Czytaj książkę: «Служу Советскому Союзу 2»
Глава 1
– Вон, смотри, сейчас нас точно тормознут, – сказал я, показывая на пост впереди. – Вот чуйка у меня на подобные неприятности.
И точно, полненький милиционер в пальто цвета "маренго" махнул нам жезлом, указывая на место рядом с машиной канареечного цвета, по борту которой шла синяя полоса. Таким же желтым цветом светились буквы "ГАИ" на выкрашенном в синий багажнике.
– Сейчас точно будет денег клянчить, – вздохнул я.
– С чего ты взял? – спросил Зинчуков, поворачивая руль "Волги". – Ах да, забыл… Тебе же не просто так дали оперативную кличку "Оракул".
– Не кличку, а позывной. И тут всё просто, как дважды два четыре. Улаганский тракт особо не радует наличием машин, – хмыкнул я в ответ – Тут нет почти никого. А мы с московскими номерами "ММЦ" как подарок с небес. Не государственные номера, не правительственные… И по любому найдет какое-нибудь нарушение, чтобы дырочку в талоне пробить. Либо намекнет о возможности запломбировать дырочку денежкой.
– Думаешь? – хмыкнул Зинчуков. – Ну что же, тогда покажем ему фокус…
Он свернул на обочину и с улыбкой вышел наружу. Я тоже вышел, чтобы ноги размять и чтобы не упустить грядущий спектакль. Всё-таки путь не близкий, да и дорога из гравия не предполагала большого расслабления. Осенние дожди успели основательно подпортить покрытие, отчего Зинчуков еле слышно матерился, когда колесо попадало в невинную на вид лужицу, которая коварно скрывала глубокую рытвину.
Второй гаишник сидел в машине. Погода на улице не радовала, поэтому ему явно лишний раз не хотелось высовывать нос на улицу. Для "развода" хватит и одного человека.
– Старший лейтенант Кудытов! – небрежно отдал честь остановивший нас гаишник. – Нарушаем, граждане?
Вот так вот с места и в карьер. Даже не спросил для приличия документы, не попялился в них, чтобы хотя бы чуточку проявить заинтересованность. Нет, сразу же пошел прессинг.
– Да вы что? Какие нарушения? – доброжелательно отозвался Зинчуков. – Мы самые законопослушные люди в СССР! Сами не нарушаем и нарушителей презираем.
– Да? Тогда почему превышаете скорость? – нахмурился старший лейтенант Кудытов.
– Когда? – сделал глуповатое лицо Зинчуков. – Я всегда езжу аккуратно. Тем более, что путешествуем с сыном, любуемся горами и природой… Тут не до скорости.
В ответ на его слова старший лейтенант поднял вверх руку с секундомером-скоростемером. Он показал значения на круглом циферблате, а потом махнул рукой в ту сторону, откуда мы ехали.
– Вон там стоят столбики, отмеряющие сто метров. Так вы превысили разрешенную скорость на целых двадцать километров. А говорите, что никогда не лихачите, товарищ автовладелец, – покачал головой лейтенант.
В его голосе слышалась вселенская грусть от того, что существуют на свете подобные люди, которым сам черт не брат и которых хлебом не корми – дай только нарушить правила дорожного движения. Ведь как раз из-за таких людей и должны мерзнуть на холодном ветру люди, подобные доблестному гаишнику Кудытову.
– Ух ты, даже не заметил, – продолжал валять дурака Зинчуков. – У вас тут такие виды, такие алтайские красоты, что невольно перестаешь следить за скоростью. Прошу прощения, товарищ старший лейтенант. Больше такого не повторится. Может… Обойдемся предупреждением?
И тут лицо гаишника стало ещё грустнее. Он явно жалел нерадивого водителя и его сердце обливалось кровью, но…
– Товарищ водитель, к сожалению я не могу вас так просто отпустить. Вы сами видите, что дорожное покрытие неровное и превышать скорость ни в коем случае нельзя. К сожалению, подобные действия могут привести к аварийной ситуации. Я просто вынужден сделать прокол в вашем талоне… Эх, и куда же вы так спешили-то?
С видом самого скорбящего в мире человека гаишник достал свой компостер. По его лицу только горькая слеза не пробежала – так он переживал о грядущем действии.
