Czytaj książkę: «Россия и Европа. Начало Руси. I том»

Даже Лютер выразился однажды, что мир обязан своим возникновением забывчивости Бога: дело в том, что если бы Бог вспомнил о «дальнобойном орудии», то он не сотворил бы мира. Но по временам та же самая жизнь, которая нуждается в забвении, требует временного прекращения способности забвения; это происходит, когда необходимо пролить свет на то, сколько несправедливости заключается в существовании какой-нибудь вещи, например известной привилегии, известной касты, известной династии, и насколько эта самая вещь достойна гибели. Тогда прошлое ее подвергается критическому рассмотрению, тогда подступают с ножом к ее корням, тогда жестоко попираются все святыни. Но это всегда очень опасная операция, опасная именно для самой жизни, а те люди или эпохи, которые служат жизни этим способом, т. е. привлекая прошлое на суд и разрушая его, суть опасные и сами подвергающиеся опасности люди и эпохи. Ибо так как мы непременно должны быть продуктами прежних поколений, то мы являемся в то же время продуктами и их заблуждений, страстей и ошибок и даже преступлений, и невозможно совершенно оторваться от этой цепи.

Ф.В. Ницше. "О пользе и вреде истории для жизни".

Предисловие

Согласится ли с нами читатель или нет, но старую, еще кантовскую антиномию о предопределении и свободе воли, мы разрешим здесь и сейчас (хотя бы только для видимости) в пользу свободы воли. Это означает, что мы, по крайней мере, верим в то, что ткань нашего будущего плетем мы сами. А поскольку мы, или, точнее, согласно предпринятому в этой книге рассмотрению, наше государство, его народ прошли определенный исторический путь, прежде чем стать тем, чем они являются в настоящий момент, то, стало быть, этот их исторический путь и содержит ответы на главные вопросы: кто мы есть; и куда идем? И как кажется, все, что нужно для того, чтобы ответить на них – это проявить интерес к своей истории.

Для чего мы предприняли этот труд? – История, взятая как чистый академизм, то есть как предлагаемый к запоминанию набор событий, имен, дат, цифр нас не интересует. Нас интересует история, взятая как диалектика человеческой жизни, как феномен причинно-следственных связей, как работающий по определенному алгоритму генератор событий. Любая эпоха, любой исторический период имеют определенные качества – свою форму и свое содержание, свою эстетику, свою красоту… Почему одно с течением времени переходит в другое? Почему что-то изначально было одним? А затем, по прошествии времени, стало чем-то новым? Время течет и приводит к изменениям в жизни человека и эти изменения несут в себе толику очарования. В одних случаях результатом становится терпкое чувство ностальгии о чем-то давно утерянном, о минувшем и о лучшем сравнительно с тем, что стало. В других случаях, результатом оказываются куда более важные вещи – рождается своего рода генетическая память, объединяющая людей в народ и позволяющая думать и чувствовать одинаково. Нет, и не может быть русских людей, так и не открывших для себя красоты в русской старине и не испытывающих удовольствия от вида луковичных куполов, от колокольного звона, от быстро скачущих троек с бубенцами, от тульских пряников и от самоваров. В более широком смысле, чем приведенный пример с национальной культурой, история России выступает связующим звеном между миллионами русских. Через одинаковое чувство истории эти миллионы представляют единый народ.

Нам все же кажется, что настоящие русские люди не могут разделять того взгляда на свою историю, который ставит в вину Российскому государству пройденный им исторический путь, а его народу ставит в вину приобретенную им за этот период самобытность. Мы не считаем Россию плохой страной. Мы не считаем Россию также несчастливой страной, татарское иго – позором, деспотизм и религиозность Московии – мракобесием и уродством, а советский строй – преступлением против человеческой природы. Не считаем, прежде всего, потому, что и первое, и второе и третье стало неотъемлемой частью русской истории. И у нас нет другой истории. – Без ордынского ига, без крепостничества николаевской России, без сталинской коллективизации, без суздальцев и новгородцев убивавших друг друга в 1216 году в Липицкой битве, а также без красных и белых истреблявших друг друга в гражданской войне 1918-1922 годов. Мы – результат всего перечисленного и находимся сейчас на самом конце этого длинного и сплетенного из множества нитей полотна событий. И с этой точки зрения лишено всякого смысла бичевание русской истории и всякое очернение ее.

