винтовка системы Бердана стоила всего десять рублей, и это в розницу, их было много на складах, после перевооружения Российской армии, да стоимость патронов по два рубля за сто штук.

Сто тысяч винтовок, по оптовой цене семь рублей за штуку и пару миллионов патронов к ним, всё вместе не превышало сумму в миллион рублей. Такую сумму царь Судана, Иоанн Тёмный, уже мог себе позволить, а Менелик II с удовольствием собирался субсидировать его, организовав покупку оружия и его доставку.

Африку ждали странные времена, необычные и изменяющие сам мир. Населённая полудикими племена, не вышедшими ещё в основном своём большинстве из первобытно-общинного строя, они стали внезапно для себя оказывать влияние на мировую историю и Менелик II, только приветствовал это, видя страх, в глазах английского посла, и удивление у всех остальных иностранцев, приглашённых на судьбоносную свадьбу.

Тихо, стараясь не привлекать к себе внимание, многие иностранцы, покинули Аддис-Абебу, стараясь скрыться побыстрее, и не попасть, под скорую месть негуса Абиссинии, что, в общем-то, было правильно.

Аддис-Абеба опустела, затаившись, словно раненый тигр, укрытый дикими джунглями, вынашивающая проекты быстрой мести, и готовящаяся к неизбежной войне.

Глава 2. После «свадьбы»

Я очнулся через сутки, после нападения и гибели Заудиты. Странно, но у меня ничего не болело. Моё тело и душа, находились в какой-то мрачной гармонии. Тело, не болело и не просило помощи, рана и царапины были тщательно перевязаны, и я на них больше не обращал внимания, зная, что через пару дней они покроются коркой и быстро зарубцуются.

Душа? Душа болела и ныла. Горечь ушедшая было после смерти Нбенге, вновь вернулась, но уже не жгла так сердце, как раньше. Видно не судьба мне быть женатым, или сейчас не судьба. Боль не беспокоила меня сильно, но это не значило, что я забыл слова клятвы.

Эти бесконечные попытки меня уничтожить, уже раздражали меня. Необходимо было уничтожать теперь тех, кто, не задумываясь, отдавал приказ на моё уничтожение.

Раздумывая обо всём этом, я уловил, как ко мне подкрался верный Луиш, с тревогой смотря на меня. Я стал медленно вставать. Луиш, сразу подскочил ко мне и стал помогать, ни слова не говоря.

С его помощью, я смог одеться и привести себя в порядок, больше приличествующий моему положению. Негоже уже появляться в полуголом виде прикрывая свои чресла одной кобурой с маузером. Ну, это я утрирую.

Выйдя из комнаты, больше напоминающей больничную палату, я ответил на приветствие воинов моей охраны, просравших нападение на меня. Эх, Палача со мною не было, а то бы он тут… навёл порядок. Суки…

В сопровождении Луиша, я вышел в одну из зал, и там опустился в глубокое деревянное кресло, меня ждал непростой разговор с Менеликом II, к которому уже побежали его придворные, сообщая "радостную" весть, что я очнулся и даже уже пошёл, нет, не на…, просто смог уже сам ходить.

Негус появился через час, быстро, но важно шествуя по небольшому залу, где я находился. Я подождал, пока он не подойдёт ближе, а потом, с трудом поднялся из кресла, слегка пошатнувшись при этом, и вызвав у него непроизвольное желание меня поддержать.

Это его невольное движение, не укрылось от моих глаз. Значит, он мне не враг, а теперь уже соратник, движимый, таким же чувством мести, которая двигала и мной.

– Я приветствую тебя император, – сказал я, стоя перед ним.

– Не могу тебе ответить тем же, муж моей безвинно погибшей дочери, – ответил мне Менелик.

– Не всё зависит от нас, и не всё мы можем предвидеть, негус. Где была твоя охрана, где был тот, который проверял иностранцев прибывших на свадьбу? Или никогда и никто не смел, покушаться на жизнь императора и его приближённых?

– Эти люди, ответят за случившееся, – глухо ответил мне негус, – по всей Абиссинии ищут организаторов, и всех кто мог быть причастен к этому. Мои палачи уже допрашивают тех, кто затеял драку, отвлёкшую охрану.

– Поздно уже пить лекарство, когда желудок уже отвалился, – перефразировав знаменитую фразу, ответил я ему. – Мне предстоит самому разобраться во всём и наказать всех тех, кто имел наглость покуситься как на меня, так и на мою жену.

Император, дёрнулся, как от удара и сказал.

– Не тебе, а нам. Нам, – подчеркнул он это слово, – предстоит разобраться с организаторами убийства, потому, как убийцы уже давно мертвы.

