Czytaj książkę: «Открывая глаза», strona 7

Czcionka:

– Откуда вы это знаете, раз говорите, что он был редким гостем в вашей семье? – поинтересовалась девушка.

– Ооо, ты ещё молода, голубка; с опытом это понимание придет. Виктора выдавали его добрые глаза. Да и Гарри рассказывал мне, какой Виктор был внимательный и отзывчивый человек. И журналистом он был отменным, но именно из-за своего характера ему порой было тяжело писать статьи.

– Да? А каков же был его характер?

– Ох, ты должна понимать это лучше меня, голубка. От него требовали писать то, что он писать не хотел, и успокоения он порой искал в спиртном и компании моего мужа, о чем тот, конечно же, мне рассказывал.

– Как же так! А Сэдди говорила, что дядя не пил!?

– Я лично не знакома с его внучкой, но Гарри рассказывал, что Виктор никогда не приходил домой не трезвым, вот так-то. Он очень ее любил и не желал расстраивать.

– Хорошо, миссис Уолтер, спасибо большое. Так, когда мне можно прийти, чтобы застать вашего мужа?

– Через две недели, думаю, он приедет, так что мы будем рады вас видеть!

– Я обязательно приду! – и, сойдя со ступеней, Ханна сделала несколько шагов по тротуару, но вдруг остановилась, обратившись к старушке, провожавшей Гудвин легкой улыбкой: – А вы не знаете, в какую больницу был привезен дядя?

– Милочка, насколько я помню, когда его привезли, помощь ему уже не требовалась, поэтому его сразу же отправили в морг. Кажется при больнице… ммм… совсем уже памяти нет! Но это совсем не далеко, в трех кварталах отсюда, если свернуть вон там налево. Поэтому-то мой Гарри первым и прибыл на опознание. Вы легко найдете эту больницу. Длинное белое здание, огороженное высоким забором. Там ещё банкиры сидят, в здании, напротив, у них над дверью большими буквами написано «Если нет выхода, либо к нам, либо в дом – напротив». Если честно, я бы лучше выбрала второй вариант.

– Я вас поняла. Ещё раз спасибо! – разделив улыбкой мнение старой женщины, Ханна, отправилась на поиски морга. Доброжелательная старушка легко подняла ей настроение.

«Какой интересный стиль сегодня в моде – брюки… Это так ново! Эх, стать бы мне молодой, как она, хотя бы на день…» – подумала пожилая женщина и, зайдя в дом, закрыла за собой дверь.

– И что, вы ничего не помните? – от хорошего настроения не осталось и следа. Ханна уже пятнадцать минут пыталась разговорить совсем не падкого до пламенных речей патологоанатома. Низенький полный мужчина, с явно выраженной нелюбовью к людям, живым, по крайней мере, стоял напротив девушки и смотрел на неё своими маленькими глазками, которые совсем терялись за пышными черными бровями. Наглый голос мужчины ясно говорил о том, что ему надоело общество журналистки. Ханна же не собиралась уходить, пока не выпытает хоть какую-нибудь информацию.

– Ты что, языка не понимаешь, я же сказал – не помню! – белый халат кое-где был испачкан кровью, а руки мужчины пахли чем-то неприятным.

– Ну, я же знаю, что не поезд сбил этого человека, мне нужно только ваше подтверждение.

– Если знаешь, могла не приходить, я работаю.

У Ханны этот отвратительный человечек вызывал сильнейшее желание его чем-нибудь ударить. Но успокоившись, девушка решила действовать по-другому. Она вытащила из своей маленькой серой сумочки две бумажки и протянула мужчине.

– Ещё столько же, – голосом, не приемлющим споров, произнес он.

«Двести долларов! За что же я их тебе отдаю…» – рука девушки снова исчезла внутри кошелька, достав ещё две бумажки, остатки её зарплаты и часть денег, которые ей дал Джерри.

– Теперь помните? – нервно спросила Гудвин.

– Его били и били много!

– А вам заплатили, чтобы вы ничего не говорили родственникам и не показывали тело, ссылаясь на то, что оно сильно искалечено? Верно?

– Мы не на допросе! Это не твоё дело!

