Czytaj książkę: «Кукушкины дети»
Поступки и рассуждения героев служат истории и не являются отражением позиции автора.
Все совпадения случайны. Если вам кажется, что это вы – это не вы.
Глава 1
Коньки были чудо как хороши: с округлыми носами полозьев и тонкой гравировкой в виде смородиновых веточек.
Завернув их поплотнее в хрусткую бумагу и запихнув под шапку выбившиеся из прически пряди, Натали поспешила домой – она обещалась возвратиться к обеду.
Дом Грушевских представлял собой двухэтажное здание из дорогого и добротного красного кирпича с белыми облицовками дверей и многочисленных окон. Летом Мирон – управляющий поместья – крепил на балконы горшки с глицинией, но сейчас, в конце декабря, дом выглядел блёклым и сонным. К основному зданию с двух сторон были пристроены два флигеля, заросшие серовато-зелёным мхом: с одной стороны располагалась кухня и кладовые, с другой – комнаты прислуги.
Натали дёрнула круглую медную ручку – и дом дохнул ей в лицо запахом полироля для дерева, парафина, еловой смолы и маменькиных духов.
– Необходимо ускориться, барынька, Алексей Власович изволил ждать всех в столовой, – Мирон уже мялся в прихожей. Натали сбросила шубу ему в руки, мельком глянула в зеркало, поправила пряди, потерявшие форму под шапкой, и поспешила в столовую.
Там уже собралось почти всё семейство Грушевских. Его глава, Алексей Власович, являл собой человека низкого роста с лицом, испещрённым глубокими морщинами и украшенным редкими, но пушистыми бакенбардами. Взгляд у Грушевского-старшего всегда был уставшим и с немой укоризной. Подле Алексея Власовича сидела его супруга, Софья Фёдоровна – моложавая, пугливая, никогда не перечившая мужу женщина с вялым, бесцветным лицом. Вдоль стола по обе его стороны сидели дети Грушевских. Старшим был Михаил, 28-ми лет от роду, красивый молодой человек с худым лицом и большими глазами, успешно строивший карьеру преподавателя географии в Императорской Казанской гимназии. Николай был младше Михаила на год, считал себя выше всех на голову и очень трясся над тем, что подумают о нём другие. Два места пустовало: они принадлежали Фёдору и Анатолию, близнецам, которые сейчас служили во флоте. С другой стороны в одиночестве сидел младший сын Грушевских, Дмитрий.
Когда в столовой появилась Натали, Софья Фёдоровна оживилась, лицо её озарилось каким-то внутренним светом.
– Вот и ты! – она поспешно встала, засуетилась, зачем-то начала протирать приготовленные для дочери приборы. – А ты что такая трёпаная?
Увернувшись от протянутой руки, Натали ловко поймала пальцы матери, поцеловала коротко, формально клюнула отца в щеку, улыбнулась братьям и села подле Михаила.
– К чему это всё, papa? – Дмитрий откинулся на спинку и закинул ногу на ногу.
Глянув на него, Алексей Власович поморщился, как от зубной боли.
– Не буду ходить вокруг да около, – тихо заговорил он, промакивая рот салфеткой. – Мне было предложено место исправника1.
Софья Фёдоровна тихо ойкнула, села и опустила руки на колени; дети переглянулись.
– Но, чтобы я мог принять это предложение, мы должны перебраться глубже в Сибирь… В Пермь, – несколько неуверенно завершил Грушевский и поправил усы.
– Разве нам плохо здесь? – прервал наступившую тишину Михаил.
– Да, это далеко. Но это хорошее предложение. Вы выросли, я могу говорить с вами начистоту. Поместье увядает. Наша земля уже не приносит богатого урожая. Засуха, вредители… – Грушевский-старший начал рассеянно разглаживать складки скатерти. – Не так уж плохо, не так уж плохо… Ты, Натали, сможешь продолжать учиться фортепиано, – Алексей Власович продолжал говорить, поглядывая исподлобья – ему было интересно, кто из детей встанет на его сторону.
