Czytaj książkę: «Игра снов»
Свойство женщин – это плакать, ткать и обманывать. Нет ничего удивительного в том, что вследствие лукавых происков дьявола, с божьего попущения, даже и ведьма заплачет.
«Молот ведьм», 1486 г. от Р. Х., Яков Шпренгер, Генрих Инститорис
1. Сон I.
Было то самое прекрасное время года, когда уже не жарко и еще не холодно. Блестело солнце, щебетали птицы, травы, как им и положено, зеленели. Желтых листочков было еще совсем немного, и они сверкали, как крупицы золота на изумрудном фоне. А аромат, господи, какой же аромат стоял в осеннем лесу!
Закари Вентер, бывший крестьянин, три недели назад поступивший на ратную службу в личное войско герцога Альбрукского, покачивался в седле, верховая езда доставляла молодому человеку неизъяснимое удовольствие. Он был одним из дюжины воинов охранения при герцогском гонце, который вез деньги в столицу для уплаты налогов.
Гонец ехал впереди кавалькады, ратники за ним по двое. Все были достаточно беспечны и относились к своей миссии более как к увеселительной прогулке и предвкушали столичные развлечения, в глубине души потешаясь над обычаем отправлять деньги с таким грозным сопровождением. И где? В центре самого просвещенного и безопасного королевства, где про разбойников уже лет пять и слыхом не слыхивали. Где-то, может, и промышляли они в глухой провинции, но здесь, в последнем лесу перед столичной заставой, откуда им взяться? Да еще и среди бела дня.
Закари ехал сразу позади гонца. В пару ему достался Бертран – добродушный мужик лет сорока пяти, любитель почесать языком и не дурак выпить. Он вводил молодого в курс дела, периодически доставая откуда-то из-под нагрудника небольшой мех. Прикладывался, крякал негромко и вещал:
– А ты знаешь, что герцог-то наш тоже из служилых. Как же? Он был ратником еще у старого герцога Альбрукского Карла Велеречивого.
– Скажешь тоже… – хмыкнул Закари.
– Мне не веришь, спроси, кого хошь, – разозлился старик. – И слова не скажу больше. На кой рассказывать, коли тебе веры нет?
– Ну прости, прости, дядька. Просто чудно это все. Как это так возможно из грязи в князи перепрыгнуть?
– Ладно. Слушай тогда и не перебивай, – добродушно разрешил бывалый воин. – Мы ж вместе с ним начинали. Оба из одной деревни. Оба служили верой и правдой, но у него ловчее, что ли, получалось. И заслужил я только шрамы да перстень вот этот памятный, а он рыцарское звание и захудалую деревушку с тощими крестьянами. А потом на войне спас жизнь самому герцогу, и пожаловали ему титул баронета и две зажиточных деревни друг от друга через речку. А потом, уж не знаю за какие такие заслуги, отдал старый Карл, это уже когда сам на одре, понимаешь, был, за молодца свою дочку. И стал простой солдат его светлостью. Вот ить как бывает…
– Так а зачем же за безродного? Она красавица вон какая, герцогство чуть ли не лучшее в королевстве, хоть и приграничное. Мог хоть за принца ее выдать.
– Ну так пойди пойми. У них, у благородных, башка посложнее, чем у простых людей устроена. Я у изголовья стоял, слышал, как он нашему-то сказал: один, значит, способ у нас с тобой имеется, чтоб суврене́т у герцогства соблюсти. Женись, говорит, на дочери моей, и дело с концом… Бог его знает, что за «сувренет» такой. Даром, что Велеречивым прозвали, порой такие слова говорил, будто сам себе на потеху выдумывал.
– Суверенитет. Это независимость значит.
– А-а-а… Понятно.
Бертран замолчал, о чем-то размышляя. Закари тоже задумался о превратностях судьбы. О том, что же он сам должен такое сделать, чтобы заполучить и богатство, и власть, и любовь в придачу…
Тут ход его мыслей был прерван самым неожиданным образом.
Гонец вдруг остановился и поднял руку. Бертран, похоже, задремал, потому что продолжал ехать. Закари пришлось позвать его по имени, чтобы старик очнулся. Да и остальные явно были не готовы быстро реагировать. Строй нарушился, отряд сбился в кучу.
