На следующее утро нам удалось приручить сокола–сапсана – одну из самых быстрых хищных птиц в мире, способную, по утверждению учёных, развивать скорость около трёхсот километров в час. Секундомер у нас в наличии имелся, но данные современных орнитологов проверять не будем, поверим им на слово.
Кир увидел планирующую в небе подходящего хищника и, активировав магическую способность, громко свистнул. Сапсан, стремительно спикировав вниз, сел на палку, которую Кир предусмотрительно держал в руках. Резкий и отрывистый крик сокола «кьяк-кьяк-кьяк» заставил вздрогнуть не только готовивших завтрак девушек, но и размечтавшихся на берегу Гудислава с Девятко.
С тёмным, аспидно–серым оперением спины, пёстрым светлым брюхом и чёрной верхней частью головы, жёлтыми лапами и загнутым жёлтым клювом, хищник производил достойное впечатление. Больше всего меня поразили его глаза: выпуклые, чёрные, окруженные желтоватым кольцом голой кожи.
– Знакомьтесь, это Хаябуса, кодовое название Ки-43. Моя персональная версия японского истребителя времён Второй мировой, – похвастался всем Кир, представляя нового прирученного питомца. Для комфортного размещения Хаябусы пришлось соорудить насест. Особо не заморачивались сложными конструкциями – нашли толстую длинную палку и укрепили её на лодке.
Вскоре сокол окупил потраченные на него монеты развития: в протоке реки, где остановились на ночёвку, мы обнаружили стаю уток, прячущихся в зарослях камышей. Хаябуса, по команде Кира, распугивал мирно крякающую компанию, и встревоженные жертвы тотчас взлетали с насиженного места, а я сшибал их из пневматической винтовки. После этого «японский истребитель» догонял улетевших и, как выдрессированный ирландский сеттер, приносил нам подстреленных птиц.
Медвежата с удовольствием помогали в охоте и доставали уток из зарослей, куда не мог добраться сокол. Надо признать, что после магического приручения, мишки начали вести себя более осмысленно – выполняли команды Кира, Лены и старались не проказничать. Сегодня слегка поднадоевший рыбный рацион сменился на запечённую на углях дичь. Охота так понравилась, что с утра решили настрелять уток про запас.
К обеду следующего дня вышли в Азовское море – самое мелководное море на нашей планете, глубина составляет приблизительно десять метров. Из-за поступления большого количества мутных речных вод, оттенок непрозрачного моря варьировал от серого до желтовато–зелёного в зависимости от погоды и интенсивности солнечного света.
Двигаясь вдоль левого берега, стали искать песчаный пляж, где можно будет провести остаток дня, отдыхая от длительного речного путешествия. Такой пляж мы нашли на небольшой косе, выступающей в море. Выпрыгнув из лодки, медвежата принялись копошиться в песке, смешанном с перемолотыми и целыми ракушками, а слабосолёная морская вода им совсем не понравилась. Сокол полетел ловить нам зайцев, но почему-то приносил только тощих сусликов.
К вечеру начался небольшой шторм, и Лена, которой в прошлом году посчастливилось отдохнуть в бюджетном Ейске на Азовском море, заставила всех лезть в воду и купаться «потому что в этих местах при шторме поднимается со дна целебный ил с чудодейственными минеральными веществами, которые омолаживают кожу лучше любого элитного косметического салона».
После купания, пожелав всем спокойной ночи, Кир поставил меня в известность, что он и Айка уходят «собирать ракушки вдоль берега», и вскоре, под покровом вечерних сумерек, наши любители природы исчезли из поля зрения.
– Похоже, ты скоро дедушкой станешь… – расчёсывая волосы, предсказала мне Лена.
– Точно, уже дедушкой стал. Видишь, как песок с меня от старости сыпаться начал, – огрызнулся я, стряхивая с себя засохший вонючий ил, который противно прилип к коже после волшебного омолаживающего купания. – Не помогли твои грязевые ванны.
– Александр! Вот зря ты смеешься. Между прочим, Азовское море – всем известное место силы и точка раскола между двумя мирами: нашим и потусторонним. Это моя бывшая соседка – гадалка Снежана мне рассказала, когда отправила меня в Ейск карму по пятой чакре прочищать. А заодно от порчи, сглаза и всего остального негативного балласта избавляться… Здесь, на Ейской косе, иногда в темноте море синим цветом светиться начинает. Но это паранормальное явление только просветлённые могут увидеть. Только те, у кого карма уже прочистилась!
