Czytaj książkę: «Кто ты в романе?», strona 3

И вот всем этим прекрасно отлаженным отношениям, похоже, приходит конец. Чёрт с ними, с интрижками. Так, баловство. Но за отношения с мужем Алина готова была драться до последнего. И ей почему-то казалось, что в первую очередь надо наказать Лобова, виновника всех её бед.

Глава 5

По окружным подмосковным дорогам к даче писателя приближалась ещё одна машина. Красный маленький «Ситроен» при всех крутых поворотах дороги постоянно выруливал на путь к цели, к этой самой даче, над головой владельца которой сгущались тучи.

«Сгущались тучи» – «избитое» выражение. Тогда – сгущались краски! Нет, «сгущались краски» это вообще «не из той оперы». И всё же – напряжённая ситуация вокруг бывшего проводника становилась тревожней. И владелица красного «Ситроена» могла, да и желала, внести очень большую лепту в это напряжение.

Хозяйкой маленькой машинки являлась проводница Ирина. А какие мысли «носились» в этой немолодой, но очень красивой голове!

Ирина проклинала этого придурка, который не может жить как все люди, потихоньку получая от жизни всё по максимуму, но соблюдая главное правило – не болтать лишнего. А эта сволочь вот чего удумал, написал всё про них. Правда, под другими именами, но какая разница, написал, как будто на видеокамеру снял. Ну, это ему даром не пойдёт! Лишь бы Сашка ничего не понял, он же все книги «этого» читает. А если поймёт, то не поехал бы разбираться. Игорь здоровее, но Сашка за последние годы стал жёстким, пистолет вон купил, пусть и травматический, всё одно – пистолет. Мало ли что случится, а они живут с мужем прекрасно. И из-за какого-то пьянчужки, который возомнил себя Конан Дойлем или ещё каким-нибудь доктором Ватсоном, идиллическая жизнь может прекратиться в одночасье.

Ира последний год вообще(!) мужу не изменяла. Он был лучший. Он им был всегда и таковым остался! И зарабатывает прилично, и деньги только на семью. Да и не деньги главное. Когда она больше зарабатывала, Сашка всё равно был лучший. Хоть как-то и заразил её гонореей. Смешно! У неё было столько мужиков, но единственный раз подцепила какую-то дрянь она именно от мужа. Он сказал, что у него «это» было не с женой единственный раз, случайно как-то получилось. И Ира ему поверила тогда, как продолжала верить и сейчас. Он вымаливал у неё прощение, и торжественно поклялся, что «это» случилось в первый и в последний раз. И Ира снова ему поверила, и продолжала верить и сейчас. Она помнила их разговор дословно:

– Сашка, я же тебе верила больше чем даже себе. О себе я знаю, что иногда могу быть такой скотинкой!

«Скотинкой» было сказано вполне нежно, себя мы даже ругаем ласково. И Ира смотрела в Сашкины глаза, а в них была боль, в них была мольба, в них было, как это ни смешно звучит, торжественное обещание.

Ещё мысли Ирины были о том, что надо подыскивать работу. Пусть Ира ещё «очень даже». Не «очень даже ничего», без «ничего», именно – «очень даже!», всё равно пора подыскивать более оседлую работу. При её коммуникабельности у Иры не должно было возникнуть проблем с работой на предприятии, в администрации, хотя бы инструктором. Но проводница любила свою работу, любила путешествовать.

Ладно, о работе можно после подумать, а что делать с этим? С этой пьянью? Напоить «до усрачки» и спалить его дачу вместе с ним.

Нет, Ира не замышляла убийство. Она просто думала, что хорошо бы дача этого скота Лобова сгорела. И хорошо бы, чтобы он в это время находился там. Ведь это вполне возможно. Ведь он пьёт? Пьёт. Сильно? Сильно. И чего это она, когда у неё с ним «было», в нём находила? Ведь он так же пил. Сильно. Но когда выпивший человек не постоянно рядом с тобой, а только в часы отдыха, в часы досуга, то это воспринимается вполне доброжелательно. Если бы её муж, Сашка, позволил себе быть в таком состоянии дома, при детях. Да она бы с ним и недели не прожила. Развелась бы не задумываясь. А с этим …

А с Лобовым у них тянулось… да почти три года тянулось. Ни фига себе! Правда – долго. И начиналось-то всё как разовая интрижка под воздействием алкоголя. И мнение-то у них друг о дружке во время знакомства сложилось – «не очень». И надо же – такая любовь!

