Горный склон был уже близко. Дряхлое, уставшее тело влачилось по холодным уступам. Иногда он взывал к помощи, но понятное дело, что здесь, вдали от всякого людского общества, ему никто не придёт на выручку. И от этой мысли он долго не мог отделаться. Казалось, что он вот-вот остановится и упадёт. Что-то помогало ему держаться, словно кто-то протягивал руку помощи, или позволял опираться на свою спину.

Путник вздохнул, решив сделать небольшой перерыв. Тело его нуждалось в отдыхе, хотя он прекрасно понимал, что не может надолго останавливаться, поскольку быстро превратится в ещё один кусок льда. В стареньком пальто лежало маленькое, аккуратно сложенное письмо. Почерк был искусный, словно каждая буква была в особом неповторимом стиле, одним словом шедевр каллиграфии.

Старик посмотрел вокруг, а затем, убедившись, что рядом никого нет, принялся в который раз перечитывать письмо.

«Это моё письмо тебе, дорогой Харальд. Тебе должно быть не терпится узнать, что же нового у меня, каких людей я тут встретила. И я расскажу тебе всё. Ведь, по правде говоря, дома всегда лучше, чем где-либо. Этот материал довольно ценный и быть может стану главным редактором, если шеф оценит.

Я здесь познакомилась с кучей интереснейших людей. Каждый из них словно самородок. Не встретила ещё не одного похожего. Они любят гостей, уделяют им много внимания. Тайша согласилась мне рассказать немного о вьетнамском быте. Они такие церемонные, столько всего нужно сделать, чтобы соблюсти все традиции. Должно быть соблюдено равное количество блюдец для чая и тарелок для еды. Так что весь процесс подготовки в разы дольше процесса поедания пищи.

Готовят они буквально из всего. Но чаще всего это овощи и мясо. Они утверждают, что едят это почти каждый день и им порой надоедает, а я поражаюсь, насколько это вкусно. И когда вернусь, буду готовить всё это дома. Ты ведь не против? Я знаю, что не против. К тому же тефтели и рыба мне уже слегка приелись. Тайша поделилась со мной рецептом приготовления. Сначала я спросила, где купить книгу с их рецептами, на что она рассмеялась, а потом пояснила, что во Вьетнаме такие книг и никто не пишет, поскольку эти рецепты знает каждая хозяйка. Я в тот момент ужасно покраснела.

Знаешь стыдно признать, но, похоже, хозяйка из меня не очень. Даже если моя еда и вкусная, то я недотягиваю до Тайши, с её удивительным чутьём. Она ничего не отмеряет и никогда не пробует, до того как приготовится. И при этом всякий раз у неё выходило так чудесно. Даже не знаю, смогла бы я так научиться готовить. Хотя знаешь, всё же я не променяю нашу маленькую элегантную Швецию на этот специфичный Вьетнам.

Кстати сказать, сама Тайша признаётся, что у них очень дешёвая еда продаётся на улице. И большинство вьетнамцев вообще кушают только в кафе. А между тем еда там вполне вкусная и ничем не хуже. Многие даже кухонь не покупают, чтобы не тратить зря деньги. Просто едят в кафе. Дёшево ведь.

Сами они приветливые, рады туристам. По сравнению с рядовыми шведами эти простые вьетнамцы кажутся такими живыми и настоящими.

Я видела древние храмы, столько в них всего интересного. Всё осталось нетронутым, несмотря на долгие годы. Здесь царит какая-то удивительная атмосфера. Словно погружаешься в прошлое, но при этом не покидаешь настоящего. Здесь так ценят тишину, спокойствие, уважают старину и чтят предков. Если бы европейцы были хоть немного похожи на азиатов! Я не говорю о том, что у нас нет вежливых и правильных людей в Стокгольме, просто здесь они повсюду и это сразу чувствуется, куда бы ты ни зашёл. Словно это есть в самом воздухе, в травах, в злаковых культурах.

Я сделала много снимков и приложу их к статье. Это будет очень здорово. Только представь на главной странице моё имя и фамилия. Между прочим, твоя фамилия, мой дорогой Харальд. Для меня всегда было гордостью её носить. И чего другие женщины так не делают. Я-то тебя знаю, ты ведь любишь все эти мелочи. Да и я к ним привыкла. Потому что не умею по-другому. Наверное, такими мы и умрём. Но не будем о плохом.