Шагах в тридцати впереди поперек дороги лежало дерево. На стволе сидел какой-то неопрятный тип в капюшоне. С десяток подобных стояли за ним с разнообразными орудиями крестьянского труда в руках: вилами, косами, цепами. Выглядели они весьма недружелюбно.
– Ребята, а что это вы здесь устроили? – закричал проснувшийся Бертран. – Зачем дерево такое красивое сгубили? Ох не похвалят вас за это королевские лесничие…
Тип спрыгнул с дерева, подошел на несколько шагов ближе и скинул капюшон. Оказалось, что он кривой и отсутствие правого глаза скрывает с помощью перевязи из черной тряпки.
– Мы не разбойники, как вы, господа, могли подумать, мы мятежники. Я предводитель, меня Питер кличут. А кто вы такие? – произнес он деловито.
Гонец надменно отчеканил:
– Послушай-ка меня, Питер ты одноглазый. Мы состоим на службе у их светлости герцога Альбрукского, имя которого наводит ужас на разбойников по всему королевству. Если с нами что-нибудь случится, с вас со всех шкуры заживо сдерут!
Очевидно, эта угроза действия не возымела; со всех сторон из-за деревьев донесся грубый смех.
Гонец заерзал в седле и уже менее уверенно добавил:
– И с ваших жен… и с детей… сдерут.
– Господин хороший, остановитесь, умоляю вас, – явно издеваясь, произнес предводитель повстанцев, – пока вы до родителей не добрались… Мы лишь хотим избавить вас от ненужного бремени. Клянусь, вы и ваши спутники сможете следовать дальше совершенно невредимыми, если отдадите нам то, что предназначается этой зажравшейся скотине королю.
Гонец уже собрался с духом, к нему вернулся надменный тон.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, мерзавец. А ну прочь с дороги!
– А что это такое у вашего седла? – Питер указал пальцем на переметную суму с деньгами. – Не позволите ли взглянуть на содержимое?
– Одним глазком? – гонец оглянулся на ратников, гордый своей шуткой. Те послушно засмеялись. – Так я тебе, черт кривомордый, собственноручно этот твой последний глаз вырежу. Ты, свинья эдакая, действительно полагаешь, что толпа чумазых пейзан может напугать бывалых воинов?
– Господин гонец, вы подвергаете опасности не только себя, но и своих людей. Подумайте, насколько ваши жизни ценнее кружочков желтого металла.
– Наши жизни принадлежат герцогу, а золото королю, и не тебе, псу шелудивому, разевать пасть на то и на другое!
– Умоляю вас перестать браниться. Бог свидетель: вы вынуждаете меня идти на крайние меры.
Гонец не стал отвечать на эту невнятную угрозу, выхватил меч и направил коня на кривого. Тот махнул рукой. В следующий миг раздался свист разрезаемого воздуха, затем глухой металлический удар. Гонец откинулся назад и безжизненно сполз с остановившегося коня в дорожную пыль. Из нагрудника его доспеха, с левой стороны, торчало оперенье арбалетного болта.
Ратники выхватили мечи и опустили забрала. Они ждали команды от старшо́го. Бертран открыл было рот и выпучил глаза, но кривой опередил его.
– Господа! Предостерегаю вас, мои ребята кругом, они в минуту нашпигуют вас стрелами так, что вы станете похожи на дохлых ежей.
После непродолжительного колебания Бертран потупил взор и произнес:
– А ну, ребята, делай как я! Тогда и живы все, даст бог, останемся, и господину нашему еще послужим…
И вложил свой меч в ножны.
– Надо же, какое мудрое решение! – восхитился предводитель мятежников. – Слушайте его, парни, коли до почтенных лет дожить желаете.
Растерявшиеся ратники один за другим исполнили трусливый приказ. Последним повиновался Закари.
