Czytaj książkę: «Страсти по Гоголю, или «Мёртвые души – 2»»

От автора

За основу произведения взята известная повесть великого русского писателя, провидца, медиума и пророка, но только осовремененная, рассказанная современным же языком, где живут и работают современные российские граждане – обитатели бывших “советских научно-исследовательских гнёзд”, оборонных и гражданских НИИ, НПО и КБ так называемых. Деятели “учёные”, “прогрессивные” и “передовые”, “культурные” и “высоконравственные” все как один, интеллектуальная элита общества (именно и только так они все про себя считали), с дипломами и диссертациями в карманах, и псевдо-научным гонором на лице, апломбом даже! – а как таким “небожителям” и “светилам” с окружающими иначе-то себя вести, согласитесь?! Но которые, в действительности и на поверку, не уступают дремучим гоголевским персонажам ничуть своими “достоинствами”, “качествами” и “талантами”. А часто даже и превосходят их – и по отдельности, и совокупно. Чем подтверждают простую и очевидную для знатоков-душеведов мысль, что человеческая природа из века в век мало меняется. Если меняется вообще. И социальные двуногие человеко-подобные трутни и паразиты – явление незыблемое и вечное в мире людей, как те же холод, сырость и грязь, болезни, голод и эпидемии…

Гоголь Николай Васильевич, мир праху его и вечная память и слава, будучи глубоким мистиком от природы, видел параллельный, паразитический, дьявольский мир на удивление ясно и чётко – как, может, никто другой в нашей литературе (из последних таким могучим мистиком и провидцем был Николай Викторович Левашов). И пытался на протяжении короткой земной жизни этот мир описать по возможности точно и убедительно – передать своё тайное знание людям, предупредить Россию и братьев-русов о надвигающейся на нас опасности, что может обернуться трагедией, катастрофой даже, если защитных мер не принять. Он это и сделал правдиво, мужественно и талантливо в прекрасной повести «Вий»; отчасти и в «Страшной месте», «Портрете», «Мёртвых душах» и «Тарасе Бульбе». Но то были первые, достаточно робкие попытки.

А за несколько лет до смерти, когда параллельный, Чёрный, враждебный и хищный мир уже навалился на Гоголя всей своей испепеляющей ядовито-кипящей массой, он, ужаснувшийся от внезапно открывшейся ему кроваво-огненно-красной картины, воистину апокалипсической, попытался запечатлеть её во втором томе «Мёртвых душ»… Но сделать этого так и не смог, увы. И сил уже не хватило, как представляется. Задача-то уж больно масштабной и грандиозной была, неподъёмной для простого смертного: с Дьяволом мир познакомить, с его беспримерной и ошеломляющей мощью, гением и красотой. И не было рядом подходящего человеческого материала, что тоже немаловажно для любого художника, в котором бы можно было с точностью воплотить кружившиеся в голове и сознании дьявольские видения… А живописать лишь примитивный “Чёрный квадрат” на бумаге, как это заносчиво и неумно сделал К.Малевич, Гоголь не пожелал: для него, провидца, Мастера и кудесника слова, это было бы слишком мелко и пошло – пустые абстракции после себя оставлять, которые ничего не дают ни уму, ни сердцу. Только одни намёки… В этом-то и заключалась подлинная трагедия писателя – как автор её понимает, – в невозможности избавиться от Черноты, от потусторонних дьявольских наваждений, что терзали душу и голову Светлого Русского Гения каждый Божий день. И так, в итоге, его изнутри и сожрали, как раковые клетки больного жрут…

Данной повестью автор подводит читателей к мысли, что если бы Гоголя воскресить, допустим, и устроить работать в любой крутой советский НИИ на месячишко, да с тамошними обитателями его познакомить, позволить их ему рассмотреть поподробнее, мысленно препарировать и изучить, – так вот, автору кажется, что второй том «Мёртвых душ» Гоголь бы после этого без труда написал. И без особых мучений, главное. Человеческого материала, во всяком случае, – предполагаемых героев несостоявшегося романа, – у него за глаза хватило бы. Потому что чернее и гаже, и подлее существ, что обитали в бывших советских псевдо-научных конторах, наверное и придумать трудно…