– Так мы же фокусники, торопимся в Акташ на представление, – Зинчуков вытащил свой идеально целый талон. – Товарищ старший лейтенант, так может не надо делать прокол в таком талоне? Зачем портить жизнь водительскую? Может, как-нибудь по-другому удастся договориться?
Гаишник помолчал для вида. Оглянулся на своего напарника, посмотрел на меня.
– Товарищ водитель, вы хотите договориться с инспектором ГАИ? – поднял он бровь.
– Ну да, я могу показать фокус с превращением десятирублевой купюры. Вот сейчас я положу эту купюру вам в карман, скажу волшебные слова, а через мгновение она удвоится. Хотите увидеть такой фокус? – с лукавой улыбкой спросил Зинчуков.
Гаишник недоверчиво хмыкнул:
– Что? Вот так вот прямо и удвоятся?
– Зуб даю! – ответил Зинчуков.
– И червонец дадите посмотреть? А то вдруг там он какой с секретом?
– Конечно дам, вот, держите…
Зинчуков выудил из кошелька красновато-рыжую купюру с портретом Ленина и протянул её гаишнику. Тот осмотрел её со всех сторон, понюхал, только что на зуб не попробовал.
– Ловкость рук и никакого мошенства? – спросил Кудытов.
– Так точно, товарищ старший лейтенант.
– И удвоится?
– Может быть даже утроится. Смотря какие слова сказать, – всё также солнечно улыбнулся Зинчуков. – Волшебные…
Мне тоже стало интересно – куда же клонит человек, с которым мы начали работать в тройке? Ну, как работать… Меня только начали обучать всем премудростям незаметной жизни.
– Тогда показывайте, – гаишник даже чуть выпятил грудь.
Зинчуков засунул купюру в карман гаишника, потом таинственно помахал руками и произнес:
– Как говаривал старик Хоттабыч… Трах-тибидох! Пусть вместо одного червонца станет два! Можете доставать.
Гаишник тут же сунул руку в карман, а когда вытащил, то там был всё те же десять рублей. Он с легким вопросом во взгляде посмотрел на Зинчукова:
– Это что, фокус не удался?
– Да нет, всё нормально, – улыбнулся Зинчуков и ловким движением фокусника открыл перед глазами Кудытова красное удостоверение. – Всё прочитали, товарищ старший лейтенант? Так как по вашему – фокус удался?
Кудытов помрачнел, вытянулся в струнку и произнес:
– Удался, товарищ майор! Прошу прощения, что сразу не признал. Доброго пути…
– Какого доброго пути, старлей? – хмыкнул Зинчуков. – А как же удавшийся фокус? Ведь если он удался, тогда должны были быть две купюры. Или мне добавить "волшебных слов"?
На этот раз уже Зинчуков выражал вселенскую скорбь от действий гаишника.
– Товарищ майор, я же извинился!
– И что? Мне теперь после тебя нервы лечить, а хорошее кизлярское лекарство дорого стоит. Впрочем, я могу уехать и так, но… сам понимаешь… Тогда уже проколы будут не на талонах, а на погонах…
– Понимаю, – со вздохом сказал Кудытов и полез во внутренний карман.
Десятка добавилась к десятке. После этого гаишник протянул купюры Зинчукову.
– Доброго пути, товарищ майор.
Банкноты исчезли в кошельке. После этого гаишник вздохнул и отдал честь.
– Счастливо оставаться, – подмигнул ему Зинчуков, насмешливо вскидывая руку в ответ, после чего повернулся ко мне. – Борька, размялся? Прыгай в машину.
Да, теперь я Борис Петрович Смирнов. Человек без определенного места жительства, но с определенными задачами для житья. И одной из насущных задач сейчас является путь до поселка городского типа Акташ. Не просто же так мы третьи сутки едем на машине Зинчукова.
Не просто…
– Весьма поучительно, – хохотнул я, когда мы тронулись в путь. – А гаишник так и стоит, глядя нам вслед.
– Будет ему уроком. А то привыкли тут дурачков ошкуривать. Ничего, пусть сам побудет на месте дурачка.
Я посмотрел в боковое зеркальце. Второй гаишник вышел только после того, как мы отъехали. Точно почувствовал неприятности. Увидел красное удостоверение…
– И фокус неплох, гаишник даже спал с лица, когда "ксиву" увидел.
