Czytaj książkę: «Бульварное кольцо – 3. Прогулки по старой Москве»
© Алексей Митрофанов, 2021
ISBN 978-5-0053-5646-8 (т. 3)
ISBN 978-5-0051-7839-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Прогулки по старой Москве
Бульварное кольцо. Часть III
ПЕТРОВСКИЙ БУЛЬВАР
Назван так по улице Петровке, у которой он берет свое начало. Проложен в начале XIX века. Протяженность 450 метров.
Петровский бульвар невелик, но уютен. Две аллеи – одна пошире, другая поуже. Тишина и покой. А в 1947 году, в честь 800-летия Москвы бульвар украсили (со стороны Цветного) чугунными вазонами и фонарями. Подстать – и скромно, и со вкусом.
Именно сюда спешил на свидание к своей престарелой возлюбленной престарелый же ученый Задопятов, герой романа Андрея Белого «Москва»: «Стояли тюками дома; в них себя запечатали сколькие – на смерть; Москва – склад тюков: свалень грузов.
– Извозчик, – Петровский бульвар!..
Приближаяся к месту свидания, так сказать, – он запыхтел; несмотря на преклонные годы, он чувствовал так же себя: четверть века испытывал то же волнение – именно с этого места; прилив беспокойства давал себя знать – совершенно естественный, если принять во внимание: его ожидавшая дама – сердечная, честная личность; и – прочее, прочее…»
И началось волшебное свидание: «Хозяйка сдаваемой комнаты ухо свое приложила к дверям и – услышала: – Да…
– У Кареева сказано ведь – уф-уф-уф, – и диван затрещал, – что идеи прогресса сияют звездой путеводной, как я выражаюсь, векам и народам…
– Вы это же выразили в «Идеалах гуманности», – вяло сказал женский голос.
– Но я утверждаю…
– Скажу а про по, – перебил женский голос, – когда Милюков вам писал из Болгарии…
– То я ответил, как Павел Владимирович, указав на заметку Чупрова…
– Которую Гольцев завез…
– К Стороженкам…
– И я говорю то же самое, – что; когда вам написал Милюков…
Тут закракал корсет.
Тут хозяйка сдаваемой комнаты глаз приложила к прощелку замочному и – увидела: ай-ай-ай-ай!
Ай!
Дама лет сорока пяти, или пятидесяти, с заплеснелым лицом, но с подкрасом губы свою грудь заголила, сидела с невкусицей этой перед зеркалом; вовсе без платья, в корсетике с серо-голубенькою оторочкой, в юбчонке короткой и шелковой, цвета «фейль-морт»; платье цвета тайфуна с волной было сброшено на канапе серо-красное, с прожелтью; на канапе же Никита Васильевич – только представьте!
Никита Васильевич сел, раскорячившись, – без сюртука, верхних брюк, без ботинок; и стаскивал с кряхтом кальсонину белую с очень невкусного цвета ноги перед дамой, деляся с ней фразой, написанной только что дома:
– Приходится – уф – chere amie, претерпеть все тяготы обставшей нас прозы…
Стащил – и стал перед ней: голоногий.
Почтенная дама, сконфузившись, пересекала рыжеющий коврик, спеша за постельную ширмочку, – в юбочке, из-под которой торчали две палочки (ножки без ляжек) в сквозных темно-синих чулках; из-за ширмочки встал драматический голос ее, перебивши некстати весьма излиянья прискорбного старца:
– Здесь запах…
– Какой?
– Не скажу, чтобы благоуханный.
Пошлепав губами, отрезал: броском:
– Пахнет штями.
– Весьма…
И действительно: промозглой капустой несло. Шлепал пятками к ширмочке; вздохи теперь раздавались оттуда и – брыки:
– Миляшенька…
– Сильфочка…
– Ах, да ах, – нет…
Наступило молчание: скрипнула громко пружина».
Таков был разврат на Петровском бульваре.
А в 1901 году газета «Московский листок» сообщала: «В доме Прохорова на проезде Петровского бульвара, по взломе дверных замков, громилы обокрали ночью пивную лавку Трехгорного пивоваренного завода, откуда похитили старинные часы, все папиросы, несколько ведер пива, все закуски и с похищенным скрылись».
Вот такая, как будто, пародия на красивую жизнь.
