Czytaj książkę: «Николай Ликийский»

Вместо введения. Камо грядеши…

Дорого нашей Полюшке посвящаю…

Николай Ликийский

«Образ всякого святого выражает идею человеческого подвига, умную сосредоточенность, духовное усилие.

Но как для греко-византийского, так и для русского сознания типом святого по преимуществу был всегда Николай Чудотворец.

Именно в нем, а не в ком-либо другом, народ видел наиболее характерное осуществление церковного блюстителя страны, епископство в каком-то преимущественном смысле.

Повторяю, образ Николая Чудотворца издавна установился не как образ одного из многих святых, но как тип святого, как представителя человеческой святости».

Павел Флоренский

Приняв мученическую смерть на Голгофе, Спаситель даровал новой вере жизнь вечную.

Но труден и тернист был путь первых христиан, тысячами жизней заплатили они, прежде свет новой жизни воссиял во тьме.

Целых три века их бросали на растерзание хищным животным, сжигали на кострах и отрубали головы только за одно слово во славу Христа.

Римские императоры лили христианскую кровь как воду и были намерены покончить с новой верой как таковой.

Первым в этом далеко не самом славном ряду стоял Нерон, правивший с 37 по 68 год. И именно он был инициатором первого известного истории великого гонения на христиан в 64 году.

Причиной послужил страшный пожар, начавшийся в ночь с 19 на 20 июля и полыхавший 6 дней и 7 ночей. Из 14-ти кварталов Рима остались не поврежденными только четыре.

Существует предположение, что сам император Нерон велел поджечь Рим, а потом, испуганный народным возбуждением, отклонил от себя подозрение, указав на христиан, как виновников пожара.

Однако другие источники указывают на то, что иудеи через императорскую наложницу Поппею навели Нерона на мысль обвинить христиан.

Но как бы там ни было на самом деле, Нерон обвинил христиан в поджоге Рима и обрушил на них страшные гонения.

Не было такой казни, до которой не доходил бы изощренный ум жестокого императора, и смерть от клыков хищников казалось детской забавой по сравнению с другими забавами Нерона.

Одной из них была такая. На христиан надевали пропитанные смолой рубашки, привязали их к столбам в саду Нерона и поджигали, чтобы освещать его вечеринки.

Жестокое преследование распространилось по всей Римской империи.

Вместе с апостолами Павлом и Петром приняли мученическую смерть и некоторые из семидесяти учеников Иисуса.

Мало в чем по своей жестокости уступал Нерону и Домициан, начавший гонение на христиан в конце первого века.

«Ни один христианин, – гласил его указ, – однажды ставший перед судом, не может быть освобожден от наказания, если только он не отречется от своей веры».

Когда христианина приводили на императорский суд, ему предлагали произнести клятву верности императору, чтобы получить свободу.

Отказавшихся дать клятву убивали, как убивали и тех, кто исповедал христианство.

Правивший с 117 по 138 год Адриан умертвил около десяти тысяч христиан.

Многих увенчали терновым венцом, распяли, а затем били копьем в бок, имитируя, таким образом, смерть Христа.

Сменивший Адриана Антонин Пий оказался не столь кровожадным и прекратил преследование христиан.

На какое-то время христиане вздохнули свободно.

Но ненадолго, и уже в правление Марка Аврелия с 162 по 180 год христиан продолжили преследовать с такой нечеловеческой жестокостью, что порой содрагались сами палачи.

Одним мученикам дробили ноги специальными прессами, других заставляли ходить по шипам, гвоздям, острым краям ракушек и другим предметам.

Иных бичевали до тех пор, пока не разрывали их мускулы и вены.

Затем, после жесточайших пыток, какие только можно было представить, их убивали ужаснейшим образом. И только единицы отрекались от Христа или просили своих мучителей уменьшить их страдания.

Сменивший Марка Аврелия на рубеже веков Люций Север продолжил избиение христиан и погубил многих известных проповедников и апологетов новой веры.

Именно он распространил гонение на северную Африку, которая в то время была римской провинцией.