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ВИКТОРОВИЧА ЛЕВАШОВА – РУССКОГО ГЕНИЯ И ПРОРОКА, НЕУТОМИМОГО, ПЛАМЕННОГО И БЕССТРАШНОГО БОРЦА С СОЦИАЛЬНЫМИ И КОСМИЧЕСКИМИ ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫМИ ПАРАЗИТАМИ – ПОСВЯЩАЕТСЯ!!!

«Кто жил и мыслил – тот не может

в душе не презирать людей».

А.С. ПУШКИН

« – Николай Степанович, – сразу приступил Роман к делу, – слушал я счас сынишку…“Русь-тройку” учит…

– Так.

– И чего-то я подумал: вот летит тройка, все удивляются, любуются, можно сказать, дорогу дают – Русь-тройка! Там прямо сравнивается. Другие державы дорогу дают…

– Так…

– А кто в тройке-то? – Роман пытливо уставился в глаза учителю. – Кто едет-то? Кому дорогу-то?…

Николай Степанович пожал плечами.

– Чичиков едет…

– Так это Русь-то – Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки все снимают?

…………………………………………………………………

– Ну и что?

– Да как же? Я тогда не понимаю: Русь-тройка, так же, мол… А в тройке – шулер. Какая же тут гордость?

Николай Степанович, в свою очередь, посмотрел на Романа… Усмехнулся.

– Как-то вы… не с того конца зашли.

– Да с какого ни зайди, – в тройке-то Чичиков. Ехай там, например… Степан Разин, – всё понятно. А тут – ездил по краю…

– По губернии.

– Ну, по губернии. А может, Гоголь так и имел в виду: подсуроплю, мол: пока догадаются – меня уж живого не будет. А?…

В.М. ШУКШИН Рассказ “Забуксовал”

«Только невежество открывает дорогу Злу…»

«Там, где происходит уничтожение цвета нации и разрушение морали, неизбежно присутствуют Тёмные Силы, подминающие под себя очередной народ или нацию…»

Н.В. ЛЕВАШОВ

1

С Валеркой я познакомился летом 1997 года, когда работал охранником на Горбушке – крупном московском торговом центре, если кто знает, что находится рядом с метро «Багратионовская», в здании бывшего столичного завода «Рубин». Знакомство наше было недолгим, но запоминающимся – из тех, что глубокому чувству сродни, потрясающему воображение, душу. Поэтому-то и хочется про него рассказать: поклясться могу, что задушевный рассказ мой будет и поучительным, и интересным.

Сразу же надо предупредить, что я – провинциал; приехал в Москву на заработки из Владимирской области, из города Гусь-Хрустальный, где при советской власти, если кто помнит, опять-таки, не забыл, производился отменный высококачественный хрусталь, прославлявший и кормивший нас всех, местных владимирских жителей. Но в перестройку наши стекольные заводы встали из-за невозможности реализовывать продукцию, в которой отпала нужда. Обнищавших и оголодавших людей, граждан новой России, больше мясо и хлеб вначале 90-х интересовали, а не сверкающие на солнце фужеры, графины и вазы разной расцветки и формы, что звенели тоньше и звонче, и пронзительнее при соударении, чем даже многие струнные музыкальные инструменты – скрипки, гитары, гусли; или те же колокольчики-бубенцы. И мы, молодые владимировцы, гуськом подались на заработки в Москву: работаем здесь кем придётся, где и как кому повезёт.