– Эх, это ли фокус, – вздохнул Зинчуков. – Вот Пантелеймон Борисович, к которому мы едем, вот кто настоящий фокусник. Наверное слышал про перестрелку из-за острова Даманский?
Конечно же слышал. Как не слышать, если это общеизвестный факт, что наши советские пограничники закусились с китайскими. Да и по времени это было совсем недавно, в 1969 году. И пусть я попал в тело молодого человека в 1972-ом, но слышать о конфликте просто был обязан. Иначе это вызвало бы подозрение – вряд ли можно было найти человека в СССР, который не знал, что Китай планирует откусить кусок от страны.
– Так вот, заключил перед этим «Внешторг» договор с одной китайской фирмой на поставку в СССР, ну, скажем на «глазок», миллиона махровых банных полотенец. Вроде все ясно и понятно: Мы вам деньги – вы нам товар. Но, как на грех, в это время наши отношения с Китаем (на высшем уровне) уже начинали пробуксовывать…
– То есть, не совсем ещё стреляли, но уже…
– Да, уже, – кивнул Зинчуков. – В общем, хитрые китайцы бодро поставили в Союз половину, оговоренной в договоре, партии этих самых полотенчиков, а вторую половину, так же бодро продали подороже во Францию. А французы уже поступили с этими полотенцами по своему усмотрению. Нашили халатов или ещё чего, но переделали, короче.
– И как? Половина-то оплачена.
– Да-да, оплачена, а сами китайцы всё щурят глазки и улыбаются. Вроде бы и не отказываются, но в то же время и поставлять не поставляют. Руководство уже хмурится, требует результаты. Тогда и отправили в Китай группу наших, среди которых направили и Пантелеймона Борисовича. Дали всем строгий наказ разрешить ситуацию – либо вернуть полотенца, либо стрясти неустойку по контракту. Сам понимаешь – это всё не очень хорошо бы сказалось на международной политике. А там ещё американцы подтявкивали, говорили, что китайцы не отдают по закону, что, мол, так всё и должно быть в цивилизованном обществе.
Я только покачал головой. В цивилизационном обществе уже не бьют ножом, в этом обществе предпочитают на голову скинуть бомбу, а после с уверенностью сказать, что иначе поступить было нельзя.
– Так вот, наши долго и упорно вели переговоры. Но китайцы… Эти узкоглазые засранцы заявили, что они вовсе не отказываются поставлять недостающую часть товара. Однако, остаток полотенец будет с портретом Мао Цзэдуна! Представляешь? На фоне накаляющейся обстановки такие выкаблучивания! И ведь не докопаешься! Полотенца-то будут поставлены – контракт не нарушен. Вроде бы всё хорошо, но как это будет выглядеть в Советском Союзе? Целый анекдот! Причем с политическим подтекстом, таким, чтобы весь мир насмехался над облапошенным советским народом.
– И что?
– А то, что Пантелеймон Борисович придумал, как выйти из этой ситуации. На следующей встрече он с радостью принял предложение китайских "товарищей", даже занес уже ручку для постановки подписи под соглашением с портретом Мао, но… Вслух произнес, что эти полотенца будут использованы для вытирания нижней части тела! Во! Каков поворот, а? Почти прямо сказал, что портретом Мао будут вытирать не только жопы, но и другие срамные места. У китайцев даже глаза стали круглыми. Такого поворота они точно не ожидали…
– И что в итоге? – спросил я, когда Зинчуков начал затягивать театральную паузу.
– А что в итоге? Китайцы всё поняли, извинились, а после в СССР пришли полотенца с простыми и банальными изображениями, там бамбуки, журавли, горы и туманы…
Я расхохотался. Зинчуков поддержал меня. Этот смех позволил немного взбодриться. Всё-таки трехдневный путь не из самых легких. Тем более, когда далеко не все дороги асфальтированы…
– Веселый человек этот самый Пантелеймон Борисович, – сказал я, отсмеявшись. – А мы для чего к нему едем?
– Чтобы ты научился основам дипломатии. Чтобы знал, что и как делать среди чиновников высокого ранга, партийных работников и высшего руководства.
– Во как, а зачем мне это будет нужно? Для какой-то операции?
– Ну да. Для операции, – неохотно сказал Зинчуков.
– И в чем же цель операции, если мне придется так много узнать? Что мы будем делать?
– Ликвидировать Гитлера… – просто ответил Зинчуков.