Даже революционные события здесь были, слово, пародийными. В 1906 году «Новое время» писало: " Сегодня толпа забастовщиков остановила на Петровском бульваре вагон конно-железной дороги и предложила находившимся в ней пассажирам выйти, затем опрокинула пустой вагон».
* * *
Бульвар начинается с заурядных домов. Нет здесь ни архитектурных сюжетов, ни исторических достопримечательностей. Справа виднеется колокольня Высоко-Петровского монастыря, но про него мы писали в книге, посвященной улице Петровке.
Увы, не все в истории той обители было одинаково ровным и благостным. Вот, к примеру, будоражащая душу заметка из газеты «Новости дня» от 1901 года: «Как сообщают варшавские газеты, злоумышленник, убивший и ограбивший в келии иеромонаха Высоко-Петровского монастыря, в Москве, дворянку Марию Ключареву, арестован в Варшаве. Преступник – казак Терского округа Егор Ефимов Кизилов, 21 года, служил певчим в хоре монастыря, но был исключен за дурное поведение. Он успел побывать в Париже, оттуда воротился с паспортом на имя Николая Николина. Кроме убийства, Кизилов обвиняется во многих других преступлениях и, между прочим, в проживательстве по подложным видам на имя Кристалевского и Косталевского».
Но такие истории были, к счастью, не частыми. И все в том же 1905 году газеты писали: «Третьего дня в Каретном ряду на участке Высоко-Петровского монастыря, между Лиховым и Спасским пер, начались работы по постройке специального здания для богословских чтений и нравственно-религиозных бесед с народом, а также для свечной епархиальной лавки попечительства о бедных духовного звания, для благотворительных общество и братств, в настоящее время разбросанных в разных концах города. Этот, так сказать епархиальный дом будет в три этажа, с громадной залой для собеседований и церковью, во имя св. Владимира».
Именно подобные сюжеты составляли жизнь монастыря.
* * *
Первое здание, достойное внимания – пожалуй, дом №8, построенный в 1786 году для Р. Е. Татищева. Да и то гораздо более прославился его дед В. Н. Татищев – первый русский историк и ветеран Полтавской битвы. По свидетельству хозяина здесь как-то побывал сам император Павел Первый. Правда, еще до восшествия на престол. Одна из современниц, Елизавета Благово свидетельствовала: «Старшему сыну своему от первой жены, Ростиславу Евграфовичу, дедушка отдал свой каменный дом на Петровском бульваре, рядом с Петровским монастырем, и в этом доме он делал бал и принимал великого князя Павла Петровича. Это было не знаю наверно в котором году, но думаю, или в конце семидесятых годов, или в 1780, потому что в восемьдесят первом году он скончался. В этом доме была зала довольно высокая, но очень узенькая, с зеркальными дверьми и зеркальными окнами, что по тому времени, когда зеркала были в диковинку, считалось очень хорошо и нарядно».
В 1820-е годы особняк переходит к семейству князей Вяземских. Дочка их дворецкого, актриса А. И. Шуберт вспоминала вяземский быт: «Дом был богатый, дворня большая, проживали на покое старушки, бывшие служанки княгини и ее родителей. Обращались со всеми хорошо, деликатно, звали по имени и отчеству, а молодых – Сонюшка, Танюшка и т. д.
Ничего тут крепостного не было. Княгиня любила пускать к себе странников и странниц и для них был отведен особый флигель. Отец часто спорил из-за них с княгиней, так как среди них бывали нередко беспаспортные.
Однажды вечером у нас пило чай общество странников. Одна монахиня, необыкновенно высокого роста, с подвязанными зубами, очень громко разговаривала; потом вдруг вскочила, упала перед образом на колени, подняла руки кверху и как исступленная, что-то завопила. Я закричала, разревелась, меня унесли и насилу уняли. На другой день говорили, что это был переодетый мужчина.
Несчастия никакого не произошло, но с тех пор бродячий люд почему-то больше не пускали».
К семье дворецкого здесь явно относились с пониманием и участием.
В 1860-е дом переходит к Катуарам – богатым купцам французского происхождения, которые в России торговали чаем, шелком, вином, грубым деревянным маслом – словом, всякой бакалейной всячиной. В честь этого рода названа одна из подмосковных железнодорожных станций – там располагалась дача Катуар. Реклама же фирмы «Вдова А. И. Катуар с сыновьями» сообщала: для оптовой и розничной торговли иностранными винами, индиго, чаем, москательными товарами и шелком».
