Czytaj książkę: «Смерть полна сюрпризов!»
Изнанка имеется не только у штанов – у всего. Можно человека вывернуть наизнанку. Говорят, сотрудники спецслужб хорошо умеют это делать. Ну и, само собой разумеется, – женщины. Возможно, женщины даже лучше. Во всяком случае – чаще.
У института тоже есть изнанка. В то время как профессора с портфелями и студенты с пластмассовыми «мыльницами» входят в него через парадный подъезд и выходят, некоторые – вылетают, со двора копошимся мы, «хозвзвод». Кучкуемся возле своей «штаб-квартиры» – институтского гаража. Шофера, снабженцы, кладовщики, грузчики.
Грузчики – это мы с Вовочкой. Люди мы с ним совсем разные. Бок о бок оказались по воле случая. Вовочка, если можно так выразиться, парень с улицы. На внешность – рыжий клоун, один в один Вождь Краснокожих из одноименного фильма по О. Генри. Свой чувак на танцплощадке в «Швейцарии» (Центральном парке культуры и отдыха имени Ленинского комсомола), ручкается со всеми бандитами своего района. Я же всю жизнь был послушным сынком своих родителей. Мне покупали велосипеды и отмечали дни рождения. И ТММ (теорию механизмов и машин) я, если честно, вполне мог бы сдать и не брать академический отпуск. Но внезапно захотелось разнообразить свою жизнь. Доучиться я еще успею, решил. Что случится? На год позже в армию загребут, только и всего. Посмотрю, как выглядит мой вуз с изнанки. В отличие от натуральных доходяг, всех здоровых академиков запрягали поработать при институте – это было непременным условием. Иначе – на вылет!
Меня сразу оформили грузчиком. Вовочку придали «хозвзводу» позже, для усиления. Вообще-то он числился гардеробщиком. Зачем летом гардероб? Про коня в пальто летом я еще слышал (в гараже не такое услышишь), про студента – не приходилось.
В это утро все были налицо: шофера, кладовщики, мы с Вовочкой. А еще – веселая светловолосая Света. Она подрабатывала этим летом на строительстве нового корпуса, и теперь поставила на асфальт свои ведра с мусором на полпути до контейнеров, чтобы поболтать с нами глупости. Я хотел бы не говорить с ней глупости, а лучше заняться ими, но для этого следовало как-то отшить Вовочку, потому что ему девушка строила глазки тоже. Определилась бы уже!
Разгул моей порочной фантазии был прерван проездом под аркой старого корпуса кортежа из двух автомобилей: черной «Волги» и защитного цвета «буханки».
– Генерал пожаловал, – определил Вовочка. Так он называл ректора. Света устремила свои глаза цвета морской волны на автомобили.
– Вернулись с Лозовым с охоты, – согласился я со своим соперником.
Забуревшие академики, мы тут все уже про всех знали и секли на раз, что творится. Гаражные, кто мог, ретировались, остальные уменьшились в росте. Но, кажется ректору Сидорову и его корешу, проректору по АХЧ (административно-хозяйственной части) Лозовому, было не до подобострастия подчиненных. Они, как были в полевой форме, не ученые мужи – мужики, так и прошли в гараж. Матвеич – завгар и по совместительству водитель ректора – такой же рослый, что и первые лица вуза, уединившиеся нынче в гараже (будто по росту выбирали), потоптался некоторое время перед воротами. Его жест рукой, адресованный прочим водилам, я бы расшифровал так: «Проходите мимо, не до вас сейчас». Потом проследовал за начальством.
«Что-то не так. Что-то случилось», – закралось у меня подозрение. Ректор с проректором прошмыгнули в гараж, точно заговорщики.
Из «уазика» вышел Кирилюк, начальник снабжения. С озабоченным видом глянув по сторонам, он вдруг поманил меня рукой – я стоял к нему ближе всех. Подошел, он достал из «уазика» сумку, в которой звякнуло, сказал:
– На-ка, отнеси туда, в гараж, им.
Сам он почему-то в гараж идти не захотел, а встал на решетчатых воротах под аркой старого корпуса. Я направился с сумкой к гаражу, передать первым лицам вино и закуску (не ходи к гадалке). Услышал, как Кирилюк крикнул за спиной: «А где замок?» – кому-то из шоферов. Ему что-то ответили, он окликнул меня:
– Эй, как тебя? Сергеев! Спроси у Матвеича замок, арочные ворота запереть! Хорошо?
