Czytaj książkę: «Псы Вавилона»
Посвящаю своим предкам, похороненным на магнитогорской земле
…Но если он скажет: «Солги», —
солги.
Но если он скажет: «Убей», —
убей.
Эдуард БАГРИЦКИЙ«ТВС»
ПРОЛОГ
Прикаспийские степи, район хутора
Мертвячья балка
1917 год, июнь
Наступил вечер. Зной понемногу ослабевал. С далекой Волги потянуло прохладным ветерком. Вслед за ним в розовеющих небесах показалась громадная стая ворон. Хрипло крича, они медленно тянулись навстречу ветру, то разлетаясь, словно хлопья пепла, то снова смыкаясь в черный крутящийся вихрь.
В небольшом заросшем боярышником и шиповником овражке, на крохотной поляне стояла просторная парусиновая палатка, возле которой теплился костерок.
Над огнем в подвешенном к металлической треноге котелке булькало какое-то варево. У костра на толстых кусках войлочной кошмы лежали двое: мужчина лет тридцати пяти, по самые глаза заросший светлой курчавой бородой, и юноша, даже мальчик, тоже светловолосый и кудрявый. На первый взгляд их можно было принять за братьев, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что они даже не дальние родственники. Мужчина был круглолиц, курнос, широк в плечах и дороден. Цвет глаз имел ярко-голубой, а волосы темно-медового оттенка. Юноша, напротив, выглядел довольно субтильно. Худощавое телосложение, узкое, вытянутое лицо, серые глаза, пепельные локоны в сочетании с пухлыми губами – словом, типичный романтический герой, нечто вроде значительно помолодевшего поэта Александра Блока.
Кстати, его тоже звали Сашей. Пятнадцатилетний гимназист прибыл в эту глухомань исключительно по своей воле, хотя его отец, довольно известный петербургский, ныне петроградский, юрист, присяжный поверенный, был чрезвычайно рад тому обстоятельству, что сын покинул бурлящий город, наводненный толпами полуголодных люмпенов и распоясавшейся солдатни. Саша, в последнее время не на шутку увлекшийся историей, мечтал побывать в настоящей археологической экспедиции. Возможность представилась. Протекцию составил знакомый университетский профессор. Правда, присяжный поверенный недоумевал, какой чудак в столь бурное время может копаться в земле в поисках никому не нужных черепков, но профессор уверял, что руководитель экспедиции, адъюнкт1 Николай Николаевич Всесвятский – человек, возможно, несколько не от мира сего, но исключительно преданный науке, хотя и в ущерб собственной карьере. По полгода, а то и больше проводит в поле, а остальное время в библиотеках. Какая уж тут диссертация, сокрушался ученый муж, а ведь светлая голова! Но добрейшая личность; мальчик при нем будет как за каменной стеной. Было написано рекомендательное письмо, и Саша отправился в неведомые края.
Поначалу все шло хорошо: удобное купе, приятные попутчики, даже легкий флирт с гимназисткой из Астрахани, но вскоре вместо спального вагона он очутился на ветхих скрипучих дрожках, которыми управлял здоровенный молчаливый извозчик. Он за три целковых согласился доставить Сашу до хутора Мертвячья балка, неподалеку от которого расположилась экспедиция.
Целый день ехали по пустынной, раскаленной степи, рождавшей ощущение полной обреченности. Расплавленные потоки жара лились с белесого неба на голову путешественника, прикрытую кокетливой соломенной шляпой. Бутылка ситро, купленная в вагоне-ресторане, была опустошена еще рядом со станцией. Саша лихо бросил ее в заросли чертополоха, однако извозчик остановил дрожки, подобрал бутылку и молча сунул ее под козлы. Пить захотелось почти сразу же. Некоторое время Саша терпел, потом, просительно глядя в широченную спину извозчика, робко поинтересовался: скоро ли будет колодец? Не говоря ни слова, извозчик остановил свою колымагу, извлек из-под козел полуведерный дубовый бочонок, нацедил в бутылку мутного кваса и протянул ее Саше. Квас оказался теплым, пах рогожей, а от кислоты ломило зубы, но жажду он утолял.
