Czytaj książkę: «Этюды»

Czcionka:

© Александр Степанков, 2021

ISBN 978-5-0053-9255-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В струящейся воде

Осенняя луна.

На южном озере

Покой и тишина.

И лотос хочет мне

Сказать о чем-то грустном,

Чтоб грустью и моя

Душа была полна.

Ли Бо. 8 век.

Снежинок кружева, веселый летний дождик,

Шумящая листва и небо без конца…

Прекрасна жизнь вокруг и просто невозможно

За эту благодать не прославлять Творца.

Автор

От автора

Дорогой мой, рискнувший раскрыть эту книгу читатель!

В ней ты не найдешь ни душещипательных историй, ни словесной клоунады, ни пламенных, хотя и несколько притухших от избитости, признаний и клятв в любви к Родине, взамен которых авторы обычно рассчитывают на снисходительное одобрение власть имущих. В таких случаях народная мудрость говорит, что если кто-то расхваливает свою честность, то следует проверить карманы, не пропало ли что ни будь.

Нет, этот сборник – скорее этюдник с зарисовками различных цветов и оттенков, с небольшой игрой кистью – словами. Этюды написаны на моей первой Родине – Украине, и второй, ставшей за двенадцать лет жизни мне не менее близкой – Сибири. Впоследствии так и не изданный сборник пополнился этюдами Тверского края. А разве вся наша жизнь не состоит из длинного ряда таких переживаемых нами этюдных мгновений, и оценить всю ее сложнейшую панораму можно разве что лишь в конце пути, прогнав сквозь память неразрывную цепь ежеминутных кадров, то расплывчатых, то ярких и контрастных. Оборвется эта цепь – оборвется и сама жизнь.

А может быть не обязательно автору убеждать читателя в чем-либо, насилуя его волю; стоит просто дать ему возможность просмотреть и прочувствовать эти кадры, схваченные и перенесенные тобою на бумагу – остановись, мгновение! – а выводы пусть уж он делает сам. Да и так ли нужны кому-то эти «выводы» – не естественнее ли просто жить, верить, сопереживать…

Нам, нормальным людям, нужно жить, осознавая себя не просителями и не завоевателями, а органической частицей Природы, чудесного Божьего мира, данного Нам, а не той нечисти, вот уже второе столетие по-тараканьи ползущей изо всех щелей в стремлении «схавать» все окружающее – и Природу, и нас с вами.

Но именно в нем, в единстве с матерью-Природой и друг с другом – наша сила, а нечисть сгинет, пожрав друг друга, корней-то у нее нет.

И тогда

 
Ручеек струей растопит лед
и сквозь снег подснежник прорастет.
 
С уважением, Автор

Люблю в природе осень,

А в девушках – весну,

В большом – покой и силу,

А в малом – новизну.

Но временами года

Не обольщен мой век:

Лишь мертвая природа,

Зима да серый снег,

И все, что ни построю,

Судьба рассыплет в тлен.

Ни гордого покоя,

Ни сладких перемен.

* * *

ЗИМА

«Унылая картина …»

 
Унылая картина —
Замерзшая зима.
Деревьев паутина
Да мертвые дома.
 
 
На снег, изборожденный
Следами от сапог,
Сырой и полусонный
Садится серый смог.
 
 
Природу смяла грубо
Холодная рука.
Пар срыгивают трубы,
Упершись в облака.
 
 
Рванет поземку ветер,
Как лист календаря.
Тоска на белом свете
К исходу ноября.
 

«Опять свинцовая погода…»

 
Опять свинцовая погода,
Земля и небо – всё серо.
Декабрь набросил на природу
Сырой безжизненный покров.
 
 
Объедки плавленого снега
И в лужах мёртвая вода…
В грязи застрявшая телега
Уже не едет никуда,
 
 
И с места сдвинуться не хочет
Ни на поминки, ни на пир.
Обрывок дня – и царство ночи
Опять приходит в этот мир,
 
 
А та повсюду разбросала
Клочки ворон над головой,
Чтоб всех загнать под одеяло
Больницы этой мировой.
 
 
Мир болен. Безнадёга душит,
Не обминая никого,
И лишь трепещут наши души
Надеждою на Рождество.
 

«На трубе две кошки…»

 
На трубе две кошки
Греют свои ножки.
От осенней прели
Обе порыжели.
Месяц ждали Зиму —
Пробежала мимо,
Ей осталось в слякоть
Дождиком поплакать,
Да ветвям – со стоном,
Что не быть зелёным.
Ну, а кошек в прозимь
Тем, что нет морозов,
Радует Природа.
Кошки: С Новым годом!
 

«Все в снегу – и земля, и дома…»

 
Все в снегу – и земля, и дома,
Даже небо такого же цвета.
Разбросала старушка Зима
Белый пепел прошедшего лета.
 