Не уступал в жестокости своим кровавым предшественникам и ставший в 238 году императором Марк Клодий, намеревавшийся уничтожить всех христиан.

При нем христиан убивали в таком великом множестве, что их не успевали хоронить и погребали по 50–60 человек в братских могилах.

Да, правившие после Марка Клодия Гордиан и Филипп прекратили гонение на церковь почти на 10 лет.

Тем не менее, в 249 году языческий священник спровоцировал гонение на христиан в Александрии.

Все началось с того, что пожилой христианин отказался поклониться идолам, за что был начала избит дубинками, а потом забит до смерти камнями.

Однако широкого размаха эти преследования не получили. Что не помешало правившему с 249 по 251 год Децию наверстать упущенное.

Он ненавидел своего предшественника Филиппа за его принадлежность к христианству и был зол на быстро распространявшуюся новую веру.

Император решил искоренить христианство, что называется, под корень, и уничтожить всех его последователей.

Во время его гонений было замучено величайшее множество христиан.

Не отставал от своего предшественника и пришедший к власти в 253 году Валериан.

Достаточно сказать, что начатое им в 257 году гонение длилось три с половиной года.

Количество мучеников и качество пыток было такое же, как и во время предыдущего преследования.

Возглавил этот скорбный список Святитель Стефан, занявший престол первосвятителя Римского в 253 году.

Он ревностно боролся против ереси пресвитера карфагенской церкви Новата, который принимал в Церковь еретиков только по одним ходатайствам исповедников, чаще всего в своих воссоединительных грамотах, не просивших церковь о принятии падшего, а требовавших этого.

О рассмотрении дел еретиков и требования от них покаяния даже не шло и речи.

Скрываясь во время гонения на христиан, святитель крестил многих язычников, и в их числе военного трибуна Немезия, обратившегося к Христу после того, как святитель исцелил его дочь.

Рим по-своему отметил Немезия, посвященного в сан диакона, и казнил его вместе с дочерью.

Их управляющего Симфрония римляне сожгли живьем вместе с женой и сыном.

Все дело было в том, что, оказавшись в храме Марса, где истязали христиан, тот молитвой растопил золотого идола, после чего приведший его в храм трибун с женой и сыном крестились.

Тогда же были обезглавлены и его 12 клириков.

Останки их были погребены святым Папой Стефаном.

В 257 году император Валериан возобновил гонения на христиан.

Стефан был приведен к императору, и тот приказал отрубить ему голову.

По преданию, Стефан стал молиться с такой неистовостью, что большая часть храма разрушилась, а перепуганные стражники разбежались.

Святитель скрылся в катакомбах, где и был убит нашедшими его там солдатами во время проповеди.

По другим данным Стефан был убит 2 августа 257 года прямо на папском престоле во время мессы. После чего еще долго ходила легенда о том, что на его троне еще долго были видны следы крови Стефана.

После мученической гибели Стефана епископом Римским был избран Сикст.

Новый святитель родился в Афинах, получил хорошее образование и долго проповедовал в Испании.

Став папой, он восстановил общение с Карфагенской церковью, которое было прервано его предшественником по вопросу о новацианской ереси.

Император Валериан (253–260) в начале своего правления был благосклонен к христианам, но под влиянием друга Маркиана, фанатика-язычника, начал в 257 г. преследования.

Он приказал ссылать в заточение епископов, пресвитеров и диаконов, с запрещением остальным христианам созывать собрания.

В результате Сикст был посажен в темницу вместе с шестью своими дьяконами.

По дороге в темницу его встретил архидиакон Лаврентий.

Он осуществлял надзор за имуществом Церкви и заботу о бедных.

– Куда ты, отче, грядешь? – воскликнул он. – Зачем оставляешь своего архидиакона, с которым всегда приносил Бескровную Жертву? Возьми своего сына с собой, чтобы и я был общник тебе в пролитии крови за Христа!

Сикст улыбнулся.

– Не оставляю тебя, сын мой, – ответил он. – Я старец и иду на легкую смерть, а тебе предстоят более тяжкие страдания. Знай, что через три дня после нашей смерти и ты пойдешь за мной. А теперь пойди, продай церковные сокровища и раздай гонимым и нуждающимся христианам…

Лаврентий с усердием исполнил завет святителя.