Про себя скажу коротко, что зовут меня Виктором, фамилия моя Родионов, мне 41 год от роду. По профессии я – потомственный стеклодув: мой отец и оба брата его, два моих дяди то есть, все как один Родионовы, до сих пор трудятся на заводе, на котором когда-то работал и я, и где по полгода не платят зарплату. Представляете?! Выживают мои престарелые родственники и земляки тем, что собственноручно изготовленный на заводе хрусталь таскают домой сумками с разрешения начальства. И потом вечерами и по выходным, сами опять-таки, продают его вдоль пригородных дорог и трасс по бросовым ценам – тем же москвичам или гостям-туристам; кланяются и унижаются перед ними, просят за ради Господа Бога хоть что-то купить, не дать умереть с голодухи… Жизнь, как говорится, собачья – но другой у нас там нет. И в ближайшем будущем не предвидится – вот что печально-то, что тягостнее всего. Дома, короче, тоска ужасная от хронического безденежья, что не хочется даже и говорить – про нашу заброшенность и безысходность.

Лично меня такой «семейный подряд» не устраивает, естественно, – по трассам с хрусталём бегать и потом стоять по полдня на обочине, пыль глотать, проезжающих богатеев отлавливать, лебезить перед каждой столичной бабой, глазки ей, дуре крашеной, строить, сопли рукой вытирать. Да и семью случайными заработками не прокормишь, нищенскими подачками – что и говорить. А она у меня не маленькая, честно признаюсь, все точки над ё расставлю: одних ребятишек четверо, не считая скотины домашней, кошек и пары собак, которых, как и людей, поить и кормить надобно бесперебойно и по нескольку раз на дню. Дело это известное и законное: любая животина пищи требует, без кормёжки никто не проживёт.

Поэтому-то я четыре года назад, аккурат после расстрела Дома Советов осенью 93-го, когда с зарплатою совсем туго стало, ну просто совсем, я и подался на заработки в Москву, где при желании можно зашибать-заколачивать (так у нас во Владимире называют левые столичные заработки) неплохие деньги. Меня в столицу сманил шурин Колька, брат моей жены, который на два года меня моложе и с которым у нас самые добрые, приятельские отношения, одинаковые взгляды на жизнь, на проблемы – на всё. Вдвоём нам с ним в огромной и сверхжёсткой, сверхскоростной для неповоротливого провинциала Москве не так страшно и сиротливо.

За те неполные четыре года, что мы с Колькой в Первопрестольной в батраках отираемся, мы сменили уже кучу мест и массу специальностей: и на стройке работали разнорабочими, и в торговле, и в ресторанах грузчиками и охранниками лямку тянули. Последние полгода работаем на Горбушке, огромном торговом центре на западе города, торгующем электроникой. Работаем по ночам на главных воротах – впускаем машины с товаром, который сюда ночью в основном и завозят, чтобы не прерывать торговлю, коммерсантам “бабло рубить” не мешать. Ночь отдежурим, потом ночь дома спим, сил набираемся. И так все полгода… Если силы останутся – можно и по Москве помотаться, достопримечательности посмотреть: город огромный и очень красивый, зелёный; к тому же – разрастающийся на глазах, и в центре и на окраинах… Грязи, правда, много скапливается повсюду каждый Божий день от уличной бесконтрольной торговли. Но, всё равно, тут есть на что посмотреть, чему порадоваться и подивиться. Других таких размашистых и на глазах разрастающихся вширь и вверх городов в России, наверное, нет.

Да, вот ещё что. Мы с шурином квартируем на Большой Филёвской: снимаем комнату у бабки Веры, с которой ещё проживает внук. Паренёк он неплохой, в целом, – но ужасный бездельник и выпивашка: постоянно нас на “пузырь” раскручивает, паразит. Считает, что мы, провинциалы-съёмщики, просто обязаны его, хозяина-москвича, периодически выручать и хмелить – потому что он вроде как нас выручает, жильём одаривает, углом, себя во всём ужимая. Нам это страшно не нравится, понятное дело, такая дискриминация с его стороны, – но куда деваться: раз в неделю ставим ему, алкашу, “пузыри”. На улице-то оставаться нам с Колькой совсем не хочется, чем нам бабкин внучок то и дело грозит: что, мол, выгонит нас, “жуков деревенских”, к лешему из дому, новых постояльцев найдёт, пощедрее и поприветливее. Мы оба боимся этого, разумеется, да ещё как! Ибо снять дешёвую квартиру в Москве – нешуточная проблема. Особенно для нас, приезжих, которых везде обманывают и обсчитывают, у которых лишней копейки за душой нет, да и прав – тоже.