– Какая разница, здесь или там – всё одно, – Николай качнул головой и сложил руки на груди.
– Николя надеется на проклятье и на то, что наследство перейдёт к нему в любом случае – хоть здесь, хоть в Перми, – Дмитрий достал сигарету.
– Дима, голубчик, ты опять зарываешься, – бесцветно прошелестела Софья Фёдоровна, но услышана не была.
– Я просил не курить здесь! – ломко прикрикнул отец, ударив раскрытой ладонью по столу. Поморщившись, Дмитрий вынул папироску изо рта и бросил на блюдце.
– Нет никакого проклятья, – спокойно, повторяя эту фразу в тысячный раз, бросил Михаил, методично разрезая своё мясо на мелкие кусочки.
– Не слушай его, – отмахнулся Николай небрежным жестом.
– Какой же ты Грушевский, Дмитрий? – Алексей Власович перевел взгляд на младшего сына. – Злой и невоспитанный.
– Какой получился, papa.
Натали посмотрела на брата – на его лице не дрогнул и мускул.
– Уж не соседский ли, Соня? – Грушевский повернулся к жене.
– Алёша!.. – с укором вздохнула Софья Фёдоровна, но продолжать не стала.
К тому моменту, когда родился Дмитрий, Грушевские уже были богаты шестью сыновьями. Софья Фёдоровна мечтала о дочери, рождение очередного мальчика стало для неё разочарованием. Но потом, спустя несколько лет, когда Софья Фёдоровна уже смирилась со своей судьбой, родилась Натали – божье благословение. Всю любовь, ожидаемо, получила она, а Дмитрий был отдан на воспитание няньке Янине. Большую роль сыграло и то, что даже внешне Дмитрий был непохож на остальных детей: все Грушевские были среднего роста, светлоглазые и светловолосые, с округлыми, плавными чертами лица. Дмитрий же вырос на удивление долговязым – выше отца на полторы головы, – бледнолицым и черноволосым. Единственным, что объединяло его с братьями, был цвет глаз – красивый, серо-зелёный. Натали, порой, признавалась себе, что даже немного завидует брату: хотела бы она иметь такие же соболиные брови, красивые губы и взгляд, от которого становилось не по себе, но была как все. Да и, может, Дмитрию не пришлось бы постоянно выслушивать то, что “не наш”, “не Грушевский”, “соседский” и “прибился просто”.
– Нет никакого проклятья, – повторил за братом Николай, наливая себе воды. – Это всего лишь нелепые совпадения.
– А разве проклятье не может быть совпадением? – нагловато поинтересовался Дмитрий.
– Прекратите! – вдруг взвизгнула Софья Фёдоровна, подскочила, ударила по столу обеими руками. – Прекратите об этом говорить! Дима! Побойся Бога!
– Маменька, вы несправедливы к… – подала голос Натали, но мать повернулась к ней, яростно сверкая глазами.
– Наташа, я попросила бы тебя!..
Девушка уткнулась взглядом в тарелку.
Два года назад, когда ей было шестнадцать, погиб Егор, первенец Грушевских. Его тело нашли в ноябре в реке, уже в таком состоянии, что узнать было сложно. Натали не пустили на опознание, но, когда вернулись родители, на Софье Фёдоровне лица не было – она будто постарела на пятнадцать лет. Плечи её опустились, взгляд померк. Поместье закуталось в чёрные полотна, обитатели переоделись в наряды цвета пепла. Дело закрыли очень быстро, заявив, что самоубийство – обычное дело. Софья Фёдоровна проплакала тогда несколько месяцев.