Через несколько дней он пришел на суд, где судили епископа с другими дьяконами.

– Отче, – сказал он, – я уже выполнил твое поручение, раздал врученное тобою сокровище, не оставь меня!

– Я тебе уже все сказал, – улыбнулся епископ. – А мне не о чем жалеть, поскольку я умираю за веру…

Сказав эти слова, он повернулся к своим палачам.

– Я готов…

Через несколько минут мученикам отрубили головы.

Христианам удалось заполучить тело казненного епископа.

Они похоронили его в катакомбах Каллиста, а на могильном камне выбили следующую надпись:

«В то время, когда меч пронзил чрево Матери, я, похороненный здесь, учил, как пастор, слову Божиему; когда вдруг солдаты бросились и стащили меня с трона.

Верующие подставили свои шеи, чтобы их усекли мечом, но пастор был первым, кто предложил себя и свою собственную голову, не допуская, чтобы языческое безумие навредило им. Христос, дающий воздаяние, принял мученичество пастора, сохранявшего невредимым свое стадо…»

Слух о церковных сокровищах дошел до императора.

Он приказал заключить Лаврентия в темницу и поручил надзирать за ним начальнику тюрьмы Ипполиту.

В темнице святой Лаврентий молитвой исцелял собиравшихся к нему больных и многих крестил.

Пораженный увиденными чудесами, Ипполит уверовал и принял Крещение со всем своим домом.

Через несколько дней Лаврентия привели к императору, и тот приказал ему отдать спрятанные сокровища.

– Дай мне срок три дня, – попросил Лаврентий, – и я покажу тебе эти сокровища…

За это время святой собрал множество нищих и больных, питавшихся лишь милостыней Церкви, и, приведя их к императорскому дворцу, объявил:

– Вот те сосуды, в которых вложены сокровища. И все, кто влагает свои сокровища в эти сосуды, с избытком получают их в Царствии Небесном!

Возмущенный дерзостью священника император посчитал его выходку за насмешку и приказал предать Лаврентия жесточайшим мукам, принуждая его при этом поклониться идолам.

Мученика били скорпионами (тонкая железная цепь с острыми иглами), опаляли раны огнем и били оловянными прутьями.

Во время страданий мученика один из стражников по имени Роман не выдержал и воскликнул:

– Святой Лаврентий, я вижу светлого юношу, который стоит около тебя и отирает твои раны! Заклинаю тебя Господом Христом, не покидай меня!

После этого святого Лаврентия сняли с дыбы и отдали в тюрьму к Ипполиту.

Роман принес туда чашу с водой и попросил мученика крестить его.

Сразу же после Крещения воины отсекли ему голову.

Когда мученика Лаврентия повели на последнее испытание, Ипполит хотел объявить себя христианином и умереть вместе с ним, но исповедник сказал:

– Не спеши! Очень скоро я позову тебя, и ты услышишь и придешь ко мне. А обо мне не плачь, лучше радуйся, я иду получить славный мученический венец…

Его положили на железную решетку, под которую подложили горячие угли, а слуги рогатинами прижимали к ней тело мученика.

Святой Лаврентий, взглянув на правителей, сказал:

– Вот, вы испекли одну сторону моего тела, поверните на другую и ешьте мое тело!

Умирая, он произнес:

– Благодарю Тебя, Господи Иисусе Христе, что Ты сподобил меня войти во врата Твои…

Ночью Ипполит забрал тело мученика и обвил его пеленами с ароматами.

Затем тело было перенесено в дом вдовы Кириакии, где и было совершено всенощное бдение и Божественная литургия.

Все присутствовавшие христиане причастились Святых Таинств и похоронили в пещере тело святого мученика архидиакона Лаврентия.

Святой Ипполит и другие христиане пострадали через три дня по кончине святого Лаврентия, как он предсказал им об этом.

Все они приняли мученическую смерть, но ни один из них не отрекся и не просил пощады.