Однако это бичевание и очернение, следует отличать от критического осмысления. Разница заключается в уважении. В первом случае, уважения нет, во втором – оно присутствует. Критический анализ не только допустим, он необходим, это то единственное, что позволяет использовать знания о прошедшем в интересах будущего. С одной стороны, мы не должны допускать мысли, что в историческом отношении есть кто-то лучший, чем мы, но с другой стороны, мы точно также не должны допускать мысли, что мы сами лучше кого-то другого. Не ненавидеть, не презирать, а понимать, оставаясь собой – таков принцип. Историческое самоуничижение и совершенно некритичное отношение к себе, без малейшего желания видеть что-то вокруг – в действительности явления одной природы. Историческая система сложна как раз тем, что в ней никто сам себе до конца не принадлежит. Россия не была рождена одной Россией, Франция, точно так же, не была рождена одной лишь Францией. Любой народ и любое государство – это всегда плод коллективного труда. Слишком уж большое количество факторов влияют на общий исторический результат, чтобы можно было позволить себе смотреть на этот вопрос узконационально.

Замысел данной работы родился исключительно из этого соображения. – Из желания сравнить себя с другими или просто оглядеться вокруг. Не будем развивать и тем более доказывать эту старую как мир истину, что все познается в сравнении, а вместо этого скажем уже несколько слов по существу. Непосредственная задача была в том, чтобы объединить в одном труде, под одной обложкой, описание как отечественной, так и зарубежной истории. Задача весьма нелегкая, если не сказать рискованная. Нам во всяком не известен никто, кто бы на полном серьезе предпринял точно такую же работу. Речь подчеркнем, идет именно о совместном описании российской и зарубежной истории, в их взаимосвязи, или как минимум, во временном наложении друг на друга. Может быть, таким подходом нарушается академический принцип единства предмета? Действительно, если пишешь о России, то пиши о России, если пишешь о Германии, пиши о Германии, если пишешь о Франции, пиши о Франции, но не мешай одно с другим и не сваливай все в одну кучу. Может быть, дело еще и в том, что совместное рассмотрение российской и зарубежной истории, рассмотрение панорамное, глубокое, предъявляет чересчур высокие требования к содержанию работы. Нельзя преуспеть в равной степени одновременно во всем. Научной может быть только специализация, а там где ее нет, соответственно не может быть и науки. Не будем скрывать, что если бы автор ощущал свою принадлежность к высоким и скучным академическим кругам, он никогда не отважился бы на эту работу. Не будучи же их частью, все оказывается проще. В таком случае действует принцип: «нечего терять». Можно позволить себе сойти за дурачка, за юродивого… Пусть думают и пишут, что хотят, от автора все равно ничего не убудет.

Временной период, рассматриваемый в этой работе – Раннее Средневековье, но без XI века. Можно сказать, что в фокусе исторического повествования находятся IX и X века – это первые два столетия официальной русской истории. Относительно более ранние периоды рассматриваются только для того, чтобы отследить общее течение исторического процесса и установить взаимосвязи между разнесенными во времени (и в пространстве) историческими событиями. Данное предисловие было написано уже после того как работа была окончена. Ее результаты самого автора удовлетворили лишь отчасти, хотя сам процесс не разочаровал. Муки творчества, в некотором роде, приятные муки. Что удалось и, что не удалось? Мы получили в итоге сравнительное описание истории европейских народов и их государств. В таком итоге, нет, и не может быть ничего предосудительного, если не замахиваться на большее, и не пытаться с самого начала выстроить систему, доктрину или теорию. Системы у автора не получилось, но с определенной точки зрения, это может быть даже плюсом. Эклектика, конечно, препятствует пониманию, но зато она всегда честна и не вынуждает автора притягивать к умозрительным конструкциям исторические факты за их длинные уши.