Но, как только всё более-менее вернулось в привычную колею, с зеркал были сняты тяжелые, пыльные ткани, мёртвым был найден Андрей, второй по старшинству. Дело закрыли так же скоропостижно, указав причиной смерти сердечный приступ. Софья Фёдоровна перестала говорить на несколько недель, а среди дворовых2 пошли шепотки о проклятии, уносившем сыновей Грушевских. Вскоре слухи покинули стены поместья, просочились в свет, и Натали, выходя в город, часто ловила на себе многозначительные взгляды: сочувствующие и подозрительные.
– Всё же, вы, папа, – и в исправники… – Михаил качнул головой, выказывая своё недоумение.
– Когда у тебя шестеро детей, приходится соглашаться на любые предложения, чтобы остаться на плаву, – Алексей Власович взял приборы, давая понять, что разговор пора заканчивать.
– Верно, – Софья, будто очнувшись, снова захлопотала у стола наряду с прислугой, подкладывая Натали свиных рулетов. – Продадим поместье, начнём новую жизнь, вне этих страшных стен.
– Уж не думаете ли вы, maman, что проклятье в стенах дома? – насмешливо осведомился Дмитрий. Софья Фёдоровна замерла. Кусок мяса упал с её вилки на скатерть.
– Поди вон, – не глядя на младшего сына, Алексей Власович твёрдым жестом указал на дверь; в полной тишине взметнулся рукав его бледно-жёлтого домашнего халата. – И ни крошки больше в моем доме не получишь, пока не извинишься.
Дмитрий некоторое время молча смотрел на отца, затем достал сигарету, демонстративно закурил, встал, засунул руки в карманы и твёрдым шагом покинул столовую.
– Как вы только его терпите, папа, – нарочито вздохнул Николай и вернулся к еде.
Обув мягкие тапочки, чтобы не шлёпать босыми ногами по полу, и тщательно избегая скрипучих половиц, Натали спустилась в холл. Прикрывая ладонью огонёк свечи, она устремилась в левый флигель, где находилась кухня. Там ещё горел свет: слуги долго не ложились, готовя в своих комнатушках всё необходимое на завтрашний день. Проскользнув мимо спальни дворовых, Натали аккуратно, чтобы не скрипнула, потянула дверь на себя.
Оказавшись в кухне, девушка достала с полки небольшую корзинку, в которой обычно подавали хлеб к столу, и деловито огляделась. Первыми в корзину отправились полкраюхи хлеба и рыбный потолок3. Когда Натали нагнулась к корзинам для хранения овощей под столом, у стены, за шкафом, шевельнулась тень. Сердце ёкнуло; резко выпрямившись, девушка с размаху влетела затылком в столешницу. Из глаз посыпались искры, которые, как показалось Наташе, могли бы с лёгкостью осветить всю кухоньку как днём. Качнувшись, она зашипела, прижала одну ладонь к голове, а второй схватила свечу и вытянула перед собой.
– Миша?! – Натали не сдержала вздоха облегчения. Если бы на месте Михаила был, например, Николай, он обязательно бы донес отцу о её ночных похождениях. И, сколько бы она не оправдывалась, крайним бы всё равно оказался Дмитрий.
– Ты что здесь? – девушка выползла из-под стола, потирая ушибленную макушку.
Михаил заметно смутился, как будто его застукали за чём-то предосудительным.
– Ждёшь, что ли, кого-то? – девушка лукаво заулыбалась. – Уж не Галю ли?
Даже в неверном свете единственной свечи было видно, как вспыхнули щёки Михаила. Наташа давно приметила, как заглядывался на дворовую девку Галю старший брат. А поглядеть, и вправду, было на что: Галка была красива какой-то дикой красотой, не присущей дворянским девушкам, которые, в большинстве своём, выглядели бледно и болезно.
– Вот узнает папка, что ты за дворовыми девками волочешься – уши надерёт, – тихо рассмеялась Натали, шутливо пригрозив брату пальцем. А тот вдруг как-то расслабился, засунул большие пальцы за ремень.