Я вернусь уже скоро, ты ведь сможешь встретить меня и помочь с багажом. Все данные у тебя есть, если помнишь, то в прошлом письме я их писала. И вот что ещё, возьми с собой Свена. Он, наверное, сильно скучал по мне, я к тому же обещала показать ему аэропорт. Он хотел погулять и посмотреть там всё, мы ведь не откажем ему в этой маленькой детской радости, правда, ведь?

Жду встречи с нетерпением, ваша Эрика»

Харальд дочитал и еле заметно улыбнулся. Ему стало тепло, теперь и никакой огонь ему был не нужен. Это письмо было её последним. Она вернулась из Вьетнама и больше так никуда и не полетела. Или может, полетела, но быть уверенным Харальд не мог.

Ему не хватало её простого обаяния, босых ног бродящих по квартире в полуночный час, аромата цветов Прованса, которыми пахла её одежда. Он, кажется, знал каждую складочку, каждый сантиметр её одежды. Всё это было таким родным и знакомым. Он уже не плакал, не смеялся, а просто испытывал что-то. Харальд и сам не понимал, что это на него находит.

Все эти морозные пейзажи нагоняли на него тоску, а холода заставляли его дёргаться во сне, не давая организму как следует отдохнуть. И сейчас он был почти истощён. Он начал свой путь, с целью найти её. Но сейчас, как ему бы не было досадно и стыдно, он хотел просто выжить и вернуться домой. А что ещё остаётся, когда всё обрушивается на тебя, и нет возможности свершить задуманное?

***

Многие из нас откладывают что-то, оставляют до лучших времён. Но разве мы можем винить их в этом? Ведь человек порой не готов изменить всё тут же. Для него должно произойти что-то такое, что подвигнет его. На ровном месте эти перемены не произойдут. Всему своё время, как говорится. И сейчас именно это и осознавал уставший и обессилевший старик, забредший в своих поисках невероятно далеко.

Но кое-что он всё же должен был сделать для неё. Этим внушил бы надежду и себе и ей. Он вспомнил о сыне, с которым так давно не виделся. Свен уже был не юным мечтателем, а взрослым мужчиной, со своей жизнью и сильным характером. И Харальд верил, что сын сможет сделать намного больше, чем он. Ведь не зря же весь этот путь. Сын должен узнать всё за него, найти, наконец, ключ к разгадке всего происходящего.

***

Харальд потянулся рукой в рюкзак и нащупал там магнитофон. Он осторожно извлёк его и поставил перед собой. Аппарат буквально сразу покрылся снежными хлопьями. Надо было торопиться, пока от холода техника не перестала работать.

Старик собрался с силами, и постарался говорить как можно понятнее и разборчивее, чтобы все его слова донесли смысл в полной мере:

«Итак, похоже, это будет последняя кассета. Да, я помню, что говорил до этого, но мне пришлось сделать ещё запись. Есть одна вещь, которую ты должен понять. Я даже не знаю, как правильнее выразиться. Дело в том, что найденное мной, очень трудно представить. Может, я брежу, но всё это началось не здесь. Все эти люди знали друг друга и раньше. И они выбраны не случайно. И тот, кто властвует над ними, знает правду. Всё это означает то, что люди, живущие тут, в один миг покинули свою родину.

И мне кажется, они знали, да! Они знают или знали, где она! Им известно что-то. Не верь им, найди правду. Я уже не в состоянии. Мои силы оставляют меня, но ты бы наверное мог с твоим молодым горячим сердцем продолжить моё дело.

И помни, что зло рядом. Оно всегда где-то недалеко, просто ты не замечаешь. Твоя мама нашла его, корень зла. И я думаю, что она просто слишком глубоко копнула. Ты ведь её знаешь! Она бы ни за что не сдалась, грызлась бы до последнего за этот материал. Мне её так недостаёт. Но я, кажется, чувствую, как понемногу смиряюсь с этим, принимаю горькую истину.

И как же я ненавижу в себе это! Мне так не хочется верить своим глазам и ушам. Хочется вдруг проснуться и почувствовать её рядом, спящую и умиротворённую. И понаблюдать за ней с утра. Увидеть, как она вновь готовит завтрак. Это всегда была яичница, чаще всего глазунья. К ней она жарила бекон и посыпала большим количеством перца.