Описание мученической смерти Сикста и архидьяакона Лаврентия в катакомбах было темой многих красочных агиографических легенд, которые в позднем средневековье и в эпоху Возрождения стали источником вдохновения для религиозного искусства.

Сцены из жизни св. Лаврентия написал Фра Анджелико на стенах часовни папы Николая V в Ватикане, а Рафаэль поместил портрет Сикста II, коленопреклоненного у стоп Мадонны, названной позднее Сикстинской.

Эту картину приобрел польский король Август III для галереи в Дрездене. На картине изображены Мадонна с младенцем в окружении Сикста II и Святой Варвары.

Фигуры образуют треугольник, а поднятые занавеси подчеркивают геометрическое построение композиции.

Святой, у ног которого изображена папская тиара, подчёркивающая его высокий сан, указывает своей рукой в сторону наблюдателя, а Мадонна с младенцем смотрят в указанном им направлении, в то время как Святая Варвара склонила голову.

После казни Сикста и Лаврентия наступил черед епископа Киприана Карфагенского, создателя канонического учения о единстве церкви и её иерархической структуре.

Киприан провёл в Карфагене три поместных собора, в ходе которых возобладало его суждение о том, что «тот не может уже иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь».

Единство церкви, по Киприану, выражалось не в суждениях некого «епископа епископов», а в соборном согласии епископов, в равной мере наделённых благодатью Святого Духа и самостоятельных в управлении своей паствой.

Тягчайшими грехами Киприан считал отступничество и раскол.

Когда Киприану сообщили о смертном приговоре, который ждал его как врага римских богов и законов, он спокойно ответил:

– Слава Богу!

Следуя к эшафоту в сопровождении большой толпы народа, он еще раз помолился, разделся, повязал глаза, попросил пресвитера связать ему руки и уплатить двадцать пять золотых монет палачу, который с дрожью обнажил меч.

Его верные друзья собрали его кровь в носовые платки и похоронили тело своего святого пастыря с большой торжественностью.

Гиббон описывает мученичество Киприана в мельчайших подробностях, с явным удовлетворением указывая на торжественную и уважительную обстановку казни.

Но нельзя по этому примеру судить, как казнили христиан по всей империи.

Киприан был человеком высокого общественного положения, ранее прославившимся как оратор и государственный деятель.

Его диакон, Понтий, рассказывает, что «ряд выдающихся и известных лиц, людей высокопоставленных, знатных и знаменитых в свете, часто уговаривали Киприана скрыться ради их старой дружбы».

Так великие мученики являли собой ярчайший пример любви к Иисусу Христу и непоколебимую твердость в своей вере.

Более того, своим поведением они не только защищали, но и утверждали свою веру.

В этих и во множестве других казнях не было ничего случайного, поскольку они являлись реакцией языческого, и в первую очередь, римского мира, на распространение и становление христианства.

Мир ненавидел и гнал христиан, и первый период жизни Церкви стал временем мучеников.

Именно в этот героический период решался вопрос: быть или не быть христианству, и Церковь ответила на него «свидетелями» крови – мучениками, исповедниками и проповедями великих апостолов.

Мученики, не прибегая ни к каким другим аргументам, проливали свою кровь вместо доказательств той истины, в которой они были убеждены.

Сменивший на престоле Валериана в 260 году его сын Галлиен оказался куда менее кровожадным и на несколько лет прекратились гонения церкви.

Как это ни печально, но это была только передышка и самые страшные гонения на христиан были еще впереди.

Ниже мы расскажем о них, а пока попытаемся ответить на естественный вопрос: почему же христиане подвергались жестоким гонениям со стороны иудеев и язычников.

Причин тому, надо заметить, хватало.

Иудеев несказанно раздражало христианское свидетельство о том, что Ветхий Завет Бога с евреями с пришествием Иисуса Христа утратил свое значение.

Впрочем, оно не только раздражало их, но и побуждало к истреблению христиан.

С падением Иерусалима враждебная деятельность иудейства против христиан ослабела, хотя и продолжалась до окончательного разрушения Иерусалима в 135 году.

