Czytaj książkę: «Символ №7»
© Александра Михневич, 2019
ISBN 978-5-0050-0571-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дачные рассказы
Выстрел
Тот человек, которого ты любишь во мне —
лучше меня: я не такой…
Но ты люби!
И я стану лучше себя.
(Михаил Пришвин)
Родители Лёшки собрались в город.
На один вечер.
Им срочно понадобилось съездить. И они оставляли Лёшку на даче одного.
– Сын мой, – после ужина серьёзно сказал ему папа, с копной тёмных волос и с решительным профилем орла, – ты уже взрослый. И ничего не должен бояться. Ты просто – ты понял меня? – просто переночуешь сегодня один.
Всего одну ночь.
А завтра утром – к завтраку – мы уже появимся.
Договорились?
И – смотри: главное – ничего не бойся!
Ты мужчина!
Помни это. Всегда.
И гордись этим.
– И тут вокруг – свои же дачники, – мягко улыбнулась мама, с мягкими волнами русых волос и с мягкими чертами лица: – Если что, соседи все свои.
Да ты их всех знаешь!
Только на реку один не ходи, а если соберёшься, то с ребятами.
Всё будет хорошо, – снова улыбнулась мама.
И родители уехали в город.
9-летний взрослый Лёшка остался один.
Было пасмурно, и на реку никто не пошёл.
Так, поболтали с мальчишками, посмотрели кинчик…
Потом все разбрелись по своим дачам: родители позвали всех – по домам, а то дождь начинается… и – вот уже – ливанул!..
О! и молния… а грохочет как!!!
Лёшка лёг спать – где и обычно – на втором этаже, в своей уютной мансарде.
Здесь, в маленьком университетском дачном посёлке, домики типовые – почти у всех одинаковые или похожие: двухэтажные, у кого-то с камином, у кого-то с печкой…
И второй этаж – почти у всех – меньше первого: мансардный.
И – почти во всех семьях – мансарду оккупировали отпрыски.
Предоставив предкам – более обширный и представительный – первый этаж.
Лёшка долго не мог уснуть.
Гроза разгрохоталась не на шутку!
Домик то и дело сотрясался от грохочущего грома – то с одного боку… то с другого…
И – окно внезапно освещалось вспышками молнии – озаряя всю комнату…
И выхватывая из мрака – то диван с перепуганным мальчишкой, натянувшим одеяло по самые распахнутые глаза – с уже огромными зрачками!..
То – стол у противоположной стены – с ноутбуком, и с альбомом для рисования, и свёрнутым в трубку ватманом, и богатым набором цветных грифелей и всевозможных мелков…
А то – и ружьё – висящее на потёртом ковре с затейливыми узорами… на той самой стене, у которой стоял диван с перепуганным мальчишкой.
Лёшка ругал себя – и уговаривал – что это всего лишь гроза.
Просто – гроза!!!
И – ты – что, грозу никогда не видел, что ли?!!
Но – новые всполохи – и новые тени!.. едва уловимые – не давали ему закрыть глаза и унять бешеный стук своего сердца.
Наконец, измученный Лёшка всё же заставил себя закрыть глаза.
Точнее – заставил себя – не распахивать их.
Ни при очередном грохоте грома, ни от очередной вспышки молнии.
Он – и хотел спать… да уже давно!
Потому что – уже давно – глухая ночь… совсем глухая…
Часа три уже, или около того…
Ну, вот, – думал про себя Лёшка, – дождусь трёх часов…
И тогда уж усну…
Додумал он сквозь сон.
Провалился куда-то… что-то непонятное и неприятное…
Он понимал: это сон… это всего лишь сон…
И – хотя и сон – но это не просто сон.
Поэтому было очень неприятно.
Вдруг Лёшка в один миг вынырнул из сна.
И распахнул глаза.
На двери в мансарду – почти под потолком – сидела кошка.
На самом верху двери – и раскачивалась.
Точнее – кошка сидела неподвижно – и раскачивала дверь.
Словно готовясь для прыжка.
Лёшка напрягся.
И вдруг ощутил: ужас – животный, дикий ужас – куда-то улетучивается…
И даже стук сердца – уже не напоминает самый громкий набат на всю округу.
«Сын мой, ты ничего не должен бояться.
Главное – ничего не бойся!
Ты мужчина!» – всплыло в голове отцовское.