Часа через три въехали в деревню, где, кроме валявшихся под заборами собак с высунутыми языками, не видно было ни единого живого существа. На появление дрожек собаки не прореагировали. Кучер напоил у колодца лошадь, напился и пассажир, отметив, что вода солоновата на вкус. Тут же у колодца перекусили: Саша колбасой и булкой, извозчик куском ржаного хлеба и хрустящими перьями зеленого лука. И тот и другой запили трапезу все тем же квасом. И снова дрожки затряслись по ухабам пыльного шляха. Все это оказалось так непохоже на столь долго ожидаемое приключение, что Саша затосковал. Впереди, как он понял, не предвиделось ничего, кроме жары и скуки. Подбадривая себя мыслями о том, что Стэнли тоже приходилось нелегко, когда он отправился на поиски Ливингстона, Саша безучастно взирал на безжизненные пейзажи. От кваса во рту возник такой вкус, словно он всю дорогу сосал медную копейку. Вдобавок разболелась голова.
Наконец возница неожиданно зычно воскликнул: «Приехали!» – и махнул кнутом в сторону нескольких беленых изб, одиноко стоящих посреди степи. Десяток пирамидальных тополей высились над соломенными крышами, рождая надежду на долгожданную тень.
– Куда же дальше? – растерянно спросил Саша.
– Не знаю, барин, – равнодушно отозвался извозчик. – Вам видней. Договаривались до Мертвячьей балки. Вот она самая Мертвячья и есть.
– А экспедиция? – чуть не плача, произнес Саша. – Мне нужно в экспедицию!
– Да не журитесь, – успокаивающе произнес извозчик. – Зараз все выведаем.
Снова колодец. Заскрипел журавль, бадья ухнула в мерцающую глубину. На сей раз вода оказалась замечательной, и противный вкус во рту тут же исчез. Саша повеселел. Кучер кликнул слонявшегося поблизости без дела белоголового мальца, и Саша спросил у него про экспедицию. Малец вначале не понял, что от него требуется. Саша несколько раз повторил слово «экспедиция» с добавлением «археологическая», но результат оказался все тот же. Наконец Саша догадался назвать имя и фамилию начальника.
– Ага!.. – воскликнул смышленый малютка. – Который мертвяков выкапывает. Дядя Коля… Конечно, знаю. – Он уселся на козлы рядом с кучером и принялся энергично показывать дорогу.
Не прошло и получаса, как дрожки остановились возле вышеописанного оврага. Навстречу вышел крепкий широкоплечий человек, по мнению Саши, нисколько не напоминавший ученого. Скорее он походил на родственника кучера: всклокоченная борода, рубаха распояской, соломенный бриль на голове, на ногах непонятная обувь, отдаленно напоминавшая сандалии. Подозревая ошибку, Саша с тревогой взглянул на неизвестного и неуверенно поздоровался.
– Вы, наверное, Александр? – в ответ поинтересовался странный археолог. – Только вчера получил письмо на ваш счет. Очень рад. Помощник мне нужен.
– А где же экспедиция, лагерь?..
– Да вот же, – произнес человек, указывая на палатку. – Конечно, вида никакого, – не то оправдываясь, не то иронизируя, заметил он. – Спешивайтесь, мой друг.
Саша последовал совету, вручил кучеру три рубля и, чуть подумав, прибавил двугривенный, а мальчишке дал пятак. Кучер кивнул, малютка, сплюнув, тихо произнес: «Храни вас господь», и дрожки покатили прочь. Саша остался стоять посреди раскаленной степи.
– Пойдемте, – позвал его археолог. – Вы, наверное, устали с дороги, умойтесь, отдохните. – Он подвел Сашу к небольшому, обложенному камнями бочагу у подножия холма, дававшему начало крошечному ручейку. Бочаг наполнялся водой, сочившейся из родника. Саша плеснул в лицо несколько горстей прохладной влаги. Ощущение свежести вернулось к нему. Кусты шиповника, усеянные крупными алыми и белыми цветами, аромат розового сада, смешанный с горьковатым запахом степных трав, шелест осоки возле бочага – казалось, он когда-то уже обонял и созерцал это великолепие. В повисшей на реснице капле преломилось заходящее солнце, и мир на мгновение вспыхнул изумрудно-зеленым огнем. Усталость и апатия тут же исчезли, родилось совершенно неожиданное ощущение покоя.