Что же касается язычников, то они продолжали гонения на христиан около трех веков.

Языческие писатели и христианские апологеты единогласно свидетельствуют о том, что появление и распространение христианства в греко-римском обществе было встречено со стороны последнего единодушною ненавистью.

И это отношение было свойственно как со стороны низших слоев общества, так и образованного класса.

Гонения имели общественные, религиозно-государственные и политические причины. А общее настроение того времени можно было выразить одной фразой выдающегося христианского писателя Тертуллиана: «Язычники и христиане чужды друг другу!»

– Чем мы вредим вам, Эллины? – вопрошал он. – Почему вы ненавидите, как самых отъявленных злодеев, тех, которые следуют слову Божьему? Сколько раз враждебная к нам чернь нападала на нас, бросала камни и сжигала наши дома. Не щадят христиан даже мертвых, вытаскивают трупы из гробов, чтобы над ними надругаться, чтобы растерзать их на куски…

По словам древнеримского историка и одного из самых известных писателей античности Тацита, христиан ненавидели за их мерзости, проповедь пагубного суеверия и ненависть к человеческому роду.

Именно поэтому он представлял христианство как страшное зло, которое наряду с другими мерзостями пришло в Рим.

Древнеримский историк Светоний называл христиан «людьми нового и зловредного суеверия».

Высокопоставленный чиновник римской провинции Вифинии Плиний, допрашивавший многих христиан под пыткою, утверждал, что, кроме грубого и безмерного суеверия, он у них ничего не заметил.

Да что там чиновник, если многие известные римские философы видели в христианстве зловредную и бесстыдную секту людей, для которых не существовало ни божеских, ни человеческих законов.

Во многом такое отношение объяснялось тем, что принявшие христианство язычники меняли свой образ жизни.

Их религия требовала от них не только разрыва с прежними верованиями, но обязывала их бороться с ними. А это означало только то, что в глазах язычников они становились атеистами и врагами богов.

В семейном и домашнем быту они естественно начали удаляться от всех тех обрядов и обычаев, которые были связаны со служением языческим богам.

Что касается собственно христианского богослужения и быта, то оно тщательно скрывалось от язычников.

«Посвящение в наши таинства, – писал по этому поводу Тертуллиан, – даже и для благочестивых людей, сопряжено с удалением непосвященных».

Но как бы там ни было на самом деле, замкнутая жизнь христиан казалась подозрительной.

Оно и понятно!

В то время как простолюдины жили в тесном общении друг с другом и открыто соблюдали одни и те же обычаи, христиане скрывались.

Значит, они допускали в своей жизни что-то предосудительное, или даже преступное, что действительно надо было скрывать.

Все это вело к тому, что народ стал обвинять их в безбожии, поскольку они не имели статуй богов и не сооружали в первое время храмов.

Обвиняли христиан и в так называемых теестовских вечерях и в эдиповских смешениях.

Иными словами, в принесении в жертву во время Евхаристии живых людей, потреблении человеческого мяса и сексуальных оргиях, в которых сыновья оказывались в интимной близости со своими матерями, а отцы – с дочерьми.

Так отображались в представлении язычников рассказы о христианских вечерях.

«Нас, – писал Тертуллиан, – обвиняют в трех преступлениях: в безбожии, в едении человеческого мяса и в гнусных кровосмешениях эдиповских».

Во многом ненависть образованного класса к христианам объяснялась их отрицательным отношением к культуре античного мира.

Желая довольствоваться одною верою, некоторые из первых христиан считали философию матерью всех ересей.

«Нет ереси, – говорил Тертуллиан, – которая не имела бы начала в учении философов».

«Ваше языческое красноречие, – утверждал христианский писатель Татиан, – есть ничто иное, как орудие неправды, ваша поэзия воспевает только ссоры и любовные проделки богов на пагубу людей, и глупцы и льстецы были все ваши философы».

При таком отчуждении христиан от языческого общества и осуждении ими всех культурных достижений античного мира, их жизнь стала казаться отречением от цивилизации и возвращением к жизни народов-варваров.