Я едва успел поймать отпавшую челюсть и ошалело уставился на майора:
– Ч-чего?
– Чего-чего… Казнить Гитлера будем, Борька, – хмыкнул Зинчуков в ответ.
Глава 2
Казнить Гитлера…
Я-то уже успел подумать, что видел всё в этой жизни. Что меня, как прожженного солдафона уже ничем не проймешь, но нет. Как оказалось, бывает и на старуху проруха.
Я действительно охренел!
Всю свою прошлую жизнь, вплоть до смерти в начале двадцать первого века от взрыва гранаты, я был уверен, что Гитлер по-самурайски наложил на себя руки. Его труп и труп его жены сожгли и закопали в трех метрах от входа в бункер под имперской канцелярией. Этого монстра опознали и потом долго мытарили, то закапывая, то раскапывая тело.
Ведь помнил о том, как всё произошло… Даже помню статью из газеты о том, как всё было в те последние апрельские дни, когда Красная Армия уже почти окружила Берлин:
"Начальник его охраны бригадефюрер СС Ханс Раттенхубер рассказывал, что, когда раздался выстрел, он первым зашел в комнату. Мертвый Гитлер с залитым кровью лицом сидел, откинувшись, на диване. Рядом с ним – мертвая Ева Браун. Она приняла яд. Возле ее кресла лежала желтая металлическая ампула из-под цианистого калия. Ампула была похожа на пустой футляр от губной помады.
Адъютант Гитлера Отто Гюнше сказал личному шоферу фюрера Эриху Кемпке, что хозяин мертв, и попросил достать двести литров бензина.
– Как это произошло? – поразился Кемпка. – Он же был совершенно здоров.
Гюнше, сжав правую руку в кулак, указательным пальцем ткнул себя в рот, показывая, что Гитлер застрелился.
– А где Ева? – продолжал расспрашивать Кемпка. – Она тоже застрелилась?
– Отравилась.
Слуга Гитлера Хайнц Линге и эсэсовский врач Людвиг Штумпфеггер вынесли наверх тело Гитлера, завернутое в темное одеяло. Еву Браун вынес начальник партийной канцелярии Мартин Борман. Обитателей бункера позвали наверх – участвовать в траурной церемонии. Но тут открыла огонь артиллерия Красной Армии. Все побежали назад, в бункер.
– Это твоя идея – сжечь тела? – спросил Кемпка.
– Приказ фюрера, – ответил Гюнше.
Через полчаса, расскажет позднее один из эсэсовцев, опознать Гитлера уже было невозможно. Они жгли трупы почти пять с половиной часов. Примерно в одиннадцать ночи останки почти полностью сгоревших тел завернули в брезент, опустили в одну из воронок перед входом в бункер и засыпали землей.
Останками Гитлера занималась военная контрразведка. Задача состояла в том, чтобы скрыть от немцев место его захоронения. Судя по документам, сохранившимся в архивах КГБ, фюрера выкапывали и хоронили минимум шесть раз. В конце концов то, что осталось, зарыли в немецком городе Магдебурге, под окнами отдела контрразведки 3-й советской ударной армии.
В 1970 году председатель КГБ Юрий Андропов предложил Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу, председателю Президиума Верховного Совета СССР Николаю Подгорному и главе правительства Алексею Косыгину окончательно уничтожить мощи Гитлера, с тем чтобы поклонники фюрера никогда не смогли бы устроить его могилу и превратить ее в место поклонения."
А теперь мне заявляют, что нашей операцией будет казнить Гитлера. То есть, казнить того, кто уже давным-давно мертв…
Я молчал и напряженно думал. Нет, в принципе, всё может быть. Всё может статься, ведь находили же чеченских главарей банд-формирований, которые числились убитыми и тем более опознанными. В нашем мире ничему нельзя удивляться, но я не смог удержаться от присвистывания.
– Не свисти, примета плохая, – хмыкнул Зинчуков. – Что не так-то?
– Да как-то вообще всё не так. Какого Гитлера мы должны казнить?
– Да-да, того самого, Адольфа. И вообще, чего ты удивляешься? Или ты в самом деле подумал, что такая зверюга так просто расстанется с жизнью? Да вот хренушки. Тебя же самого похоронили в похожем варианте, так что чего удивляться подобному спектаклю? Ладно, пока обдумывай слова. Более подробно всё расскажу на месте.