– А ты куда собралась, мышь? – Михаил подошёл к сестре, заглянул в корзинку. – Уж не к опальному-то Дмитрию?
Натали, не скрываясь, кивнула.
– Ну и кому будет папка уши драть, ежели узнает?
Улыбка Натали растаяла. Она прикусила губу и неопределённо дёрнула плечами. Отец всегда был против их близкого общения, будучи уверенным в том, что Дмитрий своим поведением подавал плохой пример и развращал юную Наташу. В какой-то момент всё дошло до того, что даже за столом Натали сидела рядом с Михаилом, хотя по старшинству полагалось сидеть с Дмитрием.
– Будем хранить тайны друг друга? – Михаил достал с верхней полки холщовый мешочек с орехами и сушёными фруктами и протянул его Натали. Девушка с готовностью кивнула и опустила его в корзину.
– Я видел коньки, – Михаил оперся о стол. – Хочешь… сходим завтра на реку вместе?
Наташа удивлённо посмотрела на брата. Они никогда не были особо близки, но к Михаилу она относилась с теплотой. Как, впрочем, и он к ней. Но, если проклятье действительно существовало, она хотела провести с братьями столько времени, сколько было возможно.
Натали подхватила корзинку и кивнула.
– С удовольствием.
Повинуясь внутреннему порыву, она поцеловала брата в щеку, выскользнула из кухни и поспешила наверх, стараясь ступать как можно легче. В доме царила тишина. В светильниках, ещё не переведенных на электричество, трепыхались оранжевые язычки. Постучав в дверь настолько тихо, насколько это было возможно, Натали, не дожидаясь ответа, скользнула в комнату.
Дмитрий уже был в постели и листал книгу, держа в зубах не подожжённую сигарету.
– Ты что здесь?
Проигнорировав его тон, Натали оставила поднос на прикроватном столике, забралась к нему и подобрала под себя ноги.
– А вот papa узнает, – Дмитрий прищурился. Девушка подобралась поближе, протянула руки, убрала с высокого лба брата челку, открывая лицо.
– Я хочу, чтобы ты знал – я всегда на твоей стороне, – с уверенностью и твёрдостью, обычно не присущей восемнадцатилетним девушкам, сказала она.
Дмитрий некоторое время молчал, затем мотнул головой, усмехнулся – Натали показалось, что издевательски, но брат взял её руку в свою, сжал пальцы.
– Отец намерен пристроить меня в жандармы, – бросил он после недолгой паузы.
– В полицию?
– На железную дорогу, – уточнил Дмитрий.
Натали почувствовала, как щекам стало очень холодно, а сердце сместилось с положенного места. Она почему-то не сомневалась в том, что отец выберет самую удаленную станцию для службы, где-нибудь в центре Сибири. Чиркнула спичка, в воздухе потянуло сигаретным дымом.
– Мне предстоит бить морды, брать взятки, проводить дознания, а после – получить пулю в живот от какого-нибудь диверсанта или бомбиста, – Дмитрий вздохнул, облачко сизого дыма устремилось в потолок. – Блестящая карьера, не считаешь? – он повернулся к сестре.
Та не ответила; уголки губ горестно опустились. Она понимала, что уговаривать брата наладить отношения с родителями бесполезно: она сама, её появление было причиной этого разлада. Ярко вспыхивал в полумраке комнаты огонёк сигареты. Свободной рукой Дмитрий легко потрепал сестру по щеке.
– То, что ты говорил о доме и проклятии, – ты серьёзно так думаешь, или говоришь всё это только для того, чтобы позлить маменьку? – сменила тему Наташа. Дмитрий пожал плечами.
– А ты как думаешь? – взгляд из-под тяжелых век устремился на неё.
– Если это на самом деле так, я бы предпочла, чтобы ты действительно поступил на службу и уехал как можно дальше.
Снова вспыхнул огонёк, освещая фактурное лицо младшего Грушевского.
