Czytaj książkę: «Можно. Фантастические повести и рассказы»

Czcionka:

© Алексей К. Смирнов, 2017

ISBN 978-5-4485-0360-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Повести

Можно

Нарушение заповедей часто бывает лучшей теплицей для прорастания побега.

Густав Майринк «Зеленый лик»

Краткое предисловие

Ко времени описываемых событий все пращуры здешних героев будут непоправимо мертвы и, хочется верить, вычеркнуты из человеческой памяти. Эти имена забудутся и большей частью превратятся в пустые звуки. Через несколько лет многие из них никому ни о чем не скажут. Но мы не должны забывать о наследии и пренебрегать потомками, достойными своего прошлого. Прошу надзорные органы не усматривать в этом крамолы. Упомянутые мной имена не могут быть причиной преследования, ибо фигурантов не будет существовать, а нынешние по своему устройству не способны понести от написанного моральный ущерб. Это фантастическая история о далеком будущем.

1

Притащился запыхавшийся юноша Сомм:

– Там!..

Дряблые сальные щеки прыгали, перепончатые кисти тряслись. Рот неприлично округлился; короткая шея, казалось, вот-вот захрустит в попытке вытянуться. Свиные глазки полнились ужасом и надеждой. Он раскраснелся, но не от вечной зимы, к которой привык, не зная иного. Покрытый толстенной полуметаллической коростой, в десятке драных одежек, Сомм приплясывал и был готов обмочиться, перекатываясь на коротких, напоминающих плавники, а больше – рыбий хвост.

Посреди замороженного цеха щелкал костер.

Старый Соом оказался шустрее других и вскочил первым.

– Гасите!

Охтыжсом метнулся во тьму, через секунду вернулся с мятым и ржавым ведром. Он опрокинул его над костром. Мрак сомкнулся, едва собравшиеся успели увидеть взметнувшийся серый дым. Змеиное шипение прозвучало, как акустический аналог отточия или красной строки, открывающих короткий смертный абзац. Ледяной холод рванулся к пепелищу.

Сома толкнул Сомма к выходу.

Сомма любили, но по его слабоумию не нарекли звучным именем. Когда он, едва появившись во тьме, замяукал, все стало понятно всем. Соом хотел утопить его в этом самом ведре, которым пользовались для разных надобностей уже лет пятьдесят, но батя не позволил. Мамаша Соома валялась без чувств – так и не пришла в сознание; батя Дажсом поклялся, что Сомм не станет обузой. Он, его батя, все берет на себя.

Два года назад батя принял на себя выстрел из огнемета. Сомм, схоронившийся в снегу под мертвым кустом светящегося лопуха, недоуменно смотрел, как бесшабашно пляшет объятый пламенем родитель.

– Уюююдо, рыба! – заголосили вокруг. – Сом! Сом!

Дети Сома, кто в чем был, устремились к флуоресцирующей реке. Она никогда не замерзала, ибо была горяча. Усиленно дыша носами и ртами, кто их имел; готовя скрипучие жабры, шлепая ластами по насту, они подскакивали и катились под спасительный откос, где над нестынущей водой нависли черные корни гигантской ивы. Там хоронился Отец-Испытатель, Палач и Защитник, Хранитель Хога. Он достигал километра в длину, занимая значительную часть русла; лежал на дне, пошевеливая канатами усов – все познавший, ничего не видевший от слепоты, с постоянно разинутой пастью, которая обещала приют либо временный, либо вечный.

Ибо Ёна, учил старый Соом, побывал во чреве Сома и спасся оттуда.

Сом тоже светился, но по личному усмотрению, и мог быть не виден Махогу, благо сливался со сверкающей рекой. Зубастые снежные грифы парили над пестрой толпой, валившей в омут; пятна желтые, пятна розовые, лиловые, голубые; море ночных огней стекалось под корни, ныряло, а вдалеке уже выло и визжало неживое. Сатана, будучи скован на тысячу лет, давно разорвал колдовские путы и совершал набеги, калеча Сусовых детей, а чаще – разя их насмерть или увлекая в подземные чертоги для неведомых действ.

Соом, и Сомм, и Сома, и Охтыжсом, и Воттежсом, и многие прочие потянулись в раззявленную пасть, где было не так светло, но намного теплее, чем на поверхности.