– Здесь и разбираться не нужно, и так всё ясно, – устало ответил я. – Это англичане, и это также верно, как и то, что я чернокожий.

Менелик качнул головой, подтверждая то, о чём он и сам думал. Дело было ясное, что дело было тёмное.

– Садись, – ответствовал он мне. Ему же мигом принесли другое кресло, в которое он уселся, расположившись напротив меня. Мы помолчали, каждый думая о своём, а в итоге, об одном и том же.

– Что ты думаешь предпринять? – спросил меня негус.

– Воевать, воевать, и ещё раз воевать. Но…, я приподнялся из кресла. – Но, мне необходима помощь.

– С оружием я тебе помогу. Торговля твоего государства, как и его территория, растёт, да и у меня найдётся запас винтовок, которые я тебе отдам.

– Нет, мне нужны не только винтовки и патроны, мне нужны ещё и люди. Негритянское население ещё не развито и может пока, только быстро учится воевать. Мне нужны учителя и врачи, инженеры и учёные. Мне нужны школы, и пускай это будут всего лишь церковно-приходские школы, но пусть они будут. Мне нужны академии и университеты. Иначе…

– Иначе, мы всю жизнь будет обслуживать других и преклоняться перед англичанами, веря, что это они молодцы, а мы только ничтожная пыль под их ногами.

Менелик II не всё понял из того, что сказал ему Мамба, но общий смысл, уловил, и ответил, после того, как обдумал свои слова.

– Нелегка ноша государя. А твоя, так и вовсе. Никого за тобою нет, Иоанн Мститель, ни семьи, ни славных предков.

– Твоя, правда негус, – мрачно усмехнулся я, – и вправду, никого. Ни предков, ни семьи, дочери лишь малолетние, да соратники редкие. Да много ли помогли Йоханнысу IV, его родственники? А может друзья помогли, и спасли его от смерти, а его войско, от поражения? Или предки его, встали из древних могил?

– Да, твоя правда, за мной, только группа преданных мне лично, да бывшие воры, разбойники, авантюристы, и нищие, желающие обрести богатство. Да, только лишь такие, у меня и есть. Мошенники и отчаявшиеся, каторжники и дезертиры, они основа моего государства и армии. Но и сними, я работаю. Воров, не бросивших своё ремесло – вешаю, дезертиров, бросивших в бою своих товарищей – расстреливаю, а мошенников – травлю.

– И не будет им спасенья от меня, если они не раскаются, а более, ненавижу я предателей – у тех, я отнимаю душу, потому, как честь, они уже потеряли! А бесчестным, и душа не нужна, не примут их там… Будут маяться везде, и в аду, и в раю.

– Скажи мне, где ты захоронишь свою дочь?

– Тело её почиет в семейной гробнице, а лик её будет причислен к святым Абиссинской коптской церкви, на то уже отправлен мною запрос египетскому патриарху в Каир. Думаю, что соизволение от него, мы получим в ближайшее время.

– То, правда, святая она. Бросилась на помощь ко мне, и погибла, собою и закрыв, все осколки и силу взрыва на себя приняв.

Непрошенная слеза, покатилась по изборождённому шрамами и испытаниями суровому лицу Иоанна Тёмного. Это вызвало удивление у Менелика. Он встал и, подойдя вплотную, положил руку на плечо Мамбы.

– Прости, я думал о тебе хуже. Спасибо тебе за то, что не остался равнодушным к её гибели. А ведь ты и не знал её, не провёл с ней, ни одной ночи. Имя моей дочери, Заудиты, будет увековечено в истории Абиссинии, а церковь, где она будет захоронена, станет одной из наших святынь.

– Эфиопии…

– Что? Что ты сказал, Иоанн.

– Страна твоя император, в будущем, будет называться Эфиопией, и так будет до скончания веков.

– Откуда ты знаешь?

– Я много знаю негус…

– И даже знаешь, когда я умру?

– Нет, этого я не знаю, да если бы и знал, то всё равно бы не сказал. Ни к чему это. Лишнее…

– Живи и царствуй Эфиопии на славу, а мне надо Африку развивать, да воевать.

– Я понял тебя, о, провидец! Правду говорят, что ты унган. Ты непростой унган, ты – Великий унган! Я помогу тебе людьми, многие пойдут за тобой, после всего произошедшего. Обещай мне только одно.

– Что?

– Никогда не нападать на мою страну.

– Я обещаю тебе, Менелик II, что если когда-нибудь твоя страна войдёт в моё царство, это будет не по принуждению, а по доброй воле, всех народов и племён, которые на ней проживают. И никогда, не стану я воевать ни с тобой, ни с кем-либо из твоего народа, если не нападут на меня, они сами.