А на рубеже XIX – XX столетий здесь издавали газету «Курьер». Главным редактором этого не особо популярного издания был школьный учитель-историк Потемкин, который позднее, в советское время, дослужился до посла СССР во Франции. Владимир Гиляровский так описывал это издание: «Происхождение «Курьера» имеет свою историю, которая, конечно, теперь забыта, да и в те времена знали ее далеко не все. И то знали кусочками, каждый свое.
В 1892 году появился в Москве кавказский князь Нижерадзе, молодой, стройный, редкой красоты.
В богатой черкеске с золотыми газырями и кинжалом на чеканном поясе, он выделялся среди наших сюртучников и фрачников и сделался всюду желанным гостем и кумиром московских дам.
В 1893 году, может быть для положения в обществе, он стал издавать ежедневную газетку «Торговля и промышленность», которую продолжал в 1894 году, выпустив 190 номеров. И вдруг изменил ее название.
Сто девяносто первый номер вышел уже под названием «Курьер торговли и промышленности».
В конце года соиздателем явился владелец типографии, где печатался «Курьер», а окончательно прогоревший князь исчез навсегда с московского горизонта, к великому горю своих кредиторов, в числе которых был и типограф.
Вскоре после исчезновения князя прекратился в конце года и «Курьер», в мае 1895 года вышел снова в новом издательстве Е. Коган, а в сентябре 1896 года под газетой стояла подпись: редактор-издатель Я. А. Фейгин.
Это был небольшой хромой человечек, одевавшийся по последней моде, сверкавший кольцами с драгоценными камнями на пальцах. Он занимал какую-то видную должность в страховом обществе «Якорь». Его знала вся веселящаяся Москва, на всех обедах он обязательно говорил речи с либеральным уклоном, вращался в кругу богатых москвичей, как и князь Нижерадзе, и неукоснительно бывал ежедневно на бирже, а после биржи завтракал то в «Славянском базаре» среди московского именитого купечества, то в «Эрмитаже» в кругу московской иностранной колонии».
С этим изданием сотрудничал писатель Александр Серафимович. Пригласил его сюда другой писатель, Леонид Андреев. Соблазнял в письме в провинцию: «В „Курьере“ подбирается хорошая компания беллетристов, и мне, как заведующему этим отделом и ценящему Ваш талант, очень хотелось бы пригласить Вас как сотрудника».
После революции здесь разместилась поликлиника.
* * *
За домом отходит на юг Крапивненский переулок, названный так в честь местности Крапивники. Очевидно, что здесь было много той самой крапивы. Впрочем, существует и другая версия. Дело в том, что в середине восемнадцатого века проживал здесь коллежский асессор Крапивин. Не исключено, что переулок назван в честь него.
Главное украшение переулка – Сергиевский храм. Полное его название – церковь Сергия Радонежского что в Старых Серебряниках. Встречались, впрочем, и другие варианты: церковь преподобного Сергия что в Крапивках, церковь преподобного Сергия близ Высокопетровского монастыря, церковь Сергия Святого что в Новых Сторожах.
Кстати, в честь этого храма переулок некоторое время носил еще одно название – Сергиевский. Вариативность свойственна здешним местам.
Летом 1804 года здесь крестили знаменитого писателя Владимира Одоевского.
В двадцатые годы двадцатого века церковь закрыли, увы. К счастью, сам храм сохранился. Пострадала, по большому счету, только колокольня – она выходила за красную линию улицы и создавала помехи прохожим. И, разумеется, храм полностью был разорен внутри – здесь располагались самые разнообразные организации, в частности цех №2 Первого московского завода коньков.
В 1991 году Сергиевский храм был снова освящен. Чин совершал сам Патриарх Всея Руси Алексий II.
* * *
На противоположной стороне Петровского бульвара, по адресу 2-й Колобовский переулок, 4, расположилась еще одна приметная церковь – Знамения Пресвятой Богородицы за Петровскими воротами. Она была построена в 1681 году на месте одноименного храма, украшавшего это место с 1635 года.
После революции и эту церковь закрыли. Здание использовал то одним, то другим способом. В частности, во время Великой Отечественной в храме расположилась лаборатория анизотропных структур Академии наук СССР, которую возглавлял знаменитый архитектор Андрей Буров – личность ярчайшая, московский денди, ученик и подражатель Корбюзье.