Минула неделя, но Саше казалось – прошла целая вечность. С утра, наскоро перекусив вместе с Николаем Николаевичем, отправлялись на раскопки. Саша с первой минуты понял: ни древних замков, ни беломраморных дворцов в здешней степи никогда не было, да и быть не могло, так что новую Трою вряд ли удастся откопать. Однако действительность оказалась еще прозаичнее. Раскопки представляли собой несколько ям разных размеров и конфигураций, находящихся друг от друга на довольно значительном расстоянии. Первые несколько дней Всесвятский даже не рассказывал, что конкретно он ищет, а спрашивать Саша стеснялся. Зато археолог много времени уделял чисто технической стороне раскопок: учил правильно держать лопату (к своему стыду, Саша вовсе не умел обращаться с шанцевым инструментом), со вниманием относиться к находкам, даже если они похожи на обыкновенные булыжники. «Главное, не спешить, – постоянно повторял Николай Николаевич. – Нашел что-нибудь, остановись, внимательно огляди находку, обмахни ее кисточкой, позови меня…» Но пока что ничего существенного Саше найти не удалось. Вообще-то он очень сомневался в подобной возможности. Большая часть ям оказалась вообще пуста, и лишь в одной находилось древнее захоронение. Это был плохо сохранившийся скелет, по словам Николая Николаевича, принадлежавший молодому мужчине. Поза, в которой был похоронен древний человек, казалась Саше довольно странной. Скелет лежал на боку, но не прямо, а скрючившись, причем ладонь правой руки, вернее – ее кости прикрывали череп. В могиле, кроме костей, находилось два простеньких глиняных кувшина и несколько позеленевших бляшек, не то медных, не то бронзовых.
На вопрос Саши, кто же здесь похоронен, Всесвятский неопределенно пожал плечами и сказал, что, судя по бляшкам – остаткам конской уздечки, возможно, воин, живший в начале первого тысячелетия. Односложный ответ несколько удивил Сашу и отбил охоту расспрашивать дальше. Вообще, первое впечатление о Всесвятском как о довольно странном человеке отнюдь не рассеялось, а, напротив, только усилилось. Для начала, он оказался неразговорчивым, вернее, не рассказчиком. В первый же вечер у костра Саша ждал захватывающего повествования о тайнах древних цивилизаций, о несметных сокровищах, погребенных под этой землей. Однако Николай Николаевич если и говорил, то только о самых обыденных вещах, например, о пользе козьего молока, которое приносила с хутора старая казачка, жалел, что пока еще не вызрели арбузы, или восхищался сообразительностью Васьки, того самого мальчонки, который проводил Сашу до раскопок. Васька постоянно вертелся под ногами, и Николай Николаевич между делом обучал его таблице умножения. И только сегодня, в первый раз за все время пребывания в этом месте с жутковатым названием Мертвячья балка, они наконец потолковали, что называется, по душам.
Итак, они лежали на толстых кусках кошмы, отдыхая после ужина.
Готовил ужин Николай Николаевич. Из гречки, сала, картошки и лука он смастерил некое кушанье, которое называл «кулеш», блюдо достаточно сытное, но, на вкус Саши, довольно пресное. Кулеш да крепчайший чай дегтярного цвета, кипятившийся с утра в огромном жестяном чайнике, который потом археологи захватывали с собой на раскопки, составляли ежедневное меню. Впрочем, однообразие пищи не волновало Сашу, поскольку при такой жаре есть практически не хотелось.
– Интересно, откуда они летят? – спросил юноша, указывая на проносившихся в небе ворон.
– Из степи, естественно, – отозвался Всесвятский. – Там падали полно, вот они и жируют. Мчатся словно черная туча. Когда-то вот так же неслись через эти места тучи кочевников, сметая все на своем пути.