Там, наверху, радиоактивный город заполонила стальная нечисть. Откуда ни возьмись, из-под дымящейся земли высверливались буры. Затем вступали в дело прожекторы: они веером рассылали мощные лучи, которые выхватывали понурые, ослепшие здания, ледовые и местами жаром пышущие улицы, изогнутые каркасы чего-то тысячелетнего. Летала крупная пыль – скорее, сажа. Взмывали неуклюжие птицы, разбегались огромные существа, сочетавшие в себе травоядность с хищничеством, поспешно расползались шестипалые ежи и ехидны, сокращались сороконожки толщиною в бедро какого-нибудь Сына Бобра. Из плешей земных, на какие и не подумаешь, вылезала никелированная материя, неживая, броня, нейтрализующая отраву, ощетинившаяся стволами, на гусеничных колесах, ходулях, крыльях, с винтами и соплами, с приуготовленными колючими сетями.

Начиналось избиение, но большей частью – ловля.

Дети Сома догадывались, что им уготована особая участь – их, как непонятно выражались древние, оставляли на какое-то сладкое, ибо пришлось бы осушить реку и достичь Сома, а что умел Сом, про то, наверно, не было ведомо и Махогу. Поэтому охотились на прочих Чад – Лосей, Вепрунов, Шатунов, Змееглавцев; хвостатых, рогатых и кольчатых, но Сом, как правило, пребывал в безопасности, и его род страдал по случайности – опять же взять сожженного Дажсома, который вылез некстати и стал идеальной мишенью.

Внутри Сома было рельефно и скользко, в огромном желудке могла разместиться не одна колония, а двадцать. Желудочный сок пощипывал обнаженные части тела, покрытые, впрочем, защитной коростой, панцирями, броней, что была не настолько прочна, как у стальных и пластиковых Почвенников, но не давала кислоте разъесть подвижную, охочую до метаморфоз плоть, которая напоминала мясо омара. Сомм, всхлипывая, мчался в хвост; дурак дураком, перед лицом опасности он развивал немалую скорость – одно время плыл, как жаба; другое – перебирал ногами, едва касаясь складчатого дна. Вокруг бурлило, возникали здоровые пузыри: то были пищеварительные соки и газы Сома.

Не отставал и староста Соом, резвый не по годам; он крепко держал под мышкой промасленную книгу Забытия, которую его предшественники завели в незапамятные времена и сразу же пропитали особыми веществами, благодаря которым написанное не размывалось, листы не горели, и только столетия темнили страницы, так что буквы, постепенно сменявшиеся закорючками, приходилось подновлять светящимися красками. Кое-что было вклеено много позже. Светящегося же вокруг, хвала Сусу, находилось в избытке. Сам Сом был освещен изнутри, и кто-то уже, различив уступ, обозначавший плотную печенку, хоронился под ним, подбирал ноги-ласты, выпучивал глаза, испуганно поглядывал наверх – не пронзят ли Сома до самого днища сатанинские световые резаки. Сом лежал неподвижно, как мертвый. Отец-Испытатель тоже испытывал страх.

Соом придержал Сомма: довольно.

– Уже кишочник, – проскрежетал он – вернее, пробулькал, а больше просто обозначил тонкими губами незамысловатое объяснение.

Земноводный Сомм, раздувая жабры, огляделся; он постепенно пришел в себя и узнал рельеф: возвышенности, неровности, впадины – далекий холм сердца, высокий тяж спинной аорты, похожий на уложенный горизонтально водопроводный стояк; еще одно всхолмие поменьше – поджелудочную железу. Он помнил все названия, потому что был дурачком в гораздо меньшей мере, чем слыл; да, он мяукал, когда рождался, но мало ли что делали в такой ситуации: случалось, что каркали и щебетали, мычали, шипели кобрами и раздували капюшоны, голосили дурным, мало походим на человеческий голосом. Да, Сомм не был охоч к учению, особенно ненавидел цифры, но в общем и целом был достаточно смышлен, проворен и даже ладен собой по меркам Детей Сома; пытливый, он вечно шлялся вне колонии, забредал далеко и кто, как не он, предупредил колонистов о нынешнем нашествии.

Грохот на поверхности проникал даже сквозь коросту Сома.

– Перед Юдой угодничают, – качал головой староста, – Суса калечат, все ветви его, Бобров и Приматов, Коньков и Орлуш, но до Сома не достают, ибо Ёна сидел во чреве, и претерпел, и уцелел, а Даниил из Детей Львятных не пожран был, и други его из Детей Огнедышащих не сгорели в печи…

Соом перестал булькать и перешел на ультразвук, разнося благую весть по Сому.

