Czytaj książkę: «Кредо инквизитора», strona 2
Глава 4. Наблюдатель
2015 год. Декабрь.
Они знают. Они уверены в своих убеждениях. Знают, что мы нарушили приказ, нарушили кодекс. Пошли против Центра. Осмелились огрызнуться и плюнуть на их липовые, дерьмовые правила, которые служат в дальнейшем, скорее всего, не тем целям, которые закладывались в начале, и априори должны действовать. Что-то изменилось… Человеческая жизнь для них начинает приобретать цену.
Если бы мы не покончили с оборотнем, скольких бы он мог убить. Уничтожить в страшных муках, как тех полицейских и, возможно, кого-то до того.
Мы пошли на риск. На верную смерть, нарушив приказ, который основывался на словах «этого нет потому, что этого просто не может быть». Мы сотрудничали с отступником и – уже считается – заслуживаем смерти.
Они знают об этом, но у них нет следов, нет доказательств. На их бесконечные допросы «откуда у меня прокусана рука, причём практически отсечена, и откуда большинство увечий», мы, как заведённые, отвечаем, что случайно напоролись на эту тварь. Этим, конечно, никого не обманешь, но пусть докажут обратное. Мы прокололись в одном. Мы не можем сказать, куда делись останки и следы сражения. Конечно, для протокола внутренних разбирательств с наших слов записано, что останки самовозгорелись, и мы вообще понятия не имеем, как такое случилось. Это просто фантастика, аномалия, мать её.
Но они знают. Ничего не могут сделать. Но знают…
Что будет дальше?
***
Прекрасно быть наблюдателем. Смотреть, как возводят подъём на костёр. Как ведут туда далёких от этого мира людей. Брызжут слюной, захлёбываются в крови, бьющей из отрезанного языка, что был потерян в спорах за то, кто прав в ситуации… Где оба трупы… Потому что говорят те, кто знает о приближении смерти и кому просто надоело молчать. Не страшно… Не больно… Идти по доске и вставать в будущее жерло адской машины. В этом странном мире пытаются сделать подобие очищающего огня, не понимая, что тогда нужно будет сжечь всех несчастных гуляк. Привязали… Потуже… Кричат… Им объяснили, что он проклят, что он другой, а значит он – друг демона. И огонь пополз к глазам, съедая ноги, и тлеют мысли о Божьем суде над теми, кто поставил себе роль палача. Они твари, как и я, стоящий выше всех и горящий в огне ваших языков, вашего желудочного сока. Прощайте. Моя жизнь не была пуста. А ваша? Любимое шоу – публичная казнь… Сколько можно? Чума на ваши мозги! Чтобы перегной ваших внутренностей дал новый побег. Сколько можно возводить костров? Сколько нас с потоком ветра уйдёт куда-то к морю? В края, где вы никогда не были… И не будете…
***
Вечер. Мы стояли в подъезде с моим новым знакомым. Он очень хотел встретиться, чтобы поговорить начистоту. Его компания была мне не особо приятна и, откровенно, я не сильно вникал в подробности нашего разговора, пока он не шокировал меня своим вопросом:
– Что ты думаешь по этому поводу? Чью сторону ты выберешь?
– Что? – Я задумался о своём и совершенно потерял нить нашего разговора. Я не понимал, о чём меня спрашивает собеседник.
– Никому не удастся избежать этого. Тебе придётся сделать выбор и тем самым поставить точку в своей судьбе. Ты либо с нами, либо против нас.
– Я не могу понять…
– Придётся! Выбор есть у каждого. Ты решишь исход своей судьбы. Тебе придётся сделать выбор. Хаоса не избежать.
– О чём ты?
– Хватит! Если ты решил передо мной дураком прикинуться – не получится. Я не желаю продолжать беседу. Но ты должен понять, что завтра всё решится…
За 3 дня до этого
«Дремлет за горой
Мрачный замок мой.
Душу мучает порой
Царящий в нём покой.»