– Куда?
Николай Николаевич неопределенно махнул рукой за спину:
– В Европу…
– «Сколько их! Куда их гонят? Что так жалобно поют?» – процитировал Саша.
– Вот-вот. Тебе, наверное, здесь ужасно скучно? – неожиданно сменил тему Всесвятский.
– Напротив, очень даже интересно.
Археолог засмеялся:
– Чего уж тут интересного.
– Но вам же здесь нравится, раз вы не первый год копаете в здешних местах.
– Это моя профессия.
– Многие историки, насколько я знаю, очень редко покидают университетские аудитории Москвы и Питера, однако это не мешает им процветать. Взять хотя бы Павла Николаевича Милюкова2…
– Тут ты не прав. Милюков – весьма значительная фигура в русской исторической науке, к тому же он в свое время активно занимался археологией. Раскапывал, например, городище Старой Рязани. Кроме того, у него другая стезя– политика. Но господин он весьма основательный, как в науке, так и на иных поприщах. Увы, твой пример неудачный, хотя, конечно, хватает и тех, о которых ты завел разговор. Но я занимаюсь тем, что меня интересует, а вот к карьере отношусь равнодушно. Семьи у меня нет, родители давно померли, следовательно, никаких моральных обязательств ни перед кем не несу. Я, понимаешь ли, свободен. А это для меня главное. Конечно, ты можешь возразить: а как же долг перед родиной, тем более в столь грозный час? Но я не военный. Ни ружья, ни сабли отродясь в руках не держал. А мои занятия, возможно, тоже немаловажны для России.
– Так что вы все-таки ищете?
– Что ищу? – Всесвятский несколько минут молчал, и Саше даже показалось, что археолог заснул. – Рассказывать долго… Да и не поверишь…
– А вы все-таки попробуйте, – попросил заинтригованный Саша.
– Ты, конечно, знаешь про великое переселение народов. А не задумывался: чем оно вызвано?
– Тут и задумываться не о чем. В учебниках истории все написано. Из глубин Азии двигались племена гуннов. Они давили на германские и иные племена, те, в свою очередь, с берегов Дона, Вислы и Дуная двинулись в глубь Европы, стали нападать на Римскую империю… ну и так далее. Общеизвестно.
– Довольно примитивно, но допустим… А почему эти самые гунны не сидели на месте, а стремились вперед?
– Тоже легко поддается объяснению. Гунны – пастухи. Как только пастбища переставали кормить их скот, они кочевали дальше. Вы это не хуже меня знаете.
– То есть получается: одни давят на других, другие на следующих?.. Принцип домино.
– Примерно так.
– Но почему германские племена не сопротивлялись кочевникам, а предпочитали сражаться с римлянами? Ведь римляне в те времена имели регулярную, хорошо обученную и боеспособную армию.
– Возможно, справиться с кочевниками для них казалось намного сложнее. Ведь гунны в конце концов тоже ворвались в Европу и покорили ее почти полностью, хотя и ненадолго.
– Хорошо, примем к сведению. А нынешняя ситуация? Ее ты как можешь объяснить?
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду?
– Четвертый год идет война. В нее вовлечены десятки стран. На полях сражений ежедневно погибают сотни, нет, тысячи людей. Какова причина?
Саша приподнялся на локте и недоуменно посмотрел на собеседника.
– То есть как?! Неужели вы не знаете?! Да полно. Вы же газеты читаете. Вон я видел у вас «Русское слово». Вы им костер растапливали.
– Газеты я, конечно, просматриваю и, как говорится, в курсе событий. Но, прикинься я незнайкой, ты бы принялся рассказывать мне о Сараеве, об убийстве эрцгерцога Фердинанда, о коварном ударе в спину маленькой Сербии…
– Естественно.
– Но ведь это не причина, а повод.