«Зачем их поутру запирать?» – подумал я, но спрашивать не стал.
В гараже я застал такую картину: Сидоров и Лозовой сидели за столом под тусклым светильником напротив друг друга, едва не касаясь лбами. Курили. Завгар Матвеич притулился на табурете в стороне за верстаком. Соблюдал субординацию. Вообще-то с «барями» он был очень близок, но не панибратствовал, понятия имел.
– Так! Чего тебе? – спросил он меня, понизив голос, словно боялся помешать разговору Сидорова с Лозовым.
– Мне ничего. Это вам, – ответил я, приподняв сумку. В сумке опять звякнуло. Он поспешно подошел, протянул руку:
– Давай, – словно каждая лишняя секунда моего пребывания здесь была опасна и для него, и для меня. Ни Сидоров, ни Лозовой, кажется, не обратили никакого внимания, ни на мое появление, ни на суету Матвеича. Я услышал обрывок странного разговора:
– Думаешь, он заявит? – спрашивал Лозовой.
– Он – нет, – отвечал Сидоров. – Насчет себя не заявит. А вот ее может заставить написать заявление… Чего тебя так разобрало?..
Я укрепился во мнении, что-то там, в деревне, на охоте у них произошло.
Приняв одной рукой сумку, Матвеич другой взял меня за плечо и хотел буквально вытолкать за ворота, но я вспомнил про замок и сказал ему.
– А-а-а! – в отчаянии тихо взвыл завгар и порысачил в дальний угол гаража, где на полке, как им же самим было заведено, лежал замок от арочных ворот.
– Чего ты за нож схватился? – услышал я вопрос ректора Сидорова, обращенный проректору по АХЧ.
– Так у него глаза бешеные сделались! Очумел совсем! Здоровый кабан…
Почему-то я сразу понял, что речь идет не о диком лесном вепре. «Точно случилось», – еще раз подумалось. Матвеич, наконец, вручил мне замок и выпроводил за ворота.
Едва я вышел на воздух, как увидел: Кирилюк под аркой кого-то пытается задержать и увещевает:
– Да не ходи туда! Саня! Ну, остынь!
– Слушай, Максимыч, ты не мешай мне лучше, да?
Я узнал Сашку – неизменного «оруженосца» первых лиц на охоте, кудрявого здоровяка, веселого, славного, всегда улыбчивого деревенского парня. Его сестра тоже училась в нашем институте водного транспорта – на экономическом, кажется. Сашка часто навещал ее в городе. Заходил в гараж, как заправский друг Матвеича. Чуть-чуть, быть может, заискивал. Прочие шофера также были ему все друзья-товарищи. И мы, заядлые грузчики, были им обласканы. Пару раз мне довелось бывать в его деревне – мебель кое-какую списанную свозили в охотничий дом первых лиц. Саня водил меня на рыбалку, на Ветлугу. О, какая это была рыбалка! Клевали сомики. Время от времени проверяя донки, мы с ним всю ночь проговорили по душам у костра. Он рассказывал про сестру, про службу на границе, много про что. Я ему – свое. Старше он был лет на пять-семь меня, вероятно. Но нисколько не важничал. Да в деревне вообще все проще, понял я.
Сейчас Саня не улыбался. И, очевидно, был настроен решительно. Кирилюка он легко отодвинул в сторону и направился к гаражу. Отворив калитку, вошел внутрь.
– Слышишь, Боря! – кликнул Кирилюк одного из шоферов, что поздоровее, и другого: – Толик! Пойдемте-ка!
Мужики поняли, что-то назревает, и приосанились. Вслед за Кирилюком двинулись к гаражу.
– Какая-то у них непруха, – сделал вывод Вовочка. – Добычу не поделили, что ли?
– А правда, что это они все такие напряженные? – тревожно спросила Света.
– Ты что скажешь? – спросил Вовочка меня, как человека, побывавшего в гараже.
– Скажу, шерше ля фам! – ответил я.
– Почему «шерше ля фам»? – не понял Вовочка.