Я, как обычно, ждал Седого… В наушниках играл «Король и Шут». Тёплый, бархатный, нежный, уже ставший родным голос Михаила Горшенёва проникал глубоко в душу, нарушая её покой. На улице было довольно холодно. Почти постоянно шёл дождь. Настоящий ливень в сопровождении сильнейшего ветра. Странно это, учитывая, что на дворе был декабрь месяц. Я ждал Седого в одном из скверов на Владимирском проспекте. Мой напарник, мой друг снова был на закрытом заседании. Что сегодня там разбирали? На мой взгляд, то, что разбирают уже последние пять месяцев. Они опять пытаются связать нас с Вепрем и придать суровому наказанию. Я закурил. От скуки пытался пускать табачный дым колечками, но у меня как всегда не получалось. Думал ещё по поводу того, с какого входа зайдёт Седой, мы всегда, если выбирали местом встречи сквер, то выбирали такой, в котором несколько входов и выходов. Сейчас он мог зайти как с Владимирского, так и с Рубинштейна. Горькое и долгое ожидание.
Я почувствовал, что в воздухе, в этой струе холодной, морозной свежести, пробежал запах терпкий, пыльный и сжатый. Седой был рядом, и я уже знал, откуда он идёт.
Через несколько секунд появился Седой. При первом же взгляде на меня он увидел мою счастливую морду и левую руку, поднятую вверх ладонью к нему.
– Ты меня учуял? – Как-то довольно легко и непринуждённо спросил он.
– Да, – с улыбкой ответил я.
Седой покачал головой, улыбнулся и добавил:
– Значит всё так и должно быть.
Я сильно удивился:
– Что? Ты о чём?
– Сегодня на заседании мы не тормошили наше летнее дело. Сегодня мы говорили о довольно приятных вещах. Как тебе такой расклад: известный под именем ученик-инквизитор Панк, через два года учёбы, достоин повышения в мастерстве до инквизитора среднего ранга?
– Круто, я больше не буду считаться самым мелким, – что там скрывать, я был очень рад. Неожиданно.
– С одной стороны – это хорошо. С другой – нет…, – Седой оборвал фразу с явной неприязнью.
– Почему? Что не так?
– Малой, теперь тебя могут кинуть в рейд без меня. Теперь считается, что ты опытен и способен приступить к самостоятельной оперативной работе.
– Даже так?
– Именно… Теперь нас могут начать колоть поодиночке. Никто то, что было летом, просто так не оставит. Для них мы – это призрачная надежда напасть на след Вепря. Все знают, что он был моим наставником и что…
– Что?
– Нами можно его шантажировать и вывести на край жизни, с которого потом можно будет скинуть его, и нас заодно.
– Я не думаю, что Центр думает настолько далеко.
– Не стоит их недооценивать и.... Будь осторожен. Не болтай лишнего. Возможно, любой, кто будет набиваться к тебе в друзья – это редкостная гнида. Удачи.
– Удачи.
Седой ушёл. Такая новость, как снег на голову. Повышение… рейды поодиночке… интриги… всё это похоже на больной детектив или на воспалённое воображение Седого, развившееся от паранойи, которой у него не наблюдалось.
Надо выпить. Расслабиться от накопившегося. Да и просто отдохнуть.
***
Утро. Немного болит голова после выпитого вчера. Я ходил в наш с Седым любимый бар. С улыбкой меня встретила бармен, с которой познакомились ещё летом, она всё там же трудится. Ну и как-то угораздило меня попасть после пьянки к ней домой. Невероятно как-то получилось. Я же знаю, что мы не можем с ней быть вместе… Моя работа… Но я ничего не могу с собой поделать – людские радости до сих пор нужны мне… Как никак я двадцать три года до этого жил как обычный человек. И я не могу понять, как они хотят, чтобы я избавился полностью от эмоций и всего того, что присуще обычным людям. Не могу так. Я знаю, что эмоции на этой работе – это рано или поздно приведёт меня, возможно, даже к смерти, но я не могу по-другому… И знаю, что многие не могут. Мы ведь не запрограммированные роботы. Ну, я, конечно, не говорю об охотниках – эти чудики вообще ничего не чувствуют, они знают точно, цель и их смысл жизни – это выжить, чтобы уничтожать тех, кто не даёт жить обычным людям.