Питер развеселился:
– Первый гонец от маркиза Ми́рланда был. Ну так там и охрана не вам чета: шесть пижонов в бархате и со шпажонками. Накостыляли мы им, все ценное отобрали да и отпустили восвояси. У каждого по арбалету было дорогому в серебряном окладе. Хороши арбалеты. Думаю, ваш гонец оценил… Вы посмотрите кто-нибудь, пока суть да дело, что там с ним. Может, жив еще, слова последние сказать хочет.
Закари спешился и пошел к гонцу.
– Вот потому и не быть тебе никогда рыцарем, – шепнул он, минуя Бертрана.
Кривой продолжал глумиться:
– У вас мы оружие отбирать не будем. Вы воины – для вас это позор. Сейчас ребята дерево с дороги стащат, и поедете себе дальше. А хотите, обратно езжайте. За следующей порцией. Мы тут подождем. Да, ребята?
Ответом ему был дружный гогот как минимум пятидесяти глоток.
Гонец оказался мертвее мертвого. Лицо его было грозно – наверное, он не успел ничего понять перед смертью – болт пробил сердце.
Закари пожалел беднягу. Неплохой парень был. Основательный. Сначала у барона какого-то посланцем служил, потом его виконт забрал, и, наконец, герцог в кости выиграл. Может, надеялся в итоге королевским гонцом сделаться. И вот погорячился, недооценил опасность. И все. Карьера и жизнь псу под хвост…
Предводитель тем временем продолжал балагурить:
– Вторые от графа Голуата прискакали. Тоже бывалые воины. Упрямые, как бараны. Все полегли. Не оказалось у них такого мудрого командира, как у вас. Мы им могилку братскую обустроили на полянке, здесь неподалеку. Честь по чести.
Тут к потерявшему ездока коню подошел один из бандитов с арбалетом за спиной, возможно, как раз тот самый, что убил гонца, и начал вставлять ногу в стремя.
У Закари мгновенно созрел план. Он вытащил незаметно кинжал, подскочил и заколол неловко карабкающегося в седло арбалетчика куда-то в почку. Взлетел на коня и вонзил в него шпоры.
Гонцов скакун был один из лучших в королевстве. Закари направил его прочь с дороги в лес. Из кустов наперерез выскочили два оборванца – один с топором, другой с вилами. Ратник уже держал в руке меч вместо кинжала, который остался в арбалетчике. В следующее мгновение один из нападавших лишился руки, другой головы.
Конь несся галопом сквозь лес. Всадник еле успевал уворачиваться от ветвей и следить, чтобы жеребец не споткнулся о корни.
Скоро Закари убедился, что погони за ним нет, выехал на дорогу и перевел коня на рысь. В щите, подвешенном у ратника за спиной, торчали три разбойничьих стрелы. Только теперь он обратил внимание на боль. Бедро было в крови. Закари прижал к ране платок и так доскакал до столичной заставы.
Рана оказалась пустяковой: стрела скользнула по кольчуге, порвала штаны и неглубоко оцарапала кожу. Ратнику наскоро перевязали рану и с почетом сопроводили в королевский дворец, где он и сдал золото казначею.
Потом отвели на королевскую кухню. Закари ел с аппетитом, но почти не чувствовал вкуса изысканных блюд – в голове крутились картины произошедшего, а еще он гадал, каким будет его вознаграждение.
Он принял горячую ванну с помощью двух симпатичных и безотказных горничных, любезно подосланных мажордомом. После всего упал на пышную перину и мгновенно отошел ко сну с чувством выполненного долга.
2. День 1-й.
Номер TA5625/27/32/08D проснулся 3 сентября 2083 года в своем саркофаге и еще несколько минут лежал с закрытыми глазами, переживая ощущения при переходе от гипносна к реальности и с удовольствием перебирая в памяти подробности пережитого во сне приключения. Шланги и присоски, отводящие различные биологические выделения во время сна, с чваканьем и шипеньем отошли от тела и скрылись в стенках устройства.
32/08 открыл глаза. На мониторе, вмонтированном в крышу саркофага, в обрамлении средневекового орнамента появилась статистика последней сессии игры «Время ведьм».
Время в игре 76 часов 16 мин. 54 сек.
