Похвистнево. Русский народный апокалипсис

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Похвистнево. Русский народный апокалипсис
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

© Алексей Караковский, 2020

ISBN 978-5-4493-7487-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тараканы и кокаин

Дамир смотрел на окно из-за неплотно закрытых век. Окно меняло форму и степень освещённости. «Прикольно! Вот на хуя ещё какие-то блядь наркотики, когда есть просто окно, и на него можно смотреть?», – думал он.

– Ты чё? – спросил Динияр.

– Да вот блядь, в окно смотрю. А ты чё?

– А я на тараканов смотрю.

– И чё тараканы?

– Лопаются – в соответствии с гипотезой исследования.

– Покажь.

Динияр подвинул ближе к Дамиру популяцию тараканов, живущую в белой лабораторной коробке. Сквозь отверстия для воздуха, просверленные в прозрачной крышке, было хорошо слышно, как разрываются на куски хитиновые тела.

– Охуеть. То есть, они ползают по кокаину и лопаются от смеха?

– Да.

– Ну и заебись. Пошли домой.

Динияр смахнул коробку в ящик стола, не забыв сунуть в карман белого халата остатки кокаина.

Похвистнево

Профессия риэлтора в условиях кризиса – дело неблагодарное. Ну вот вкалывал ты, всё у тебя ладилось, деньги текли как вода, и в голову бы никогда не пришло их экономить. А тут работаешь столько же, а денег нет, потому что «рынок стоит», и никто не хочет купить очередную хату, чтобы сделать в ней подобие ремонта и сдать её каким-нибудь сраным хачам. Так что и получается, что через сито всех этих кризисов и экономических упадков прошли только полные идиоты, не способные освоить никакое иное ремесло, кроме риэлторского.

Но даже они могут уйти из дела, если им выпадет «чёрная метка». Умудрённые опытом профессионалы знают это слово и с ужасом передают его из уст в уста благоговейным шёпотом. «Похвистнево» – вот то, что может сломать судьбу каждого из них.

Вообще-то ничего особенного в Похвистнево нет. Мало кому известный пристанционный городок между Самарой и Уфой, население которого едва превышает двадцать восемь тысяч человек. Русские, чуваши, татары, мордва. Две газеты, три завода. Повзрослев, выпускники школ уезжают, главным образом, в Самару, потому что город-миллионник это хоть и не Москва, но тоже неплохо. Риэлторов в Похвистнево почти что нет – кроме Ромы Кадочкина, местного дурачка и, по совместительству, журналиста. К своему счастью, Рома не успел оформить похвистневскую сделку века – именно благодаря этому он и по сей день радует горожан своими проникновенными рекламными текстами в газетах «Товары и цены» и «Похвистневский вестник». Однако, началась эта история совсем не в Самарской области.

Летом не пойми какого года, когда нефть стоила сущие копейки, а Китай её почему-то не покупал, в московский офис крупной риэлторской компании явился необычный гражданин. И если его внешность (о, чего стоил один лишь итальянский костюм-тройка!) в целом соответствовала имеющейся роскошной жилищной собственности, то всё остальное изумляло. Гражданин намеревался продать свою наследную пятикомнатную квартиру на Котельнической набережной с видом на Кремль и купить на вырученные деньги однокомнатную квартиру в городе Похвистнево. Сделка по продаже была осуществлена в считанные минуты, и в Похвистнево полетел запрос об имеющихся там объектах.

– Ничего не понимаю, – задумался Рома, читая электронное письмо, – пятнадцать миллионов за однушку? Да у нас и цен-то таких нет.

В Москву был отправлен отрицательный ответ.

«Охренеть! Ему что, деньги не нужны?», – крутили у виска московские риэлторы, уже получившие свою долю с продажи.

Не выказав признаков удивления, гражданин вежливо попрощался и покинул офис. После на удивление недолгой процедуры обналичивания пятнадцати миллионов, он сел на поезд и менее через двое суток уже оказался на месте. Рома встретил его на станции в компании с участковым оперуполномоченным Дашкиным, у которого были ключи от всех подъездов.

Гражданину понравилась первая же попавшаяся квартира – старенькая, со скрипящими дощатыми полами, грязной кухней, вшивым диваном, на котором умерла забытая внуками бабушка.

– Я плачу пятнадцать миллионов, – сообщил гражданин.

Сумма совсем не удивила ни риэлтора, ни полицейского.

– Миллион восемьсот, – ответил Рома, – Наследники выставили её по такой цене.

– Вы понимаете, что я говорю? Пятнадцать миллионов. Вы можете заплатить наследникам столько, сколько им требуется, а остальное оставить себе.

– Но они и так мне заплатят. Так что извините, миллион восемьсот, и ни рубля больше.

– Это Ваше последнее слово?

– Да.

Гражданин тяжело вздохнул.

– Простите, вы не могли бы мне дать возможность здесь побыть одному минут десять? Я бы хотел обдумать кое-что в спокойной обстановке.

Рома посмотрел на часы. Было без десяти шесть, и как раз хотелось курить.

– Есть сигарета, Палыч?

Дашкин кивнул.