А следом – вспомнилось: вообще-то дверь была закрыта.
И – не просто прикрыта: а закрыта на поворачивающуюся круглую ручку.
И – никакая кошка в мире – не способна её открыть.
Если – она – кошка.
И Лёшка – не мог забыть закрыть дверь.
Во-первых, потому что он всегда закрывает её на ночь.
Во-вторых, потому что иначе она скрипит от сквозняка, и какой уж там сон.
А сегодня – из-за шторма – сквозняк будь здоров, и дверь аж шарахалась туда-сюда, и Лёшка её тем более закрыл.
А в-третьих, он её закрыл.
И – к своему собственному удивлению – Лёшка не испугался…
А – наоборот – успокоился.
Внутри – ощутил словно холодок…
Но – не мертвящий холод, сковывающий от ужаса – нет.
А – твёрдый спокойный холодок… спокойствие решимости.
Холодная трезвая голова.
И так получилось – стало возможно – потому что Лёшка – терпеть не мог эту кошку.
Именно эту кошку.
Так-то он котов любил, даже очень!
И никогда не обижал, и вообще животных не обижал.
Но – эту кошку – он почему-то не выносил…
Похоже, что взаимно.
Когда эта кошка попадалась ему на улице – на маленькой уютной улочке между цветущими палисадниками и ухоженными газонами у дачных домиков – кошка явно напрягалась, не то мрачно шипела, не то как-то странно подвывала…
Но он – не пугался. Хотя – когда они встретились впервые – ему было 6 лет.
Но – он посмотрел на неё…
Спокойно так посмотрел – и сказал:
– Э, да ты, кошка, злая. И ты лучше ко мне не подходи. Не будешь ко мне лезть – так я тебя не пну. А захочешь на меня наброситься – то я тебя пну. Ну, и кому хуже?
Даже если ты меня оцарапаешь – всё равно тебе тоже достанется.
И ты мне не нравишься. Ты реально злая. Злобная.
И у тебя – вот именно у тебя – очень плохие глаза.
Какие-то не кошкины.
Ты, наверно, на самом деле – воплощение ведьмы.
Какой-то злой старой ведьмы.
Но я тебя не боюсь.
Сказал он так – спокойно сказал – и пошёл по своим делам. То есть, на речку.
Во всё время его ноты или ультиматума – кошка тихо и злобно выла…
Но – так и не сделала попытки его цапнуть.
А когда они встречались – изредка – посреди дачной улочки – кошка медленно и злобно выла… и – отводила глаза.
Лёшка спокойно проходил мимо.
Ну, в смысле, ноль реакции.
Эту кошку знали все соседи.
И – и вправду – недолюбливали.
И вовсе не потому, что полностью чёрная.
А – злобная была эта кошка потому что.
Кошка была соседки напротив.
Точнее, дом соседки – не прямо напротив. А напротив – и чуть по диагонали.
У соседки были очень хорошие муж и дочка; дочка старше Лёшки года на два.
А сама соседка… Хотя – и вроде такая милая… И любезная, и так одета хорошо и со вкусом, и говорит так вежливо, и приветливо улыбается всем…
Но… что-то в ней было – не то…
И – ещё – Лёшка ловил себя на мысли: когда он видит эту девочку – соседкину дочку… то – почему-то – жалеет её…
А потом… Он поймал себя на мысли – что думает об этой девочке – не только с жалостью… а уже и с какой-то теплотой… и даже с нежностью…
А – потом – понял: она ему нравится.
И вот теперь – в жуткой грозовой ночи – чёрная кошка с плохими глазами – явилась к нему сама.
И – раскачивалась на его двери…
Которую он закрыл, вообще-то! Это ж надо – какая наглость!!
Он – закрыл!! А она – раскачивается!!!
И это – не её дом!
Это – дом его и его родителей!!
И – пусть – катится – туда…
Э, нет…
Лёшка – осёкся… оборвал собственную же мысль…
Нет, нет, ни в коем случае!
Ведь там же… Там эта девочка.
А вдруг – эта поганая ведьма – если не сможет причинить ему вред – то захочет причинить вред ей…
А у неё – и так в последнее время – грустные глаза…
Хотя – такие красивые глазки!! Нежные, голубые…
И – такие весёлые бывают!..