 
Догоревший зеленый пожар
Потушили последние грозы.
Сиротливо снежинки кружат
Над землей, как замерзшие слезы.
 
 
Под кладбищенский саван зимы,
Где рассветы слились и закаты,
Жизнь ушла, как уходим и мы
С тихой верой – воскреснуть когда-то.
 

«В замерзающем зале снега, стен и созвездий…»

 
В замерзающем зале снега, стен и созвездий
Кто-то свечи деревьев погасить поспешил.
Снег скрипит под подошвой замерзающей песней,
И сверкают не звезды, а осколки души.
 
 
В темный пласт поднебесья город втиснут и спрятан.
Свет оконных квадратов гасит ночь до зари.
Затихает вдали ритм трамвайной токкаты,
И снежинками плачут в тишине фонари.
 

«Как в детстве на ниточке хлопья из ваты …»

 
Как в детстве на ниточке хлопья из ваты —
За окнами снег опускается вниз.
Стихают все звуки. Под белым халатом
Свернулась клубочком уснувшая жизнь.
 
 
Там снится ей что-то, печаль или радость,
Бессмысленны страсти, беззвучны слова,
Ещё целый месяц до буйных парадов,
До Нового года и до Рождества.
 
 
Расслабленный мир, разомлевший в постели,
Покой пеленает дворы и умы,
И снег украшает вальяжные ели,
Как лучший подарок от Новой Зимы.
 

«Белый снег миллионов карат…»

 
Белый снег миллионов карат
На исходе текущего года.
На рождественский бал-маскарад
Драпируется в иней Природа.
 
 
Ни дыхания. Ни ветерка,
Тишина этот мир спеленала.
Замирая в объятьях снежка
Ждёт душа новогоднего бала.
 
 
Ждёт душа, отрешившись забот,
Измотавшись делами напрасно,
Что придёт наконец новый год,
Долгожданный, желанный, прекрасный,
 
 
И покой принесёт для Руси,
Утвердив справедливость отныне,
Будет лёгок он, чист и красив,
Как вот этот торжественный иней.
 

«Забудь назойливые дни…»

 
Забудь назойливые дни,
Их суетливость и потешность,
А к ночи двери распахни
И в темноту шагни неспешно.
 
 
Луна, покинув глубину,
Всплывает, взламывая тучи.
Лишь разрушают тишину —
В морозы снег такой скрипучий! —
 
 
Шаги, застенчиво, в ночи
Ложась цепочкою, попарно.
Мерцает огоньком свечи
На горизонте столб фонарный.
 
 
Там, в мягком свете фонаря,
В прозрачном воздухе морозном
Снежинки искрами горят,
В свой дружный рой вплетая звёзды
 
 
Без озорства и дележа,
Над этим миром однотонным
Неслышно, медленно кружат,
Светясь и красным, и зелёным,
 
 
То вновь во мрак ныряя прочь,
То прилетая на ресницы…
Январская святая ночь,
Каких бывают – единицы.
 

«Ещё январь морозит тротуары…»

 
Ещё январь морозит тротуары,
А всё-таки уже идёт на лето.
В закатных окнах языки пожара,
Как ритмы рифмы в сердце у поэта.
 
 
Закат дрова подбрасывает в печи,
Темнее небо, веселей витрины.
День догорает и крещенский вечер
Фонарь луны под небеса закинул.
 
 
И так уютно под неярким светом,
Что уходить не хочется отсюда.
Повисло над притихшею планетой
Торжественное ожиданье чуда.
 

Необычайная зима!

 
Необычайные морозы!
И в льдинках глаз сверкают слезы
Не от обиды и угрозы,
Не от печального письма,
Не от размеренности лет,
Не от унылости кривляний
Голосований, заседаний
И нескончаемых побед.
А просто сквозь замерзший страх,
Морозу звонкому навстречу
Стремятся чувства человечьи,
Мерцают гаснущие свечи,
Но не растопят льда никак.
 

«Километры, словно чурки…»

 
Километры, словно чурки,
ГАЗ бросает вдаль шутя.
Тлеет в кузове печурка,
Жаром искорок пыхтя.
 
 
И мелькают за оконцем
Небосвода серый стяг,
Лес в пожаре рыжем солнца,
С ватой снега на ветвях.
 
 
На стекле сверкает иней,
А в нетронутых снегах
Спит чудесной сказкой зимней
Новогодняя тайга.
 
Лангепас. 1986 г.

«Зимняя сказка, белая маска…»

 
Зимняя сказка, белая маска,
Легких снежинок нежная ласка.
Инея грезы, свежесть мороза,
Тонких сосулек чистые слезы.
 
 
Шапки-ушанки, быстрые санки,
Снежных сугробов белые замки.
Неба багрянец, льда тусклый глянец,
И щек любимых нежный румянец.
 