И даже, если бы это был сон, которому суждено рано или поздно раствориться с бесконечности наших дней, я бы всё равно всё отдал, чтобы испытать это чувство. Чувство её присутствия, чувство нужности.

Пожалуйста, сделай так, чтобы то, что ты узнаешь и услышишь, прослушав эту запись, не осталось забытым. Я очень хочу, чтобы собранное мной не пропало. Сделай это для меня, сынок.

И если это последние мои слова, то знай, что сколько бы я не врал насчёт того, где же мама, она всё равно, несмотря ни на что, плюя на все преграды была в твоём сердце, не угасала и где бы она сейчас не находилась, я точно знаю, что она ни о чём не жалеет и ты не жалей.

Тебе подвластно всё, но только не ошибись. Не поддавайся на соблазн отступить, а то потом никогда себя не простишь, как я. Поверь, лучше в этом с меня примера не брать».

В конце Харальд хрипло рассмеялся, пытаясь уверить себя в том, что всё в порядке. Хотя глубоко в душе, его мысли были о том, что у всего есть некий предел. У каждой книги конец, а у каждой реки устье.

Он уже собирался поспать, когда вдруг приметил узкую горную тропу. В нём ещё было немного любопытства. Харальд решил отложить сон и исследовать тропу. Он шёл аккуратно, едва не сваливаясь на каждом шагу. Харальд прекрасно знал, что устал, но не хотел признавать это. Быть может эта тропа окажется полезной. Может она короче или удобнее.

Но усталость всё же взяла своё. Он сделал шаг, и камень выкатился из-под ног, с грохотом упав вниз. Харальд упал и успел уцепиться за один из камней. Слегка повернув голову, он рассмотрел всевозможные варианты дальнейших событий. От падения, до карабканья обратно на тропу.

А между тем тело коченело, руки немели и ныли от боли. Он не мог поверить в то, что это его тело. Не мог поверить, что его ждёт такой конец.

Он попробовал сделать рывок, чтобы вернуться обратно на тропу. Всё почти получилось, но вдруг рюкзак зацепился за одну из веток кустарника, который рос меж камней. Харальд некоторое время размышлял, решая, что делать. Умирать ему не хотелось, но терять рюкзак тоже было не лучшим решением.

Харальд предпринял ещё несколько попыток, но ветка раскачалась и надломилась. Рюкзак полетел вниз, потянув за собой его хозяина. Скорость падения была высокая, но старик отчаянно пытался упереться ногами о склон, чтобы затормозить и смягчить падение.

И вот он упал. Харальд почти не мог шевелить телом, оно было заледеневшее и тяжёлое, словно его подменили. Не в силах что-либо сделать, старик уставился в сторону, откуда виднелся небольшой огонёк.

Его осенило. В верхнем кармане пальто была зажигалка. Едва оторвав руку от холодной земли, Харальд потянулся в карман. Достав зажигалку, он отчаянно принялся высекать искру. Казалось, весь воздух потяжелел. Но Харальд продолжал, прекрасно понимая, что всё может быть четно. Но вдруг появилось пламя. Красные языки его заиграли вместе с солнечными бликами.

Старик поднял руку с зажигалкой вверх и замахал. Тот дальний огонек, кажется, замигал в ответ.

Это была машина. Большой джип, предназначенный для непролазных горных троп. За рулём сидел мужчина лет пятидесяти. Одет в тёплую куртку с меховым капюшоном. На куртке были нашивки, которые были перешиты с другой одежды. Лицо у него было уверенное, увлечённое, какое-то азартное. Можно было утверждать, что он любит жизнь. И он стал лучом надежды для обессиленного старика Харальда.

Наконец машина доехала до места, куда упал старик. Дверь открылась, и мужчина выбежал на помощь. Он проверил пульс, потом осмотрел пострадавшего повнимательнее. Искусственное дыхание не понадобилось, старик был ещё в сознании.

Мужчина приподнял старика и унёс в машину. Места внутри было много. Мужчина снял свою куртку и постелил, укрыл ей старика. Не медля ни секунды, водитель завёл машину и помчался за помощью.