– Потому что се ля ви, – объяснил ему. К сожалению, это были единственные две фразы, которые я знал по-французски. Растолковать прилюдно, почему «ля фам», я мог бы так: Сидоров сказал, что некий «он» не заявит, а некая «она», дескать, может. Значит, женщина определенно присутствует в «непрухе», как выразился Вовочка. А Лозовой, похоже, вляпался. Правда, непонятно пока во что. Судя по всему, вынужден был схватиться за нож. Горские страсти какие-то просто!.. Мог бы так сказать, но не стал. Зачем демонстрировать собственные большие уши и длинный язык? В пионерском лагере было хорошо – барабанщиков и горнистов все знали в лицо. А кто в институте стучит, пойди, догадайся! Скажут, что грею уши да развожу сплетни.
Сашка через некоторое время вышел из гаража. Следом за ним – шофера, Кирилюк и Матвеич. Матвеич, обойдя Кирилюка и шоферов, попытался взять «оруженосца» под руку, что-то тихонько втолковать, но тот отдернул руку и резко пошел к арке. Но на полпути остановился, обернулся и сказал резко:
– Не хочу с вами свару затевать, Матвеич. Вы не при делах. А Лозовому вашему я за сестру яйца отрежу! Можешь так ему и передать!..
Сашка вышел через арочные ворота, на которые Кирилюк прежде не успел повесить замок, зато повесил теперь. Будто не исключал, что Сашка может вернуться, чтобы и впрямь выполнить свою угрозу.
Кирилюк, Матвеич и шофера встали в кружок и некоторое время курили, обсуждая происшествие, очевидно. После Матвеич вернулся в гараж – может, «барям» что угодно? А Кирилюк обратил внимание на нас.
– Вы вот что, – сказал он, подойдя ближе. – Свободны на сегодня. И не болтайте о том, что видели-слышали. Все понятно?
Кирилюк утопал. Мы примолкли, не веря в свалившееся на нас счастье.
– Давайте пойдем на пляж, – предложила Света. Август нынче стоял! Жарче иного июля.
– Так это нас отпустили, а не тебя. – Я устремил красноречивый взгляд в сторону строящегося нового корпуса.
– Я слиняю, – заверила Света. – Сейчас комнату вымету только.
– Клевая идея! – оценил Вождь Краснокожих. – Винишка прикупим.
Меня идея отправиться со Светой на пляж воодушевила, конечно. Вот только бы без Вовочки как-нибудь…
– Я сестру позову еще, – сообщила Света деловито. – Она старше меня, но компанейская чувиха.
«Для Володи», – хотелось добавить мне, но вслух произнес:
– Прекрасно!
Договорились встретиться с девушками в полдень на пляже у Гребного канала, возле будки с мороженым. Мы с Вовочкой условились пораньше состыковаться у гастронома на Минина, чтобы закупить вина.
Взяли две бутылки сухого белого. Вовочка с видом знатока заверил, для пляжа самое то. Я, признаться, никогда прежде не пил вино на солнцепеке, поэтому не нашелся, что возразить. Может, он и прав, подумал. Мне было известно только, что теплую водку следует пить из мыльницы. Поручику Ржевскому нравилось, герою анекдотов.
Пока мы с Вовочкой спускались по Чкаловской лестнице, он изложил мне свой дальнейший план:
– После пляжа можно будет ко мне двинуть. У меня хата сегодня свободная, предки на дачу свалили.
– Давай сначала на сестру посмотрим. Вдруг она страшнее атомной войны? Как тогда Светку делить будем?
Вовочка счел мое замечание разумным.
Будок с мороженым на пляже оказалось две, одна от другой далековато. Возле ближайшей к нам Светы не оказалось. Вовочка всмотрелся и углядел:
– Вон она, там, возле той будки стоит. Не одна. Сестру, стало быть, уболтала.
Зрение у Вовочки, видать, было острее, чем у меня, хотя и я на свое не жаловался. Приблизившись на некоторое расстояние к девушкам, Вовочка вдруг стал меняться в лице. Понизив голос, хотя его итак никто, кроме меня, не мог слышать, он произнес:
– У меня глюки, или это?..