Учитывая объемы наработанного поколениями историков материала и то, что обо всем, о чем можно было рассказать, уже давно рассказано и пересказано, представленная работа, конечно же, не содержит чего-то принципиально нового, ни с точки зрения фактического материала, ни с точки зрения озвученных (а если быть точным повторенных) исторических гипотез. Последние, кстати, не самоцель, а необходимое зло, так как мы имеем дело с затянутой непроглядным туманом начальной русской историей. Нам не очень-то нравится строить предположения, но утверждать, что-то наверняка, при отсутствии к тому достаточных оснований еще хуже. Поэтому мы воздерживались как могли от утверждений всякий раз, когда не чувствовали за собой права их делать по причине недостатка источников. Наречия «возможно», «по-видимому», «вероятно», «не исключено», которые читатель сможет встретить на страницах данной работы, сигнализируют ему о том, что следующие за ними выводы, ни в коей мере не являются утвердительными по форме. Испытывая внутреннее недоверие к жанру «folk history», мы менее всего хотели бы прослыть в образе первооткрывателей на этом скользком псевдоисторическом поприще. И та критика, которая иногда (хотя и не часто) озвучивалась нами в адрес некоторых научных подходов, взятых на вооружение некоторыми нашими историками, не имеет ни в коем случае своей целью выход автора за границы академического поля. Поводом к этому служило лишь стремление отстоять многообразие исторических подходов и неприятие автором такого положения дел, когда умозрительные теории утрачивали бы свою служебную роль, и исторические факты призывались бы на службу этим теориям. – Если есть вопросы, которые историческая наука не в состоянии разрешить из-за недостатка сведений о том или ином событии, нет ничего плохого в том, чтобы оставить эти вопросы нерешенными.

Учитывая широкий временной охват и значительные объемы исторической научной литературы, приходилось на чем-то экономить: какие-то вопросы не осветить вовсе, а о чем-то рассказать вскользь. Недостатком изложения внимательный и пристрастный читатель может признать некоторую несбалансированность работы. Истории Византии посвящено значительно больше места, чем, скажем, истории любой из отдельно взятых стран (либо частей) Западной Европы. Применительно к Франкскому королевству остался без рассмотрения его меровингский период. Длительное время мы размышляли, уделять ли внимание шотландской истории? Критериями отбора служили связь тех или иных событий с древнерусской историей, либо влияние этих же событий в целом на мировую историю.

Структурно книга делится на четыре части (не считая пролога и заключения со сравнительной хронологией). Первая часть посвящена постановке проблемы древнерусской истории. Вторая часть посвящена латинской (католической) Европе. Третья часть, названная нами «Другой Европой» – раннесредневековому исламу и его влиянию на европейскую историю, а также Скандинавии, Византии и Хазарскому каганату. Ну и в четвертой части рассказывается о дохристианском периоде жизни Древнерусского государства, повествуется о правлении князя Игоря, княгини Ольги и о походах Святослава. Если так можно выразиться, центр тяжести оказался смещен именно к концу работы, изложение там становится более подробным, уделяется внимание деталям, увеличивается и усложняется набор источников.

Абсолютной непредвзятости при описании исторических событий, как, впрочем, и «абсолютного знания» быть не может. Каждый человек смотрит на окружающий его мир через призму его собственного «Я». Смотрит на окружающий мир через призму собственного «Я» и сам автор. Поэтому, действительно полезное, что он мог бы сделать для истины (если предположить, что объективная истина вообще существует), это не ждать от читателя, чтобы тот разделил с автором его мнение. Знаменитое лютеровское: «Я тут стою», всегда и для всех должно оставаться принципом. Где будет стоять автор, он уже решил, а где будет стоять читатель, следует решить самому читателю. Сойдемся на том, что эта работа была написана по-монтеневски, то есть, для себя самого, хотя автор, несмотря ни на что, все же дорожит мнением о ней читателя.

Пролог

Как правило, первое с чего начинается описание истории России – это обращение к Повести временных лет. Мы немного отступим от этого правила и вспомним о событиях, происходивших в мире во времена предшествующих зарождению Руси. Сама Русь как военно-политическое образование, имевшее государственные признаки, если доверять Нестору (либо другому автору Повести временных лет) появилась в IX веке. Однако не менее важен вопрос: что предшествовало Руси? Люди, населявшие государство не могли появиться одновременно с ним, они какое-то время там уже жили. Как долго они жили на этих землях? Откуда и когда они на эти земли пришли? В этом месте история сталкивается с самой большой своей проблемой – с неизвестностью. Письменных источников IX века, во всяком случае, таких, которые были бы нам известны, у племен населявших Древнюю Русь не было. Не было обнаружено письменных источников, оставленных ими (кроме двух дипломатических договоров) и в X веке. Повесть временных лет появилась только в начале XII века, хотя, как принято считать, и основывалась на более ранних летописях.