Я хотел бы остаться с ней. Она мне нравится и не только… Возможно, у меня просыпаются обычные человеческие чувства, и я хочу уже простой, нормальной жизни. Она мне вчера признавалась в любви и меня тронули её слова… Я верю ей, и мне больно от того, что не могу быть с ней… Не могу раскрыть ей всего себя. Ещё, кажется, вот только вчера на обучении был рад от того, что я не просто человек, что у меня есть с рождения данная мне сила и магические способности… Как бы хотелось всё бросить, но бросить – это значит пойти против кодекса, а значит стать отступником и стать чужим для всех. Стать до конца своих дней мишенью. Жить в страхе и в вечной погоне, которая рано или поздно всё равно закончится. Это единицы умеют выживать и быть, словно тенью, не оставляя следов, что Центр не может их разгадать и поймать. Единицы – такие, как Вепрь.
***
Мы встретились с Седым днём. На удивление, даже снег немного попадал, и дышалось свежо и легко.
– Как тебе в осознании того, что теперь никто не смотрит на тебя, как на новичка? – С улыбкой спросил Седой.
– Отлично. Лучше просто не бывает. – Ответил я, но без особого восторга.
– Я передаю тебе задание. Завтра у тебя первый рейд без меня, без моего контроля, надзора и помощи. Идёте втроём. Три инквизитора среднего ранга.
– А что за рейд? На кого?
– Этого я не знаю. Я не знаю подробностей, я теперь для тебя, в принципе, просто коллега, но так как ты, так скажем, мой выпускник, меня попросили, чтобы именно я передал тебе это.
– Спасибо за всё, – я обнял Седого и прижал к себе.
– Хватит, хватит. Мы не должны поддаваться эмоциям. Или ты забыл, чему я тебя учил два года?
– Да-да. А ещё не нарушать кодекс, – мы засмеялись.
– Опустим подробности моего наставничества над тобой, – сквозь смех сказал Седой. – Панк, я с тобой как-то размяк.
– Это разве плохо?
– Как положено думать – это очень плохо. Кстати, в пять вечера куда-то собираешься?
– Нет.
– А теперь собираешься. У метро «Площадь Ленина», возле фонтанов тебя кое-кто хотел поздравить с повышением и поговорить с тобой.
– Это тот, о ком я думаю?
– Именно. А после, в районе десяти вечера, в нашем любимом баре мы с тобой немного выпьем – это мои последние приказы тебе. Удачи.
– Удачи.
Не успел я попрощаться с Седым, как заметил, что ко мне приближаются два инквизитора. Один среднего роста, в старом свитере, плаще и шапке. Другой – высокого роста в камуфляже и бандане.
– Здорова, – обратился ко мне низкий.
– Допустим. Добрый день, – ответил я.
– Да ты не парься. Всё нормально. Мы в одной упряжке. Завтра вместе в рейд идём, – улыбаясь, сказал низкий.
– Это ещё не значит, что всё нормально, – бросил я.
– Да брось ты. Я – Иржи, а это Бульдог, – продолжал он же.
– Странные имена, – усмехнулся я.
– Кто бы говорил, Панк, – грубым голосом возразил Бульдог.
– Вы уже, я вижу, знаете меня?
– Со слов, – сказал вечно улыбающийся, подозрительно довольный Иржи.
– А всё же почему Иржи и Бульдог?
– Иржи – это моё настоящее имя. Я – поляк по корням. А Бульдог потому, что на первом задании он с призраком встретился, который сидел в бульдоге и замочил его, естественно, – быстро проговорил парень среднего роста и засмеялся.
– Интересно, я тоже на первом задании с призраком встретился…
– И что, он в панке был? – Мои собеседники, как я понял, пытались подстебать меня, и, видно, увидели в этом что-то очень смешное, потому что смеялись искренне оба.
– Нет.
– Да ладно, не обижайся. Есть планы на вечер? – Спросил Иржи.
– Вообще-то есть. Поэтому до завтра.
– Лады, завтра утром увидимся. На охоте. Бывай.
Я молча ушёл, ничего не отвечая им.
Почему-то этот говорливый меня напрягал, и очень сильно напрягал. Что-то в них мне не нравилось. Но ничего поделать я не мог.
***
Без пяти пять я был в назначенном месте. Я закурил. Было довольно приятно на улице. Снег комками падал, уже не было солнца, и начинали зажигать фонари. Возле фонтанов много кто встречи назначал. Я пока добирался до места, смотрел на наличие «хвоста», но на месте решил всё-таки подстраховаться. Походил, посмотрел, площадь большая, и нас легко могли прищучить здесь. Я поднёс к лицу руку с часами. Только-только щёлкнуло пять, и я почувствовал дыхание в затылок.