– Лена, на противоположном берегу напротив Ейска располагается экологически чистый город с химическими производствами и металлургическими комбинатами. Сбрасывают в море свои сточные воды, а в атмосферу – отработанные газы, содержащие диоксид азота, аммиак и формальдегид. При таком соседстве, в море и в воздухе, что хочешь, синим засветится… Скажи-ка, сколько же твоя бывшая соседка–гадалка с тебя содрала, когда на этот шикарный бальнеологический курорт послала?
– Я по десять тыщ за каждый сеанс ей платила… Дешевле никак нельзя, иначе хрупкий баланс космической энергии нарушиться может… Но десять тыщ – это только мне по близкому знакомству и «по своей цене». А моей подруге, которая сто три килограмма весит, осиновый амулет на похудение гадалка Снежана уже за двадцать тыщ продала.
– Ну и как результат, ты свою пятую чакру удачно прочистила? От порчи и балласта избавилась? Подруга в дюймовочку превратилась, когда прикупила себе деревяшку за двадцать тыщ?
– Да что ты всё всегда на деньги переводишь?! Нет смысла с тобой разговаривать – нет в тебе ничего святого! – обиделась Лена и гордо удалилась в свою палатку.
«Однако, непыльная это работёнка – на комплексах, страхах и проблемах других людей неплохие деньги делать. А продажа несбыточных надежд сбросить лишний вес с помощью осинового амулета, несомненно, высший пилотаж», – подумалось мне на сон грядущий.
На следующий день погода порадовала нас безветрием, и мы на моторе прямиком через море направились к Таманскому полуострову. На удочку изредка попадалась длиннорылая рыба–игла и всевозможные виды бычков. Этой мелочи вряд ли хватит на достойную уху. Пустынные песчаные отмели, небольшие поросшие травой островки – вот и всё, чем «удивило» нас Азовское море.
Наконец, ориентируясь по компасу и картам, мы вошли в Керченский пролив, соединяющий Азовское и Чёрное море. Восточным берегом пролива является Таманский полуостров, а западным – Керченский полуостров Крыма. Этот коридор в Чёрное море вызывал у меня в одиннадцатом веке приблизительно те же ассоциации и эмоции, что испытывают современные моряки при прохождении Красного моря через Баб-эль-Мандебский пролив и вод Аденского залива, что по соседству с африканским рогом гостеприимного государства Сомали. Бутылочное горло, мышеловка, засада или что-то в этом роде постоянно вертелось в голове.
В некоторых участках Керченский пролив достаточно широк, что не было видно противоположного берега, а в других – расстояние между берегами варьировалось от десяти до пятнадцати километров, не более. Если у левобережья Азовского моря нам не встретились ни торговые, ни пиратские суда, то здесь обстановка может кардинально измениться.
Мы с Киром по очереди осматривали в бинокль здешние воды, чтобы вовремя заметить приближающееся судно, которое могло бы заинтересоваться нами. По правде говоря, в маленькой резиновой лодке играть в морской бой у меня никакого желания нет, а у наших безоружных пассажиров – тем более. Я сказал Гудиславу временно сворачивать репетиции оркестра, сидеть тихо, не петь и не высовываться.
Сначала нам пару раз встретились небольшие рыбацкие лодки, выдолбленные из цельного дерева. По мере приближения к Тмутаракани количество рыбаков заметно прибавлялось. Затем Кир засёк в бинокль две идущие друг за другом ладьи. Нос каждой из них украшали очередные деревянные горынычи, а корму – козьи морды с неестественно большими загнутыми рогами. По бортам между вёслами воины разместили свои красные щиты. Я насчитал по шесть вёсел с каждой стороны. Увидев нашу лодку, козьи морды свернули свои разрисованные паруса и, думая, что мы их не заметили, стали держаться со стороны солнца по линии горизонта и следовать за нами. Вероятно, решили дождаться сумерек и взять на абордаж.