Письменные источники близкой к Руси Византии, а также сравнительно более ранние источники римского периода, не дают достаточно четкого ответа на вопрос, что происходило на территории будущего Древнерусского государства до IX века. Сведения, добытые археологами, а также из косвенных источников, достаточны лишь для того, чтобы делать самые общие выводы.

1. Территория

Недостаток информации о событиях предшествовавших образованию древнерусского государства объясняется его периферийным положением. То были бескрайние поросшие лесами земли в стороне от цивилизованного мира. Древнерусское государство сформировалось на Восточно-Европейской равнине, точнее в ее западной части между Карпатскими горами и Среднерусской возвышенностью. В широтном направлении это было среднее течение Днепра и дальше на север к верховьям Волги и еще дальше на север, к берегам Ладоги (озеро Нево). Обширная территория, по площади превосходившая Византию. Византия, занимавшая крайний юг Балкан, часть Италии и Крыма и почти всю Малую Азию, как наследница Римской империи, была в Европе V-XI веков культурно и технически наиболее развитым государством. И она же находилась ближе других европейских стран к тем землям, на которых возникло Древнерусское государство.

К югу и юго-востоку от древнерусских земель, в пространстве между низовьями Днепра и низовьями Волги простирались земли, находившиеся под влиянием Хазарского каганата. Сама Хазария была весьма необычным военно-политическим образованием, компактный центр которого в разное время располагался то в бассейне Терека, то в низовьях Волги. В любом случае, это была узкая полоса прикаспийских земель. Военно-политическое влияние Хазарии распространялось при этом далеко на север – до Средней Волги и на запад – до Днепра. Непосредственно каганом эти земли не управлялись, племена, населявшие их, всего лишь платили хазарам дань.

Иных развитых государственных образований, кроме Византии и Хазарского каганата вблизи тех земель, что в начале X века вошли в состав Древнерусского государства, не существовало. Считается, что климат на широтах Восточно-Европейской равнины в те времена, как и сейчас был умеренным. Отчетливо выделялись четыре времени года. И тем не менее по изменению уровня Каспия за прошедшие столетия можно судить о том, что некоторые отличия климата все же были. Отличалось, например, количество осадков. В VIII-IX веках на участке водосбора Волги их выпадало значительно меньше, чем сейчас и весьма незначительно температурный фон (было теплей). Юг древнерусских земель находился в лесостепной зоне, а центр и север – в лесной. Почвенный слой в основном представлял лесной суглинок и только на самом юге был чернозем. Антропологическое вмешательство в окружающую среду, учитывая натуральный характер хозяйствования славянских племен, было низким. Животный мир был разнообразным и многочисленным, в том числе и по ценным пушным породам зверя. Дорожная сеть была развита слабо. Пространство «аннигилировалось» удобной связью по Днепру, Волге, Западной Двине, Волхову, а также по множеству других рек и речушек, пригодных для примитивного судоходства.

2. Исторический фон

В IV-VIII веках в Европе имел место ряд событий, оказавших решающее влияние на ее последующую историю. Период, начиная от гибели классической античной культуры до ее возвращения (в лучшие европейские умы) в эпоху Ренессанса, называют Средними веками. Средневековье – достаточно темный период европейской истории. Иногда все Средние века именуют Темными веками, а иногда данный термин относится к промежутку от возникновения первых варварских государств и до начала Крестовых походов. Этот период, с V по XI век еще принято называть Ранним Средневековьем. В одной известной песне поется про то, что у природы не бывает плохой погоды. По аналогии можно сказать, что не бывает и плохих периодов у истории. Атмосфера, в которой с V по X-XI века формировались европейские народы, имела собственный ни с чем несравнимый колорит. Все происходившие в то время процессы двумя словами не опишешь, однако выделить главное все же возможно.