– Ещё немного – и твою судьбу тоже определят. Если это уже не произошло, – его голос прозвучал как-то глухо.
– Папенька как будто целенаправленно хочет лишить нас всякого счастья, – выдохнула Натали.
– Счастье относительно, сестрёнка, – Дмитрий покровительственно потрепал её по волосам. – И даже когда меня заберёт это дурацкое проклятье, ты научишься с этим жить. И со временем даже будешь вполне счастлива. Не сразу, возможно, – он буднично пожал плечами, – но точно будешь.
За завтраком над столом висела напряжённая тишина, нарушаемая стеклянным звоном рождественских игрушек, которые развешивал Влас, и редким покашливанием главы семейства. Софья Фёдоровна кротко осведомилась, не простыл ли он, приказала заменить сахар на столе на варенье и мёд. Натали, пытаясь скрыть зевоту, ковыряла ложкой полужидкий желток варёного яйца.
– Наташа, душа моя, сыграй нам что-нибудь, – Алексей Власович махнул в сторону рояля.
Не споря, девушка отодвинула недоеденный тост, села за рояль, пробежала пальцами по клавишам; неестественно бодро прозвучало арпеджио до-мажора. Мелодия наполнила пространство, Софья Фёдоровна незаметно вздохнула, сжимая рукава блузы, Михаил отложил конспекты, что пересматривал во время завтрака, готовясь к лекциям.
– Что это? – отец разламывал хлеб на кусочки и макал в яйцо.
– Баркарола Глинки в соль-миноре, – монотонно ответила Наташа, стараясь не сбиться с ноты.
– Красиво, но очень грустно. Сыграй что-то повеселее, не нагоняй тоску, – закончив с одним яйцом, Алексей Власович потянулся за вторым.
Наташа сняла руки с клавиатуры, поджала губы. Нельзя говорить отцу, что прерывать исполнение на середине – дурной тон… Не успела она решить, чего бы исполнить “повеселее”, в холле раздались голоса, которые заставили присутствующих в столовой вскочить с места. Софья Фёдоровна отбросила салфетку, что лежала у неё на коленях, подбежала к дверям, распахнула стеклянные створки и радостно ахнула, прижимая ладони к губам.
– Здравствуйте, маменька, – в один голос поприветствовали её Фёдор и Анатолий, заходя в столовую и улыбаясь одинаковыми улыбками.
– Дети! Посмотри, Алеша, наши дети! – Софья вмиг порозовела щеками, в её глаза вернулся былой блеск, с губ сорвался смех искренней радости.
– Вы надолго ли? – мать всё никак не могла отпустить их от себя, то поправляя русые кудри близнецов, то смахивая невидимые пылинки с их тёплых бушлатов.
– На три дня, как раз, на Рождество, – братья высвободились из объятий, поприветствовали отца, отсалютовав по-военному. Затем пожали руку Михаилу, обнялись коротко.
– Сестрёнка, ручку! – Фёдор схватил Натали за руку, притянул к себе, обнял крепко, так, что девушка почувствовала, как ноги отрываются от земли. А вот Анатоль робко улыбнулся сестре и формально поцеловал трижды в щеки.
– Садитесь, садитесь с нами, – захлопотала у стола Софья Фёдоровна. – Галя! Нужны ещё приборы! Быстрее, быстрее, дети хотят есть с дороги!
Появившаяся на зов хозяйки Галя побежала за чистыми тарелками.
– Наташа, душа, играй нам! Веселое! Польку! Наконец-то и к нам заглянуло счастье, – распорядился старший Грушевский, взмахнув рукой в полководческом жесте.
– А где же наш маленький злобный братец? – Фёдор повернулся к Михаилу, устраиваясь на положенном ему месте.
– Он… Э, он… – Михаил нерешительно взглянул на отца, затем – на мать. Прочитав его взгляд, Софья устремилась к мужу.