– Ушкуйники, ихние повадки… – расстроилась Айка, когда Кир дал ей посмотреть в бинокль. Часа через полтора такого преследования на безопасном расстоянии и эти гребцы начали проигрывать нашему мотору в скорости и отстали от нас. А может, другую, более крупную жертву где-то заприметили.
Пришло время моего дежурства с биноклем. Некоторое время я наблюдал безобидные зелёные холмы с рыбацкими посёлками, но потом из широкого залива слева внезапно появился быстроходный корабль, от вида которого у меня мурашки пошли по спине. Те суда, что я видел до него, оказались жалкими посудинами, годившимися для перевозки подгнившей картошки…
Высокий двухъярусный корабль, метров пятьдесят в длину, оснащённый двадцатью вёслами на каждом ярусе с каждого борта, мог похвастаться приличной скоростью и отличной манёвренностью. Три огромных паруса в форме прямоугольных треугольников произвели на меня неизгладимое впечатление. Вместо уже знакомых мне этнических орнаментов на парусах лодочек, которые безуспешно пытались нас догонять, здесь на белом фоне изображены гербы, демонстрирующие мощь и богатство владельцев корабля.
Но когда я увидел то, что, кроме многочисленной команды, находится на палубе и направлено прямо в нашу сторону, не сдержался и выругался вслух:
– Твою ж мать, откуда здесь появились пушки?
Кир взял у меня бинокль:
– Ну, ты даёшь, архистратиг! Это же византийский дромон с латинскими косыми парусами! Ты что, и про греческий огонь никогда не слышал, когда сюда собирался?
– Про дикий огонь в «Игре Престолов» приходилось слышать, а вот про греческий – пока не довелось.
– Дромон ни хрена не будет на нашу лодку огонь тратить. Ставлю, это торговый корабль, и медный сифон они врубят, если только ты сам на них полезешь.
Пока мы говорили, византиец быстро удалялся от нас. Мы же, наоборот, замедлили ход, чтобы не провоцировать пушечные баталии с сомнительным исходом.
– С такими треугольными парусами можно ходить очень круто к ветру и набирать нормальную скорость, – поделился Кир своими познаниями. – Если начинается очередная средневековая война, все дромоны в Византии сразу же мобилизуют в горячую точку, а в мирное время их используют для разведки и перевозки товаров. Если находятся отбитые придурки, которые захотят окружить дромон и взять на абордаж, то византийские воины поливают их греческим огнём. Состав держат в секрете, ни у кого такого больше нет… Некоторые историки пишут, что огонь изготавливают из нефти, а другие – что из смеси селитры, серы и смолы, разведённой в льняном масле. Главное, что смесь самовозгорается как на воздухе, так и в воде. От пиратов и их кораблей остаются одни горящие щепки и ошмётки… Короче, я тоже хочу себе византийский дромон – надоело в байдарке трястись.
– Само собой. И отдельную каюту тебе там предоставить, с джакузи и совмещённым гальюном, – добавил я.
Не теряя бдительности, к вечеру мы добрались до места расположения современной Тамани. Насколько я помню, в одиннадцатом веке здесь должен находиться Тмутаракань – крупный торговый город с гаванью. Останавливаться не будем – делать там особо нечего. Город обнесён внушительной кирпичной оборонительной стеной, за которой возвышался храм в византийском стиле с массивным чёрным православным крестом на крыше, также виднелись многочисленные кирпичные и деревянные постройки. К стенам крепости примыкали кварталы беспорядочно построенных деревянных домиков, в которых ютились жители победнее. Всё вокруг казалось мирным и вполне цивилизованным – разбойничьих судов не заметили, дромонов тоже. Вскоре наша лодка растворилась в темноте.
Затем, не останавливаюсь, проплыли вдоль восточного побережья Крыма ещё километров пятьдесят. Часа в два ночи, удалившись от населённых пунктов, я увидел очертания холма или, как это модно сейчас говорить, невысокого плато, которое возвышалось метров на двести над бескрайней степью. Я пришвартовал лодку с подветренной стороны холма, и мы завалились спать.