– Ну, здравствуй, человек, которого нет, – сказал я.
– Ну, почему же нет? Я сейчас за твоей спиной, стало быть, я есть, – мне ответили.
Я повернулся и увидел Вепря. Он за полгода даже не изменился.
– А ты пунктуален. Ровно пять.
– По-другому не выжить. Кстати, нам пора идти.
– Куда?
– По дороге. Главное правило: не задерживаться в одном месте дольше, чем на две минуты. Поговорим в дороге.
– Хорошо.
Мы вышли к набережной и пошли в сторону гостиницы.
– О чём ты хотел поговорить?
– Сначала прими мои поздравления. Ты стал настоящим мужчиной.
– Подколол, да? Ничего по сути не изменилось.
– Изменилось. Теперь, в случае чего, вас с Седым уберут по одному, преподнеся всё, как несчастный случай.
– Зачем кому-то нас убирать?
– Ты можешь поверить в то, что я сейчас скажу, а можешь не поверить, но выслушай.
– Вепрь, я тебя уважаю и выслушаю тебя без вопросов.
– Так вот, сегодня ночью был знак. Приблизительно через семьдесят часов над городом появится саркофаг, естественно, невидимый.
– Что это значит?
– Саркофаг – это сфера, это действительно великое явление. Город будет защищен высшими силами от прихода в него адской нечисти. Никто не знает, сколько он продержится.
– Так это ведь хорошо? Бесовщина сгинет из города, и для людей не будет угрозы.
– Ты не понимаешь…
– Так объясни.
– Саркофаг лишит всех нас силы и магических способностей, данных при рождении…
– Так они ведь и не понадобятся. Воевать-то не с кем будет.
– Да послушай ты. Это явление не происходит просто так. Мы все будем лишены сил и будем просто людьми – это факт, это часть пророчества.
– Какого?
– Он появится, потому что наступит великая война инквизиторов и отступников. Саркофаг, изгнание нечисти, война. Пойми, то, что будет под саркофагом – это чистилище… Погибнет очень много народу.
– Откуда ты это знаешь?
– Такое уже было. Восемьдесят лет назад исчезли из нашего любимого города на Неве почти все инквизиторы. Все были убиты обычным человеческим оружием.
– Возможно, ты ошибаешься. Я, к примеру, ничего не слышал про такое.
– Центр скрывает информацию. Возможно, она уничтожена.
– Доказательства…
– Ты сам не видишь? Мир меняется. Меняется цель создания Центра и появления инквизиторов вообще. Множеству инквизиторов стало плевать на людей. Нам дана сила, чтобы защищать людей от любой адской сущности, приходящей в этот мир. Инквизиторы стали забывать об этом. Я не знаю, что они предпримут, но ты вспомнишь мои слова очень скоро. Мне пора.
Он стал уходить быстро.
– Запомни! Семьдесят часов. И готовь своё оружие, оно скоро понадобится.
Вепрь развернулся и побежал. Я ничего не мог понять. Война отступников и инквизиторов. Инквизиторы всегда охотятся на отступников – это закон кодекса. Да и отступников столько нет, чтобы это можно было назвать войной. Инквизиторов намного больше.
Эти слова походили больше на непонятную форму шизофрении Вепря. Что происходит? У Седого паранойя, у Вепря шизофрения. Я не понимаю… А если они правы? Что происходит с нами? Со всеми нами?
***
Десять вечера. Я уже час сидел в нашем любимом клубе-баре. На сцене играли что-то непонятное, и как-то попсово слишком. Не хотелось, в общем, мне покидать уже нагретый диванчик возле бара. Сегодня бармен – она. Я смотрел на неё, как она работает, ловил каждое движение её руки; фигуры, получавшиеся в полёте из её рук, двигались очень плавно, мягко и нежно… Я успевал уловить движение каждого пальчика, все её взгляды, улыбку, язык, что иногда пробегал по верхней губе и, в последствие, зубы, что не сильно прикусывали её нижнюю губу и медленно отпускали её на волю. Она часто поправляла волосы. И, конечно, она тоже смотрела на меня…
Я думал совсем не о том, о чём нужно было! Я быстро провёл левой рукой, большим и указательным пальцами по носу сверху вниз, будто гладя его, немного вздохнул, а после довольно быстро достал сигарету из пачки, что лежала на столе справа от меня. Поджёг и сделал затяг, после чего, не выпуская едкий дым изо рта, влил туда виски и немного поморщился. Да, виски сегодня не особо хороший.