Навыки:
Верховая езда +83
Владение оружием:
Меч/сабля/шпага +112
Кинжал/стилет/нож +56
Щит +25
Лук/арбалет +27
Осадные/оборонительные орудия +0
Лидерство +5
Дипломатия +13
Обаяние +48
Торговля +16
Лечение +33
Танцы +37
Любовные утехи +94
Богатство/благополучие:
Золото +3 монеты
Серебро +28,5 монеты
Самоцветы +0
Титул/звание:
Ратник. (Доступен следующий уровень).
Прочие достижения:
Уничтожены 4 противника.
Покорены 3 женщины.
Смещение кармы в светлую сторону на 28 пунктов.
Общий опыт 549 очков. (Доступен следующий уровень).
Пока 32/08 пролистывал статистику, саркофаг наполовину наполнился водой, горячими душистыми струями омыл тело, прополоскал волосы и почистил манипулятором со специальной насадкой зубы. Напоследок окатил холодной водой для бодрости.
Мир игры «Время ведьм» нравился 32/08. Не приходилось ждать неделями каких-то интересных событий, увязая хоть и в приятном, но все же рутинном виртуальном существовании. Карьерный рост по сценарию, похоже, тоже не заставит себя ждать. Интересно, какую награду получит его персонаж за инкассаторские услуги?
Следующую сессию он заказал в этой же игре.
Тем временем саркофаг теплым воздухом высушил тело и обернул в серую рабочую униформу. Пора было выбираться наружу.
Шестигранные индивидуальные устройства сна, ИУС, или попросту «саркофаги», имели объем в два кубометра и были уложены вплотную друг к другу, как пчелиные соты. Они занимали все пространство от пола до потолка в три ряда. Обладатели верхних саркофагов спускались по металлическим скобам, и их излюбленной шуткой было как будто случайно наступить на выползающего снизу соседа.
В секции улья жили двенадцать пчел. Выбравшись из стены с саркофагами, они попадали в узкое помещение площадью метров двадцать, выполнявшее функции столовой, в котором находились холодильник, аппарат для выдачи напитков и длинный стол с привинченными к полу скамейками. В одном из торцов столовой имелась дверь в общий санузел на три унитаза и три раковины, в противоположном – выход в общий коридор улья.
Интерьер секции был скуп и исключительно практичен. Только иллюминаторы саркофагов, подсвеченные голубым, оживляли унылую обстановку.
Когда 32/08 вылез из своего ИУС, расположенного в среднем ряду, все уже толклись в общем помещении.
В его холодильной ячейке лежали два контейнера с этикетками «завтрак» и «ужин». Их полужидкое, аморфное содержимое отличалось только цветом – различными оттенками зеленого. На пакете значилось: «Перед употреблением питательную массу разогреть!». Он никогда не разогревал. Глотал так; холодная масса вызывала меньше неприятных ассоциаций и почти не имела ни запаха, ни вкуса. Пчелы неправильно называли питательную массу «пластиковой кашей» – кроме синтетики она содержала достаточно ингредиентов растительного и животного происхождения. Для каждого жильца калории в ней были рассчитаны индивидуально в зависимости от телосложения и рода деятельности.
Только что он уплетал фуа-гра под совершеннолетний сотерн на королевской кухне, а теперь запихивал в себя нечто склизкое. Этот контраст был ему давно привычен. Там были веселые, предупредительные люди, здесь – угрюмые рабочие пчелы, пожирающие скотскую жвачку и изрыгающие ругательства и скотские же шутки. И самое странное, что это были одни и те же люди. А одной из купавших его горничных вполне мог оказаться вон тот прыщавый юнец с испачканным зеленой слизью подбородком. 32/08 даже замотал головой, чтобы отогнать эту мысль.
Он всей душой ненавидел реальный мир, но при этом понимал, что именно этого и хочет от него Система. Реальность должна быть адом, чтобы виртуальный рай казался в сто раз прекрасней…
Противно завыла сирена, створки запирающей секцию двери разъехались, проход загорелся по периметру зеленым – пора было отправляться на работу.
Пчелы серыми ручейками вылились из секций и потекли реками по коридорам. Часть потока всасывалась воронками ли́фтов, другая обрушивалась водопадами на эскалаторы. Наконец людское течение выливалось в бурлящую запруду вестибюля и выплескивалось под напором на улицу, где снова распадалось на ручейки, утекающие в шаттлы заводских развозок.