Первое – это, конечно же, торжество христианства. В 312 году нашей эры император Константин Великий уравнял христианство с язычеством в подконтрольной ему части Римской империи. Христианство стало пробивать себе дорогу задолго до победы Константина у Мульвийского моста (312) и закрепилось в империи вовсе не сразу после этой победы. Впереди была и борьба Константина с его восточными соправителями, и языческий период правления Юлиана Отступника. Однако независимо от того сколь долог и тернист был этот путь, именно христианство на развалинах Римской Империи стало «Idée fixe», вокруг которой начала складываться новая Европа.

Второе – это грандиозные по своим масштабам этнографические изменения. За какие-то два столетия все в Европе поменялось до неузнаваемости. И при этом, не один раз. Если во II веке н.э. германские племена готов обитали где-то в районе Балтики, то в IV веке мы видим их господствующими в причерноморских степях. В начале V века готы уже в самом центре цивилизованной Западной Европы. В 410 году одна их часть (вестготы) захватывает Рим, через пару десятков лет она же осваивается на юго-западе Галлии (Франции), а еще через пару поколений занимает Испанию. И это всего лишь один из союзов германских племен. А сколько их было? – Вандалы, свевы, лангобарды, бургунды, саксы, салические и рипуарские франки. И все эти человеческие массы постоянно перемещались. Вандалы во главе с Гейзерихом через Иберию (Испанию) проникли в Африку и дошли до Туниса. Оттуда переправились на италийский берег и в 455 году в свою очередь (после вестготов) разграбили Рим. Из негерманских племен захваченные общим течением метались по Европе аланы. Ужасные гунны в общем контексте, оказались в действительности, не такими ужасными. Угрожая и Риму и Константинополю, ни того ни другого они так и не взяли. Генеральное свое сражение против объединенных сил римлян и германцев гунны проиграли и вообще оказались народом одного правителя – после ухода из жизни Аттилы, они до неприличия быстро исчезли, оставив всех в большом замешательстве. Какое влияние гунны оказали на этнографический характер Европы (если вообще оказали) и кем они были, монголоидами, прототюрками, достоверно сейчас мы не знаем. В итоге, к середине VI века, когда процесс переселения народов начал ослабевать, в бурлящем европейском котле уже можно было различить заготовки будущих европейских наций. Этнографическая карта Западной Европы стала по преимуществу германской, а этнографическая карта Восточной Европы – по преимуществу славянской.

Третье – это Византия. Как известно рыба гниет с головы. Однако наблюдая за тем, как разворачивались события на просторах стареющей Римской империи, утверждать, что в провинциях сохранилось больше здоровья и сил для борьбы, чем в Риме было бы неправильно. Ситуация выглядела критической везде, и новый город основанный (или возрожденный?) императором Константином на месте старого Византия, вряд ли имел больше шансов на успех в борьбе с варварами, чем тот же Рим, или скажем какой-нибудь Гиппон Регий, как и Рим захваченный и разграбленный в свое время вандалами. Однако судьба хранила Константинополь. Зажатый между смертельно опасными тогда Сасанидами и многочисленными, постоянно перемещающимися германскими, кельтскими и славянскими племенами, он пережил и поражение Валента II от готов при Адрианополе (378 г.), и ставший катастрофичным для Запада (но при этом относительно спокойным для Востока) период правления императора Феодосия II (408-450 гг.). И хотя Атилла был еще жив и пугал всех своими дикими ордами, к середине V века стало понятно, что дела у Западной Римской империи шли значительно хуже, чем на Востоке.

Население Византии почитало себя римлянами (или «ромеями») едва ли не до османских времен. И тем не менее после Юстиниана, это было уже другое государство, и населял его, можно сказать, новый народ. Жирная черта, отделившая Византию от Западной Римской империи, была проведена в V веке. Эта же черта отделила Византию и от возникших на обломках Западной Римской империи германских государств. Разделение произошло как по линии языка – говоривший на греческом Восток, против латинского Запада, так и по линии религии и культуры. Римский понтифик Лев I настолько рьяно взялся за утверждение своего главенства в христианском мире, что в скором времени его активность закончилась решительным и непреодолимым разводом Святого Престола и Константинопольского патриархата. С точки зрения латинского Запада, греческое православие приобрело со временем форму ереси, сравнимой с арианством. Отношение к католицизму среди православных было ничуть не лучше. Добавим к этому остатки имперского величия, убереженное от разграбления богатство и высокий уровень материальной культуры Константинополя. Все это контрастировало с нищетой, разрушенного варварами и вконец одичавшего Запада. Факторы религии и культуры были решающими не только в отношениях между Западной Европой и Византией, но также и в отношениях между Западной Европой и Россией унаследовавшей от Византии, как ее православную культуру, так и отчасти ее имперское самосознание.