Мои мысли ни о чём прервал звук в зале с входом и гардеробом. Я повернул голову и увидел входящего, точнее – вплетающегося Седого. Я просто охренел от такого вида.
– Седой, ты на ногах еле стоишь… Где ты успел так напиться? – Пребывая в шоке от увиденного, у меня немного отвисла челюсть.
– Они хотели сделать меня сукой! Ты понимаешь? Меня – сделать сукой! Скоты тупорылые.
– Ты чего?
– Мне устроили пьянку, мол, в честь тебя, ты ж мой выпускник. Мол, выпить за твоё здоровье. Я расслабился и, как со спины, предложение примерно такое: сказать под протокол, что мол ты… имеешь связь с Вепрем, и именно вы с ним сговорились и сделали меня вашим соучастником. Затем под этим предлогом сдать им тебя и выдать логово Вепря. Вам смерть – мне ранг архинквизитора, почёт и уважение. Признание заслуг и множество наград за то, что я сдал им не просто какого-то сраного ослушника, а самого неуловимого и опасного… Самого Вепря. Твари, мать их! – Седой дал волю эмоциям, он заказал сразу графин водки и, казалось, был готов разом его осушить.
Я подумал, что не стоит сейчас мучить мозг Седого нашим с Вепрем сегодняшним разговором. Завтра из рейда приду и поговорим.
– Седой, тебя только алкоголем накачали?
– Да… суки…твари… – Седой, после пары рюмок разом, стал стихать и упал в свои руки, сложенные на столе.
Да, такого Седого я ещё никогда не видел.
Когда мы пьяны, у нас развязываются руки, развязывается язык и куда-то девается самоконтроль. О, да! То чувство, когда тебя швыряет из стороны в сторону и не получается ни сидеть, ни лежать. Притуплена реакция, забраны чувства и так сладки объятья Морфея.
Я помню те ощущения. Что они с ним сделали, дабы он сказал правду? Интересно, что это? Мне не сильно верилось, что здесь присутствовал только алкоголь, уж сильно Седой поддаётся эмоциям. Новокаин, ледокаин, кокаин? Чем накачали моего напарника, преподнеся всё это, как празднование окончания его наставничества и возможное в скором присуждение ему нового ранга.
Я пошарил по моему другу в поисках уколов или следов чего-то необычного. Эти искатели правды, по моему мнению, согласны уже пойти на все крайние меры.
Ну, чтоб тебя! Это банальная водка. Только в очень большом количестве. Могли бы придумать пооригинальней способ.
Нужно эту спящую красавицу домой доставить и отдохнуть перед завтра.
***
Мне было очень не по себе. Не зная, куда направит меня судьба на этот раз, я опасался. На самом деле, боишься каждого задания, где-то глубоко в душе всё равно понимаешь, что работа подобного рода опасна, и каждый рейд может стать для тебя последним. Этот невидимый фронт таит столько ужасов. Никогда не знаешь, с чем встретишься, с чем столкнёшься, что увидишь. В общем, как бы то ни было, утром я был в назначенном месте, где меня уже ожидали Бульдог и Иржи.
– Салют, – улыбаясь проговорил Иржи.
– И вам не хворать, – сказал я, тяжело вздохнув. – Погнали?
– Нет, – сказал Бульдог.
– А что так? – Удивился я.
– Ждём четвёртого, – продолжал смеяться Иржи. По-моему, он самую малость душевнобольной.
– Кого? – Я был в шоке, откуда ещё один? Кто он? Зачем?
– Он должен рассказать нам подробности и, как стало известно сегодня, пойдёт с нами, – пояснил поляк.
– Ну ладно, – я напрягся и отошёл от них.
Серый свет Питера не так сильно бил по вискам. Для не выспавшегося меня это был лучший подарок. За что мне нравится этот город – он всегда такой. Пахло осенней сыростью, несильно моросил дождь, и холодные капли, попадая на лицо, дарили успокоение. В каждой капле дождя – лёгкий поцелуй неба.