Но сейчас не об этом речь – это всё частности, мелочи жизни, как говорится, которые, поднатужившись, можно и перенести, потерпеть маленько. Главное, есть работа в Москве, и есть заработки, которых во Владимире и вовсе нету. А без работы человеку нельзя – без работы мы все сопьёмся в два счёта, с голоду передохнем…

Ночная работа охранником мне в целом нравится: нет дневной надоедливой толкотни и нет людей, от которых традиционно одни проблемы. Мы, сугубые провинциалы, не привычны к московскому вечному шуму и суете: они быстро нас всех утомляют и раздражают. А ночью одни только машины ездят мимо будки, которым лишь надо шлагбаум открыть да проверить, что они ввозят на территорию и что вывозят. И начальства нашего нет перед носом, которое вечно всем недовольно, и только штрафами нас и выговорами мордует, да дополнительными обязанностями.

Сначала мы с шурином работали в одну смену и на одном посту, что для обоих было просто чудесно, как в сказке, – спокойно на службе, весело и легко: мы же родные люди. Но потом, к лету ближе, его на другие ворота приказом перевели, чтобы, значит, наш семейный дуэт разбить, который начальству, видите ли, не понравился: показался подозрительным и опасным, почти криминальным. Испугались начальники-хозяева, что мы на пару воруем будто бы; или ловчим и левачим, на худой-то конец. Они и взъерепенились, встали в позу.

И я без него, без шурина-то, затосковал с незнакомым напарником, нахрапистым молодым туляком, бывшим парикмахером по разговорам, малым жадным и нахальным до невозможности, который всё с шоферов оброк брать пытался, мзду за проезд, – за что его в итоге уволили. И правильно сделали, надо сказать: мне такие деляги и ловкачи, да ещё и барышники-крохоборы вдобавок и самому не нравятся.

После него, этого туляка бессовестного и барыжного, мне и привели в помощники новичка Валерку. Парня, который мне сразу же приглянулся, пришёлся по сердцу что называется – тем, главным образом, что держался спокойно и уверенно с первого дня, с неким достоинством даже как со мною, напарником своим, так и с начальниками, да и с шоферами теми же; левачить никогда не пытался, избави Бог, не нахальничал на посту, норов не проявлял, не сачковал и не тарахтел без умолку. И в душу ко мне не лез с расспросами и разговорами, что существенно, чего я не переношу и от чего завожусь и нервничаю… Но главное, чем он меня поразил в первую же с ним смену, ошарашил прямо-таки – так это своим насмешливым заявлением, что был он, якобы, коренным москвичом; причём – москвичом образованным, не чушкарём, не работягою.

Поначалу-то я этому не поверил – решил, что новичок врёт, покрасоваться передо мною хочет, солидности себе добавить, “весу”. У нас ведь на Горбушке-то москвичи не работали, как правило, – ни продавцами, ни грузчиками, ни сторожами, – а работали одни приезжие, “лимита”. В лучшем случае – жители Московской области, у кого в столице не имелось ни кола, ни двора, ни прописки, и кому здесь элементарно деваться некуда было, харчами перебирать и гонор начальству показывать: туда, мол, пойду работать, а туда не пойду, извините, не по чину мне, не по статусу. Я об этом так ему, помнится, и сказал, с некоторым презрением даже, когда стояли и беседовали с ним возле шлагбаума, знакомились и притирались: да ладно, мол, тебе, Валер, “свистеть”-то! Если ты, мол, москвич – то какого хрена сюда к нам, в наш отстойник торговый забрался, который уважающие себя москвичи за версту обходят, за две версты? Но он молча достал из кармана паспорт и показал мне его, смеясь. И там действительно было написано, чёрным по белому, что он – коренной москвич, родился и вырос в столице, паспорт здесь получал и был постоянно прописан по Новозаводской улице в доме №11.