Я всмотрелся и офонарел! Рядом со Светой стояла Нифертити, как ее прозвали в институте. Нина Фертистова, новая секретарша проректора Лозового. Прежняя, Лили – Лидочка Малышева – тоже была хороша. С бедняжкой произошел несчастный случай: попала под машину. Говорили, ничего, все обошлось, цела осталась, но работу поменяла. Может, ее доставал любвеобильный Лозовой, и она убегала от него, когда попала под авто?.. Черный юмор. До Нифертити Лидочке все же было далеко. Эта сразу сделалась звездой института! Если бы Света привела на пляж самого Лозового, мы с Вовочкой, ей богу, удивились бы меньше. Просто челюсти отвисли! Нифертити была сногсшибательно красива и ею, конечно, любовалась вся мужская половина вуза. Обычно в его стенах выглядела она, как строгая леди. Тут же, на пляже, рядом со Светой, стояла теперь в коротком легком платье, однако явно не дешевом, с распущенными волосами. Нереальность этой пары потрясала: Света и… Нифертити! Как? Откуда? Ах да, сестра…
– Знакомьтесь, это Нина… – Света прекрасно видела, что мы с Вовочкой готовы выпасть в осадок.
– Кто же не знает?.. – выдавил из себя Вождь Краснокожих.
– …моя двоюродная сестра. А это Вова, – она указала на Вовочку, – и Тима, – на меня.
– Здравствуйте, девочки, – улыбнулся я Нифертити, дивясь собственной наглости. – А у нас тут река есть, – точно экскурсовод, сделал широкий жест в сторону Волги.
– Да мы уже осмотрелись, – улыбнулась мне в ответ Нина. (Мне! В ответ! В институтских коридорах она меня не заметила бы вообще, и ныне, и присно, и вовеки веков!) – Опаздываете.
– Всего-то на пять минут, – оправдался Вовочка. – В магазине очередь была… Вот! – Он раскрыл матерчатую сумку, демонстрируя «улов».
– Годится! – оценила Света. – Пойдемте поближе к воде?
Девушки расстелили покрывало. Я стянул с себя футболку, кося глазом на Нифертити. Нина сняла через голову свое легкое платье, показав сначала зону бикини, затем грудь, лишь отчасти прикрытую купальником. Когда платье взметнулось над головой, ее глаза встретились с моими и сверкнули весельем. Я поскорее отвернулся, смутившись. Мне показалось, мы с Вовочкой выглядим рядом с ней, точно школьники подле учительницы.
– За стриптиз по рублю! – сказала «учительница».
– Я бы заплатил больше, – искренне признался ей. – Но, тогда на водку не останется.
– А вы собрались еще водку пить?
– С горя, если вы нас покинете.
– А если не покинем?
– Тогда, на радостях.
«Давай, давай, давай! – мысленно подстегивал сам себя. – Только не умолкни! Болтай любую чушь, но поддерживай разговор! Соответствуй!»
– Ну что, хлопнем по стаканчику? – Вовочка полез в свою чудесную сумку.
– Яблочки порежь! – скомандовала Света. – И бутылку сильно не свети, а то, блин, менты обзавидуются!
Я поймал себя на мысли, что Светка больше подходит Вовочке, нежели мне. Она такая, слегка грубоватая, хоть и симпатичная. Курит, может словцо крепкое ввернуть. Мне хотелось ее называть не девчонкой, а пацанкой. Классная, мол, ты пацанка, Светка! И рядом с ними очутился я, маменькин сынок Тимофей Сергеев, и… секретарша Лозового Нина Фертистова! Инопланетное, почти, существо. Да, забавная у нас подобралась компания. Нарочно не придумаешь – так казалось в этот момент. Однако разливающееся по жилам вино быстро нивелировало ситуацию. «Да ладно, я такая же обычная девчонка», – казалось, всем своим видом пыталась показать «царица египетская», поднимая пластмассовый стаканчик, чтобы чокнуться со мной. Еще вчера помечтать о ней мне и в голову прийти не могло. Надо же быть реалистом! А теперь внезапно открывшаяся возможность приударить за самой Нифертити сводила с ума!
– Так с чего это вас сегодня распустили? – спросила Нина, обращаясь то ли к Свете, то ли к нам. – Я толком не поняла. Что там у вас за темная история?
– Это не у нас, это скорее у вас, – тут же ляпнул мой язык, не успев посоветоваться с головой. – В смысле, у вашего шефа.
– Я поняла, что у шефа. Светик говорит, начальнички из деревни какие-то припухшие прикатили? А что именно стряслось? У меня еще два отгула, как бы на службу не вызвали!