Лёшка – аж любовался невольно, когда – на речке, или где-то случайно – видел, как ей весело, и как она смеётся… издали видел. Так-то они и не общались…
Но – Лёшка – всё равно всё знал о её жизни.
И теперь…
Да нет же!
Ничего у тебя не выйдет, злая ведьма!
Он уже понял: кошка – хочет просто его попугать – вот и раскачивается на двери – с угрожающим видом… чтобы он – типа, как маленький – описался от страха…
И вообще – забоялся.
Да не дождёшься!
И тут кошка… словно услышала его мысли!
Едва он так подумал – что вообще не боится её!
Вообще не боится – ни её, ни других ведьм, хоть по отдельности, хоть всех сразу вместе взятых.
И – едва он так подумал – кошка прыгнула…
К нему.
И он лишь… он лишь только уловил – что – почему-то она – ещё в прыжке, под потолком – вдруг заслонила собой всё пространство комнаты…
И – очертания – вдруг перестали быть тенью от кошки…
А – стали очертаниями – какого-то другого существа…
Непонятного, но – куда менее приятного, чем обычные котики – и с очень уж большими когтями…
Слишком ты великовата – для кошки-то, – только и успел подумать Лёшка…
А дальше всё произошло молниеносно.
Молниеносно он вскочил, и – в тот же миг – раздался выстрел.
И – в тот же миг – вдруг гроза стала словно тише и отдалённее…
И вот – молнии уже перестали вспыхивать…
И гром – грянул ещё вроде… но – совсем уже где-то в отдалении…
И лишь кошка – точнее, кошкина тень – взвыла в последний раз… каким-то не кошачьим голосом… и исчезла.
Просто исчезла – и всё.
Растворилась в воздухе.
Солнце лилось в окно – щедро, тепло, целым водопадом золотистых лучей!
– Ну, как ты, сын? – бодро спросил отец ещё на подступах к комнате – ещё с лестницы.
Лёшка с трудом открыл глаза… чуть повернул голову…
Папа вошёл – и остановился.
– Та-а-ак… – протянул он задумчиво.
– Что там такое? – встрепенулась мама, поднимавшаяся следом.
И – увидев – винтовку на полу возле дивана – всплеснула руками:
– Господи Боже! Что случилось! Ты зачем взял оружие! Да ты что!..
– Слушай, женщина, – вежливо, но строго, и очень внушительным тоном, не терпящим возражений, произнёс папа, – тут мужчины сами разберутся. А ты лучше, пожалуйста, приготовь нам завтрак. Наш герой наверняка здорово проголодался. С разбойниками воевать!
– Ладно, хорошо, – сдалась мама, – пойду сделаю пока завтрак. Омлет с помидорами и сыром и бутерброды с чаем устроят героев? И ещё остались вчерашние сырники, со сметаной и вареньем.
– Отлично! Спасибо, – ответил отец, – мы скоро придём.
И мама ушла вниз.
Отец поднял винтовку, протянул над диваном и аккуратно повесил на стену.
Лёшка лежал и смотрел вверх на отца, насупившись.
Ожидал взбучки.
Но отец – лишь вполголоса заметил, что с оружием нужно обращаться очень аккуратно, осторожно и бережно.
И – с уважением.
И – никогда – слышишь, никогда! – не использовать просто так.
И – не поднимать на человека. Тем более – в мирной жизни!
Не только – на человека, но – и на всё живое.
– То был не человек, – шмыгнув носом, пробубнил Лёшка. – То была ведьма.
– А кто дал тебе право – определять: кто есть кто? – сурово спросил отец и внимательно заглянул в глаза сыну.
– Я не определял, – ответил сын, тоже глядя – прямо – в глаза отцу: – Во-первых, она сама пришла… Хотя – у нас и все двери, и окна – всё было закрыто. Задраено! Потому что была гроза.
И как эта чёрная кошка оказалась в моей комнате – я не знаю, – объяснил Лёшка: – Но даже это ещё не всё.
Она хотела прыгнуть на меня.
И она на меня уже прыгнула.
И она… – замялся мальчик.
Вздохнул – и рассказал всё, как есть.
Отец помолчал.
– Ты будешь смеяться надо мной, да? – тихо спросил Лёшка: – За то, что кошки испугался, да?
– А разве ты её испугался? – спокойно спросил отец. – И потом, знаешь, в мире есть много всякого… Кто знает, может и ведьмы – тоже есть.