Любовь? Да ладно, какая любовь! Секс, прогулки вместе, поездки в интересные места вместе. Просто было хорошо рядом. Прикасаться мизинцем к мизинцу – восторг, что уж говорить об остальном. И что это, если не любовь?

Они ревновали друг друга ко всем, как бешеные еноты. Ко всем? У обоих были супруги, и расставаться со своими законными половинами никто из них не собирался. Тогда, какая тут, к чёрту, может быть ревность?! А ведь была, ещё какая!

Ирина посмотрела на корешок книжки, торчавший из сумочки, которая стояла на пассажирском переднем сидении. Из-за этой книжки Ира и сорвалась как сумасшедшая к давно забытому и вычеркнутому из круга интересующих её людей своему бывшему возлюбленному.

Как всё сегодня хорошо начиналось. Она приехала из Берлина с подарками для дочек и мужа. И в Берлине в свободное время успела искупаться в бассейне, прошлась по магазинам, и благосклонно приняла предложение нового молоденького проводника пообедать вместе. Парень был лет на двадцать моложе Ирины. Он предложил ещё в рейсе предложил «познакомиться поближе». Но тут Ира не раздумывая отказала. Она не изменяла мужу. Давно уже не изменяла. Нет, Лобов не стал последним в череде её фаворитов. Но в последние годы Ирина всё больше и больше проникалась радостью от того, что у неё хорошая семья, что у неё прекрасные дочери, и что ради мелких интрижек, вполне безобидных на её взгляд, она не хочет рисковать всем, что у неё есть, рисковать так безбашенно, как ещё совсем недавно, в молодости.

В молодости? Так не хотелось верить, что молодость прошла. Вот ведь, молодой пацанчик, этот проводник, клеился к ней в Германии. Да и она во время обеда не удержалась и немного «поиграла в гляделки» с ним. Ведь она всё ещё неотразима. Или отразима? Тьфу, чёрт! «Неотразима» нормально звучит, обольстительно, а «отразима» как-то по-военному.

В Москве, минуя вокзал, направляясь к своей машине на стоянке, она проходила мимо киоска с печатной продукцией и увидела на витрине среди Донцовой, Марининой и Корецкого, знакомую фамилию. Ирина давно знала, что Лобов – автор детективных романов. Она знала, что её Сашка иногда читает его книги. Ирине это не нравилась, но что она могла поделать. Её не покидало чувство беспокойства, а вдруг этот алкаш опишет её, Иру, и вставит в свои «убивалки» и «воровалки», а Сашка узнает в героине Иру. Но вышло несколько романов, герои в них были совершенно не похожие на реальных людей, или злющие страшные бандиты, или честные красивые сыщики, а женщины как будто списаны с героинь голливудских блокбастеров.

Ирина попросила показать ей книжку. Посмотрела на заднюю обложку. Там, на фото был её бывший любовник, собственной персоной. Да ещё и улыбался так нагло. У-у-у, рожа! Ирина не собиралась анализировать, почему воспоминания об отношениях с Лобовым ей неприятны. Неприятны и всё. Она полистала книгу, рассеянно пробегая глазами по строчкам, но вдруг взгляд зацепился за что-то, что ей очень не понравилось. Она не хотела верить. Неужели решился?! Ах, свинья!

Она купила книжку, почти бегом добралась до машины, плюхнулась на сиденье и лихорадочно начала читать, пропуская все криминальные детали романа.