Особый статус новой знакомой волновал не меньше, чем ее красота.
– Там какая-то тайна, – принялась объяснять ее сестра. – Кирилюк велел держать язык за зубами, у-у-у! – Света сделала страшные глаза. – А мы и не можем ничего рассказать, даже если бы и хотели, поскольку ничего не знаем. Кроме того, что паренек деревенский, ну этот, «оруженосец» их, Сашка, примчался вслед за ними белый весь, кинулся в гараж, из гаража вышел уже весь красный и пообещал вернуться. Не шуточно эдак пообещал!
– Ты расскажи нам, что слышал. Был ведь в гараже, – перевел на меня стрелку Вовочка. Удачный выбрал момент, молодец.
– А как же держать язык за зубами? – стал все же набивать цену я.
– Так тут же все свои! Или ты считаешь, Нина не своя?! – Вовочка сделал сильный ход. Нина была своей, пожалуй, побольше нашего. Насколько она могла быть своей Лозовому, мне даже думать сейчас не хотелось. Об этом весь институт предположения строил.
Вообще-то, кабинет Лозового имел общий «предбанник» с кабинетом Пустыркина, проректора по науке. И секретарша тоже у них была одна на двоих. Но Пустыркин был ничем не примечателен. Просто ученый, с головой занятый своей наукой. А за Лозовым по институту ходила слава Казановы.
– Я буду считать, что Нина своя только после того, как мы с ней на брудершафт выпьем! – категорически заявил я.
– О-о-о! – поразилась Нина. Думал, сейчас спросит, не слишком ли я размечтался? Но ничуть не бывало! Она подняла свой пластмассовый стаканчик, протянула Вовочке, чтобы наполнил. Уже через секунду я, прекрасно осознавая, что выпендриваюсь гораздо больше собственного веса, целовал ее в губы, причем гораздо дольше, чем того требовал «брудершафт», на глазах у изумленной Светочки.
– Ай-ай! – воскликнула Светочка. – Даже завидно стало!
Вовочка тут же попытался поцеловать ее, но она увернулась и погрозила ему пальцем.
– Какой пылкий молодой человек! – воскликнула Нина с удивлением и иронией. Однако глаза ее говорили, что ей понравилось! Смелость города берет!
– Так, насчет Лозового, – напустил я серьезность. – Судя по всему, главный хозяйственник пытался покуситься на Сашкину сестру. С Оруженосцем на этой почве у него произошла нешуточная стычка в деревне, в итоге пришлось срочно ретироваться, а разгневанный брат бросился в погоню. Вот, собственно, и все.
Показать, что я вполне владею принципом «краткость – сестра таланта» не удалось. Нина не оценила и принялась въедливо допытываться, почему я считаю, что дело было именно так, а не как-то иначе? Пришлось ей передать во всех подробностях и разговор, услышанный мной в гараже, и утреннюю пантомиму, свидетелем которой были также и Света с Вовочкой.
– Значит, Сашка не успокоился, – подвела итог моему рассказу Нифертити.
– Да нет, что это? – не согласился с ее выводом я. – Его угрозу Лозовому я бы интерпретировал так, что она будет выполнена в том случае, если только повторится что-то подобное.
– Не знаю, не знаю… – задумчиво проговорила Нина. К сожалению, я так и не понял ее личного отношения к своему шефу. Отметил, что со Светой она обращается уважительно, будто чем-то обязана ей. Я вообще давно знал за собой умение подмечать всякие мелочи и делать на их основании интересные выводы. Не знаю, откуда это у меня, но есть.
У Вовочки, к которому мы проследовали через магазин, у всех будто открылось второе дыхание. Девушки накрыли на стол. Нина подобрала волосы, прежде распущенные, собрала их в пучок и теперь стала один в один похожа на себя самое в роли секретарши проректора Лозового. Я вновь затрепетал – с кем гуляю! Не чудо ли, не сказка?!