Ну да, определенная доля истины в словах Артема Григорьевича всё-таки есть. Ведь как-никак, а меня похоронили с почестями. Вернее, не меня, а похожего на меня человека. Мертвого парня, которого и так должны были подвергнуть кремации.
А до этого я умирал в своём времени…
В общем, чтобы разобраться в хитросплетениях моих смертей, я должен буду слегка прояснить ситуацию. Я тот самый попаданец, который переместился во времени назад. Меня убили в двадцать втором, и я успешно реинкарнировался пятьюдесятью годами ранее. То есть в семьдесят втором.
В новом теле я оказался другом своего отца и даже успел кое-чему научить будущего батяню. Думаю, что некоторые уроки, которые я получил от него, он совсем недавно получил от меня. Вот такой вот коленкор.
Моя героическая гибель стала предметом обсуждения в газетах, кто-то даже песню мне посвятил. Ведь я смог сохранить почти двести жизней и самолет. А также спас жизнь маршалу Гречко, а это вам не хухры-мухры!
Спас…
Но сам я оказался человеком без лица и без прошлого. Стал боевой единицей секретной организации с названием "Гарпун". Мой будущий отец остался в мирной полосе жизни. Меня же начали готовить к военной жизни…
И вот одним из пунктов подготовки стала наша поездка в поселок "Акташ". Что-то тут планируется, но вот что именно?
Вскоре показался и сам пункт назначения.
– Уф, ещё немного осталось, – проговорил Зинчуков. – Скоро-скоро будет банька и ледяная купель. Скоро-скоро…
Мы въехали в поселок. Вокруг "Акташа" разлеглись великанские холмы, украшенные бахромой елок и сосен. Сам населенный пункт был закрыт со всех сторон от ветров этими здоровенными валунами.
Один из рабочих поселков, где строились двухэтажные деревянные дома с печным отоплением. Также рядом стояли невысокие дома с огородами. Мимо нас проплывали почерневшие от времени сараи из горбыля, крытые шифером, местами украшенным гроздьями мха.
Свинцовые тучи, почти цепляющие мутными животами верхушки холмов, нагнетали мрачное впечатление. Возможно, когда небо сияет синевой и солнечный свет разливается по округе, поселок имеет не такой гнетущий вид. Но… На небе не было солнца, а в душе ползли сумрачные тучи сомнений.
Редкие встречные люди провожали нашу машину любопытными взглядами. Конечно, для небольшого поселка в три тысячи жителей любой посторонний человек будет белой вороной. В таком поселке многие друг друга знают. Многие друг другу являются родней в той или иной степени родства. А так, как новостей не так уж много, то люди и берут на заметку всё новое. Чтобы потом поделиться в разговоре и этак небрежно бросить:
– Видел, что к Маркотам гости приехали. Наверное, гостинцев навезли. Надо бы к ним наведаться, узнать, что да как?
И тут же пойдут расспросы, что за гости, откуда и как выглядят.
Это в моём времени людям стало по большей степени плевать друг на друга, потому что кому интересна жизнь соседей, если есть жизнь звезд, где куча скандалов, громких криков и тихого плача? И как-то людям становится больше интересно что происходит там, за стеклом монитора или телевизора, чем за дверью.
За дверью обыденность, а в мониторе…
Но вот если отобрать эту обыденность, то она станет той самой мечтой, о которой будут грезить долго. Если убрать мониторы, интернет и прочую напускную чепуху, старательно засирающую добрым людям мозги, тогда станут интересны соседи. Тогда снова начнут ходить на дружеские вечера, чтобы вести беседы и лишний раз обсудить, что вот к Маркотам гости приехали.
А мы тем временем почти выехали за пределы поселка и остановились возле выкрашенного суриком дома. Белые наличники смотрели на нас стеклами окон. За крепким забором начал брехать пес. Судя по басовитому звучанию, пес был не из мелких. Похоже на сенбернара. Гавкал не зло, а предупреждающе, мол, я тут, ребята, так что не шалите…
– Вот, Лорд уже встречает, – Зинчуков заглушил машину, вышел и потянулся. – Ох, как же всё тело затекло. Выходи, Борис, пойдем знакомиться.
– Стоять! – громкий голос заставил вздрогнуть. – Иначе стрелять буду!
В небольшое отверстие просунулось дуло охотничьего ружья.