«Они провели сказочную ночь, и у них был ещё целый день. Игорь попросил у одного из своих школьных друзей ключи от его квартиры. Друг в то время был холост и часто жил на даче с родителями. Катя с Игорем прожили вечер, ночь и утро как нормальная влюблённая пара, у которой есть все условия для любви. А какие нужны условия? Быть рядом. И бывают ли нормальные влюблённые пары? Не бывает таких пар. Все они ненормальные.

Как хорошо было вечером вместе готовить ужин! Как хорошо было целоваться не тайком, не украдкой, а свободно и постоянно. Как хорошо было никуда не торопиться, а знать, что вся ночь в их полном распоряжении. И они использовали возможности этой ночи самозабвенно.

Правда, когда ложились в кровать, Игорю показалось, что так уже с ним было. Что было? Да вот то же самое. Ужин, весёлые разговоры о прошедшем дне, работающий телевизор, неспешное раздевание, доверчивое бесстыдство.

Господи, подумал он, у этой квартиры планировка моей квартиры, нашей квартиры, нашей с женой. Только мебель расставлена по-другому. Планировка была обыкновенной, типовой, поэтому и встречалась слишком часто во многих квартирах. Но Игорь об этом не думал. Его давило это удобство, как будто он привёл любовницу к себе домой. Он не хотел этого. Стало как-то неуютно. Зачем же так! Так не должно быть. Когда встречи были в вагоне, в каких-то отелях, на природе, или вообще в экстремальных и экзотических местах, это Игоря не останавливало. К тому же он видел, как «заводится» от новизны ситуации его спутница, и сам заводился от этого ещё сильнее. А здесь всё уютно, по-домашнему. Так должно быть дома. Дом, семья. Дети ждут папку. Тьфу, чёрт. Не думать. А если думать, то не делать того, что делаешь. А зачем делаешь?

Этих мыслей Игорь никогда не успевал додумать. Катька своей нежностью и весёлостью быстро заставляла забывать обо всём. Но в этот раз мысли почему-то не оставляли его.

Утром они выпили кофе и позавтракали яичницей. Катерина пообещала роскошный обед, написала на бумажке набор продуктов, и парочка собралась прогуляться. Но пришёл друг, владелец квартиры. Он неожиданно приехал с дачи за какими-то документами. Принёс бутылку вина. Игорь познакомил его с Катей. Они посидели втроём за бокальчиком, поболтали, пошутили, пообсуждали телевизионные сплетни. Через пару часов друг засобирался обратно. В коридоре, одеваясь, он восхищённо показал Игорю большой палец. Классная деваха! Да Игорь и сам знал.

Катя сказала, что гулять они пойдут после обеда, что после вина надо бы хорошо поесть, и что Игорю придётся сходить в магазин одному. Купить недостающих продуктов. А она пока начнёт готовить из того, что привезли с собой.

Игорь вышел на улицу. Семейная жизнь. Та же самая семейная жизнь. Так зачем же всё это, думал он. Ведь у меня есть всё то же самое: квартира, женщина, приготовленный обед, прогулки в магазин по списку, вечером – телевизор, на посиделках с друзьями – обсуждение тех же теле-сплетен. Зачем сейчас то же самое? Чем лучше? Катька лучше Аньки, его жены? Вот уж фигушки. Анька добрей, порядочней. Зато Катька безбашенней в постели. А чего стесняться? Всё равно вместе не навсегда. Хотя Катька уже «закидывает удочки», а вот если бы… Никаких если бы.

Игорь зашёл… елки зелёные, это же не магазин, это бар. Скучающая буфетчица, толстая в кокошнике, самого располагающего советского вида бармэнша, совершенно искренне улыбнулась:

– И чего нам налить.

– М-м-м, пятьдесят коньячку, – неожиданно выпалил Игорь.

– И чего тебе с пятидесяти будет, как слону дробинка, – продолжала улыбаться буфетчица. – Наливаю сотку?

– Наливай сто пятьдесят, – засмеялся и махнул рукой Игорь, как бы снимаю всю свою внутреннюю защиту перед соблазнами.