– Согласен, а причина в противоречиях между крупными странами, пытающимися переделить мир по-новому. Так папа говорит. Взять Германию. Население – крупнейшее в Европе, а природные ресурсы довольно скудные. Колоний опять же стóящих не имеется. Вот они и воюют. – Саша в общем-то почти не интересовался политикой, однако часто присутствовал при жарких спорах, которые вел отец со своими знакомыми, в основном коллегами-юристами, собиравшимися у них в доме. Поэтому он довольно связно мог растолковать ту или иную политическую ситуацию.
– Объяснения весьма доходчивы. Ты случайно не социал-демократ?
Саша насупился, почувствовав насмешку.
– Едем дальше, – не обращая внимания на реакцию юноши, продолжал Всесвятский. – Чем ты можешь объяснить то, что происходит сегодня в стране? Февральские события, нынешние волнения в больших городах?
– В первую очередь неудачами в войне. Позор, который переживает Россия на фронтах, отражается на настроениях населения, – бойко начал Саша, слово в слово повторяя речи отца, – к тому же отсутствие воли к власти у последнего монарха, разложение двора – все эти Распутины, Вырубовы, Митьки Рубинштейны – привели к полной деградации правящей верхушки и параличу власти. В результате последовало крушение самодержавия.
– Резонно. Ну а дальше что? Каким ты видишь будущее России?
– Я думаю, что все зависит от исхода военных действий. В ближайшее время в войне должен наступить перелом. Естественно – в нашу пользу. Александр Федорович Керенский, кстати, хороший знакомый моего батюшки, провозгласил войну до победного конца. Освобожденный от оков царизма народ, по крайней мере лучшая его часть, с воодушевлением воспринял призыв демократического руководства страны. На Западном фронте Германия терпит поражение за поражением…
– Ой ли? – хмыкнул Николай Николаевич.
– Во всяком случае, в войне наметился перевес в пользу Антанты. Словом, Германия окажется разгромленной, а вдохновленный победой русский народ станет строить новое, демократическое общество, без царя и его прихвостней.
– Бойко излагаешь. Ну а если нет? Если у Керенского ничего не получится? Наступление сорвется, как уже случалось не один раз. Народ не будет строить демократическое общество, а, оставшись у разбитого корыта, начнет вдохновенно бунтовать. Как тогда?
Саша смущенно молчал, не находя возражений. Наконец он вымолвил:
– Но почему вы думаете, что события должны развиваться именно так, как предсказываете вы?
– Да потому, что если за четыре года не смогли переломить ход войны, то почему именно сейчас, когда силы явно на исходе, случится чудо?
– Силы на исходе не только у нас. Германия воюет на два фронта. Вот-вот в войну вступят американцы…
– Но народ устал воевать. Далеко ходить не надо – в Мертвячьей балке, куда уж глухомань, мужиков вовсе не осталось, все на фронтах. Хозяйства рушатся, я тут не один сезон копаю, вижу, что было и что стало. На фронте за четыре года поражений солдат озлобился, да и власть нынче уже не та. Плюнет он на отцов-командиров, да и повернет штык в обратную сторону.
Разговор, который завел Николай Николаевич, показался Саше бессмысленным. Возможно, Всесвятский и прав, но какое это имеет отношение к археологии? Поэтому юноша не стал продолжать беседу, а откинулся на кошму и уставился в быстро темнеющее небо, на котором уже появились первые бледные звездочки. Не встречая возражений, замолчал и археолог. Он поднялся со своего ложа, подкинул в костер несколько лепешек сухого кизяка, потом достал из кожаного портсигара папиросу и закурил.