Затем подумал, что радоваться мне не чему. Расклад-то таков, что я, возможно, остался без девушки. У Вовочки со Светой похоже все сладится, – видел. Он явно ее клеил, оставив Нину мне. Однако я же не идиот, чтобы не понимать, что с секретаршей проректора по АХЧ закрутить – это все равно, что в космос слетать! Кто она, и кто я? Ничем не выдающийся студент, да еще «академик». Нет, я, конечно, ставил себя выше Вовочки, мнил психологом, но… Но пока Вовочка меня обыграл по части психологии элементарно. Оставил мне сестру Светы – на, обламывай зубы, прошибай лбом стену! А сам спокойно и уверенно танцевал со Светулей. И даже, вырубив люстру, оставив лишь ночник, уже целовал ее вовсю! А та не слишком сопротивлялась, сучка!
Однако распаленный алкоголем, я уже ничего не боялся, не чувствовал никаких тормозов. Я рвался в бой! Я шутил, я смеялся. Не ощущал себя последней буквой в алфавите! Взяв гитару, я выкладывался, точно перед целым залом. Я чувствовал, у меня получается! Она – сама Нифертити, секретарша проректора по АХЧ, Казановы-Лозового! – слушает меня благосклонно! Когда в танце я прижимался к ней щекой, она не чуралась и сама прижималась ко мне. Когда я касался ее щеки губами, она прикрывала глаза длинными ресницами и не отстранялась. Лишь когда я попытался поцеловать ее в губы, она напряглась и словно задумалась, стоит ли мне это позволять? Но я был настойчив, и она уступила…
От Вовочки мы уехали довольно поздно. Из такси вышли на улице Горького, но где именно живет Нина, я так и не узнал.
– Дальше провожать не надо, – попросила она и погладила меня по волосам, точно маленького. Я притянул ее к себе, долго целовал в губы, она отвечала, потом вдруг резко обмякла. Я отпустил ее. Она тихонько усмехнулась, покачала головой, мол, надо же, что творится? Погладила меня по щеке, сказала: «Пока», – повернулась и ушла. Я стоял не шевелясь, смотрел ей вслед. Прежде чем свернуть за угол, обернулась, помахала рукой. Я помахал в ответ, она скрылась.
«Рассказать кому – не поверят, – подумал я. – Нифертити решила просто развеяться, вот и все. И мимоходом свела меня с ума. Как теперь жить без ума? Мне еще учиться два курса!»
Утром следующего дня Вовочка встречал меня, как закадычного друга, хотя прежде мы были едва знакомы. Просто работали вместе.
– Ну как, уложил в койку Царицу Египетскую? – спросил он.
– Если бы и уложил, тебе не признался бы, – рассмеялся я. – Мы же джентльмены! Но скажу честно, даже до дома не проводил, не позволила… А ты как? Свету у меня ты ловко увел, признаю. Пока я был ослеплен, как ты выразился, Царицей Египетской… Все сложилось?
– А! – воскликнул Вождь Краснокожих. – Танцы, шманцы, обжиманцы! Не дала, бл…ща!
То ли он решил быть джентльменом, после моего призыва, то ли правду говорил, сразу не определил. Но после того как вслед за этим Вовочка сделал сенсационное сообщение, понял – говорил правду.
– Зато знаешь, что я узнал? Не поверишь! Светка – дочь Лозового. Побочная, прикинь!
– Это она тебе сказала?
– Ну да, по этому делу. – Вовочка щелкнул себя под подбородок. – Не сам же я придумал! Она из Прибалтики приехала. И Нинку в Горький перетащила, в секретарши к папашке пристроила. Потому-то Нинка ей уважуху оказывает.
То, что сказал Вовочка, было так дико и невероятно, что походило на правду.
– Почему же Светка с Лозовым держится… как не родная?
– У них уговор был. Лозовой Светку в свой институт пристраивает, а она не афиширует родство. У него же семья… А Лозовой ей всячески помогает. Деньжат подбрасывает, то-сё… Вот, сестрицу двоюродную на хорошее место пристроил.
– Ну, дела!
С этой болтовни Вовочки я понял, что на Светку он не сильно запал. Он же – парень с улицы, не то, что я – домашний. Сколько у него таких Светок было?.. Мне вдруг жалко стало Светулю. «Хорошая девушка, но… дворняжка», – прочитал я в одном английском детективе.
Легка на помине, появилась Света. Несколько раз она прошествовала с наполненными мусором ведрами от нового корпуса до контейнеров, обратно – с пустыми, прежде чем подошла к нам перекурить.