И последнее, что также следует выделить – это «вызовы». Есть мнение, что цивилизация формируется как ответ на вызов, внешний либо внутренний. И западная христианская и восточная христианская цивилизации оказались на рубеже VII-VIII веков перед лицом общей для всех опасности. Появление в VII веке ислама на западе Аравийского полуострова, запустило опасную цепь событий. За короткое время арабскими племенами были завоеваны обширные области, от Средней Азии на востоке, до Вестготского королевства на западе.

Спасителями Европы от вторжения перешедших Пиренеи арабов стали франки. Салические франки легендарного Меровея, в 451 году на Каталаунских полях открывали сражение с гуннами (или их союзниками) и победили в союзе с римлянами и вестготами. Франки Карла Мартелла в 732 году при Пуатье, уже в одиночку, встретили арабо-берберское войско и добились спасительного для западного мира исхода. Христианство взяло верх над исламом также и на востоке. Сильно изменившаяся при Юстиниане и Феодоре Византия, несмотря на постигшие в последующие столетия удары судьбы, оказалась достаточно сильной, чтобы со своей стороны закрыть путь арабам в Европу. В 718 году войска Омейадского халифата целый год осаждавшие Константинополь, понеся большие потери от действий византийского флота и от болгарской армии, а также от голода и сопровождавшего голод страшного мора, были вынуждены отступить, не добившись результата.

Еще одним вызовом, чуть позднее, в IX-X веках стали норманны. После разграбления скандинавскими пиратами в 793 году монастыря на Линдесфарне, потянулась бесконечная череда их морских набегов на Британские острова и на северо-западное побережье материковой Европы. Англо-саксонские королевства в Британии оказались под ударом. Пришельцы с севера по-хозяйски обосновались и на южных берегах Ла-Манша (герцогство Нормандия). Однако в случае если скандинавы оставались на захваченных ими землях, они очень быстро христианизировались и практически бесследно растворялись в местной этнической массе.

Приблизительно в то же время приобрела свои законченные формы империя Карла Великого. В 800 году Карл принял императорский титул в Риме, желая продемонстрировать преемственность между Римской империей и той державой, которую он теперь создал сам. В действительности, империя Карла Великого не имела никакого отношения к разрушенной Римской империи, хотя она и придала организованности европейскому миру. Порядок же, как это хорошо известно, рождает благосостояние. Походы викингов на зажиточные (в сравнении со всей остальной Европой) франкские земли, предпринимались с целью банального грабежа. Что касается земель к востоку от франков – северной части Германии, никогда не бывшей римской и населенной все еще не принявшими христианства саксами, и далее, к востоку, в сторону Одера (там начинались земли славян), то захватывать в этих землях (кроме рабов) было особенно нечего. Скандинавская экспансия на востоке, носила по этой причине, несколько иной, чем на западе характер.

Что еще могло заинтересовать викингов? – Величественный константинопольский двор. Все мы слышали про варяжскую стражу на службе у византийских императоров. Скандинавы были не против испытать удачу в Царьграде, – как на службе у басилевса, так и в безмерно любимом ими деле грабежа. Однако попасть в Византию было непросто. Морским путем приходилось огибать всю Европу, продвигаясь мимо областей, население которых относилось враждебно к норманнам. Самым коротким и относительно спокойным путем в Византию, был путь по речным системам Восточной Европы, через земли славян.

3.Славяне

Первые упоминания о славянах мы встречаем у древнеримских авторов. Но непосредственно со славянами римляне не общались, поэтому и информация у них весьма скудная. Плиний Старший живший в I веке нашей эры и служивший в Германии, слышал, что за ее пределами находятся земли населенные негерманскими племенами. Говоря о Скифском (Балтийском) море, Плиний среди племен, населявших его юго-восточные берега, упоминал германцев, сарматов, венедов, скифов и гирров. Из перечисленных племен венеды были славянами. Это следует из того, что название «венеды» использовалось и в более поздние времена. Готский историк Иордан в VI веке писал о многочисленности венедов и о том, что они именуются еще «склавинами» и «антами». Римский историк Тацит, разделял венедов и германцев, но в то же время, отмечал, что венеды по образу жизни были ближе к германцам чем к кочевникам сарматам.