Через полчаса он, покачиваясь, стоял у стойки, и рассказывал буфетчице и посудомойке, какая у него сложилась непростая жизненная ситуация. Женщины слушали его, как будто он рассказывал им о сериале «Просто Мария» или «Рабыня Изаура». Худенькая посудомойка даже слезу пустила.

Игорь достал деньги, начал расплачиваться.

– И ещё соточку посчитайте. И налейте, само собой.

– Хватит тебе,– махнула рукой буфетчица. – Иди уже, ждёт ведь.

Но она всё-таки налила ему пятьдесят граммов коньяка со вздохом:

– Ох, мужики, о-ох, кобели! И чего вам дома не хватает. И мой такой же».

Ира прекрасно помнила этот случай. Это была первая серьёзная размолвка с Игорем. Или не первая? Были и ещё размолвки. И размолвки, это скромно сказано. Были скандалы и скандалищи. Поводы – ревность или недостаточно выраженное чувство, недостаточное внимание. Ни Ира, ни Игорь, дома в семьях такими не были. В семьях они были спокойные уравновешенные разумные люди. Но стоило им приблизиться друг к другу, как они сразу превращались в две боевые гранаты без чеки, которые, как им и положено, через какое-то время взрывались. Но ссоры затихали, и через несколько минут, или, максимум, через час, пара начинала привлекать к себе внимание всех окружающих флюидами безоблачного и бесконечного счастья. Кто-то из знакомых над ними откровенно смеялся, кто-то так же откровенно завидовал, кто-то даже брал пример. Копировали их нежные словечки, копировали их поступки. Друзья Игоря, с пренебрежением встретившие «ещё одну», стали друзьями Иры. Её подруги, пожимавшие плечами «что она в нём нашла?», стали подругами Игоря. Были среди друзей такие, что по отдельности к кому-то одному из них ни за что бы не подошли. Ира и Игорь как магнитом притягивали к себе людей. Этот магнит назывался – счастье.

И вот, они вдвоём! Каких усилий стоят им обоим эти нечастые встречи. Как они долго готовятся, договариваются, хитрят в семьях, отрывают время от повседневных и нужных дел. Всё ради этих нескольких часов счастья. А тут счастье могло длиться почти два дня. Но открывается дверь и появляется Игорь. Глаза стеклянные. На губах невесёлая пьяная ухмылка. Это было оскорбление. Это было страшное унижение. Никакого обеда и послеобеденного времяпровождения тогда не случилось. Они сразу поехали по домам.

Нет, это был не конец отношений. Эта связь длилась ещё какое-то время, но вектор отношений поменялся. Этот случай что-то сломал, или просто отношения доросли до логического верхнего предела и начали так же логически быстро стремиться к нулю.

Ирина резко затормозила около придорожного комплекса: кафе, магазин, гостиница, туалет, автосервис; отметив, что по российским дорогам стало ездить значительно удобней. Сервис – «на каждом шагу». Во всяком случае – в районах ближайшего Подмосковья. Она раздражённо указала продавщице на бутылку самой дорогой водки, на бутылку виски известной марки, и, немного подумав, добавила к этому бутылку армянского коньяка.

«Извини, дорогой, французского коньяка не было», – язвительно подумала она, с удивлением обращая внимание на то обстоятельство, что как будто и не было нескольких лет разлуки между ними, и ей привычно легко общаться с ним, пусть и мысленно. Они всегда разговаривали шутками-прибаутками, постоянно подтрунивали друг над другом. Иногда градус иронии поднимался до обидного, но быстро снижался объятиями и поцелуями.

«Надеюсь, у него найдётся на даче какая-нибудь еда, – думала Ира, – а если нет, то и лучше, быстрее напьётся до отключки».

Она вдруг неожиданно затормозила и припарковалась у обочины. Откуда такие страшные мысли?! Неужели она и правда решила его убить? Ира не верила себе. Тогда зачем она потратила необходимые семье деньги на убойную порцию алкоголя? Дорогого алкоголя, чтобы как ребёнка привлечь яркими этикетками страждущего, привлечь престижными названиями и баснословной ценой. Чтобы уж наверняка?