Все это, конечно же, не пошло храму на пользу. Краевед Богоявленский писал в 1968 году: «В 1965 г. церковь имела очень запущенный вид, крыша и купола были дырявые, позолота отсутствовала, стекла выбиты, стены со сколотой штукатуркой и облезлой краской. Тогда же поставили впервые деревянный забор и приступили к ремонту. В 1968 г. основной храм и колокольня были внешне отреставрированы, покрашены; приступили к ремонту придела. Помещение занимает какое-то учреждение, но вывески нет».
Сегодня это действующий православный храм, принадлежащий к Сретенскому благочинию Московской городской епархии Русской Православной церкви. Богослужения возобновились в 1997 году. Таинства и требы для сотрудников Петровки, 38, расположенной неподалеку, совершаются бесплатно.
* * *
Рядом, в доме №15 по Большому Каретному переулку прошло детство артиста и поэта Владимира Семеновича Высоцкого. Он обозначил этот факт в своей известной песне:
Помнишь ли, товарищ этот дом?
Нет, не забываешь ты о нем.
Я скажу, что тот полжизни потерял,
Кто на Большом Каретном не бывал.
Еще бы ведь…
Где мои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где мои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
А где мой черный пистолет?
На Большом Каретном.
А где меня сегодня нет?
На Большом Каретном.
Переименован он теперь,
Стало все по-новому, верь – не верь,
И все же, где б ты ни был, где ты не бредешь,
Нет-нет, да по каретному пройдешь.
Еще бы…
Упоминался тот дом и в другой песне Высоцкого:
В этом доме большом раньше пьянка была
Много дней, много дней.
Ведь в Каретном ряду первый дом от угла —
Для друзей, для друзей.
За пьянками, гулянками, за банками, полбанками,
За спорами, за ссорами – раздорами
Ты стой на том, что этот дом
Пусть ночью и днем всегда твой дом,
И здесь не смотрят на тебя с укорами.
И пусть иногда недовольна жена, —
Но бог с ней, но бог с ней.
Есть у нас нечто больше, чем рюмка вина,
У друзей, у друзей.
Высоцкий, родившийся в 1938 году, жил здесь с конца сороковых до конца пятидесятых годов. Самое-самое время, чтобы пробовать жизнь на зубок.
А эпоха была очень даже непростая. Мать Высоцкого вспоминала: «В первом классе 273-й школы учительница попалась слишком строгая. Однажды она очень сурово наказала Володю, он молча собрал свои книжки и тетради и вышел из класса. Пришел в другой первый класс и попросил учительницу: «Можно я буду учиться у вас, мне там не нравится…».
Учительница разрешила остаться. С ней у Володи установились дружеские отношения, она приглашала его к себе домой, угощала чаем с конфетами… Кажется, ее звали Татьяной Николаевной.
В первые послевоенные годы жить было трудно. Я тогда работала в Министерстве внешней торговли, часто приходилось задерживаться на работе. Володя после школы хозяйничал дома. Соседские девочки помогали ему после школы разогревать на электроплите обед, приготовить уроки. Как-то прихожу с работы, а он говорит: «Мамочка, я сегодня заработал, – мы таскали картошку в подвал, а директор магазина дал нам за это по полной кастрюле картошки. Я тебе сюрприз приготовил!» И подает картофельные оладьи. Черные-черные: «Я вот только маслица не нашел и испек их на водичке». На терке натер вместе со шкурой, и я вынуждена была это съесть и похвалить».
Впрочем, семья Высоцкого как раз была более-менее обеспеченная. Отец служил в Германии, сам Володя проводил там много времени. Когда он впервые появился в школе, сразу получил кличку «американец» – настолько чужими и классово чуждыми показались одноклассникам замшевая куртка, новые щегольские ботинки и прочая экипировка Володи.
Кстати, даже черный пистолет в той знаменитой песне имел свой прототип. Школьный товарищ Высоцкого И. Кохановский писал: «Или вот песня «На Большом Каретном». Там стояла наша школа, и там жил Володя, а в этом же доме жил его хороший друг и даже хороший родственник – Анатолий Утевский. Толя учился в той же школе и был двумя классами старше нас. Он был из семьи потомственных юристов и, когда окончил школу, поступил в МГУ на юридический факультет… Утевский проходил практику на Петровке, тридцать восемь. И ему дали пистолет – черный такой, помните: «Где твой черный пистолет?!…«».