– А чего же ты тогда к нам-то сюда залетел, Валер, не понял?! с какого такого дикого перепою?! – ошалело спросил я его, возвращая ему документ и глаза тараща. – Ведь вам, москвичам, здесь в столице любые конторы и двери открыты, даже самые блатные и высокооплачиваемые. А ты тут за копейки рядом со мною будешь пахать, в дерьме нашем зловонном копаться. Да ещё и ежедневно п…здюли огребать от начальства – это как пить дать. Тут все у нас огребают.

– Я сюда временно к вам устроился, на месячишко всего, по договору, – спокойный ответ последовал. – Чтобы и к дому поближе работать: я сюда на Горбушку пешком прихожу, – и времени свободного побольше было… Я сейчас заграндокументы оформляю, – подумав, уточнил Валерка. – На выезд из страны. В Германию на ПМЖ хочу умотать, от нашего бардака и бл…дства подальше, которые достали уже, которые сил терпеть уже нету. А пока документы оформляются – это дело небыстрое и канительное, – я и решил сюда устроиться, перед отъездом хотя бы на хлеб и колбасу себе и семье заработать, у родителей и тёщи на шее не сидеть. Мы в Германию с женой и дочкою ведь уезжаем. Поэтому жена тоже пока не работает: по ОВИРам почти ежедневно носится, по ЖЭКам и паспортным столам, всякие мелочи там утрясает, и дома без дела сидит, и соответственно без зарплаты. У нас сейчас с ней каждая копейка на учёте. Я – единственный кормилец.

–…А до этого ты где работал? – поражённый услышанным, спросил я его, с мыслями разбежавшимися собираясь, – специальность какая у тебя? По виду-то ты вроде не мальчик, тебе не 20 лет. Семьянин, к тому же. Должен был поэтому где-то трудиться, что-то делать, производить, кормить жену и дочурку.

– Ты прав, Вить, я уже далеко не мальчик, – продолжая улыбаться приветливо и спокойно, ответил мне на это Валерка. – Мне 34 весною исполнилось, а моей дочурке уже десять лет. А до этого я работал… – он задумался на секунду, подбирая нужные слова, – до этого где я только не работал, по правде сказать: за два последние года много в Москве мест сменил. Хотя основная моя специальность – инженер-электронщик. Я в 1985 году МИРЭА закончил, Московский институт радиоэлектроники и автоматики – в переводе, и десять лет потом оттрубил в секретном оборонном НИИ Прикладной механики, который на Авиамоторной улице располагается, рядом с одноимённым метро. Там я и трудился, если так можно выразиться; в белом халате, помнится, по институт ходил, важным был, гордым первые несколько лет как и все учёные… Наш институт гироскопами занимался, главной технической частью любого космического корабля, любой ракеты, танка, подводной лодки; да и до сих пор занимается. Его Виктор Иванович Кузнецов основал в 1955 году, соратник и дружок королёвский; дважды Герой Соцтруда, академик и лауреат всех главных советских премий: Сталинской, Ленинской и Государственной, – неоднократный лауреат. Сильный был дядька, грамотный и башковитый, Царство ему небесное. Такого в нашей космической отрасли наворотил, что до сих пор только диву даёшься, какие у нас в стране научные гении когда-то водились.

–…А потом чего? Ну-у-у, с этим твоим институтом, в котором ты столько времени “оттрубил”? Закрыли, что ли, а вас всех за забор? – за ненадобностью?