Старик вдруг хрипло заговорил, а удивлённый мужчина не придумал ничего лучше успокаивающего разговора, который бы отвлёк от негативных мыслей:

– Мне так повезло, что вы здесь оказались. У меня есть кое-что.

– Мне ничего не нужно, я помогаю вам бесплатно.

– Я не о том. У меня есть кое-что в пальто. И я хочу, чтобы вы дали мне одно обещание.

– Какое же? – тревожно спросил мужчина, полагая, что старик уже бредит.

– Пальто, которое на мне одето…

– Да, я увидел, что вы в нём. Что-то ещё?

– Оно… Там лежат записи… кассеты, – еле процедил старик.

– Что за кассеты? О чём речь? – удивлённо спросил мужчина.

– Отдайте пальто в химчистку.

– И это всё? Больше ничего не нужно? – пытаясь хоть что-то понять, говорил водитель, периодически поворачиваясь к Харальду.

– Дослушайте… Вы должны сдать его в химчистку в Стокгольме. Она на улице Вагн.

– Ну, если вы действительно так хотите, то я сделаю это для вас.

– Не для меня. Для моего сына и жены…

– Хорошо, хорошо! Вы только не теряйте сознание! Я вас вытащу отсюда. Я много раз спасал людей из таких ситуаций. Не паникуйте. Я следователь, раньше был полицейским. Сохраняйте спокойствие. Мы ещё с вами потопчем родную землю!

Но Харальд не ответил. Его глаза закрылись, и он погрузился в глубокий сон. И, наверное, там он нашёл что искал. И, наверное, ему тепло.

Водитель повернулся назад и печально вздохнул. Его замёрзший пассажир навсегда покинул мир. Мужчина остановил машину, вышел и сел на снег. Он не думал ни о холоде, ни о том, куда ехал до этого. Жуткая грусть словно окатила его ледяной водой. Он не спас человека, хотя мог. Просидев так около двадцати минут, мужчина вернулся в машину. Снял с Харальда пальто и поклялся, во что бы то ни стало выполнить его волю.

I

Случайности

Самое простое

Объяснение чаще

Всего и бывает

Самым верным

Агата Кристи

1

Свен Хальстрём вошёл, как и всегда, в химчистку на углу улицы. Здесь работала неутомимая Грета, которая, похоже, всю жизнь посвящала скучной работе. Целый день только и делала, что стирала чью-то одежду. За всё это время, ей вряд ли повстречался хоть один нормальный собеседник. Но Свену отчего-то жутко нужно было выговориться. И на улице Греты, наступил праздник.

– Хотите поболтать?

– Это было бы неплохо. Вы первый за весь день, кто решил скрасить моё одиночество.

– Знаете, мне нужно излить душу…

– Понимаю. Вы можете рассказать мне что угодно, только не говорите о стирке.

– Час назад меня выперли с работы. Этот козёл Готфрид снова посчитал, что я превышаю полномочия.

– А кем вы работаете?

– Я полицейский. Я не представился. Моё имя Свен Хальстрём. Работа в полиции заняла так много лет моей жизни. И это увольнение было совсем лишним. За эти годы я закрыл кучу дел.

– Готфрид ваш начальник?

– Нет. Мой помощник. Точнее уже бывший помощник, как и я, бывший полицейский.

– Вам стоит поменять работу. Может в другой сфере вам больше повезёт.

– Было бы здорово. Но я уже ничему не смогу научиться. Полицейским надо родиться. Даже сидя дома, я не могу не быть начеку. Это болезнь такая. Мне спокойно только когда я сплю, да и то, если сон не про преступления.

– Неужели не нашлось никого, кто бы за вас вступился?

– Ну почему же. Мои товарищи всецело за меня. Но Готфрид уже добрался до начальства. Теперь уже ничего не вернуть. Мне ещё повезло. Если бы он стал рыть глубже, то всплыли бы другие мои грешки.

– Что-то подобное уже было?

– Я так скажу, если мне нужно было добиться справедливости, то я мог обойти закон. Но могу вас заверить, что под мою руку не попал ни один невиновный. У меня нюх на этих подлецов.

– Я про вашу работу только фильмы смотрела. Но думаю, что в жизни всё совсем иначе.