«Сосенки озябшими зайчатами…»

 
Сосенки озябшими зайчатами
В шубках снеговых у полотна
Притаились. В облако лохматое
Вклинилась блестящая луна.
 
 
Лес молчит, своей мохнатой лапою
Скрыв секреты в полуночный час.
Лишь глядит, слезинкой света капая,
Немигающий фонарный глаз.
 

«Замерзшие леса буравят небеса…»

 
Замерзшие леса буравят небеса.
Отсюда, снизу вверх устремлены их кроны.
Кедровая метла, еловая стрела
Вонзились в серый слой туч, сумрачных и сонных.
 
 
Лес рвется из оков угрюмых облаков
Вверх, к солнцу, словно зверь из прутьев тесной клетки.
Деревьям не до сна, им чудится весна
И щебет первых птиц в позеленевших ветках.
 

«Мороз рождественский – за 40…»

 
Мороз рождественский – за 40.
Над горизонтом белый пар.
Упрятав в шарф носы и взоры
Сутулится и мал, и стар.
 
 
И все с несвойственною спешкой,
На рысь срываясь, топчут снег
От места к месту – перебежкой,
Как под бомбежкой на войне.
 
 
От инея седеют шапки.
Над крышами, наискосок,
По краю катится озябший
Огромный солнечный волчок,
 
 
Едва рыжея в тучах темных.
В уже густеющую мглу
Спешит он спрятаться укромно
За горизонт, туда, к теплу.
 
Лангепас, 1990 г.

«Мутный снег за немытым окном…»

 
Мутный снег за немытым окном,
Пластик стен кабинетной коробки.
Из нее ни ступени, ни тропки —
Волчья яма, ущельный разлом.
 
 
Безнадежно остывший квадрат,
Там плывет пелена над провалом.
На земле и на сердце усталом
Снегопад, снегопад, снегопад.
 
 
Здесь спасенья бессмысленно ждать.
Вон, в углу крысой скалится старость.
И одно тебе только осталось:
Замерзать, замерзать, замерзать…
 

«В иллюминаторе окна…»

 
В иллюминаторе окна
Картина каждый день одна,
Лишь изредка мазок наложен
Другой. Но ластятся в стекло
Дожди, снега или тепло,
А, в общем, всё одно и то же:
 
 
Сарай, контора и забор,
В пол неба поволока штор…
Без перемен, как будто якорь
У пирса бросил пароход
И ждет подряд который год
Уж им самим забытых знаков,
 
 
Вростая ржавым килем в ил.
В иллюминаторах застыл,
Как страшный сон, пейзаж прибрежный.
Замерзло море, берег спит,
Лишь Время стрелки шевелит
Неумолимо и неспешно.
 

«Что за «милая» погода!..»

 
Что за «милая» погода!
Над землей висит туман.
На земле к исходу года
Снега нет – один обман.
Небо вылинявшей тряпкой
Над деревьями висит.
На душе как кто-то тяпкой
Комья грязи шевелит.
А вокруг спешит народ —
Наступает Новый Год.
 
Винница. 1984 г.

«Клубятся газовые тучи…»

 
Клубятся газовые тучи.
Под небом серо-голубым
Оранжевый и белый дым
Взлетает ватою вонючей
Из труб над городом моим.
 
 
Как спрут карабкаясь по крышам,
Он растекается в длину
И заползает в глубину,
Где смотрят на него детишки,
Прижавшись носиком к окну…
 

«Зимою снега вновь напрасно ждали…»

 
Зимою снега вновь напрасно ждали.
Дождь к рождеству заплакал. Монотонно
В полоску жести капли зло стучали
И снова ночь оставили бессонной.
 
 
Собака выла. Лаяли другие.
Втекала сырость в форточную щелку
И вспоминалась снежная Россия,
И тоже выть хотелось, словно волку,
 
 
Заброшенному из лесных просторов
В проржавевшую клетку зоопарка.
Луна кропила тусклым светом город
И ночь текла… И жизни было жалко…
 

«Верёвочкой вьётся в снегах колея…»

 
Верёвочкой вьётся в снегах колея
В забытую Богом деревню.
Тут ветер гуляет по белым полям,
Сгибая в посадках деревья.
 
 
Земля опустела – ни птиц, ни зверька:
Стерильно, безлюдно и чисто,
Лишь ветер, в клочки разорвав облака.
Куда-то их гонит со свистом.
 
 
В остывшей пустыне не сыщешь следов,
И верится уж, что, быть может,
Из грязного Ада больших городов
Попал ты в Чистилище Божье.
 
 
Да толку-то в нём! – если вычистит жизнь
Бесстрастный Святой Парикмахер,
То с чем ты останешься, братец, скажи?
А Раем вдали и не пахнет.
 
 
О неутолённая магия чувств,
Сгоревшая в жизненной буче!
И руки к последнему тянешь лучу,
Пробившему зимние тучи…
 

Darmowy fragment się skończył.