Глава 3
Если бы мне давали рубль каждый раз, когда в мою сторону направляли оружие, то я запросто мог бы стать подпольным советским миллионером. Вроде Корейко из незабвенного «Золотого теленка».
И в то же время нельзя сказать, что от частоты повторений наставления оружия ощущения притупляются. Вроде как в первый раз страшно, а во все последующие уже привыкаешь.
Хм… Хренушки!
Также стремно, как в первый раз. Но уже появляется мысль, что и в этот раз пронесет нелегкая. Легкая надежда на благоприятный исход вкупе со сжимающимся сфинктером.
Нет, во время боевых действий понятно – стараешься не подставляться и стреляешь в сторону вражеской стороны. А вот чтобы так… в мирное время…
Тут на ум приходят различные мысли, но в первую очередь ориентированные на выживание и уменьшение возможного ущерба. Поэтому моё тело рефлекторно скользнуло в сторону от Зинчукова. Мягким и ровным движением перетек с одного места на другое. Всё-таки стрелять в двоих одновременно будет затруднительно даже для завзятого стрелка.
Зинчуков похожим движением переместился в другую сторону. Ствол ружья дернулся было за мной, а потом перешел на Зинчукова. Похоже, что его выбрали наиболее опасной мишенью.
Ну да, я же всего лишь худощавый черноволосый мальчишка восемнадцати лет. Какой с меня понт? А вот крепкий и подтянутый майор представляется гораздо большей угрозой.
– Я что сказал? Стоять, или влеплю кому-нибудь заряд! – послышалось с той стороны калитки.
– Пантелеймон Борисович, добрый день! – громко ответил Зинчуков и поднял руки. – Не нужно стрелять. Мы к вам от Вягилева. Моя фамилия Зинчуков, а это Смирнов. Вас должны были предупредить.
– Никто меня ни о чем не предупреждал! Проваливайте отсюда! – ствол ружья снова дернулся.
Зинчуков дернул бровями и показал мне на угол забора из горбыля, который под углом в девяносто градусов опоясывал дом.
Что? Он хочет, чтобы я обошел человека с ружьем? Чтобы перелез через забор и обезвредил?
– Я кому сказал? Или мне разрядить ружьё? Думаете, что слабо? Так вот хрен там! Скажу, что вы ограбить меня вздумали! Меня ещё к награде приставят! – продолжал распространяться голос. – Проваливайте подобру-поздорову, а не то у меня рука не дрогнет!
Пока ружьё направлено на Зинчукова, моя фигура была второстепенной целью. Я сделал ещё один незаметный шаг в сторону и вовсе вышел из зоны поражения. Нет, выстрелом меня ещё могло достать, но небольшое квадратное отверстие в заборе, в которое просовывают руку, чтобы отодвинуть засов, не позволяло тщательно прицелиться.
А это уже плюс!
В нас всё ещё целятся – это минус!
Прямо как в песне из мультика. Ещё и пес снова басовито гавкнул. Если собака не привязана, то мне вряд ли так просто удастся подкрасться к стоящему у калитки. А так… по времени мне должно хватить несколько секунд на то, чтобы перескочить преграду из крепкого горбыля, подлететь к мужчине и ударить по стволу снизу вверх.
– Всё-всё-всё! – ответил Зинчуков, всё также держа руки поднятыми. – Мы уезжаем… Конечно, жаль, что нам не удалось встретиться с Пантелеймоном Борисовичем… Но если он будет завтра, то можно мы подъедем? Мы проделали долгий путь из Москвы. Не хотелось бы уезжать просто так, продевал длинный путь. Борис, садись в машину!
Я понятливо кивнул. Сделав ещё один шаг в сторону, оказался возле «Волги». Звуковое отвлечение тоже играет немалую роль. Открыть дверь, чуть повременить, якобы я забираюсь внутрь салона, а потом хлопнуть дверью – всё это должно было сыграть на небольшой спектакль для ослабления внимания.
– А зачем он вам? – спросил голос за забором.
Может быть, удастся договориться? Ведь если человек разговаривает, то он идет на контакт. И с ним можно вести переговоры.
– А впрочем… Мне насрать! Передайте там… от кого вы приехали, что Пантелеймон Борисович умер два месяца назад и его похоронили! Всё, валите! – голос развеял мои ожидания.