– Непобедим Сом, – завещал он. – Недосягаем он, и не подвергнутся его дети распаду под жаром соков его…

Все старики претендуют на мудрость, но не каждый ее достигает. Старый Соом алкал ее до умоисступления; располагая сшитой по лоскутам и местами неведомо кем дописанной от руки книгой Забытия тысячелетней давности, он танцевал вокруг нее и плавал над нею; в минуты особого экстаза порывался жевать с краю или совершать с корешком сексуальный акт, где корешок тот бугрился, закруглялся и создавал отверстие; на сходах Детей Сома Соом твердил одно: как прискакали могучие Дети Жеребца, четыре штуки, и все сгорело, и засияло, и стало неудержимо множиться, выражаясь в ластах, жабрах, жвалах, рогах, щупальцах и колоссальных размерах, и пала пыльная морозная тьма, ибо наступило счастливое царство ожившего Суса, которого предал нечестивый Юда, оно же Хог, а весь Махог с Сатаной во главе был загнан под землю и скован там на тысячу лет. Но вот срок истек, и Махог, поклонявшийся Юде и ненавидевший Суса, принялся за набеги, размножившись за это время в формах ужасных и металлических, разящих насмерть, но Сус даровал своим Чадам, в частности, Сома, а детям Орлуш, например, гигантского Орлана с размахом крыльев в половину версты – Соом не знал, что такое верста, но полеты Орлана видели все, а чрево Орлана вмещало четыре колонии душ, похожих на Детей Сома, но пернатых и с зачатками крыльев. Соом не сомневался, что с годами – веками – орлята эти встанут на крыло. А у Детей Приматов имелись руки вчетверо больше тел и с десятью пальцами на каждой; и ноги, хоть и короткие, были такие же многопалые; для них не существовало Отца-Испытателя с вместительным чревом, зато летали они получше Орлуш, ухватываясь за горячие, ровно светящиеся железные палки, что торчали из древних сооружений; неслись через площади и магистрали стремительно, едва уловимые в прицелы бронированных Почвенников. Их непонятливость сбивала с толку, но они не вкушали мясного и ели только плоды, которые всюду росли в изобилии, разных цветов и в рост едоков.

Соом все рассказывал о былом: про дочь Змееглавца с ядовитым плодом, от которого муж ее начал строить стальные буры и огнеметы; про Сына Медведя, который пожаловался матери на дерзких чужих детей – вероятно, Приматовых, и тех разорвали; про Юду, который целовал самого Суса, а после выдал его Почвенникам, и Почвенники приколотили Суса к доскам, но Сус ожил и поменял обличие! – тут Староста воздевал перепончатую ладонь и обводил собрание победоносным взором.

– Как мы, – втолковывал он, хотя все уже слышали это много, много раз, но все равно ликовали, – ибо мы были подобны Почвенникам, но вот пришел Сусов суд, и все зажглось, и многие истребились, однако достойные возымели отличия… по коленам своим и родам, и перышки, – сладко заговорил-засюсюкал Соом, – и жаберки, и хвостики, и рожки… И только Дети Юды, Почвенники, низвергнуты были под землю в неизмененном виде, и ежели ободрать их, лишить одежд, то омерзительны они, наги и отвратительно гладки, скользки, и света не дают, и гибнут от благостного Сусова духа, который невидим, но пронизывает все, от черных небес до последней песчинки, и греет нас, и охлаждает, и питает плодами….

Да, в книге Забытия имелись позднейшие вставки из каких-то других источников – подклеенные, вшитые; однако Соом, который, как все старики, принимал на веру чересчур многое, если не все, и считал, что всякий текст книги что-нибудь важное да означает, исправно читал подряд. Орфография и сюжеты основатель но изменились.

…По Сому пробежала волна: он изготовился рыгнуть, благо сверху наконец установилась тишина.

– Воспомним Ёну! – пробулькал староста, заблаговременно ложась на курс.

Сом дрогнул, изрыгнул своих блудных детей, и в воду пробкой вылетел фосфоресцирующий ком. Распавшись, он устремился к поверхности; оттуда Дети Сома поползли на берег, как было сотни миллионов лет назад. Вот суша, мокрый песок, и на нем остаются следы, похожие на лягушачьи. Вот пригорок. Вот Сын Жеребца, который возвышается там, расставив копыта и снисходительно улыбается. В мозолистых лапищах у него дымящаяся железная труба. Он встряхивает гривой и кивает на серебристую бочку с замершим буром на оконечности и бездействующим огнеметом. С бочки еще комьями опадает земля. Ни звука не доносится изнутри, но ясно, что она не пустует.

– Учитесь, земноводные! – ржет Сын Жеребца.

По воде бежит рябь: Сом восстанавливается после приступа поноса и тошноты.

Darmowy fragment się skończył.

Ograniczenie wiekowe:
18+
Data wydania na Litres:
05 kwietnia 2017
Objętość:
160 str. 1 ilustracja
ISBN:
9785448503603
Format pobierania:

Z tą książką czytają