Медеплавильный цех был самым настоящим филиалом ада на земле. 32/08 работал оператором печи. Основной его обязанностью было мешать плавящийся металлолом. Он одевал специальную противожаровую куртку, сталеварские краги и шлем с мутным пластиковым забралом и шевелил двухметровым стальным прутом оранжевое варево, разогретое до температуры тысячи трехсот градусов. Прут постепенно становился все короче – плавился.
Важно было не допустить застывания слоя, контактирующего с атмосферой. Как-то раз, в самом начале своей работы, 32/08 отвлекся. Засмотрелся, как из соседнего тигельного жерла, разбрызгивая во все стороны огонь, льется оранжевая лава. Вернувшись к печи, обнаружил, что поверхность расплава затянула твердая корка из мелких, слипшихся опилок, которые он высыпал за пять минут до этого и, видимо, не перемешал как следует. Он пробовал расшевелить потемневший шлак, но уже ничего не получалось. В панике горе-металлургу показалось, что печь необратимо испорчена. Тут прискакал хромой старик, обслуживающий соседнюю печь, выхватил прут и, беспрерывно извергая грязные ругательства, какими-то особыми приемами разбил корку. Потом 32/08 узнал, что «старику» всего тридцать восемь…
У тех, кто работал на заводе по нескольку лет, были суровые землистого цвета лица. Они не любили разговоров, и, казалось, вместо того, чтобы ответить, могут ударить болтуна за то, что тот отнимает у них время, которое можно было бы потратить гораздо полезнее – перемешивая металл.
На обед в заводской столовой подавали жижу с повышенным содержанием легкоусвояемых углеводов и напитки с ударной дозой энергетиков.
Двенадцать часов смены казались бесконечными, особенно последние два.
До подвозки пчелы еле плелись, преодолевая привычную, но не становившуюся от этого легче усталость.
Единственным вечерним развлечением был ужин, богатый белками для восстановления мышечной массы. Прикончив его, все спешили укрыться в своих саркофагах.
Ровно в двадцать два ноль-ноль 32/08 вдохнул приятный запах снотворного газа и полетел навстречу волшебному сну.
3. Сон II.
На обед Закари был зван ко двору. И хотя усадили его почти в самом конце пиршественного стола, у самого входа в трапезную, он был горд и счастлив.
Король Альфред II Хлебосол всячески оправдывал свое прозвище. Столы ломились от яств, и каждый мог выбрать угощение по вкусу.
Закари заинтересовали странные продолговатые тельца, похожие на червей с шипами, выложенные лучами на круглом блюде. Сосед, краснолицый и тучный, заметил его интерес и пояснил:
– Это запеченные трепанги. Моллюски. И не вздумайте употреблять их без этой приправы, – он указал толстым пальцем на соусницу с чем-то темным и жидким посреди блюда.
Закари поблагодарил за совет и наколол на вилку один трепанг на пробу. Отрезал тонкий ломтик и обмакнул его в соус. Это было нечто явно морского происхождения, нежное и в высшей степени пикантное. Закари даже зажмурился от удовольствия. Как оказалось, не только он оценил вкус моллюсков; блюдо пустело довольно быстро. Закари еле успел подцепить еще одну тушку.
Тут король поднял руку, призывая к тишине. Все мгновенно замолкли, но кто-то из придворных, очевидно изрядно подвыпивший, продолжал болтать с сидящей рядом дамой. Король метко запустил в невежу мандарином. Придворный смешно испугался, изрядно повеселив присутствующих.
– Хочу рассказать вам, дамы и господа, о подвиге одного из приглашенных на эту скромную трапезу. Сей муж продемонстрировал верноподданнические чувства в самом крайнем их проявлении. Рискуя жизнью, спас драгоценный груз, предназначенный его господином для королевской сокровищницы.
Встав из-за стола, монарх провозгласил:
– Закари Вентер, приблизься и приклони колено. Ты покинул замок своего господина простым ратником, а вернешься рыцарем.