Я бесшумно двинулся в обход. Вот уже и Зинчуков скрылся за поворотом. Я остановился в трех метрах от угла избы, стоящей неподалеку и полускрытой голыми ветвями вишни. Если перелезть через забор в этом месте, то угол скроет меня от возможного стрелка. До него будет пять метров, так что…
Если рвануть с криком и матом, то прогоняющему нас понадобится по крайней мере секунда на то, чтобы податься назад и вытащить ружье из отверстия. Ещё секунда на то, чтобы навести ружье – это уже две секунды. Для того, чтобы ударить по стволу снизу вверх мне будет нужно гораздо меньше, а каким-никаким весом удастся сбить угрожающего с ног.
– Хорошо-хорошо, мы так и передадим. Мы уходим! Не надо волноваться! Конечно, жаль, что мы не встретили Пантелеймона Борисовича и не передали ему письмо от старого боевого товарища… – послышался голос Зинчукова. – Если вы являетесь его родственником, то примите мои соболезнования.
Я подпрыгнул и зацепился за деревянный край забора. Подтянуться и закинуть ногу было секундным делом. Перед этим я осмотрелся, чтобы меня никто не видел – чужой крик может привлечь ненужное внимание. Но темно-рыжая от засохших чертополохов улочка была пуста. В окнах дома рядом тоже не было никакого движения.
Сверху я быстро оценил обстановку. Подо мной приложенные к забору кирпичи, заботливо укрытые куском рубероида и придавленные двумя другими кирпичами. Похоже, хозяин перекладывал печь и крепкие кирпичи решил не выбрасывать, а оставить до поры, до времени. Дальше шли аккуратные грядки, по осенней поре просто темнеющие перекопанной землей.
Крепкая изба скрывала от меня разговаривающего мужчину. Собаки нигде не было видно. По всей видимости она находилась с другой стороны дома. Что же, если я успею пробежать и разоружить хозяина, то получится и запрыгнуть на забор, в случае собачьей атаки.
Пришлось приложить усилия, чтобы перелезть, не поскользнуться на мокрой коре направляющей, и оттолкнуться так, чтобы бесшумно приземлиться между чахлой вишней и кустами черной смородины. Затих.
– А что за боевой товарищ? – послышался голос мужчины. – Может, я его знаю?
– Вряд ли. Если только Пантелеймон Борисович вам говорил о Вягилеве! – ответил Зинчуков. – Но это вряд ли…
– Ну да, незнакомая фамилия. Ладно! Извините, что я с ружьем, но… В общем, прощайте.
Я бесшумно двинулся к углу дома, пригибаясь к меже грядок.
Уже подходя к намеченной цели, я краем глаза зацепил, как с задней стороны выходит огромный пес…
Пес был очень похож на помесь бладхаунда и мастифа, какую мазали фосфорной краской в повести о приключениях Шерлока Холмса «Собака Баскервилей». У животного была широкая грудная клетка, мощные лапы и грустные глаза. А когда вверх дернулись брыла, то на свет показались ещё и здоровенные зубы в палец длиной.
– Извините, а можно последний вопрос? У Пантелеймона Борисовича остались другие родственники? Может, я заскочу, поговорю с ними… – подал голос Зинчуков.
Мы с псом смотрели друг на друга. Мда, не очень приятная встреча. И если сейчас дернуться к стоящему хозяину, то взамен я оставлю изрядную часть задницы в зубах четырехлапого охранника.
Броситься к забору? Тоже вряд ли успею, а если учесть, что подножкой псу станут сложенные кирпичи, то результат будет таким же, как и в первом варианте.
– Да не было у него никого. Я двоюродным племянником прихожусь, вот и переехал сюда, чтобы дом не пропадал… – раздался в ответ голос мужчины. – Но мне ничего передавать не надо. Пантелеймон Борисович умер и вместе с ним умерли все его дела! Прощайте!
Пес неторопливо двинулся ко мне. В его походке звучала скрытая мощь. Так царственно может выступать лев, обходя свой отдыхающий прайд. Ни грамма агрессии, но угроза таится в каждом движении. Чахлая травка не сразу выпрямлялась после того, как её прижимала к земле крупная лапа.
– Тогда у меня на этом всё! Прощайте! – подал голос Зинчуков.
Пес подошел на расстояние уверенного прыжка и замер. Его глаза не отрывались от моего лица. И они были такими же черными и холодными как выходные отверстия ружья. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