– Понимаешь ли, дорогой Саша, – после паузы неожиданно начал он, – эта моя болтовня насчет грядущих событий просто попытка собраться с мыслями. То, о чем я хочу тебе рассказать, на первый взгляд кажется невероятным. Откровенно говоря, до сих пор я ни с кем не делился своими соображениями, ты, так сказать, будешь первым. Мне просто необходимо выговориться. Так вот. Сколько себя помню, меня постоянно мучил вопрос – что движет человечеством, что влияет на прогресс: ускоряет его или, напротив, замедляет? Возможно, пытаясь его разрешить, я и стал историком. Так что же? Бог? Я происхожу из рода священнослужителей, однако с верой у меня не все в порядке. Не то чтобы я атеист, допускаю: существует некая высшая сила, но сомневаюсь, что она управляет человеческими судьбами. Если господь именно такой, каким представляют нам его служители, – добрый, милосердный, всепрощающий, – то почему в мире столько несправедливости, горя, страданий? Миром правят политики? Допускаю. Экономические отношения? Несомненно. Однако как объяснить тот факт, что время от времени в обществе случаются совершенно неподвластные логике события – войны, кризисы, смуты? Только ли просчетами политиков или неумением рачительно вести государственное хозяйство? Да, действительно, определенные катаклизмы несложно объяснить… или как будто объяснить. Но большинство исторических процессов не поддается логике…
Всесвятский сделал паузу, бросил догоревший окурок в костер и тут же прикурил новую папиросу. Было заметно, что он волнуется.
– Понимаешь, я много размышлял на данную тему, и вот что мне пришло в голову. В определенные моменты истории как бы пробуждаются некие силы, которые вносят в социум хаос. Проще говоря, мутят воду.
– Что же это за силы? – с интересом спросил Саша. – Уж не масоны ли?
– Какие там масоны! Силы эти действовали за тысячи лет до масонов. Хотя, возможно, и масонов породили. За всем, что вносит в общество разброд, стоят именно они. Дьявольский промысел.
– Вы же говорили: не верите в бога. А раз так…
– Я не сказал, что не верю. Но дьявол в данном случае всего лишь абстрактный символ зла.
«Похоже, этот человек ненормален, – тревожно подумал Саша, – торчит здесь как сыч, один-одинешенек, так недолго и сбрендить. Жара, черепки, кости и одиночество».
Хотя на первый взгляд Николай Николаевич не производил впечатления сумасшедшего, однако мало ли какие выверты могут скрываться в почти незнакомом человеке. То все время молчал, а тут вдруг разговорился! Не странно ли? В воображении Саши вдруг возникла следующая картина – этот крупный, весьма сильный человек, в чем Саша уже не раз убеждался, гоняется за ним с топором по степи. Юноша привстал и пошарил глазами по сторонам, ища подходящее оружие. Взгляд наткнулся на лопату – при необходимости можно без труда дотянуться до нее.
– Представь себе, – между тем продолжал Всесвятский, – в назначенный час, словно адская машина, пробуждается нечто и начинает свою разрушительную работу.
– Естественно, в фигуральном смысле?
– Отнюдь нет! В самом прямом!
«Точно, сбрендил», – понял Саша. Ему стало по-настоящему страшно.
– Понимаешь ли, копаю я здесь довольно давно, и мне удалось кое-что найти… кое-что… – Всесвятский запнулся, словно подбирал подходящие слова.
– А именно? – Саша где-то слышал, что с сумасшедшими следует разговаривать весьма осторожно, ни в коем случае им не перечить, но и не отмалчиваться.
– В двух словах не расскажешь, нужно увидеть.
– Так покажите.
– Возможно, завтра. Уже темно.
«Сослался на темноту, – подумал про себя Саша, – значит, нужно куда-то идти, а, следовательно, то, что он хочет продемонстрировать, достаточно объемно. Может, Николай Николаевич действительно нашел нечто необычное?» Теперь в Саше проснулось любопытство, а страх улетучился так же быстро, как и появился. «И никакой он не сумасшедший, а просто неординарная личность, а подобные люди всегда как бы не от мира сего. Что же он все-таки нашел?»
Саша был заинтригован.
Любопытство, подстегиваемое разыгравшимся воображением, ночным сумраком, таинственными речами этого непонятного человека, не давало покоя.
– А может, все-таки сейчас? – просительно произнес он.
Николай Николаевич вздохнул, возможно, жалея о начатом разговоре.
– Идти далековато, да и в такое время там делать нечего. Ночь на дворе, а ночью всякая нечисть по земле начинает бродить, – несколько невнятно обосновал он свой отказ.
– Какая нечисть? – недоуменно спросил Саша.
– Разная, – уклончиво ответствовал археолог. – Давай-ка укладываться.