И – даже среди нас.
Отец вздохнул, чуть подумал…
Лёшка – ждал.
Либо – взбучки…
Либо – прощения.
И – спохватился:
– А! А винтовку – я не ронял и не кидал! Я аккуратно положил рядом с диваном. Честное слово! Очень аккуратно. Положил, уже после всего.
И тогда уж сам лёг.
– Хорошо, я тебе верю, – сказал отец.
Он видел по глазам сына – знал: всё было именно так, как тот рассказал.
– Я целил прямо в лапу… в мерзкую когтистую лапу…
Но, правда, в лапу – того… чудовища, – смутился Лёшка.
Папа ещё раз спросил: откуда и по какой траектории – прыгнула кошка…
И – как выглядело очертание – того, что прыгнуло на сына… И – примерно – какой длины – были когти…
Получалось – по рассказу сына – что огромное чудовище – тень – прыгнуло, распахнув когтистые объятия…
И – одна лапища – была уже почти у ковра с оружием, а вторая – левая – внизу у дивана… Когтистые лапы – словно пытались схватить диван вместе с тем, кто на нём.
А затем – папа встал и подошёл к стене – к противоположной от дивана.
Здесь, внизу – виднелась свежая – единственная выбоина.
И рядом валялась гильза.
С дивана – лёжа – этой выбоины не было видно.
Прошло лето. Отец – провожая 10-летнего сына в пятый класс – напутствовал его: теперь он уже и правда взрослый…
И – он, отец – гордится своим сыном.
И – всегда будет на его стороне. Что бы ни случилось.
А после уроков – заедет за ним – и отвезёт в секцию.
В хорошую, настоящую.
Для мужественных парней.
Да, и стрелять там тоже нужно. И – много, и – ещё как!
Метко, и долго не целясь.
И Лёшка – вполне сможет добиться успеха и самых высот.
Если, конечно, будет много и упорно трудиться.
Соседская девочка – по даче – к концу лета – вроде стала поулыбчивей…
Лёшка это заметил!
И сам – тоже стал чаще улыбаться! И даже – как-то осмелел – и улыбнулся – ей!
И она… ответила ему!!!
Тоже улыбнулась в ответ!
А в следующий раз – и улыбнулась, и поздоровалась!!
А потом – даже как-то – спросила – тихо-тихо… но он – услышал: что-то спросила про футбол… который накануне смотрели все мальчишки – собрались у кого-то из них в гостях, и шумно болели.
Он ответил… и они даже немножко поговорили.
И – договорились – дружить – на будущее лето!
А ту кошку – ведьминскую – увы… в самом начале осени – разорвал деревенский пёс.
Кто-то из собак – из ближайшей деревни – забегал иногда на дачи: угоститься, с местными собаками подружиться…
Ну, и не понравилась собаке эта кошка…
Хотя – больше ни разу, ни до, ни после – собаки котов не трогали. Вообще.
Кто-то из дачников – увидел застывшую кошку на обочине…
Конечно, узнал, решил сказать её хозяйке…
Подобрал – двумя пальцами – за шкирку…
И – прежде чем сунуть в пакет и отнести – задержал на весу…
Удивлённо рассмотрел лапу…
На одной – левой – лапе зияла огнестрельная дырка навылет.
«Зимний сон»
Счастливы счастливые.
(Борхес)
Бабушка болела уже три дня.
Сходила с соседками, тоже пенсионерками – на самодеятельный «песенный концерт душевной лирики» в местный Дом культуры.
– И поют же ведь – ну так проникновенно!.. не то что эти нынешние крикуны, – уговаривали бабушку её приятельницы-пенсионерки из другого подъезда.
Уговорили.
Выступали – дальние родственницы кого-то из соседок…
Бабушка и до этого уже была простывшая. А там – то ли на сквозняке сидела, то ли ещё ноги по дороге промочила – по такой слякоти, поздняя осень…
И – слегла.
Внучка была очень недовольна соседками.
Внучка приехала к своей любимой бабушке на осенние каникулы – а бабушке плохо. И даже видно, что плохо. Лежит, пьёт лекарства.
Пришлось вызвать участкового врача – женщину средних лет с добродушной улыбкой, живущую где-то неподалёку.