Ирина зарычала. За рулём маленького автомобиля сидела красивая женщина и по-настоящему громко рычала. Рычала как львица или как собака на цепи. И не было в этом её проявлении эмоции никакой позы или игры. Разъярённая хищница готова была броситься на жертву и растерзать её. Иногда проскальзывали мысли-вопросы, она что, правда решила убить своего бывшего любовника? Она тут же отмахивалась от этих мыслей, мол, ничего я не собираюсь и не планирую.

Невдалеке у придорожного кафе торговали дровами и пакетами с углём для приготовления шашлыков. Ирина проехала несколько метров.

– Жидкость для розжига есть?

Продавец кивнул. Она купила самую большую баклажку жидкости для розжига огня и бросила её в багажник, подумав, что «в случае чего» всё должно быть готово.

Глава 6

Жанна Ивановна вышла на железнодорожной станции города Сергиев Посад. Она перешла по наземному переходу от платформы к привокзальной площади. Увидела останавливающийся автобус и направилась к нему, но оказалось, что в этом месте только высаживают пассажиров, а «посадка» на автовокзале, рядом. Зато Жанна увидела красивый памятник. Она удивилась, что обычный в российских городах памятник Ленину у вокзала необычен. Вождь революции столетней давности сидит в какой-то неестественно вальяжной позе. Неестественной – для энергичного вождя мирового пролетариата. Подойдя поближе, Жанна Ивановна убедилась, что в памятниках она «не очень», что это совсем даже и не Ленин, а промышленник Мамонтов, на деньги которого построена первая ветка Ярославской железной дороги.

«Тоже вот лысый, как Ленин. Поди их, разбери, этих мужиков», – хихикнула Жанна, и отправилась искать автобус или маршрутное такси, на котором она смогла бы добраться до дачного посёлка Воробьёво, в котором находилась дача бывшего мужа.

Автор просит прощения у читателя за то, что иногда Жанну Ивановну он называет по имени и отчеству, а иногда просто по имени – Жанна. Остальных героев как-то больше по имени. Это происходит потому, что автор испытывает вполне объяснимое уважение, и даже – благоговение, к любому человеку, который может кого-то чему-то научить, то есть, к учителю. Кроме того, весной и осенью Жанна Ивановна носит только строгие удлинённые плащи (никаких коротких курток), и на голову надевает чёрную шляпку, похожую на «котелок» английских денди конца 19-го – начала 20-го века. Попробуйте вот так, за здоров живёшь, женщину в шляпе, или в шляпке похожей на шляпу, назвать по имени, а не по имени и отчеству. Уверяю, не у каждого получится. Вот и у автора тоже не всегда получается. Но поскольку Жанна Ивановна была милая, открытая, прямодушная женщина, в женском очаровании нисколько не уступающая Алинам, Иринам, да и Маринам, и Катеринам, и прочим прелестным существам, так часто волнующим мужское якобы не слишком развитое воображение, то автор будет иногда называть её попросту – Жанна.

Она нашла нужную маршрутку. Порадовалась тому обстоятельству, что водитель был русский, от этого в Москве она отвыкла за последние несколько лет. Когда в какой-то области работают и русские и не русские люди, это нормально, Россия – страна многонациональная. Но когда на территории, где в основном проживают русские люди, одну или несколько сфер обслуживания полностью занимают люди других национальностей, теряется чувство комфорта, теряется чувство безопасности, теряется чувство того, что ты «на своей территории».

– До Воробьёво я доеду на вашей маршрутке?

– Да, садитесь, скоро поедем.