– Правильно думаете. Когда гонишься за подонком, то думаешь лишь о том, как заставить его отплатить за всё. Я ненавижу суды, они вечно смягчают приговоры. Нельзя так поступать с закоренелыми преступниками.

– Готфрид увидел, как вы расправились с кем-то?

– Нас вызвали на бульвар Кёльн. Там некий парень убил женщину и держал в заложниках кучу народа. Для него это была забава. Для меня нет. Я не бью первым, но он уже сделал ход. И этот ход ему дорого обошёлся. Знаете, я уже возводил курок, чтобы выстрелить и в моей голове пронеслись мысли. Ведь этого парня отмажет богатый отец или же просто признают невменяемым. А в этом не будет справедливости. Говорят, что мы не имеем отнять жизнь у человека. Так вот, для меня убийца не человек. Поэтому я выстрелил, когда он резко принялся палить по толпе. Ужасно, я знаю. Но нет спокойствия в этом мире, без силы закона.

– И в чём же вы не правы? За что вас отстранили?

– Видите ли, по мнению Готфрида, можно было избежать перестрелки. Посмотрел бы я, как этот юнец словами угомонил маньяка. Есть те, кого можно победить словом. Такие люди больны и нуждаются в лечении. А если человек делает это осознавая, значит, он должен и может нести ответственность.

– Но ведь выходит, что сам убийца первым открыл огонь?

– Готфрид предложил отсидеться в кустах, дождаться подкрепления и повязать гада.

– Но ведь там были люди.

– Вот именно, живые люди. Этот урод убил бы всех, если бы мы не вмешались. Этот парень работал со мной около года. Он не уяснил, что у меня своя система. А начальству только и надо было, чтобы была ещё одна жалоба. Они меня всегда давили и на этот раз им удалось.

– Вы и раньше из-за этого конфликтовали?

– Было дело. Главным образом проблема была в том, что мои методы для них слишком жестки. А я лишь хочу справедливости. Им дороже репутация, чем порядок. Эти люди, словно падальщики. Я в курсе об их бесчестных союзах. Они сотрудничают с всякими головорезами, платят им за спокойствие на улицах. А те по-тихому продолжают свой грязный бизнес. Какой смысл в наведении порядка, если его нет в самой полиции.

– О чём это вы?

– О нелегальном распространении всяких запрещённых веществ и прочем неприятном. Торговцы просто платят часть дохода полиции и свободно делают всё то, что и раньше. Они создают иллюзию, будто всё честно и прозрачно. Но это не так.

– А почему вы никому об этом не сообщите?

– Видите ли, вся эта цепочка тянется до самых верхов. А там такие влиятельные господа, что мне, простому полицейскому, несдобровать. Я устал биться об стену. Хватит с меня. Может даже хорошо, что я больше не в игре. Все эти разборки и тёрки с начальством мне порядком надоели. Больше всего пострадала моя человеческая гордость. Этого Готфрида, которому нет и двадцати пяти, велено распоряжаться моей судьбой. Невыносимый бред. Сейчас мне уже почти сорок и я помню ещё то время, когда отдел только формировался. Тогда ещё не было сфер влияния. Мы могли считать себя полноценными служителями закона. А сейчас наша доблестная полиция стала притоном. Каждый со значком теперь думает о себе сразу как о личности. Но это явная глупость. Личностью не стать от собственных слов. Это нужно подтвердить поступками. Ещё лет двести назад не было никаких значков, но полиция наводила порядок. Не было даже таких мыслей, чтобы нажиться на этом. Но полиция это то, что должно служить народу. Я мечтаю о её истинном возрождении. По мне так хватило бы одной тщательной проверки, чтобы уволить полштата полиции. Но возможно, я сильно много болтаю.

– У вас такой богатый жизненный опыт. Мне-то особо и нечего рассказать о себе. Моя жизнь уже пару лет связана с этой химчисткой. Тут нет ничего. Как видите, и поговорить-то не с кем. Я бы была рада что-нибудь изменить.

– Не ждите манны небесной. Всё в ваших руках. Кстати, как там моё пальто?

– Сейчас посмотрю, уже должно быть отстиралось.

2

Девушка вернулась к стиральным машинам и направилась к самой дальней. Убедившись, что на экране машинки высветилось «Окончание цикла» и таймер остановился, она вытащила пальто. Девушка взяла вешалку и, расправив все края бережно повесила. Небольшие капли стекали вниз. Девушка взяла небольшое приспособление для сушки и принялась водить им по пальто.