– Ничего, для вашей внучки вы неопасны. У вас не грипп, не ангина. Это ваш организм переохладился и дал сбой, и возраст всё же. Плюс – болячки, накопленные за много лет – как раз в такие моменты дают о себе знать. Когда у организма иммунитет нарушен.
А у вас застарелая пневмония, была вылечена, но и осложнения были. Вам сейчас необходимо поберечься.
Отлежитесь недельку, лечитесь и старайтесь не напрягаться. Телевизор можно смотреть, но не много, и читать можете, ориентируйтесь на самочувствие и давление.
С внучкой – пожалуйста, общайтесь на здоровье и к обоюдному удовольствию!
Но – всё делать в эту неделю лучше лёжа или сидя. Хозяйство подождёт. И на кухне старайтесь кулинарные вахты не устраивать. Внучка может вам посильно помочь: в магазин сходить, в аптеку – по рецепту, вот, держите. Сколько внучке? Десять… Больше похожа на восьмилетнего мальчика, худенькая такая, да ещё стрижка. Хотя росточка уже выше среднего. Ну, что, серьёзная девочка уже. Поможешь бабушке?.. Умница. Разогреть что-то, яичницу, не знаю, пожарить.
Да, я понимаю: единственная внучка на каникулы приехала, да ещё праздник завтра, конечно, хочется покулинарить от души… Но вам нужен покой и отдых. Ну, всего-то хотя бы недельку отлежитесь. А там я опять приду – посмотрим.
Выздоравливайте! И с наступающим вас – Днём Народного Единства!
Придётся вам на этот праздник магазинными яствами угоститься…
Знаю, знаю, – по-доброму засмеялась врач, – про ваши торты соседи уже легенды слагают!.. Но – главное сейчас – не перенапрягаться и не стоять на сквозняках. И – принимать лекарства. Если почувствуете себя хуже – сразу вызывайте неотложку.
Присмотришь за бабушкой? – участковый врач ободряюще кивнула внучке, которая тут же серьёзно закивала в ответ – с ощущением ответственности и тревоги за родную бабулю.
Затем доктор тепло улыбнулась бабушке. И, уже на ходу выслушивая слова благодарности и поздравления с наступающим, надела пальто и ушла.
Внучка закрыла за ней дверь и огорчённо вздохнула.
И пошла в большую комнату – присматривать за бабушкой.
– Это тебя Изольда, небось, сгоношила, да? На концерт этот. Терпеть не могу самодеятельность. И там, небось, тётеньки выли, родственницы эти чьи-то… Нашли себе жертвы…
И внучка сердито фыркнула.
Бабушка невольно заулыбалась и ответила ослабевшим голосом:
– Концерт как концерт… Послушала, поют приятно, мелодично. Нет, не Изольда Леонидовна. И лучше ты, пожалуйста, по отчеству её называй, даже за глаза. Она человек пожилой, как и я. А то вдруг случайно услышит – обидится. Да и некрасиво так.
– Да ну, скажешь тоже! Это только она – пожилая! И противная. Вся фальшивая какая-то. И улыбка у неё – тоже фальшивая. И волосы – для её возраста – слишком ярко красит! И помада – аж за километр видна! Как красный светофор. А скромней надо быть, в шестьдесят лет. И ещё она всё время лезет с вопросами: а как, а чего, про родителей выпытывает… Может, ей ключ от их спальни дать? Ей какое дело?
А ты – никакая ты не пожилая, ты хорошая, и добрая, и весёлая. И ты настоящая. Ты – моя бабулечка. Вот так.
Выпалив всё это, внучка быстро подошла к дивану, на котором сейчас полулежала её бабушка, резво присела на корточки – и порывисто обняла бабушку, всю обхватила, и прижалась к ней щекой…
И чуть не заплакала: и оттого, что бабушку жалко – ведь ей же плохо…
И оттого, что все планы на эту неделю каникул – теперь насмарку…
А планы – были такие: и по городу погулять, и в центральном парке белок орехами покормить, и в кафе сходить, и в кино сходить, и ещё бабушка ей собиралась обновку купить – такой красивый костюмчик! Трикотажный, синий с оранжевым узором. Юбочка и кофточка, загляденье.
А теперь – что?
Пропала неделя…
И внучка снова вздохнула.
И – вот ещё что: угощение же! праздничное угощение!!!
Бабушка – так вкусно готовит!
А теперь – придётся и правда, обойтись чем-то из магазина.