– Да нет, не закрыли: стоит ещё институт. И одуревшие от безделья сотрудники там ещё по углам отираются, как я слышал. Сидят – и “у моря погоды ждут”; или “когда рак на горе свистнет”… Это я просто решил уволиться оттуда: летом 1995 года плюнул на всё, написал заявление на расчёт и пустился на “вольные хлеба”. Сначала в автосервис устроился к брату, потом – в торговлю, в бизнес вынужденно ушёл, которым все сейчас у нас занимаются, на котором прямо-таки помешались люди.

–…Я чего-то не понял, Валер, мысль твою не догнал, – затряс я тогда головой очумело, принимая болезненное выражение на лице и заметно лоб морща. – Растолкуй поподробнее: зачем тебе надо было из такого престижного места в торговлю-то уходить по собственной воле, в бизнес этот вонючий, где кроме жулья и грязи нет ничего и не будет? За каким лешим понадобилось менять свой белый крахмальный халат, как ты говоришь, тишину кабинетную и перспективу на засаленную охранную робу и убогую будку нашу, в которой впору собак держать, а не людей служилых?! Сидел бы сейчас там, в тепле и светлее, и уюте – и в ус бы не дул. Поди, плохо!… И зачем тебе надобно из Москвы – опять-таки, не понимаю, не соображу, не врублюсь, хоть убей! – из дома родного, насиженного и намоленного, где у тебя есть всё, наверное, включая сюда и родителей, в какую-то сраную Германию уезжать, к чужим незнакомым людям?! К немцам – к тому же, фашистам, где ещё неизвестно, как у тебя всё сложится?… Ну ладно я тут у вас бомжую четвёртый год уже, рвань приезжая, неграмотная, случайными заработками перебиваюсь, снимаю углы: у нас в Гусь-Хрустальном после развала СССР вообще никакой работы нету, за которую б регулярно деньги платили. Хоть плачь. И пока, увы, не предвидится… Но это, надеюсь, – временное явление, постперестроечное и вынужденное. Надеюсь, верю и жду, что будет и у нас работа, что когда-нибудь переменится жизнь, и к прежнему всё вернётся… Да и Москва – это тебе не Германия: тут родные русские люди повсюду, родной русский дух; тут половина нашей Владимировской области, наконец, временно промышляет… Но ты-то! ты чего дёргаешься и суетишься, столичный коренной житель, по автосервисам и торговым точкам уже второй год мотаешься, грязь вместе с нами месишь, имея такую специальность, диплом, квартиру, прописку и связи?! Сначала с престижной работы уволился непонятно с чего! А теперь и вовсе Родину хочешь покинуть, где у тебя есть всё, повторю, для сытой и комфортной жизни – семья, здоровье, родственники и друзья, отчий дом, отец с матерью?! С жиру что ли бесишься, Валер?! Или с дуру?!…

Валерка хмыкнул на эти мои слова, недовольно поморщился и скривился: видно было, что они ему совсем не понравились, покоробили даже, а может и оскорбили.

–…Я богачом никогда не был, “хомячком” изнеженным и избалованным; родился и вырос в простой московской семье, где вечно копейки считали, “пахали” от зори до зори, скандалы из-за лишней потраты устраивали, – подумав, произнёс он, на меня не глядя. – И дураком меня тоже никто никогда не считал. Так что твои замечания, Витёк, не по адресу.

После этого он демонстративно отошёл от меня, остановился с другой стороны шлагбаума в ожиданье машины, сигарету начал нервно курить, давая этим понять, что разговаривать со мной больше не собирается, что обиделся. И больше мы с ним в ту смену о личном уже не беседовали. Только о служебном, и очень коротко: “открой”, “запиши”, “проверь и впусти”. Да ещё утром сухо сказали друг другу “пока” – и разошлись, чтобы через два дня вечером у ворот опять встретиться…