– Что я узнала! – понизив голос, с прононсом, заговорщически сказала она нам с Вовочкой. – Сашка Оруженосец вчера приходил домой к Лозовому, домашние его не пустили. Сказали, главы семейства дома нет. Так он под окнами до вечера маячил, затем еще раз пытался вломиться. Где, мол, Лозовой? Ночь уже! Ему сказали, на дачу уехал. Только после этого отстал.
Света утопала со своими ведрами дальше таскать мелкий строительный мусор, грузчикам тоже дело нашлось. Поехали с Вовочкой, в бортовом грузовике, на базу в Кстово за паркетом для нового корпуса. На базе была очередь, да еще в обед попали, вернулись под вечер. Вовочка сошел по дороге, не возвращаясь в гараж. Проходя через двор, я снова узрел Светулю. Уже переодевшись в чистое, она разговаривала о чем-то с Леней Бубиным по прозвищу «Бубен», водителем Лозового. Бубен был жгучий брюнет, красавец-мужчина и известный бабник. «Общительная девушка!» – подумал я.
На мою голову свалился вдруг Кирилюк, начальник снабжения.
– О! Тимофей! Привет! – воскликнул он. – Личная просьба. Я тут стол письменный прикупил дочери. Поможешь доставить? В долгу не останусь.
Я отметил про себя, что, когда приперло, Кирилюк мое имя вспомнил сразу. Не стал орать: «Эй, как тебя?» Отказаться, конечно, я не смог. Кирилюк сел за руль ижевского «каблука», в фургончике которого находился теперь письменный стол для его дочери. Выехав через арку старого корпуса, мы завернули направо, и возле центрального входа я увидел… девушку своей мечты! Нифертити стояла со знойным брюнетом, холеным, породистым, что ваш скакун! Бомонд, ядрена вошь! Вместе они составляли красивейшую пару. Сердце мое пронзила стрела. Просто вечер измен какой-то! Ладно Светка, но моя-то как могла?..
Кирилюк ее тоже заметил:
– Вот она, куколка! Хороша краля, а? Юрий Владимирович умеет секретарш выбирать! И перца себе под стать отхватила!
– А вы его знаете? – спросил я, раз уж Кирилюк решил со мной посплетничать, как со взрослым.
– Хм! – усмехнулся он опять. – Сынок Бутенко, ректорского корифана. В КБ «Скороход» военную приемку возглавляет. Скоро за бугор сваливают всей семьей. То ли в Чехословакию, то ли в Польшу на три года. – В голосе Кирилюка прозвучала плохо скрытая зависть к тем, кто умеет в жизни устроиться. Сам он лишь недавно из шоферов перешел в начальники снабжения. Мужик с амбициями, чувствовалось. – Так что, у сынка мало времени осталось, чтобы девицу склеить.
«Вот отчего Нина не пожелала, чтобы я ее провожал, – подумал я. – Хочет, чтобы дружок свалил за бугор в статусе жениха. Мало ли что, вдруг еще пригодится? Некоторые во флоте служат по три года и ничего, дожидаются их. Есть же бабы терпеливые. Может, Нифертити тоже в душе декабристка? Туда, куда ее «мэн» едет, она, вероятно с удовольствием за ним покатила бы. Да, кто же ее возьмет?.. Карьеристы хреновы!»
Я обиделся на весь мир и с серьезным видом уставился в окно.
За подъем стола на пятый этаж Кирилюк щедро отстегнул мне трешницу. Дай бог его дочери одних пятерок в дневнике! Мне нравилась традиция преподавателей и хозяйственников вуза платить студентам денежку, даром не эксплуатировать в личных целях. Хороший приработок получался к окладу. Вот только выйдя из подъезда Кирилюка я вспомнил, что в гараже оставил сумку со спецодеждой, а в штанах – ключи от дома. Тьфу! Пришлось возвращаться.
В гараже сидели двое водителей, играли в шахматы и тянули «портвешок». При моем участии портвейн как-то быстро закончился и я, как честный человек, вызвался сходить еще за бутылкой.
– Возьми ключ от арочных ворот, – сказал Коля Маленький. «Маленький» была не фамилия, Коле и вправду бог росту не дал. – Горемыку не разбуди только! – напутствовал он меня.
– Какого горемыку?
– Увидишь. Сидит там, в углу, если менты еще не забрали. К нам идти отказался.