Пришлось ехать ещё полчаса. В маршрутке читать было уже неудобно, и надо было следить, чтобы не проехать свою остановку. Но и того, что Жанна успела прочесть в электричке, ей ещё стоило «переварить». Во-первых, её неприятно взволновали эротические сцены с Катей, так в романе звали любовницу героя. Во-вторых, укололо то, что с Анной, женой героя, прототипом которой являлась она, Жанна, и в этом она была уверена на сто процентов, никаких эротических сцен не было. Хотя, если бы они были, Жанна Ивановна просто отдубасила бы своего бывшего по его бестолковой голове его же бестолковой книжкой! Жанна была почему-то уверена, что о ней её «бывший» ничего «такого» не скажет, даже скрывая её под другим именем героини в романе. Почему? Не важно. Зато о других он вон каким соловьём распелся!

Жанна вышла на остановке у деревни Воробьёво. Она помнила дорогу. Когда-то Лобов купил здесь старый домик с участком. Недорого по тем временам, когда была сделана покупка. Сейчас одна земля здесь стоит дороже, наверное, подумала Жанна. Она, городской житель, не любила выезжать в «эту глушь». Дети тоже относились с прохладцей к попыткам отца приучить их хотя бы в выходные к жизни «на земле». Они любили поездки на море, вообще, поездки куда угодно, только не на дачу. Получалось так, что на дачу всей семьёй они ездили раза два за лето. Ездили без машины, «на перекладных». Машину Лобов не покупал, потому что вне рейса постоянно позволял себе «понемногу», а затем всё больше, и больше. Зато сам Игорь, без семьи ездил на дачу чаще, хотя бы раз в месяц. Там он и начал писать.

При разводе Игорь не предъявил никаких претензий на их совместную трёхкомнатную квартиру, там жили его дети. Он ушёл «в никуда», то есть – снял квартиру. Но и Жанна не предъявила никаких претензий на дачу, не стала настаивать на её продаже и разделе денег, как ей советовали коллеги. Деньги казались небольшими, она с детьми дачную жизнь не любила, и отбирать у бывшего мужа его любимую «игрушку» ей и в голову не пришло.

Пройдя по раскрошившейся асфальтовой дороге, на которой с трудом могли разъехаться два автомобиля, Жанна свернула в знакомый переулок. Здесь уже не было асфальта, к дому вела грунтовая дорога. Пройдя несколько дворов со старыми, но аккуратными деревянными домиками, она оказалась напротив сплошного жестяного забора коричневого цвета, за которым и должен был находиться дом Лобова. Раньше забором служил тонкий штакетник менее полутора метров высотой. По новой дачной моде Лобов полностью отгородился от внешнего мира железным забором. Ограду он поставил уже без неё, без Жанны.

Может быть, он и дом новый построил, подумала Жанна, осматривая калитку в поисках звонка. Звонка не было, но калитка была чуть приоткрыта, и Жанна вошла во двор.

Домик был всё тот же, старый бревенчатый, но недавно выкрашенный в коричневый цвет. Оконные рамы и резные украшения, столь любимые в деревянном строительстве несколько десятилетий назад, были тоже аккуратно выкрашены, как и положено, в белый цвет. За воротами стояла старая «лада-девятка», в ремонт которой он, будучи ещё женат на Жанне, вкладывал больше денег, чем она того стоила.

Жанна усмехнулась. Всё пропивает, небось, её бывший. Все нормальные мужики уже давно на иномарках ездят, или хотя бы на новых моделях этих самых «жигулей», так Жанна по старинке назвала вазовский автомобиль.

Она прошла по дорожке из утоптанного битого кирпича, который едва виднелся из-за проросшей в щелях между ним травы. Битый кирпич Лобов привёз, когда в деревне неподалёку ломали полуразрушенный коровник. В деревне хозяйство дышало на ладан. Молодёжь и раньше уезжала в города, редко кто оставался. Новые времена, перестроечные и те, что пришли им на смену, хорошо покосили более или менее налаженный быт подмосковной деревни. Некоторые хозяйства каким-то чудом выжили, некоторые заселились приезжими из южных областей бывшего СССР, но они не собирались налаживать местное хозяйство. Им нужен был заработок, сразу, не потом в далёком будущем, в чём они были абсолютно правы. Они в основном находили работу в дачных посёлках. Так что, совхоз развалился, коровник стал не нужен, начал разрушаться, а затем и местные жители помогли этому процессу.