Тем более, что нередко христиане и вели себя как самые настоящие варвары, разбивая статуи языческих богов, как седалище демонов.

Эта столь понятная ненависть язычников к христианам сыграла большую в их гонениях и была побуждением для правительства преследовать христиан.

Однако христиан преследовали не только потому, что их ненавидело общество. И какой бы сильной не была ненависть язычников к христианам, она была по своей сути вторичным проявлением.

Главным же было то, что христианство оказалось в противоречии с основными законами Рима касательно религиозной жизни его граждан.

Сложившийся гораздо ранее появления христианства правовой порядок империи предъявил исповедникам его такие требования, которых последние не могли выполнить, оставаясь христианами.

Древние государства знали только национальные религии, принадлежащие известному народу, имеющие свой культ.

Все значение религии сводилось лишь к внешнему культу, церемониалу.

Служение богам рассматривалось, как государственное дело, или обязанность.

В Риме – Сенат, а в провинции – проконсулы и местный магистрат ведали религиозными делами на основании того же права, во имя которого вели и общие дела.

На римском юридическом языке это право понималось как право, данное представителям государственной власти, всеми способами принуждать к соблюдению ими государственных повинностей.

Религия, таким образом, носила государственный характер.

Другою отличительною чертою её был консерватизм; у римлян было инстинктивное уважение ко всему древнему. В связи с консерватизмом всегда находится формализм, как уважение к старой форме и соблюдение её.

Благодаря завоеваниям, в Римском государстве, рядом с национальным культом, появились новые религии.

Они были разделены на три группы.

К первой группе были отнесены все национальные религии, религии других народов, живших на своих территориях и имевших свой культ.

Ко второй группе принадлежали тайные культы, не носившие на себе отпечатка какой-либо национальности, с темным происхождением и сомнительным содержанием.

Таковые культы иногда запрещались. Когда в 188 году римское правительство узнало о существовании в столице особой тайной ассоциации в честь Вакха, члены которой собирались по ночам, устраивали пиршества и затем совершали разные безнравственные и преступные действия (подделывали подписи или целые документы), то все семь тысяч членов ассоциации были казнены.

К третьей группе относились религии запрещенные государством.

Таковы были религии – еврейская и христианская, не подходившие к типу других религий.

Но в то же самое время религия иудеев опиралась на национальный и территориальный базис. Более того, она славилась своею древностью, а Рим с глубоким почтением относился к древности.

Поэтому Рим предоставил иудеям известную свободу в отправлении богослужения, одновременно запретив пропаганду своей религии среди римских граждан.

После разрушения Иерусалима (69–70 годы) римская власть издала распоряжение, чтобы иудеи, вносили свою подать не в свой Храм, а на Юпитера Капитолийского.

Таким образом, иудеи как бы признавали римскую национальную религию.

Иное положение занимало христианство. Оно не имело своих исповедников известного народа.

Его последователи были либо иудеи, либо язычники, и в то же время оно исключало все другие религии, будучи универсальной религией, чуждой националистическим тенденциям иудейства.

У христиан не было ни храмов, ни статуй богов, ни жертв, ни курений, т. е. всего того, в чем язычники полагали сущность религии.

Именно поэтому римская власть и народ рассматривали христианство, как отрицание всякой религии, нечестивое учение, враждебное богам и ниспровергающее основные законы государства об обязанности религии для каждого подданного.

И именно поэтому новую религию обвиняли в грубом и безмерном суеверии.

Неизбежность гонения на христианство лежала, таким образом, в самом существе языческого государства и отличительных особенностях христианства, как религии абсолютной, исключающей все другие культы.

Для этого вовсе не было надобности в каких-либо особых специальных указаниях касательно непозволительности христианства. Весь строй языческого государства восставал против христиан и требовал их уничтожения.

Римляне уже давно привыкли подозревать политические опасности в том случае, когда какой-нибудь чужестранный бог без позволения Сената, контрабандным путем проникал в Рим и соединял около себя группы людей.