С утра я в сто пятый раз пожалел о необдуманном решении прокачать своё обоняние до уровня «advanced». Проснувшись, почувствовал, как откуда-то потянуло тухлятиной, наподобие несвежей рыбы. Запах оказался для меня невыносимым, пришлось выйти из палатки и осмотреться. Повертев головой в разные стороны, я не увидел никого, кто мог бы так испортить воздух. Передо мной, в шагах двадцати, разлилось озеро удлинённой формы, отделённое от моря узким песчаным перешейком. Но аромат явно исходил оттуда.
Цвет воды этого водоёма напомнил мне клубничный коктейль из Макдональдса и ярко–розовую жвачку из детства, а запах – бульон из кастрюли, в которой полдня варили кальмаров, или протухшую размороженную скумбрию из помойного ведра. Аппетитное сочетание.
Думаю, озеро образовалось на месте доисторического грязевого вулкана, а «рыбий» запах появляется вследствие испарения ила или водорослей. Напротив, километрах в шести от берега, из морских глубин возвышались, как каменные истуканы, голые скалы причудливой формы и утёсы с острыми зубцами. Белый ракушечный пляж, растянувшийся на пару километров, служил своеобразной границей между розовой и бескрайней бирюзовой водой, ярким солнцем и безоблачным небом… Надо признать, зрелище было завораживающее.
– Какой удивительный оттенок, настоящее чудо природы! Как будто сакура в озере зацвела! – восхитилась пейзажем вышедшая из своей палатки заспанная Лена. – Мне надо срочно купить в системном магазине самый профессиональный фотоаппарат!
– А мне – самый профессиональный противогаз!
– Александр, зачем ты вечно иронизируешь, вообще ничем не пахнет, – возразила Лена, сморщив нос.
– Скоро подгребём к территории Византии, – оценил и Кир окружающую красоту. – Первым делом найдём местного химика и допросим его, как бодяжить греческий огонь. Короче, Лена, ты раскрутишь этого лоха своим ментальным гипнозом, он расколется и будет мутить греческий огонь только для нас!
Мы неспешно следовали вдоль Восточного побережья Крыма, где степные пейзажи постепенно сменялись крутыми обрывистыми скалами, возвышающимися над берегом. Уютные морские бухты с песчаными и галечными пляжами дополняли общую картину. Короткие хребты, как огромные пятисотметровые каменные глыбы с отдельными пиками, вершинами и крутыми склонами напомнили мне вампирские замки из фэнтези.
Вскоре голые серые скалы сменились плодородными холмами, с ухоженными садами и виноградниками, а также руинами древней кирпичной крепости, которая возвышалась над побережьем и небольшой бухтой. Четыре полуразрушенные двухэтажные башни оказались заброшенными и необитаемыми. Однако, у подножия следующего горного склона, практически не прикрытого растительностью, мы заметили действующий монастырь, но решили там не останавливаться и не беспокоить копающихся в земле монахов своим внезапным появлением.
Через пару часов перед нами предстала ещё одна крепость – самое мощное фортификационное сооружение с двумя ярусами обороны, которое мне довелось увидеть с момента прибытия в средневековую реальность. Крепость и расположившееся вокруг неё небольшое поселение построены на высоком обрывистом холме у берега моря. От вторжений защищали два ряда высоких кирпичных стен, украшенных квадратными зубцами. В бухте располагался оживлённый порт. Вероятнее всего, это северный форпост Византийской империи.
От экскурсии по городу единогласно решили отказаться. После крепости моё внимание привлек высокий конусообразный скальный массив, настолько крутой и неприступный, что на его вершину возможно подняться, только используя профессиональное альпинистское снаряжение.
Переночевав в можжевеловой роще недалеко от галечного берега, мы продолжили слегка поднадоевший черноморский марш–бросок. По мере продвижения к югу полуострова, высота Крымских гор увеличилась примерно до тысячи метров над уровнем моря. Многочисленные поселения с укрепительными строениями, каменными жилыми постройками, храмами, гробницами; горы, покрытые реликтовым можжевельником, кипарисами и соснами – так выглядела панорама южного берега Крыма.
Как бдительные стражники, устремлённые из бирюзовой воды, многочисленные утёсы охраняли морское побережье. Чтобы в потёмках на них не наткнуться, приходилось причаливать к берегу ещё до заката. В завершении, обогнув мыс Сарыч – южную точку Крымского полуострова, мы, собрав последние силы, направились к византийскому Херсонесу.