Сам Высоцкий вспоминал то время, ту свою «каретную» компанию: «Это было самое запомнившееся время моей жизни. Позже мы все разбрелись, растерялись… Но все равно я убежден, что каждый из нас это время отметил… Можно было сказать только полфразы, и мы друг друга понимали в одну секунду, где бы ни были; понимали по жесту, по движению глаз – вот такая была притирка друг к другу. И была атмосфера такой преданности и раскованности – друг – другу мы были преданы по- настоящему… Сейчас уже нету таких компаний: или из-за того, что все засуетились, или больше дел стало, может быть».
Дом же был построен в 1900 году по проекту архитектора В. А. Ковальского.
* * *
Ближе к концу бульвара – старые постройки легендарного ресторана «Эрмитаж». Мы о нем писали в книге про Неглинную. Остановимся тут лишь на нескольких славных событиях, происходивших в этом ресторане.
В 1877 году здесь состоялось очень странное событие – свадьба Петра Ильича Чайковского и Антонины Милюковой. Инициатором этого действия была невеста – она признавалась, что до этого более четырех лет тайно любила композитора. Особенно неравнодушными ее оставили глаза Чайковского: «Я их, эти чудные, дивные глаза, всю жизнь никогда не забывала. Они грели издали меня так же, как вблизи. Вот эти-то глаза меня и покорили на всю жизнь».
Чайковский ответил согласием. «От чего бы не жениться, – подумал он. – Пожалуй, можно б и жениться. Заодно и слухи поутихнут».
Петра Ильича сильно раздражали закулисные разговоры о его нетрадиционной ориентации.
Чувство было страстным. Милюкова писала своему будущему супругу: «Но где бы я ни была, я не буду в состоянии ни забыть, ни разлюбить Вас. То, что мне понравилось в Вас, я более не найду ни в ком, да, одним словом, я не хочу смотреть ни на одного мужчину после Вас…
Недостатки Ваши ровно ничего для меня не значат. Может быть, если бы Вы были совершенством, то я и осталась бы совершенно хладнокровной к Вам…
Нет такого недостатка, который бы заставил меня разлюбить Вас; это ведь не минутное увлечение, а чувство, развившееся в продолжение очень долгого времени, и уничтожить его теперь я положительно не в силах, да и не хочу…
Жить без Вас я не могу и потому скоро, может, покончу с собой. Так дайте же мне посмотреть на Вас и поцеловать Вас так, чтобы и на том свете помнить этот поцелуй…»
Сама же свадьба была очень скромной. Венчались в церкви Георгия на Малой Никитской. На церемонии и свадебном обеде кроме собственно молодых, присутствовало несколько самых близких друзей. Сестричка невесты назвала тот обед похоронным. По окончании застолья молодые выехали в Петербург.
Здесь же в 1891 году праздновали свою свадьбу Михаил Абрамович Морозов и его возлюбленная Маргарита Кирилловна, урожденная Мамонтова. Ситуация была ровно противоположной. Венчались тоже на Никитской, только на Большой, в университетском храме.
Молодые еле досидели до окончания роскошной обеденной церемонии, а, досидев, поспешно выехали в Петербург. Им не терпелось оказаться наедине друг с другом.
Здесь же в 1911 году была отмечена закладка здания университета имени Шанявского, ныне известного как здание РГГУ недалеко от станции метро «Новослободская». С этим событием была связана прелюбопытная история.
Много красивых слов произносилось тогда в этих стенах в память его основателя Альфонса Леоновича Шанявского. Истинная виновница этого торжества, вдова Шанявского Лидия Алексеевна, сидела скромно, на нее никто внимания не обращал. Да она и не стремилась собирать восторженные комплименты. Она вообще относилась к затее с университетом несколько иначе, чем присутствующие. Для них это был выдающийся пример служения обществу, проявленный покойным Альфонсом Шанявским. А для нее – памятник любви. Ее собственной любви к трагически ушедшему супругу.
Лидия Алексеевна писала: «Главной его мечтой всегда было все свои средства оставить на такое высшее учебное заведение, где могли бы свободно, без требований аттестатов зрелости учиться и мужчины, и женщины, и русские, и нерусские, одним словом, все, кто учиться желал».