– Я почему-то верю тебе Иоанн. Я верю, и не сомневаюсь, что ты сможешь, и сделаешь, всё что сможешь.

Менелик II, тяжело опёрся о свой посох и, встав, медленно вышел из зала в сопровождении почётной охраны, оставив Мамбу одного.

Через сутки состоялась торжественная церемония захоронения Заудиты в склепе под полом центральной церкви Аддис-Абебы. Проводив в последний путь Заудиту, я собрался, и через неделю, завершив все переговоры, отбыл в Хартум в сопровождении внушительного отряда, желающих отомстить за гибель Заудиты, благо к этому времени уже стало известно, об объявленном мне газавате.

Одно, на ложилось на другое, и я только приветствовал, такое обоснованное «безрассудство» английских колониальных властей. Англо-бурская война, ещё не началась, а 1899 год только начался.

Как я не ненавидел англичан, я не торопился нападать на них первым. Месть – это такое блюдо, которое надо есть холодным. А вся горячая кровь из меня уже вытекла, и я не собирался давать никакого шанса победить Британской империи в Африке.

Естественно, моих сил не хватит бороться с ними на равных, но мне этого и не надо было. А потому, я стал заключать договоры о торговле, и пакты, о взаимном ненападении.

Первый договор, я подписал ещё до свадьбы в Аддис-Абебе, с Джоржем Ринслоу, а также подписал договор и сотрудничестве со скромным и невзрачным человеком, прибывшим позже, и оказавшемся сенатором. Он предъявил бумаги советника президента САСШ по африканским колониям, и был очень настойчив в своём стремлении обмануть меня.

С ним мы подписали договор о разграничении зон влияния. Моя территория в этом договоре, утверждалась до порта Матади, находящегося на реке Конго, и который я уступал на десять лет в аренду правительству САСШ.

В этом порту создавались склады и предприятия первичной обработки каучука и дерева. Со всей моей территории туда поставлялись дерево и каучук, а также пальмовое масло.

Мванги, катикиро Конго, и Бедламу, катикиро Банги, ушли соответствующие распоряжения, о заложении плантаций каучуконосов, и пальм, дающих пальмовое масло, а там, где они были, указания о расчистке территории для их лучшего произрастания, и ухода за ними.

Для этого, создавались рабочие артели, старшинами в которых, я распорядился назначать любых европейцев из числа зарекомендовавших себя, а также иметь в самых крупных поселениях, небольшие гарнизоны для охраны плантаций, и готовить там новобранцев, которые могли понадобиться в любую минуту на планируемой мною войне.

Джорж Ринслоу, а в его лице «Трансатлантическая Африканская торговая компания», покупала у меня права на строительство железной дороги от Матади до Леопольдвилля, точнее на восстановление этой железной дороги, которую построили ещё бельгийцы, а также получало монопольное право на ведение торговли со мной.

С ним же, мы подписали договор о намерениях, в котором обязались создать сеть «природных» лабораторий по производству лекарств на основе растительного сырья и тех рецептов, которых я знал, или мог получить. Лабораторий предполагалось создать, как минимум три.

Одна в Банги, другая в Бомо, что находится вблизи побережья Атлантического океана в бывшей столице Бельгийского Конго, и третья в Кабинде. Ринслоу думал, что всё будет просто.

А я решил, что основное производство, будет организовано в Банги, а все остальные лаборатории будут работать на основе тех полуфабрикатов, которые будут делаться в первой.

И им будет известно, только конечная стадия производства продукта, а не то, из чего, и в каких пропорциях делаются основные составляющие будущих эликсиров, декоктов, настоек, и лечебных мазей.

Так мы и разошлись, «довольные» друг другом. Ринслоу думал, как он всё ловко провернул, а я думал – хрен тебе, а не постоянная выгода, да и вообще, хрен тебе. А то сначала аренда и договор десять лет, потом ещё на пять, а потом, навсегда. Не будет такого, американская твоя душа.

С американцами, мы распрощались, но они обещали ещё вернуться с другими предложениями, но через год, действуя, как Ходжа Насреддин, взявшийся осла учить говорить. Через год, либо Мамба сдохнет, либо станет сильнее, и тогда они со своими предложениями, будут, как раз в тему.

С Фимой Сосновским, мне предстоял ещё один разговор, который я с ним завёл уже после трагедии на свадьбе. Всё началось с моих детских воспоминаний о мультфильмах. Я, конечно, не собирался их снимать, ни здесь, ни в другом месте.