Херсонес, как и большинство византийских городов–полисов, окружён обширной сельскохозяйственной территорией – хорой. Огромные площади Гераклейского полуострова, занятые под эту самую хору, напомнили мне садово–плодово–огородное товарищество, где когда-то у моей бабушки стоял одноэтажный деревянный домик с участком в шесть соток. Вот только в советское время размер дачных земельных наделов был значительно скоромнее по сравнению с более щедрым одиннадцатым веком. Прямоугольные земельные участки херсонеситов окружены со всех сторон внушительной каменной оградой. Внутри выращивали преимущественно виноград и другие сельскохозяйственные культуры.
На каждом из участков выстроена усадьба, в большинстве случаев она представляла собой прямоугольную замкнутую постройку с одним или двумя дворами, окружёнными жилыми и хозяйственными помещениями. Кроме того, обязательным элементом византийского «домика в деревне» служила высокая круглая дозорная башня.
Высадились мы за несколько километров до порта и пешком пошли к городу. Благодаря близости моря, рыбный промысел – один из общедоступных видов заработка. У берега продавали рыбу: хамсу, пеламиду, пятнадцати килограммовых луфарей, камбалу и других, не известных мне представителей черноморской рыбной фауны, а также всевозможные дары моря: крабов, мидий и устриц. Тут же сушили рыболовные сети, на которые подвешены керамические пирамидки, свинцовые кольца или незамысловатые обломки чёрных камней.
Я порадовался, когда мы миновали шумное место бойкой рыбной торговли с характерными малоприятными запахами, потому как херсонесский некрополь, протянувшийся за рынком вдоль оборонительных стен города, к счастью, совсем не беспокоил моё измученное обоняние. Умерших здесь хоронили в могилах и склепах, высеченных в скальном грунте. На захоронении устанавливались известняковые стелы–памятники, украшенные рельефными изображениями покойного, реже встречались мраморные погребальные скульптуры.
Херсонес расположен на скалистом участке черноморского побережья, примыкал на востоке к уютной бухте, укреплён мощными башнями высотой метров десять–пятнадцать и защитными крепостными стенами толщиной метра три–четыре. Нижняя часть стен оборонительных сооружений сложена из крупных известняковых блоков белого цвета, выше использовали более мелкие блоки на известковом растворе.
На юго–восточной части, рядом с портовыми постройками, функционировали главные городские ворота, через которые мы и зашли. При входе стража не заинтересовалась нами – они не могли видеть, что мы вооружены. А, значит, никакой опасности не представляем. Ширина прохода главных ворот около пяти метров, по обеим сторонам видны вертикальные желоба, по которым поднимали и опускали металлическую решётку. Позже, купив навык византийского (среднегреческого) языка и местного дорийского диалекта, я узнал, что эта решётка называлась «катаракта», и опять мне вспомнилась бабушка и многочасовые очереди в клинике глазных болезней.
Главная улица города, или главная платея, протяжённостью более километра, проходила через центральную площадь–агору – место проведения народных собраний, гуляний и праздников. Меня поразило то, что в архитектуре и обычаях херсонеситов мирно уживались античные и православные византийские традиции. В пределах одной улицы мирно соседствовали величественные каменные базилики с крестами на куполообразных крышах и античный мраморный храм–алтарь с дорийскими капителями и колоннами. Этот храм посвящён греческой богине Партенос – древнейшей покровительнице Херсонеса.
Территорию активно застраивали, жизнь била ключом. Удивительно, но полис не был построен хаотично, всё отлично спланировано, спроектировано и продумано – параллельные друг другу широкие улицы, которые, в свою очередь, пересекали другие под прямым углом. Вдоль благоустроенных «проспектов» высажены кипарисы, персиковые деревья и цветущие кустарники. Там же мы с удивлением обнаружили мраморные и известняковые статуи наиболее почитаемых представителей античного пантеона.
Правители Херсонеса беспокоились не только об эстетике. В городских кварталах мы заметили огромные рыбозасолочные цистерны, как я узнал позднее, вместимостью от двадцати до сорока тонн. Также похожие конструкции использовались для обеспечения запасов пресной воды. В южной части города херсонеситы выстроили традиционный античный театр. Не Колизей, конечно, но тоже весьма достойное сооружение.