Плиний Старший помещал земли венедов между территорией занятой германцами и племенами фенов. Если северные германские племена жили тогда к востоку от Эльбы, то соответственно далее, в междуречье Одера и Вислы должны были начинаться земли славян. Восточную границу этих земель определить сложно, возможно это было южное побережье Рижского залива. Дальше на восток, в уходящих в бесконечность лесах обитали финны.

Численность венедов, начиная с I века нашей эры, постоянно возрастала. В конце II века через их земли, со стороны Балтики и по направлению к Черному морю, прошли племена готов. Считается, что на этногенез славян готы существенного влияния не оказали. Их было относительно немного и славянские земли они преодолели быстро. В то же время, не исключено, что какая-то часть славян, последовала за готами и поучаствовала в создании так называемой Черняховской археологической культуры. Так, например, Певтингерова карта (римская дорожная карта IV века) помещает венедов не только на южных берегах Балтики, но и к западу от Карпат, и на Нижнем Днестре.

В IV веке отмечается усиление готов и их разделение на два крупных племенных союза – остготов и вестготов. В германский эпос вошел вождь Германарих, подчинивший помимо остготских племен также множество «северных племен». Иордан, спустя два столетия составивший жизнеописание Германариха, отмечал, что свирепствовавшие в его время (VI век) славяне, некогда были покорены Германарихом и презираемы. С течением времени славяне, увеличившись численно, расселялись на юг, запад и восток от тех областей, которые первоначально занимали. После того как германцы массово двинулись в окультуренные провинции бывшей Римской империи, западные и южные группы славян захватили бассейны Эльбы и Дуная. На востоке, славянские племена в результате предположительно трех волн миграции, заселили области, где впоследствии возникнет Древнерусское государство, то есть Среднее и Верхнее Поднепровье, и земли к югу от озеро Нево (Ладоги). В этногенезе славян, вне всяких сомнений, приняли участие неславянские племенные группы – остатки германского населения, кельты, фракийцы, финны, сарматы.

Вопрос о прародине славян – это достаточно сложный вопрос. В наше время, в арсенале историков появились новые, ранее недоступные методы исследования. По итогам генетического изучения славянского населения Восточной Европы, все чаще стала озвучиваться версия, согласно которой прародиной славян была территория современной Украины. Пеньковская культура (анты) изначально сложилась на Среднем Поднепровье и в низовьях реки Псел, а Пражско-Корчакская культура (склавины) на западе Украины, землях современных Венгрии, Чехии и Словакии. При этом миграционные потоки изначально шли в западном направлении. Так, появившиеся на Дунае в VI веке славяне были мигрантами в основном из состава Пеньковской и в меньшей степени Пражско-Корчакской культур. Представители последней в это же время или чуть ранее осваивали север, заселив Висло-Одерское междуречье (Восточная Германия, Польша). Такие выводы были сделаны на основе анализа распространенных среди современных славянских народов (русских, украинцев, белорусов, словенцев, чехов, поляков, сербов, хорватов и болгар) Y-хромосомных гаплогрупп. При исследовании руководствовались предположением, что мигрирующая часть этнической группы всегда составляет меньшинство и эта меньшая часть подвергается на новом месте большим генетическим изменениям, чем оставшаяся на месте «материнская» группа. Так, из состава пропорций в генофонде названных славянских народов соответствующих гаплогрупп (R1a, R1b, N1c, J2 и др.) и их генетической близости (по данным гаплогруппам) с другими славянскими народами была вскрыта закономерность, согласно которой наибольшее число генетических связей с другими этническими группами присутствует у украинцев. Исходя из этого был сделан вывод, что именно Украина стала отправной точкой первых славянских миграционных потоков. Озвученные выводы, конечно, не могут безоговорочно приниматься на веру, ввиду, во-первых, предположительного характера заложенной в основу этих исследований пропорции мигрирующего и немигрирующего населения, а во-вторых, в силу ограниченных размеров самих выборок.¹