В палатке было душно, и Саша отправился спать на улицу. Он долго не мог уснуть, смотрел на чуть светлеющее небо, размышлял… Видимо, сказывалось возбуждение, вызванное разговором с археологом. Значит, его поиски увенчались успехом? Покажет ли он Саше свое открытие? По логике – обязательно, иначе не завел бы разговор. Но почему так долго молчал? Возможно, приглядывался. Как бы там ни было, впереди его ждет нечто весьма интересное. Постепенно мысли смешались, осталось только чуть слышное, но неумолчное дыхание ночной степи: шорох трав под легким ветерком, цвирканье кузнечиков, шепоты и вздохи, издаваемые невесть кем. Саша забылся в беспокойном, наполненном странными видениями полусне-полубреде. Древние могильники, черепа и глиняные черепки, скачущие на конях полуобнаженные амазонки и некий карлик-волшебник с лицом хуторского мальчика Васьки, указывающий путь к несметным сокровищам…
Саша пробудился с тяжелой головой и, открыв глаза, обнаружил: погода соответствует его настроению. Обычно безоблачное небо заволокло тучами, неизбежная жара трансформировалась в духоту, даже постоянный ветерок куда-то исчез. Стояло полное безветрие.
Возле костра возился с завтраком Николай Николаевич. Он бросил взгляд на Сашу:
– Вставай, соня.
Умываясь, юноша вспомнил о вчерашнем разговоре, и тотчас сонная одурь слетела с него. Пока доедали остатки вчерашнего кулеша, пили «дегтярный» чай, Саша не произнес ни слова, опасаясь неловким вопросом вызвать раздражение Николая Николаевича. Молчал и археолог, лишь один раз внимательно посмотрел на юношу, видимо, что-то обдумывая.
– Как спалось? – неожиданно вымолвил он.
– Не очень чтобы. Ужасный сумбур снился.
– Возможно, к смене погоды. Хотя ты зря спал на открытом воздухе. Недолго простудиться, а то и лихорадку подхватить. А может, давешняя беседа подействовала? Разожгла, так сказать, воображение?
Саша пожал плечами.
– Чего молчишь? Опасаешься – передумаю? Нет, брат! Коли уж пообещал, покажу, обязательно покажу. Сей момент и отправимся. Я только мальчонку этого, Ваську, опасаюсь. Уж больно шустер. Как мышь юрок. А уж как любопытен… Его нужно остерегаться. Увидит – на хуторе разболтает, а нам это ни к чему.
– Мальчика пока не наблюдается, – заметил Саша.
– Вот и хорошо. Тогда немедленно отправляемся.
Саша потянулся за ставшею привычной лопатой, но Николай Николаевич свой шанцевый инструмент почему-то не взял, а вместо этого сунул в холщовую суму моток толстой веревки и керосиновую лампу. Еще он прихватил бутыль с водой из родника и несколько кукурузных лепешек, заменявших им хлеб.
Тот факт, что археолог взял с собой «летучую мышь», еще больше возбудил Сашу. Значит, придется лезть в некое подземелье. Грандиозно! Как раз чего-либо подобного он так долго и ждал.
Археолог призывно махнул рукой, и они двинулись. Время от времени Николай Николаевич беспокойно оглядывался, видно, опасаясь обнаружить крадущегося по пятам шустрого Ваську. Погода между тем испортилась окончательно. Начал накрапывать мелкий дождик. Было сумрачно и тихо.
Исследователи шагали по первозданной степи, в которой не существует не только дорог, но и тропинок. По пути попалась гряда невысоких круглых холмов, которые Саша принял за курганы, однако Николай Николаевич объяснил, что холмы естественного происхождения и называются бэровскими буграми.
– Настоящие курганы в здешних местах тоже встречаются, – сообщил он, – но в основном представляют собой не захоронения, а разрушенные или заброшенные городища. Они, как правило, хазарских и ордынских времен. За несколько лет я тут все окрестности обследовал, каждый клочок земли, можно сказать, руками ощупал.