Я достал из пачки сигарету и закурил. В этом деле дождь немного мешал, капли нападали на сигарету и её становилось тяжелее тянуть. Приходилось складывать руку лодочкой, так что все пальцы держали сигарету. Так хоть немного, но рука защищала эту мерзкую, вонючую палочку от холодных слёз неба. Я уже давно втянулся, и потребность в моём маленьком убийце, в моём тихом, нежном палаче, давно стала выше моей силы воли.
Я увидел быстро приближавшегося к нам человека. Он шёл развалисто, перебрасывая свой вес с ноги на ногу, руки его были в карманах, голова немного опущена. Он был моего роста, коротко стриженный, в больших армейских сапогах и в плаще. Шёл по лужам, по слякоти, хлюпающей на несколько метров вокруг. Остановившись в пяти метрах от нас, он вдруг кинул:
– Готовы?
Иржи с его легкостью и смехом бросил:
– Мы-то? Всегда готовы. А ты, мил человек, чей будешь?
– Меня зовут Слеш.
– Имя довольно необычное, – заметил Бульдог.
– Какое есть, – спокойно отреагировал пришелец.
– Ладно, не обижайся, – легко проговорил Иржи.
Меня достало стоять и смотреть на их курлыканье:
– Хватит любезничать! Говори по делу.
– Люблю резкость и прямоту, – сказал Слеш. – Короче… на набережной Обводного канала в воду сиганул парень лет тридцати. Всё бы ничего, но… Центр начал копать и.... В том месте погибло очень много людей. Один – случайность, да, на это можно было бы списать, но неоднократно… Короче, надо проверить.
– Как обычно. Загадки-догадки, – улыбнулся Иржи.
– Есть такое, но легче от этого не стало. Из-за этих неизвестностей меня к вам и сослали, – пришелец, похоже, был тоже не сильно рад работать с новыми партнёрами.
– Понятно, – я как раз докурил. – Пошли? Веди нас, Слеш.
Он, молча, повернулся и пошёл. Мы за ним. Иржи было не заткнуть. Он пел:
– Куда идём с Бульдогом мы
Всем наплевать давно.
Нас разорвёт с ним на куски
Мы для людей – говно.
– Иржи, заткнись, – я не мог слушать его звонкий, смеющийся голос, напевающий полную ересь.
– А чё? Прикольно, – сказав, он засмеялся.
Вот дурак, со смехом в душе подумал я и улыбнулся.
Мы подходили к воде, это чувствовалось по свежести в воздухе, стало легче дышать, но воздух немного обжигал.
Иржи остановился и смотрел в одну точку. Место было пустым – стройка, дорога была только на другой стороне, через канал. Он стоял, потом осторожно начал оглядываться и словно что-то искать.
– Вы слышите?
– Что? – Спросил Слеш.
Мы ничего не понимали. Мы слышали только звуки живущего мегаполиса и лёгкое переливание реки.
– Иржи, что с тобой? Что ты слышишь? – Заинтересовался Слеш.
– Здесь много людей. Они плачут. Не прекращают. Страдальческий плач. Но я их не вижу.
– Пройдём дальше? – Насторожился проводник, и я с Бульдогом в придачу.
Мы продвинулись вперёд и что-то началось. Иржи ходил и вслушивался в плач невидимых для него и нас существ. Бульдог шёл к обрыву в воду и говорил:
– Смотрите, ребёнок. Маленький. Младенец. Ты как здесь? Почему?
Слеш, пригнувшись, махал руками и от чего-то отбивался. Мне стало плохо, я упал. Голова тяжелела, клонило в сон, кто-то был совсем рядом, издавая резкие животные звуки, словно что-то ел.
Иржи шёл на зов.
– Ир…Моги…Си…Она…Ши…Ме… – в его голове был безумный возглас сотни невидимых существ. Их крики сливались, перекрывали друг друга. Невозможно было разобрать, что им надо.
Усыпляющий ветер в моей голове, сдавило сердце, и я начал задыхаться.
– Маленький, не стой на краю. Где твоя мама? – Спрашивал Бульдог.
– Она здесь… – внезапно ответил младенец, и показал на воду.