А торт! – вдруг вспомнила внучка.
Как же торт?
Любимый торт…
Торт «Зимний сон» был самый любимый – и не только у внучки.
Но и у всей семьи.
И у всех соседей.
И – вообще у всех тех, кто его хоть раз попробовал.
Все в один голос говорили, что вкуснее – не ели ничего в жизни.
И вовсе не из вежливости – ну, или не только из вежливости – все так говорили.
А – потому что это было правдой.
– Пропал торт… – прошептала внучка. И горестно вздохнула.
– Твоя мама же просила торт! – вдруг спохватилась бабушка. – Надо же… А у меня из головы совсем вылетело… «Зимний сон».
– Вы совсем уже, что ли, обе – ты и моя мама?! – возмутилась внучка, отпрянула от бабушки и уставилась ей в глаза:
– Какой, на фиг, «Зимний сон»?! Ну, то есть, я хотела сказать, – тут же поправилась она, – ни в коем случае. Тебе же доктор сказала русским языком: всю эту неделю ты отлёживаешься. И мы с тобой даже никуда не сходим. И костюм не купим… Ну и ладно! Но ты выздоровеешь, поняла? Медицину надо слушать! И никаких тортов! Варенье тоже вкусное.
А маме я сама сейчас позвоню – и скажу, что им тоже торт отменяется. Пусть в пекарне закажут. Да они с папой просто не знают, что тебе так плохо! Вот и всё.
А как только я ей объясню – так она и сама сразу же откажется, чтоб ты ей торт делала! Вот увидишь!
И внучка ринулась в прихожую – где обычно на тумбочке стояла бабушкина сумка – строгая и скромная коричневая женская сумочка средних размеров, а в ней обычно бабушка забывала свой сотовый.
И дочь всегда отчитывала бабушку, т.е., свою маму: мол, когда звонит ей – всегда должна ждать, как по городскому – пока та подойдёт к своей сумке в коридоре и вытащит телефон; что, сразу нельзя вынуть его из сумки, придя с прогулки или из магазина – и класть рядом с собой?
Внучка в два прыжка оказалась в прихожей – схватила сумку и поскакала обратно в большую комнату – чтобы звонить по бабушкиному мобильнику в бабушкином присутствии. Но вдруг сумка сама запиликала – зазвонил мобильник.
Внучка на миг остановилась – и тут же протянула сумку бабушке.
– Ой, спасибо, – выдохнула бабушка, выудила из недр телефон и ответила.
Звонила внучкина мама – бабушкина единственная дочь.
Завтра – в День Народного Единства – дочери исполнялось 30.
Юбилей.
И дочка очень хотела, чтобы её мать сделала к юбилею торт «Зимний сон».
Юбилей был поводом.
Муж дочери – внучкин папа – зазвал на праздничный обед серьёзных гостей.
Ожидались: заведующий его кафедрой с супругой, два старших преподавателя с его кафедры с супругами, пожилая дама декан без спутника, очень пожилой профессор без спутницы, и даже проректор с супругой.
Внучкиного папу – ещё довольно молодого преподавателя (всего на три года старше своей супруги) и просто кандидата наук – в университете уважали. И студенты, и коллеги с его кафедры, и руководство.
Умный, прекрасно образованный, с дипломом престижного вуза, много работает, находит общий язык и с коллегами, и со студентами, при этом всегда сохраняет чувство внутреннего достоинства, хорошее чувство юмора. А главное, знает свой сложно-технический предмет досконально – и не останавливается на этом.
Исключительно из уважения к молодому коллеге – его более опытные и гораздо более старшие сослуживцы – согласились любезно принять его приглашение.
И, вместо того, чтобы привычно поехать на ноябрьские праздники на дачу с камином, или отправиться в другие гости, ко взрослым детям с внуками, дальним родственникам или старинным друзьям семьи – пообещали прийти домой к нему и его жене-юбилярше.
Вообще-то, так было не принято.
По домам к друг другу университетские преподаватели ходили очень редко.
И времени нет, да и вправду не принято.
А юбилеи отмечали или прямо на работе, на кафедре виновника торжества, или в кафе / в ресторане: по средствам.
Но это приглашение приняли все приглашённые.
Ну, праздник, всё-таки.