– Позволь пригласить Дмитрия, Алеша, – голос её снова потерял краски. Так происходило всегда, когда случалось просить Алексея Власовича о чём-то хоть мало-мальски важном.
Грушевский поморщился, но всё же величественно махнул рукой. Михаил поспешил к двери. Натали всё мялась за инструментом, перебирая аккорды. Почему-то ей казалось, что Дмитрий снова засвоевольничает и не спустится поприветствовать братьев. Не исключено, что это рассердит отца ещё больше: никто не смел пренебрегать его милостью. Но от сердца отлегло, когда в дверях показались оба брата. На губах Дмитрия даже появилось что-то, отдаленно напоминающее улыбку, когда он здоровался с близнецами. Встретившись с Дмитрием взглядом, Натали, как обычно, засмущалась, уткнулась взглядом в клавиши и начала играть первое, что пришло в голову. Софья Фёдоровна всё никак не могла угомониться, металась между Фёдором и Анатолием, то подливая им чая, то разглаживая невидимые складки с формы. Михаил вернулся на своё место, а Дмитрий за стол садиться не стал. Налив себе чашку кофе, он устроился у рояля, оперся локтем на его крышку, смущая Натали.
В столовой появился Николай, в халате и с сеточкой на голове. Фёдор заметил его прежде, чем Николай успел отреагировать на появление близнецов. Подскочив к брату, Фёдор схватил его за руку и тряс её так сильно, что вихор выпал из-под сетки и прыгал на лбу Коли, и так долго, что Николаю свободной рукой пришлось разжимать пальцы Фёдора. Вырвавшись, Николай шарахнулся от брата, стащил с головы сетку и вздёрнул подбородок, словно пытаясь поддержать уязвлённое достоинство. Буркнув приветствие, он прошёл к столу, сел на своё место и жестом попросил у отца газету. Натали мельком переглянулась с Дмитрием. Тот покачивал ногой, смаковал кофе, и, когда он поймал взгляд сестры, губы его растянулись в злорадной улыбке. Натали едва успела сжать губы и снова уткнулась взглядом в клавиши, следя за пальцами. Их отношения с Николя были нейтральными, к существованию друг друга они относились равнодушно, но, когда заносчивого брата кто-то ставил на место, это каждый раз оказывалось неожиданно приятно.
– Все мои дети здесь, – как заведенная повторяла Софья, – как чудесно! Все дети!
Анатоль остановил мать, мягко взяв за руку и усадив рядом с собой на место Дмитрия.
– Надо непременно заказать семейный портрет, – Грушевская снова вцепилась в рукава.
– Соня, – Алексей покачал головой.
– Зачем же портрет, мама, – поддержал отца Михаил. – Сделать фото куда быстрее. И дешевле, что в нашей ситуации немаловажно.
– Нет, это не то. В картине – душа, – почти с благоговением произнесла Софья и чуть наклонилась к Анатолю, словно раскрывая ему большой секрет.
– Ни один художник не успеет закончить семейный портрет, – он наклонился к ней в ответ. Плечи Софьи Фёдоровны чуть опустились. Анатоль ободряюще улыбнулся.
– Закажем самую большую карточку, чтобы каждую ресничку было видно, – пообещал он.
– Мы сегодня собирались с Наташей на реку, кататься на коньках. Заодно можем зайти к фотографу, – предложил Михаил.
Натали снова устремила взгляд на Дмитрия: откажется или нет. Но лицо младшего Грушевского не выражало никакого интереса к происходящему. Поймав взгляд сестры, он усмехнулся – едва заметно, но как-то тяжело и презрительно. Натали, не отводя глаз, настойчиво качнула головой: “Пойдём”. Дмитрий бесшумно вздохнул, откидывая челку со лба. Снова кивок, чуть вперед: “Пожалуйста”. Из-под пальцев вылетела фальшивая нота, темп сбился. Дмитрий посмотрел исподлобья, поджал узкие губы и покачал головой, признавая поражение.