Бульдог обернулся и увидел, как облокотившись на уличный камень, из канала на него смотрит обнаженная, неземной красоты девушка, с очень длинными чёрными волосами и зелёными глазами.
– Кто ты? – Ошарашенный, ослеплённый её красотой, спрашивал Бульдог.
– Игорюшке нужен папа… Спускайся ко мне. Я умею любить, умею быть нежной.
Он шёл, словно по ниточке его вели к обрыву – к самому краю.
Слеш что-то кричал отбиваясь. Было понятно, что ему нужна помощь.
Я чувствовал тепло, слабость, сонливость, возможно, я просто не выспался и всё из-за этого. Лёгкость, сладкий поток тяжелого, сжатого воздуха внутри, во мне. Сердце начало совсем сильно биться, у меня паника.
Иржи шёл к истокам голосов, вдруг он почувствовал, что что-то тяжёлое легло на плечо и отчётливый голос прокричал ему прямо в ухо:
– Иржи! Беги! Она сама смерть со своим прихвостнем Игошей! Смерть!
Потом он почувствовал резкий толчок. Упал на колени. Всё происходило за ним и голос продолжил:
– Я помогу видеть! Помоги! Спаси всех нас!
Как-будто что-то в него положило часть. Тело сжалось, всего затрясло. Схватила судорога и резко отпустила. Он упал. Потом встал, отряхнулся и через страх, медленно повернулся.
Он увидел жуткую картину: более сотни фиолетовых сгустков плазмы в виде человеческих фигур стоят, разбросанные по всему пространству, закинув головы вверх, кричат, умоляют о помощи. Это были вытьянки – тоскующие души непогребённых. Слеш отбивается от чёрно-красного умруна, напоминающего лысого старика, с длинной белой бородой, длинными растопыренными пальцами и торчащими клыками. Я лежал на земле, рукава на обоих руках порваны, мои руки обнажены, вены порезаны вдоль на обоих, и к ним присосались шесть навий, маленькие рыжеволосые девушки, с зелёными телами и вытянутыми вперёд, словно у змей, головами, желавшие в последствии поглотить меня, не оставив следов моего пребывания в этом богом забытом месте. Рядом с Бульдогом обезображенный труп младенца, Игоша, а сам Бульдог – в секунде от прыжка в холодную воду.
Иржи резко выхватил свой скрамасакс и понёсся к Слешу, держа меч справа от своего тела левой рукой. Умрун держал руки Слеша и двигался, желая впиться ему в шею. Иржи крикнул: «Эй, труп!». Умрун повернулся в сторону голоса и получил удар в голову. Иржи продолжал его бить, потом, обезопасив Слеша, полетел ко мне, перекинув меч на левую сторону. На бегу он выставил руку, направив лезвие навстречу недругам и, пробегая, разрезал троих навий, сосавших кровь из моей правой руки. Затем с лёгкостью разделался и с остальными.
Бульдог, очарованный голосом и красотой своей богини смерти, под радостный голос Игоши: «Мой папа… Самый лучший папа…», прыгнул в воду, желая попасть в объятья чистой любви. Холодная Нева встретила сильным ударом, но он ничего не почувствовал. Он обнимал свою жену, она обняла его, и они поцеловались, скрытые прозрачной, чистой и живой водой.
Иржи бежал к краю, на ходу он мечом разрезал Игошу и, бросив меч, прыгнул стрелой за Бульдогом.
В пылу он не мог найти друга. Кислород уже был на исходе и ему пришлось вынырнуть для глотка свежего воздуха. Держась на воде, он тяжело дышал.
Его резко дернуло вниз. Русалка злобно кричала:
– Иди сюда мразь! Ты убил моего сына!
– Он не твой сын, тварь! – Иржи достал нож и ударом забил его ей в горло.
Её глаза расширились, и она превратилась в пену.
Иржи увидел тихо опускавшийся на дно труп Бульдога и направился к нему. Он вытащил его на гладь воды и закричал, зовя нас на помощь.
Я, ослабленный, подполз к краю и увидел на поверхности воды Иржи, державшего в своих руках спящего Бульдога.
Ко мне подбежал Слеш. Увидев наших коллег в воде, он полетел к стройке. Через пару минут он мчался назад с верёвкой.
– Держи конец! – Он кинул её в воду.
Иржи обвязал Бульдога и крикнул:
– Тяни.