Лобов любил ездить по окрестностям. Знал все близлежащие деревни. Был знаком с некоторыми селянами. И когда ломали коровник, один механизатор предложил Игорю привезти машину битого кирпича за какие-то «смешные» деньги. Игорь согласился.

Жанну немного удивило её ревностное отношение к тем предметам, что были сделаны «при ней». Вот новый железный забор её ничуть не взволновал, а эта дорожка из битого кирпича… Он вспомнила, как в одно из редких совместных посещений дачи Игорь с детьми как мозаику выкладывали дорожку из этого кирпича. Было видно, что действие доставляет огромное удовольствие всем участникам, и даже Жанна, на минуту отодвинув свой скепсис в отношении мужа порадовалась, что «всё хорошо». Не пил бы, был бы мужик мужиком. А так, что о нём рассуждать!

– Лобов! – крикнула Жанна Ивановна. – Эй, Лобов, ты где!

Ответа не было. Она подошла к дому, поднялась на две ступени покосившегося крылечка, поискала глазами звонок, но увидев, что таковой отсутствует, дёрнула за ручку двери. Дверь открылась.

– Эй, Лобов, ты дома? – снова крикнула Жанна Ивановна.

Ей не хотелось бы застать своего «бывшего» с какой-нибудь из его молодых поклонниц в ненадлежащем моменту виде. Конечно, Жанне было уже всё равно, что он и с кем вытворяет, этот не выросший во взрослого человека, её бывший муж, который по паспорту был старше её, но по ответственному отношению к жизни был младше любого из её учеников, но она не хотела попасть в щекотливую ситуацию. Этот клоун, Лобов, всё равно всё обратит в шутку. До невероятности несерьёзный человек.

– Лобов, это я пришла, – ещё раз громко возвестила своё появление в доме Жанна, уверенная в том, что по голосу «бывший» её сразу узнает, главное подать этот голос.

Но ответа не было.

Наверное, уже «принял на грудь» и пошёл в магазин за добавкой, подумала Жанна. Машина на месте, а его нет. И двери, и калитку оставил открытыми. Каким был безалаберным, таким и остался.

Жанна вошла в небольшую прихожую. Слева висела на крючках, прикреплённых прямо к бревенчатой стене, верхняя одежда. Неширокая лестница справа вела на верх, в мансарду. Напротив – дверь в маленькую кухню-столовую. А за крючками с одеждой была дверь в большую жилую комнату, в которой, как помнила Жанна, в основном и происходила вся дачная жизнь.

Жанна Ивановна вошла в комнату. Обстановка не изменилась с тех времён, когда она в последний раз здесь была. Круглый стол, диван, буфет, множество книжных полок, несколько стульев. На стене висел единственный предмет, которого раньше не было, новый плазменный телевизор. Он был включён. По телеканалу «Культура» шла опера «Кармен».

Это всё Жанна увидела в первое мгновение своего появления в комнате. Со второго мгновения она начала испытывать возрастающее беспокойство, постепенно переходящее в страх и сильное душевное волнение. Окно напротив двери было разбито. Когда Жанна шла от калитки к дому, она не могла его видеть, потому что это окно «смотрело» на соседний участок. На столе стояло несколько бутылок из-под крепких напитков. Ещё стояли стаканы и пакет апельсинового сока. В центре стола лежала раскрытая книга, а на ней большой столовый окровавленный нож. Рядом с открытой книгой и ножом лежал пистолет. Один из стульев валялся на полу со сломанной ножкой, и рядом с ним растеклась небольшая лужица крови.

Жанна тихо вышла из комнаты, вышла из дома, и бегом бросилась за калитку. Отойдя от участка на приличное расстояние, Жанна дрожащими руками достала телефон и набрала 02. Выслушав сбивчивое объяснение о причинах, побудивших позвонить в полицию, её соединили с местным отделением. Дежурный попросил ещё раз повторить, что случилось. Узнав, что нет пострадавших, нет потерпевших, нет, слава богу, трупов, нет факта кражи или разбоя, дежурный попросил Жанну немного подождать.