Именно поэтому наместникДалмации и Киликии Дион Кассий говорил императору Августу:

– Сам почитай богов непременно по отеческим законам и других принуждай почитать таким же образом! Тех же, кто вводит что-нибудь чуждое, преследуй и наказывай не только за то, что они презирают богов и все другое, но и за то, что они, вводя новые божества, соблазняют к принятию новых законов; отсюда происходят потом заговоры и тайные союзы…

Во времена империи, когда появились статуи императоров, после обоготворения их, римская религия в значительной степени совпала, отождествилась с культом императоров.

«Презирать храмы – значит отвергать императоров, – говорил римский христианский поэт Пруденций.

Именно поэтому религиозные судебные процессы над последователями новой веры автоматически превращались в процессы политические и христиане становились преступниками политическими.

В Римской империи подобное обвинение означало только одно: смерть. И не просто смерть, но смерть, чаще всего, мучительную.

И, тем не менее, мучеников за новую веру хватало.

Вслед за своим Учителем приняли мученическую смерть апостолы Павел и Петр и многие из выбранных Христом его семидесяти учеников.

Мучеником стал хорошо известный Тимофей, прославленный ученик апостола Павла и старейшина Ефесской церкви.

Увидев языческую процессию во время праздника «Катагогин», он преградил ей путь и сурово упрекнул ее участников за идолопоклонство.

Его святое дерзновение разозлило язычников, и они так избили его дубинками, что от полученных ран он умер спустя два дня.

Когда ученика апостола Иоанна и епископа церкви в Смирне Поликарпа арестовали, он накормил солдат и попросил у них один час на молитву.

Поликарп молился с таким усердием, что конвоиры попросили у него прощение за то, что именно им пришлось арестовать его.

Когда Поликарпа привели к правителю, тот сказал ему:

– Похули Христа, и я освобожу тебя.

– Я был Его слугой 86 лет, и Он никогда не изменял мне. Как я могу обесчестить Моего Царя, Того, Кто спас меня?

На торговой площади его привязали к столбу, сухой хворост быстро загорелся, но, к изумлению зрителей, не прикоснулся к телу.

Испуганный столь ярким знамением правитель приказал убить Поликарпа мечом.

Дьякона из Вены Санктуса пытали, положив раскаленные докрасна медные пластинки на самые уязвимые части тела и держа их до тех пор, пока они не прожигали тело до кости.

Бландина, молодая христианка хрупкого сложения, о которой думали, что она не сможет перенести пытки, обнаружила настолько великую стойкость, что ее мучители устали от своей дьявольской работы.

После этого ее с тремя другими христианками подвесили на столбе в амфитеатре, чтобы они стали пищей для диких львов.

В ожидании смерти Бландина искренне молилась за своих друзей и ободряла их.

К великому удивлению наблюдавших за казнью, ни один лев не прикоснулся к ней.

Девушку снова бросили в темницу, и еще два раза бросали на растерзание хищникам.

Последний раз ее вывели вместе с пятнадцатилетним юношей по имени Понтик.

Твердость их веры привела толпу в такую ярость, что она принялась аплодировать рвавшим Бландину на части львам.

Однако палачам и этого показалось мало, и они принялись бичевать христианку, затем завернули в сеть и бросили быку, который подбрасывал ее рогами.

В довершение ко всему Бландину обнаженной посадили на раскаленный докрасна металлический стул.

Озверевшие палачи хотели только одного: услышать отречение от Христовой веры.

Но все было напрасно.

Бландина не только не отреклась, но и убеждала всех, находящихся с ней рядом, укрепиться в вере.

Не уступал ей в мужестве и претерпевавший страшные пытки юноша.

В конце концов, отчаявшиеся палачи закололи мучеников мечами.

Золотыми буквами в историю христианских мучеников вписано имя молодой женщины Перпетуи.

Когда проконсул предложил ей принести жертву идолам и получить за это свободу, она отказалась, и ее вместе с грудным ребенком бросили в тюрьму.

Через несколько дней состоялся суд.

Судья тоже предложил Перпетуе свободу, если она принесет жертву. К нему присоединился отец женщины, умолявший ее уступить и спасти жизнь себе и ребенку.

Она отказалась.