Саша окинул взглядом унылый пейзаж и мысленно усомнился в словах археолога. Он все больше начинал подозревать, что никаких открытий в здешних местах нет и быть не может, а сам Николай Николаевич слегка свихнулся на своей археологии. Вот и сейчас он, видимо, желает продемонстрировать очередные древние кости, с его точки зрения представляющие невероятную научную ценность. Впрочем, не стоит торопиться с выводами…
Они шли где-то около часа. Наконец археолог замедлил ход и обернулся.
– Уже скоро, – сообщил он, словно извиняясь за долгий путь.
Через минуту они оказались перед балкой, очень похожей на ту, в которой был разбит их лагерь. Это был небольшой, заросший кустарником овраг, образовавшийся у подножия плоского, как бы оплывшего холма. Николай Николаевич сразу полез в гущу кустарника, и Саша последовал за ним. Кусты расступились, и они очутились на крохотной полянке перед глинистым обрывом, в котором зияло отверстие лаза.
– Дромос, – сообщил Всесвятский. Потом, поймав недоуменный взгляд Саши, пояснил: – Вход в погребение.
– А кто здесь похоронен? – с интересом спросил юноша.
– Увидишь.
– Он что же, столько лет оставался открытым? – спросил Саша, имея в виду вход.
– Вообще-то я его раскопал, – сообщил археолог, – но и до меня тут побывали. Грабители курганов. Между прочим, оставили следы своей деятельности. Вот видишь камень? – Археолог ткнул пальцем в валявшуюся неподалеку массивную плиту. – Он прикрывал вход. Они, чтобы попасть вовнутрь, отвалили его…
– И похитили содержимое, – догадался Саша.
– Не совсем, – загадочно заметил археолог. – Сейчас все узреешь сам. – Он достал из сумы керосиновую лампу, зажег ее и направился ко входу. – Придется передвигаться на четвереньках, – обернулся он к Саше, – и крайне осторожно. Если застрянешь, не дергайся. Остановись и позови меня. Впрочем, ход достаточно короткий.
Заинтригованный Саша вслед за археологом протиснулся в узкий лаз и, перебирая коленями и ладонями, стал медленно двигаться вперед. Стены лаза, выложенные из неровного камня-плитняка, своими острыми краями время от времени больно врезались в руки и плечи, хотя на юноше и была грубая холщовая блуза. Воздух в подземелье оказался вовсе не затхлым, а самым обыкновенным, словно оно хорошо вентилировалось. Ход скоро кончился, и Саша вслед за Николаем Николаевичем очутился в некоем помещении, размеры которого из-за почти полной темноты определить было невозможно. Всесвятский подкрутил фитиль лампы, затем высоко поднял ее над головой, и Саша увидел, что находится в совсем небольшой комнате аршинов3 десять-двенадцать в длину и примерно столько же в ширину. Тусклый колеблющийся свет лампы вырывал из мрака сооружение вроде постамента или стола, на котором лежало нечто, очертаниями очень напоминавшее человеческое тело.
– Погребальная камера, – вновь пояснил археолог, но Саше послышалась неуверенность в его голосе.
– А это что?!
– Посмотри сам. И не кричи, пожалуйста.
Археолог приблизился, склонился над предметом, осветив его и осторожно сняв с него кусок материи, и Саша увидел перед собой совершенно нагого мужчину со сложенными на бедрах руками. В первое мгновение юноша решил, что, сговорившись с каким-то бродягой, Николай Николаевич устроил ему элементарный розыгрыш. Он невольно вскрикнул, отпрянув от стола, потом взглянул в лицо археолога, ожидая увидеть насмешку. Но Всесвятский оставался совершенно серьезным.
– Кто это? – задыхаясь как после быстрого бега, едва смог вымолвить Саша.
– Тот, кто лежит здесь не одну сотню лет.
– Так это мумия?!
– Если бы. Мумия, как ты помнишь, получается в результате бальзамирования тела. Внутренности удаляют, тело обрабатывают специальными смолами, пеленают полотняными бинтами, которые тоже пропитаны бальзамирующими составами. А перед тобой совершенно неповрежденное тело. Да ты потрогай, не бойся.