Свен глядел на это с неким восторгом. Он столько лет провёл в расследованиях и погонях, что такие простые вещи способны были поразить его до глубины души и надолго приковать взгляд. Но его внимательность вдруг сменилась удивлением. Свен смотрел на своё пальто и не мог узнать его. Совершенно точно, перед ним висело очень похожее пальто, но не его.

– Вы ничего не путаете? Это похоже на моё пальто, но это не оно.

– Я не понимаю. Не помню, вы ли его приносили, но на номере ваше имя.

– Относил я сам. Тут явно ошибка. Вы не перепутали бирки?

– Постойте. Наверное, тогда работала Ханна. Она по неопытности могла что-то перепутать. Но надо разобраться. Это против правил, но раз уж мы с вами теперь знакомы и я вам доверяю, посмотрите на остальную одежду с другими бирками. Видите своё пальто?

– Кажется да. Вон то, десятое.

Девушка сняла десятое пальто, и положила перед Свеном. Тот внимательно оглядел его и увидел знакомую деталь. Две верхние пуговицы были пришиты иначе, нежели остальные. Всё потому, что он сам их пришил, когда те оторвались, во время обезвреживания преступника на улицах города. Эти пуговицы были памятными для Свена. Они напоминали о первых светлых днях в полиции. Тогда юный Хальстрём был полон надежд и верил в справедливость полиции. Сколько лет прошло, а он всё ходил в этом пальто, заботился о его сохранности. Такие вещи, как хранилище души, в них есть место только для самого сокровенного и важного. А такого у Свена было немного. Одну такую нишу занимал отец, которого он запомнил неизменно молодым и полным сил. Хотя Свен замечал, что с годами его папа перестаёт быть улыбчивым, всё больше прибывает в раздумьях. Как же ему не хватало сейчас этого заботливого отцовского взгляда. Свен так хотел исправить всё в прошлом, чтобы не отстраниться от родного человека.

– Вы мне очень помогли. Знаете, то пальто очень похожее. Может, я немного буду бестактен, но я бы хотел узнать, на чьё имя оно записано.

– Что же. Сейчас вы, наверное, не поверите. Но там написано «Харальд Хальстрём». Наверное, ваш однофамилец.

– Нет, это мой отец.

– Вы как-то погрустнели. Я вас чем-то задела? Простите за весь этот цирк с бирками. Мне так неловко за Ханну…

– Не нужно беспокоиться. Вы не сделали ничего дурного.

– Если вас что-то беспокоит, то я могла бы помочь.

– Боюсь, что я и сам не знаю что мне нужно. То, что я вижу, удивляет меня. Я вообще не уверен, что я сейчас нахожусь не во сне.

– Я вас не совсем понимаю. Что вас тревожит?

– Харальд это мой отец.

– Вы с ним не ладите?

– Ладил, но не всегда. В последнее время не особо. А вообще он пропал, и я долго ничего о нём не слышал. И сейчас я увидел его имя.

– Может это чья-то шутка? Может ваши знакомые или друзья разыгрывают вас. Глупо, но предположить можно.

– Никогда не понимал розыгрышей. Этот уж слишком жесток. Мать, по словам отца, исчезла бесследно, видимо просто бросила его, из-за его вечных исследований. А сам отец долгое время не даёт о себе знать.

– И вы полагаете, он уже…

– Боюсь, что это так. Видимо в одном из своих путешествий он зашёл слишком далеко.

– Мне жаль, что вам так не повезло. Возьмите это пальто. Наверное, это неправильно, но если это пальто вашего отца, то вы имеете право забрать его.

– Мне только непонятно, откуда оно здесь. Быть может отец хотел мне что-то сказать и оставил что-то вроде послания, как в детективах.

– Возьмите и разберитесь. Я надеюсь, вам удастся что-то узнать. Я вижу, что вы хороший человек. А таким должно везти.

– Я был хорошим человеком, пока не перестал общаться с отцом. Это было начало моего конца.

12 3 Kolejny

Стая

Пролог

I

Случайности

1

2

Osoby, które czytają tę książkę, przeczytały również