Вернувшись спустя десять минут, Кадочкин и Дашкин увидели гражданина повешенным на люстре. Денег при нём не было. Тем же вечером в пятикомнатной квартире на Котельнической набережной нашли повешенными всех московских риэлторов, получивших свою долю с проклятой сделки.

Следствие ничего не сумело доказать, и дело было закрыто.

Не зашло

Говорят, у Хлебной площади на кольце столкнулись два встречных трамвая – и как после такого лютого конфуза рассказывать какие-то истории? Ладно-ладно, пошутил!

Короче, одна пятнадцатилетняя девочка случайно забеременела, а потом и вторая. Решили они покончить с собой, забрались на крышу заброшенного элеватора, где, собственно, и наткнулись друг на друга.

– Ты чё тут делаешь?

– Да вот, залетела, хочу с собой покончить.

– Бга-га-га, я тоже! А давай вместе помрём?

– А давай!

Взялись они за руки, пошли по крыше, и что-то перехотелось им умирать. Уже ночь наступила, потом и утро, а они всё ходили-ходили, но никак не могли собраться с духом. Сели на краю крыши, обнялись.

– Может, не будем умирать? – сказала одна, – ну не знаю, соврём что-нибудь.

– Ну ладно, не будем, – ответила другая, – не зашло, так не зашло.

И не умерли они. И не родили. И не родились.

Потому что не зашло просто.

Негабаритный предмет

Иной раз люди сталкиваются с тем, что им совершенно некуда себя деть. Но на самом деле надо куда-то девать не себя, а других.

Доктор социологических наук профессор Семён Семёнович Будько преподавал в университете по будним дням с утра до вечера. Выходные же делились так: в субботу приезжал аспирант Саватеев с очередными фрагментами своей научной работы, а в воскресенье – студентка Климкина, потрахаться. Саватеев и Климкина не знали о существовании друг друга, просто приезжали, делали своё дело и уезжали, оставляя профессора одного среди любимых книг и телевизора.

Однажды в субботу Семён Семёнович сошёл с ума.

– Мне нужна молодая кровь! – заорал он и бросился на Саватеева.

Саватеев отошёл в сторону. Профессор упал и умер. «Куда бы его деть?», – подумал аспирант. Тело пришлось засунуть в шкаф – больше Саватееву ничего в голову не пришло.

За вечер субботы и утро воскресенья Саватеев перемерил все вещи профессора и присвоил себе все его научные достижения. В два часа пополудни на пороге появилась Климкина.

– Можно не предохраняться, я беременна, – сказала она Саватееву с порога.

Они ебались часа четыре, пока совсем не устали. После этого Климкина решила сделать уборку – всё-таки ей надо было рожать. Но не успела она даже набрать ведро воды, как вдруг из шкафа выпал труп профессора.

– Какой он негабаритный. В мусоропровод не пролезет. Хотя я видела во дворе большой контейнер. Может, туда?

Саватеев и Климкина выбросили труп в контейнер и стали жить-поживать, пока не умерли. А их трупы выбрасывали в контейнер уже совсем другие люди, в том числе и сын Климкиной, которому к тому времени было лет двадцать, если не больше.

Вечный мужик

В одной деревне под Бугурусланом жил вечный мужик.

Ну, точнее, сначала-то он не был вечным. Обычный такой мужик был – пил без просыху, не работал ни единого дня, бабу свою бил, а она его любила, потому что свой, родной. Дочь у них Анька была, ей тоже перепадало.

Однажды на день рождения кто-то по недоумию пожелал мужику жизнь вечную – а она возьми да сбудься. И вот живёт мужик, пьёт, дерётся, а не стареет. Уже и баба его потихоньку сдавать начала, и дочери без малого шестнадцать лет, а он всё такой же бодренький да жизнью довольный, и нет ему никакого сноса.

– Так я же, значит, теперь не простой, а вечный! – понял мужик, – значит, за мной будущее! А раз я один такой, и будущее только за мной, то, значит, могу делать, что захочу!

Первым делом показалось ему старой его баба, выгнал он её и решил найти девку помоложе. А тем временем в Оренбуржье уже все знали, что в одной деревне мужик вечный завёлся, и повалила к нему целая толпа девиц, все как есть за будущим.

Как только увидел мужик столько баб, понял он, что не просто так появилась эта благодать. Ежели в нём такой талант и такая глубина теперь существуют, это значит, ни больше, ни меньше, что теперь вся Россия зависит только от него одного!

Был он хоть и бездельником по жизни, но аккуратным и практичным. Построил девок в очередь и каждую выебал по разику. Если не забеременела, ебал ещё, на будущее нации работал. Обработал сто, обработал двести баб. Под конец уж и Анька не выдержала, говорит: «Пап, трахни ты и меня тоже, хочу в ногу со временем идти». Мужик дочь свою любил, выебал и её, а то как же без будущего-то.

Кончилась эта история, когда бабы рожать начали – всё сплошь мёртвых младенцев. Не получилось у них будущего. Мужик загоревал, запил по новой, а потом к бабе своей вернулся, и она его приняла – а как же, ведь свой, родной. Потом, говорят, всё же подох с перепоя – к своему и общественному облегчению. А Анька уехала в Орск, вышла замуж за таксиста, родила двоих, и без будущего не осталась. Так что у сказочки этой счастливый конец, а не как обычно в жизни.

 
To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?