Юноша затрепетал от счастья, почти побежал к королю, встал на правое колено и склонил голову.
Король вынул свой меч и опустил его плашмя на правое плечо Закари, затем перенес через голову и прикоснулся к левому.
– Будь храбр и верен, – торжественно произнес Альфред. – Встань, рыцарь!
Его величество убрал меч, отвязал от пояса увесистую мошну и кинул ее Закари.
– Отличный конь у тебя уже есть, это на доспехи и прочую экипировку. Герцогу передай, чтоб выделил тебе деревеньку дворов не менее двадцати.
Королевский шут, который отирался в конце стола, закричал, нарушая торжественность момента:
– Ты так наивен, дядюшка. Юношам плевать на верность суверену. Все их устремления направлены на то, чтобы попробовать как можно больше устриц. А в рыцарском меню выбор этих моллюсков гораздо обширнее, чем у ратника. Хотя, как я погляжу, господин Вентер предпочитает трепанги, – шут схватил тарелку Закари, на которой оставался один моллюск, установил его торчмя и поднял над головой. – Так что, возможно, нашему рыцарю интереснее то, что скрывают не юбки, а гульфики.
За столом прокатился смех. Король с интересом смотрел на Закари, ожидая его реакции. Молодой человек покраснел от злости, однако он знал, что лучше метко ответить шуту, чем попытаться прибить, поэтому улыбнулся и произнес:
– Судить о постельных предпочтениях по тому, что человек ест за обедом, это все равно что по дерьму пытаться определить, что его хозяин предпочитает – петь или танцевать. Так что не обольщайся, дурачок, в вашей гильдии любителей исследовать содержимое гульфиков членов не прибавилось.
Тут расхохотались все пирующие, и громче всех король.
Посрамленный шут укрылся под столом.
Налюбовавшись столичными красотами и нагуляв аппетит, новоиспеченный рыцарь решил отужинать в лучшем трактире города – «Приюте эпикурейца». Он слышал, что, кроме роскошных яств, в заведении всегда можно было найти прекрасную незнакомку, которая могла стать дамой сердца как минимум на ночь…
За пару кварталов от заветной цели он услышал крики толпы, на фоне которых выделялись чьи-то истошные вопли вперемежку с проклятиями. Закари пришпорил коня, предвкушая недоброе.
На площади перед «Приютом» разыгрывалось действо, чрезвычайно его огорчившее. Закари понял, что его планам на вечер сбыться не суждено.
В середине композиции красовался треножник из огромных жердей, связанных наверху. На треножнике был подвешен котел циклопических размеров. Черт знает, где горожане раздобыли такой котел, возможно, одолжили в самой адской кухне. Под котлом полыхал огонь. В закипающей воде багровело лицо, в выпученных глазах которого – мольба и безумный ужас. Кругом бесновались бюргеры, явно одобряющие происходящее.
– В чем провинился сей муж? Почему решено предать его столь жестокой смерти? – вскричал рыцарь.
Из толпы выступил пухлый и очень важный коротышка в ярко-синем берете с богатым плюмажем из экзотических перьев. Он важно произнес:
– Горожане решили заживо сварить Гвидо, хозяина трактира, потому как полагают, что этот злодей добавляет в свою стряпню колдовские зелья.
– Что за чепуха?! – Закари ухмыльнулся. – И каково же их действие?
– Богомерзкие снадобья лишают праведных жен воли и делают беззащитными перед похотью.
Гвидо заверещал из котла:
– Поклеп! Этот скаред не дает жене денег на ленты, вот она и ищет благосклонности у щедрых кавалеров. А моя кухня тут ни при чем!
Из толпы раздались женские голоса:
– Это чистая правда! После его жаркого я сама не своя.
– Я поела в «Приюте эпикурейца» бычьих хвостов с кашей и ничего не помнила после этого до утра.
– А я отведала перепелов, тушенных в розовом вине, и очнулась в объятиях какого-то вертопраха.
– А я попробовала говяжий язык с хреном и еле вырвалась за полночь из лап трех пьяных школяров.
– Стойте, стойте! – попросил рыцарь. – По поводу приворотного эффекта я понял. Еще претензии имеются?