И новоселье у молодого коллеги, который недавно въехал в эту новую квартиру – от университета, кстати. Сделал наскоро ремонт, теперь празднует новоселье. Вот и позвал своих коллег.
Ну, а юбилей его супруги…
Она не работала в университете. Работала в сторонней лаборатории. Но теперь – с помощью своего мужа – переходила на преподавательскую должность. В этот самый университет.
Серьёзный университет республиканского масштаба – лучший в республике по своему профилю – с солидной репутацией и очень нужными в промышленности сложно-техническими специальностями.
Юбилярша давно готовила почву для перехода. Ещё бы: сразу такой скачок в статусе! Да и – при муже постоянно…
И супруг в итоге сдался. Ну, что поделаешь, раз уж любимой жене так хочется… Ну так уж прямо хочется! И он навёл справки, разузнал, переговорил…
И – его супругу взяли в университет, на вакантное место.
Ну, что ж, диплом позволяет – который он сам когда-то и помог ей получить, полностью написав за неё дипломную работу; они учились в одной группе.
От университета преподаватели получили дачные участки – все одинаковые, по шесть соток.
Сугубо под дачное строительство – с обычными постройками максимум в два этажа, есть несколько утверждённых типовых планов коттеджей – вполне достаточно, а хоромы здесь возводить незачем. Можно – только дачные дома. Скромные.
Во-первых, природоохранная зона – уже само по себе роскошный подарок: чистейшая шикарная природа, лес, река – и правильная экология.
Во-вторых, зачем интеллигенции огромные дворцы? Университетским преподавателям – для удовлетворения своих потребностей – а также амбиций – вполне должно хватать и двухэтажного коттеджа на семью. Все семьи – стандартные современные, по дюжине детей – ни в одной нет. Ну, и достаточно.
А в-третьих: как бы они, преподаватели – если б захотели себе дворцы отгрохать – за них отчитывались?
И что объясняли бы в налоговой? И – своим же коллегам?..
Ну, и опять же, главное: зачем?
И все на дачах довольствовались симпатичными двухэтажными домиками.
Внучкин папа – как самый молодой преподаватель – построился позже всех. И не такой зажиточный пока что, как остальные, это понятно. Не успел ещё столько молодых специалистов подготовить для народного хозяйства, а значит, получить такое количество зарплат, как остальные. И не успел ещё написать столько научных статей, в том числе и в зарубежные издания, а значит, получить столько гонораров. И т. п.
Это лето – которое прошло и закончилось, и теперь заметалось ворохом пожелтелой листвы, и уже даже засыпалось ранним снегом – было первым летом, которое молодая семья прожила в дачном домике. А не в палатке рядом.
Молодой глава семьи вкалывал и торопился. Ему помогал младший брат. И ещё регулярно приезжала из города бригада рабочих на грузовике. И потом – уже после бригады квалифицированных рабочих – на разные доделки-подработки приглашались мужчины и парни из ближайшей деревни.
Задействовалась даже дочка-школьница: доски подтащить, побыть грузиком у двуручной пилы – крепко вцепившись обеими руками в ручку пилы со своей стороны.
– Да папа, да нам полезно так, это тоже как тренировка, циклическая, понимаешь? Тренер нам даже похожие упражнения со жгутом советовал дома делать, по выходным, дополнительно, – уверяла дочка папу.
– Ну, ладно, – строго согласился отец, – только держись крепко и руки не отпускай. А захочешь отпустить – сначала мне скажи. И я сразу остановлюсь. Поняла?
И так они много досок распилили, на нужные размеры, за предыдущее лето.
И вот – у них своя дача! А на даче – собственный домик! Двухэтажный.
Мама всё лето была очень любезна и улыбчива со всеми соседями.
Многие соседские семьи – старше, уже взрослые дети, а у кого-то и внуки есть.
И дачники – охотно останавливались поздороваться с приветливой соседкой и перекинуться парой слов про дачные дела: и встретив на улочке, и – даже увидев в саду близ калитки, проходя мимо их совсем невысокого и, скорее, символического забора – как у всех. Да и зачем тут – глухие заборы? Ведь все свои.
Всё равно все друг про друга всё узнают…
Лето прошло… Облетела с деревьев листва. Стало всё голо…
То, что летом пряталось под зелёными разросшимися деревьями, за пышными кустами, скрывалось среди пёстрых разноцветных цветов – теперь вдруг обнажалось…
И обнажилось совсем.