В арке я увидел… Саню Оруженосца! Он сидел на автомобильной покрышке, скрестив руки на груди, натянув капюшон штормовки на голову, и спал. Под ногами его валялась пустая бутылка из-под беленькой и какой-то скомканный кулек. От закуски, должно быть.
– Саня! – Я потрогал его за плечо. – Эй!
Он что-то промычал, пошевелился, но просыпаться и не подумал. Ну, дела! Таким я его никогда не видел. Здоровяк если и опрокидывал стаканчик мимоходом, так на его поведении это никоим образом не отражалось. Веселым он итак всегда был, хоть после стаканчика, хоть без него…
После того, как Коля Маленький принимал на грудь, выиграть в шахматы у него было невозможно, это я давно заметил. Сегодня и подавно проигрывал, поскольку мыслями все возвращался к Сашке, сидящему под воротами. Мне было жаль Саню. Вспоминал, как варили с ним уху на Ветлуге, ночь коротали.
– Коля, – попросил я Маленького, когда другой водила, Толик, засобирался домой. – Я вызову такси с гаражного телефона, поможешь мне Сашку загрузить? Домой к себе его заберу. А то ночью загребут, обчистят, в вытрезвитель упекут, на работу телегу накатают…
– Благородное решение, – оценил Коля.
Сашка был здоровый кабан и вправду. Кое-как мы с Маленьким загрузили его на заднее сиденье. Коля решил со мной ехать, помочь. Нормальный мужик.
К счастью, в такси Сашка, наконец, проснулся, узнал меня:
– Тима? Привет, дружище… Где я? Куда мы едем? Коля?.. – Сашка говорил жалобным голосом, точно ребенок, и нисколько не был похож на погромщика, грозившегося лишить проректора по АХЧ хозяйства, причем не институтского, а его личного.
– Ко мне едем, Саша. Поспишь у меня. Чего на улице сидеть?
– У-у-ух! – простонал Сашка, хватаясь за голову, и закрыл глаза. Опять уснул.
Подъехали к дому, Сашка, слава богу, более-менее пришел в себя. Пыхтя и отдуваясь, поднялся со мной на пятый этаж. Коля убыл к себе на том же такси. Трояк, заработанный мной у Кирилюка, был потрачен, таким образом, на благое дело.
Утром Сашка проснулся раньше меня. Когда я продрал глаза, он уже хлопотал на кухне: грел чайник, а под крышкой сковороды оказался готовый омлет. Яйца и молоко он нашел в моем холодильнике.
– Я тут похозяйничал, – с виноватой улыбкой сказал он, – ничего?
– Правильно! – одобрил я. И, понимая уже, что не надо, все-таки достал из заначки четверку, которую держал вместо спирта для дезинфекции, показал гостю: – У?
– Не-ет! – категорически помотал головой Сашка. – Спасибо, конечно, но я не похмеляюсь. Убери заразу!
Вообще-то он был на вид как огурец. Словно и не пил вчера.
– Контрастный душ – это классно! – объяснил он свой свежий вид. – Вот за что люблю городские квартиры. Летом-то у меня тоже душевая работает – из бочки. Ну а зимой – только в баньку. Тоже, конечно, хорошо, но каждый день не попаришься!.. Где у тебя курят?
– Здесь можешь, – разрешил я.
– Ну! Чего это я буду в кухне чадить?
– Тогда пойдем на балкон.
На моем узком балконе Сашка показался еще здоровее. Просто геркулес!
– К другу вчера завалился, обиду вином залить, – признался он. – Здесь, в Горьком, живет. Рулит в одной конторе. Вместе по горам бегали… Ты уже в курсе истории?
– Слухи одни.
– Вот, гляди, – Сашка расстегнул рубашку. Поверх чистого загорелого мускулистого тела на животе белела марлевая повязка со следами крови. – Там ваты у тебя взял, в аптечке, повязку переменить. Водой помыл рану, кровить снова стала… Это Лозовой меня полоснул.
– Ни хрена себе!
– Ага. Он, козлина, нажрался и к Маринке полез, – подтвердил Сашка мою версию. – Она в баню им с Санычем бражки принесла. («Саныч – это ректор, Василий Александрович», – понял я). А они и до того уже набражничались! Саныч, так тот вообще на полке уснул. А этот лапы распускать вздумал! Вывалился к ней в предбанник голым, урод. Хоть бы полотенцем обмотался!