Женщины снова запричитали:
– Мой муж не хочет обедать дома!
– А мой вылил мне за шиворот суп, который обожал ранее!
– Я приготовила своему почки, а он отбил мои собственные и сказал, что у этого дьявола харчи лучше.
– Не все сразу! – взмолился Закари.
Тогда подала голос старуха со злым лицом:
– После того как мужчины отведали кушанья в этом дьявольском вертепе, они ругают нашу стряпню. Еда не может быть столь вкусной. Не иначе сам дьявол подсыпает в нее перцу!
– То есть из-за того, что ваши хозяйки не умеют готовить да еще и слабы на передок, вы решили извести лучшего в стране, а возможно, что и во всем мире, кулинара?! – возмутился Закари. – И даже если то, что вы говорите, правда, это всего лишь означает, что нечистую силу заставили работать во благо.
– Да он и сам нечистый! – закричали из толпы.
– И этого антихриста в котел!
– Сам сатана явился спасать колдуна!
Закари понял, что спорить со столь однозначно и решительно настроенной оравой – дело мало того, что безнадежное, так еще и небезопасное. Настала пора действовать, а не разглагольствовать. К тому же со дна котла стали подниматься мелкие пузырьки, а глаза несчастного Гвидо, совсем сомлевшего от жара, закатываться.
– А ну разойдись! – закричал Закари и дал жеребцу шенкелей.
Конь двинулся прямо на толпу, и та с ворчанием расступилась.
Приблизившись к котлу и почуяв жар, скакун испугался и встал на дыбы, но всадник осадил его и подвел вплотную. Потом протянул руку бедолаге.
– Давай на круп!
Надежда загорелась в глазах владельца трактира. Он ухватился обеими руками за руку своего спасителя и проворно вскарабкался на коня. Тот присел, Гвидо был мужчина грузный. Задние ноги бедного животного разъехались, но оно удержалось и выправилось.
Толпа угрожающе загудела, к беглецу и его спасителю потянулись кулаки.
Закари выхватил из ножен меч и рубанул по одному из канатов, на которых висел котел. Котел накренился и потянул за собой всю конструкцию. Чтобы ускорить процесс ее падения, всадник пнул что есть силы одну из жердей. Треножник рухнул, пришибив кого-то в толпе, котел перевернулся, и вода залила костер. Повалил белый дым. Горячая вода устремилась вниз по улице. Люди разбегались в стороны от потока, вереща и давя друг друга. В образовавшийся проход Закари и направил коня. Задирая морду, немного боком, оскальзываясь на мокрых булыжниках, тот загарцевал вон с площади.
Поесть беглецам удалось только поздней ночью, когда они отъехали от города на изрядное расстояние и остановились на захудалом постоялом дворе.
– И все же, как ты не сварился? – удивлялся рыцарь, уписывая холодную снедь за обе щеки. Это было, конечно, совсем не то, что он собирался отведать в «Приюте эпикурейца», но с голодухи казалось вполне съедобным.
– За столько лет работы на кухне к жару поневоле привыкаешь, – отвечал повар. Попробовав еду, он сморщился и оттолкнул тарелку.
– Наш герцог, конечно, заносчив, как и положено герцогу, но очень хорошо платит своим людям. В столице тебе все равно теперь не жить. Поехали со мной, полагаю, твое кулинарное искусство найдет применение при альбрукском дворе, – предложил Закари.
– Похоже, иного выхода у меня нет, – бывший владелец трактира горестно вздохнул и залпом осушил кружку крепкого эля.
– Странно, что тебя не забрал к себе на кухню король, – заметил Закари.
– Он пытался. Но мне предложили жалование в четыре раза меньше, чем я зарабатывал в трактире. Я, конечно же, отказался, но, чтобы не прогневать его величество, сам предложил, поставлять к его столу по одному блюду каждый день. Вчера, например, я приготовил трепангов с особым соусом.
Его светлость герцог Альбрукский встретил их высокомерно, как и положено герцогу, но после того, как вкусил пробный ужин, приготовленный беглым ресторатором, прослезился и буквально умолял Гвидо остаться в замке навсегда.