Внучка не верила своим ушам.
Сначала, когда бабушка вкратце рассказала маме о том, что заболела, лежит, приходил врач, – внучка слушала спокойно и отстранённо. Да и – не дело это, детям изо всех сил вслушиваться во взрослые разговоры. Потому внучка очень-то и не вслушивалась. Так, разве что, краем уха.
И ждала: вот сейчас мама наговорит бабушке добрых слов сочувствия и тёплых пожеланий поскорее выздороветь.
И, конечно, выдаст кучу извинений – за беспокойство, за то, что – вот, тут, с этим тортом… пристала не вовремя. Интеллигентно, в общем, поступит.
Ну, и чисто женское – ах, ах, и всё такое – тоже никто не отменял. Миленько так.
И – на этом всё, и бабушка с внучкой останутся-таки наедине друг с другом.
И внучка уложит бабушку отдыхать! И станет изо всех сил её лечить и за ней присматривать. И кормить лекарствами по рецепту.
Но разговор пошёл не так.
И, судя по интонациям, в тишине квартиры явственно доносившимся из мобильника – маму ситуация раздражала.
– Мама, мы с тобой договорились! Ты мне обещала. Ты дала мне слово, что сделаешь торт. И я на тебя понадеялась, – с металлическим звоном доносились из трубки мамины назидания.
– Доченька, – дождавшись паузы, бабушка вздохнула сокрушённо.
И стала объяснять ситуацию:
– Доченька, я и правда плохо себя чувствую. Даже в руку сильно отдаёт. И давление. Ты же знаешь, я всегда с удовольствием всё для тебя делаю. Но сейчас – я просто не в состоянии. Мне и правда тяжело. Даже просто стоять трудно. А этот торт – он требует долгой подготовки, и по времени очень много…
– Мама. Значит так. Ты обещала? Обещала, – перебила дочь. – Я на тебя понадеялась. Я хочу – я очень хочу – чтобы ты сделала для меня торт. Именно «Зимний сон». У нас будут очень серьёзные гости, этот торт им понравится.
– Дорогая, – грустно вздохнула бабушка, – но ведь вы ещё успеете заказать хороший торт. Гости к вам придут завтра – после обеда, так? Ещё же целые сутки.
– Мама, завтра мы приедем. Мне нужен именно «Зимний сон». Заказной выпечкой их не удивишь. Постарайся, пожалуйста. Я очень тебя прошу! – и мамин голос вдруг сделался мелодичным и нежным. – Пожалуйста, хорошо! Чтобы я не ударила лицом в грязь перед гостями. Ну, ведь ты же знаешь, это для меня очень важно. И у меня же не каждый день юбилей, правда? А торт у тебя получится чудесный! Я в этом нисколько не сомневаюсь. Всё, пока, выздоравливай, целую тебя. Завтра в полдень мы приедем за тортом.
Бабушка тихо опустила руку со стареньким и немодным мобильником в сумку, и он скользнул опять куда-то в сумочные недра.
Внучка была вне себя. Уставилась на бабушку в упор, в глаза – и, тяжело дыша, чтобы только не заплакать, и зря её не огорчать, – выпалила:
– Что она себе позволяет? Она совсем уже Бога не боится? Как так можно! Как можно быть такой чёрствой, бесчувственной и злой?!
Бабушка вздохнула:
– Маленькая моя, не нужно так говорить. Это нехорошо. Она же твоя мать.
– Да?! Называть её бесчувственной и злой – нехорошо, хотя это вообще-то правда! А – так обходиться со своей пожилой мамой, которая к тому же заболела – это хорошо?! Вообще-то ты тоже мать – для неё. Она – тоже твоя единственная дочь! Или она забыла?!
Бабушка собрала остатки сил – и улыбнулась.
Улыбнулась – как всегда, по-доброму и миролюбиво.
Разве что – чуть грустно и устало.
И внучка сразу опустила глаза – и горько вздохнула, отчего худенькие плечи сначала сильно поднялись… И тут же опустились на место.
Да уж… Не трепать же нервы своей бабулечке лишний раз, – подумала внучка. – Хватит с неё и мамы.
Посмотрела на бабушку – уже спокойнее – и тоже постаралась улыбнуться.
И снова присела на корточки – к ней поближе.
Darmowy fragment się skończył.