Мы подняли его к нам, развязали и бросили верёвку назад. Позднее подняли и Иржи.
Поднявшись, Иржи откинул наши руки, не желая получать помощь и отошёл от края, потом упал на колени, стал отхаркивать воду и сильно кашлял. В суете происходящего он услышал голос:
– Спасибо. Ты спас нас из земного заключения. Мы были привязаны к этому мрачному месту. Спасибо, – голос исчез.
Мы держали тело Бульдога. Я его не знал, но было очень больно. Невыносимо больно. Хотелось просто выть. Иржи подполз к нам и упал. Мы все были без сил. Просто лежали и смотрели в небо. Наш кошмар кончился.
***
Кто достоин жизни, а кто нет? Решать не нам. Мы все идём по сотканному для нас пути из порезанных ленточек времени. Кто нам придумал нашу жизнь? Неужто мы сами создали себе столь невыносимые условия существования. Я смотрел на Иржи и не мог понять… Неужели он сам придумал смерть своего друга. Красивую, но ужасную. Неужели этот добрый, вечно смеющийся человек заслужил держать на своих руках холодное тело своего напарника, своего друга. Иржи спас всех, кроме него. Конечно, в тот момент он не думал кого спасать первым, кого вторым… Он просто поступил, как герой. Через страх, через бурю эмоций, что рвали его грудь и разум, он, не отступившись, вырвал из лап смерти Слеша и меня, но не смог спасти своего друга. У Бульдога на лице была улыбка, он был счастлив в момент своей смерти. Может, он был рад тому, что выбрался из этого мира, из этой жизни, в которую ступив, назад дороги нельзя найти. Стал инквизитором, увидел другой мир, значит, сделал свой выбор – идти только до конца. Я не видел, чтобы он часто улыбался, а тут – его последняя эмоция, последние черты лица – он улыбается. Он улыбался, прыгая в объятья смерти, падая в бездну, уходя от нас навсегда, покидая Иржи, действительно верного и честного друга: искреннего, беззаботного весельчака, который даже рискуя каждый день своей жизнью, остаётся милым простачком.
Я выжил, Иржи и Слеш доставили меня нашим целителям, и к вечеру я был уже в норме, только не мог шевелить кистями рук из-за сильной потери крови. Ослабленность – нужен покой. И тут в тяжёлой для меня жизненной ситуации появляется мой друг, мой напарник – Седой, который забирает меня к себе домой, создаёт мне условия для отдыха, и я сплю. Я был без сознания вплоть до следующего утра, но что мне даст сегодняшнее утро? Может быть, сегодня умру я? Кто я для людей, которых я защищаю? Может, Иржи и прав, мы все, мы – другие, мы для людей говно, ничтожество, мутанты, ненормальные шизофреники. А если так и есть? Стоят ли люди того, чтобы молодые инквизиторы, которые наказаны за свой дар или своё проклятие, кому как угодно, отдавали свои жизни. Кому тогда это нужно?
***
Я открыл глаза. Зимнее яркое, но не греющее солнце било через щель в занавесках по глазам. Я находился в однокомнатной, холостяцкой квартире своего друга. Он сидел в самом тёмном углу комнаты и смотрел на меня.
– Проснулся, – улыбнувшись, сказал Седой. – Как себя чувствуешь?
– Нормально, бывало и лучше.
– Вот как тебя угораздило? Первый же выход без меня и получите.
– А с тобой было иначе? – Я засмеялся, но смех мой был прерван кашлем. – С тобой я чуть без руки не остался.
– Ладно, нашёл, что вспомнить. Нам эта история ещё аукается до сих пор, – сказав, Седой встал, подошёл к окну и раздвинул шторы. – Тебе просили передать, – он протянул мне конверт.
– От кого это? – Я был удивлён. Конверт запечатан, и нет никакой информации о его авторе.
– Понятия не имею. Через сорок третьи руки он попал ко мне.
Я вскрыл конверт. Там было подобие письма, но только с названием улицы, дома и временем, куда и когда я должен был прийти. В конце – дополнение: «это важно для нас всех». Это мог быть Иржи, подумал я, ему тяжело в одиночку переносить смерть друга, и он хочет выговориться, ему нужна поддержка. Он меня спас, глупо будет оставить его наедине с его горем.