– Чего ждать! – закричала Жанна Ивановна. – Человека, может быть, убили. Или ранили. Там нож весь в крови! Там пистолет на столе.

– Ножом могли резать мясо на шашлык, погода-то прекрасная, только и отдыхать на свежем воздухе у костерка, – мечтательно вздохнул полицейский. – Пистолет может быть обыкновенной игрушкой, или «воздушкой», который легко купить в магазине. Разрешения на него не требуется, а выглядит как настоящий. Мужики падки на такие игрушки. Некоторые в детстве не наигрались. Тем более, вы говорите, что ваш муж пишет детективы. Может быть, он сцену нового детективного романа представлял и для этого ему нужны были наглядные пособия, если так можно выразиться.

Дежурный полицейский видно любил поболтать.

– Вы пришлёте кого-нибудь сюда или нет! – взвизгнула Жанна. – Или мне искать, куда позвонить ещё?! На радио, в газету, в прокуратуру, на телевидение, в местную городскую администрацию.

– Женщина, я ведь вас вежливо попросил подождать, именно для того, чтобы заняться вашим заявлением, – флегматично разъяснил невидимый собеседник, – а вы меня отвлекаете своими разговорами, своими домыслами, так сказать. И не надо сразу начинать общение с угроз людям, которые пытаются вам помочь, пусть и по долгу службы.

– Хорошо, я жду, – стараясь успокоиться, более или менее нормальным тоном выговорила Жанна Ивановна. – Извините. Я очень волнуюсь. И – боюсь.

Дежурный не отвечал. Было слышно, что он с кем-то разговаривал. Через две или три минуты он сообщил:

– Вы сказали, номер дачного участка 33?

– Да-да, – подтвердила Жанна.

– Там недалеко автобусная остановка, идите к ней. Сейчас туда подойдёт человек, ваш участковый. Его зовут Григорий Александрович. Он может быть без формы, у него выходной, как и у многих. Вас как узнать? Как вы выглядите?

– Как-как, нормально выгляжу, красивая ещё пока, – вырвалось у Жанны Николаевны.

Невидимый дежурный не удержался от короткого смешка:

– Не сомневаюсь. Именно так сейчас и опишу вас Григорию Александровичу.

– А фамилия, фамилия его как? – вдруг вспомнила Жанна. – А то я попрошу показать мне удостоверение, а фамилии-то и не знаю.

– Серьёзная вы женщина, – то ли уважительно, то ли издеваясь, протянул дежурный. – А фамилия участкового – Балбесов.

– Вы смеётесь?! – чуть не зарыдала Жанна.

– Ничуть, я совершенно серьёзно, если вы не забыли, я при исполнении служебных обязанностей, – бесстрастно отвечала трубка знакомым уже голосом дежурного полицейского. – К вам сейчас подойдёт очень грамотный и серьёзный сотрудник – Балбесов Григорий Александрович.

Жанна направилась к автобусной остановке, у которой десять минут назад она вышла из маршрутного такси. Она озиралась по сторонам, боясь увидеть что-то страшное, или кого-то страшного: маньяка-убийцу, бандита-убийцу, психопата-убийцу или подобного малосимпатичного субъекта. Она не знала, как думать теперь о бывшем муже, «бывший» в смысле – бывший муж, или «бывший» то есть жил когда-то на земле. Жанна Ивановна неожиданно разрыдалась, и, рыдая, вышла по тропинке к остановке.

Вообще от посёлка к остановке вело несколько тропинок. Жанна Ивановна увидела, как по другой тропинке вышел высокий мужчина и направился к ней. У него был высокий лоб с ярко выраженными залысинам, светлые серые глаза, и какая-то кривая усмешечка на губах. Одет он был обыкновенно: джинсы, рубашка в крупную клетку, ветровка, туристические ботинки на толстой подошве. Но всё это не имело никакого значения, кроме, может быть, усмешечки. В руках у мужчины был топор.