Добрая женщина немножечко лукавила – богатство Альфонса Шанявского было, в общем-то, ее приданным. До свадьбы он особых капиталов не имел.
Альфонс Леонович Шанявский родился в 1837 году. Род его происходит из польского местечка Шанявы – отсюда, собственно, и фамилия. В возрасте семи лет вывезен в Россию, обучался в Тульском кадетском корпусе, продолжил образование в кадетских же корпусах Орла и Петербурга. Затем – служба в гвардейском Егерском полку, обучение в Академии Генерального штаба, туберкулез – первый предвестник будущего трагического заболевания – и перевод – по состоянию здоровья – на Дальний Восток.
Там, дослужившись до генеральского звания, вышел в отставку. И там же женился. Удачно женился – на золотопромышленнице далеко не первой молодости Лидии Алексеевне Родственной. Ему было чуть меньше сорока. Жене – еще на несколько лет меньше.
В 1882 году Шанявский – уже будучи богатым москвичом – принимает дворянский титул. Денег – немерено, жена любит как кошка, о чем еще мечтать? Шанявский увлекается входящим в моду меценатством. Благо есть что тратить. Помогает ему в этом и супруга. Она и раньше, до замужества занималась общественной деятельностью, но, что называется, без фанатизма. Но теперь деятельность Шанявских приобретает иные масштабы. В частности, в 1994 году Альфонс Леонович жертвует 120 000 рублей на восстановление тех же врачебных курсов, к тому времени разогнанных. Перечисляет огромные суммы на организацию гимназии в Благовещенске. Открывает Русско-Польскую библиотеку в Москве. Все это – на деньги с золотых приисков, полученные в качестве приданного. Но супруга не сопротивляется. Она влюблена, и ее все устраивает.
И как апофеоз – завещание капитала университету.
После смерти любимого мужа госпожа Шанявская с недюжинной энергией бросилась воплощать его мечту. Спустя годы правление университета констатировало: «Началась трехлетняя борьба за открытие университета, чему реакционные течения 1906—1908 гг. ставили всевозможные помехи. В этой борьбе, опять-таки, Лидия Алексеевна не щадила никаких усилий. Не обращая внимания ни на свои годы – ей уже тогда шел седьмой десяток лет, – ни на состояние своего здоровья, она во все важные для успеха дела моменты сама являлась в Петербург, и несомненно, что, если бы не ее моральный авторитет, проект университета в июне 1908 г. был бы похоронен ретроградно настроенным Государственным Советом.
Когда 2 октября 1908 г. университет наконец был открыт, Лидия Алексеевна не переставала отдавать ему все свои силы и мысли. Получив в пожизненное пользование все состояние своего покойного мужа и не располагая при этом сколько-нибудь значительными личными средствами, она тем не менее из предоставленных ей завещанием мужа средств не тратила на себя ни копейки. Для себя она довольствовалась такой скромной обстановкой, в какой тогда жили в Москве средней руки служащие. Зато благодаря ее взносам в кассу университета он имел возможность не только расширить свою деятельность, но и построить для себя собственное здание».
Она словно бы сверяла все свои шаги с тем, как бы к ним отнесся Альфонс Леонович. Приобретение нового выезда, новой шубы – пожалуй, осудил бы. А покупку современного оборудования для географического кабинета глядишь бы одобрил. С этим и жила.
У наших современников это строение в первую очередь ассоциируется с революционным театром «Школа современной пьесы». Он возник сравнительно недавно, в 1989 году, и его по праву можно называть детищем горбачевских реформ. Первым спектакле был «Пришел мужчина к женщине». Труппа была звездная – Михаил Ефремов, Альберт Филозов, Ирина Алферова, Любовь Полищук. Одни «звезды» уходили, а другие приходили. Уровень поддерживался всегда. Вплоть до 1913 года, когда легендарное здание практически полностью сгорело.
На этом часть путеводителя, посвященная Петровскому бульвару, завершается. Этот, на первый взгляд, удивительный, факт объясняется просто. Бульвар, будучи непродолжительным, находится между улицами Петровкой и Неглинной. И той, и другой в свое время были посвящены отдельные путеводители серии «Прогулки по старой Москве», в которые вошли наиболее ценные здания, находящиеся на пересечении с Петровским бульваром.
Мы же продолжаем путешествие по Бульварному кольцу. Следующий бульвар – Рождественский.