– Хорошо! От чего он умер? Он многочисленных ударов?

– Именно. Простак, увидев его изуродованное тело, может быть и поверил бы, что старика сбил поезд.

– А вы мне можете показать официальное заключение с результатами исследований?

– Его нет. Ни в оригинале, ни в копиях. Но я бы всё равно не дал.

– А как выглядели те, кто вам платил за ложь?

– Я пошел. Мне нужно работать.

– Вы сможете подтвердить в суде свои слова?

– Я пошел.

– Хорошо, было приятно поговорить с вами!

Мужчина посмотрел на неё, как на дуру, отвернулся и ушел в палату. Ханна подумала, что даже после смерти не хотела бы попасть в руки этого врача. Подумала, что даже в это помещение она не хотела бы попадать. Холод и смерть царили здесь. «Хорошо, что этот милый собеседник снизошел до меня и хотя бы вышел в коридор, а то я сама бы тут осталась, увидев тела людей» – радовалась журналистка.

Мысли её склонялись то к одному желанию, то к другому. С одной стороны она уже сейчас готова была написать статью, пусть и без имен, пусть не подтвержденную фактами, но с другой, Ханна понимала, что необходимо дождаться Уолтера, старого друга умершего. Ей казалось, что он многое может ей открыть, связанное со смертью журналиста. Решив не спешить с написанием, Ханна Гудвин вышла из мрачного здания. Осенний прохладный воздух наполнил легкие чистейшим кислородом. Солнце уже собралось садиться, ветер становился сильнее, но девушка не спешила домой, пытаясь понять, что же на самом деле случилось с добрейшим журналистом. Вспомнив всё, что ей удалось накопать за короткий срок, девушка поймала себя на мысли, что ей стало интересно это дело не просто, как очередная статья, пусть и весомая, но как нечто важное для неё самой. Она хотела полностью обличить преступников, но теперь уже понимала, что не для своей выгоды, а для справедливости.

Глава 5

Октябрь 1860г.

Утром, за две недели до президентских выборов, входя в просторные помещения Капитолия, Митт бросил взгляд на статую Фемиды, стоящую на куполе этого огромного молодого архитектурного сооружения и, мысленно воззвав к ней, понадеялся, что та не оставит его в такой день, и чаша весов склонится в нужную сторону на сегодняшнем собрании.

У входа в зал заседаний стояли двое полицейских, которые при появлении Митта изучающе посмотрели на него, что немного насторожило мужчину, но решив, что это простая формальность, он забыл о них. Митт уже неоднократно был здесь, каждый раз выступая перед становившимися всё более знакомыми лицами политиков. Каждое новое его выступление было лучше предыдущего, Митт четко – как и обещал – следовал указаниям Джерри, и читал только те тексты, которые ему заранее готовились. Сегодня же читать ничего не нужно было, Гудвин собирался только слушать. Осознавая, что от него сейчас ничего не зависит, мужчине было не по себе, к тому же сегодня он остался без Джерри, которого Ханна забрала для загородной прогулки (в последнее время дочь Митта почти не виделась со своим будущим мужем – тот бросил все силы, чтобы помочь устроить Гудвина на должность заместителя министра финансов, что очень её огорчало, поэтому она, можно сказать, вырвала мужчину на отдых). Но заметив двоих друзей своего зятя, Митт немного успокоился, хотя волнение оставило его ненадолго.

Огромная комната, эхом проносившая негромкие голоса от одного угла к другому, казалась пустой, горстка старых лощеных политиков ни на долю не могла заполнить собой всего пространства зала. Людей действительно было не много; присутствовали только несколько членов законодательного собрания. Никого из высокопоставленных политиков штата не было. Быстрого взгляда на пришедших депутатов Митту было достаточно, чтобы понять, как скучно им здесь находиться. Даже во время своих выступлений мужчина видел гораздо больше политических деятелей. Гудвин, который уже был готов расстроиться, видя такое наплевательское отношение к себе, перевел дух и мысленно послал всех к черту, решив, что будь он единственным человеком в здании, выйти из него он должен победителем.

За полукруглой длинной трибуной ещё никого не было; Митт подошел к знакомым, поздоровался с ними и прошествовал к своему месту напротив обитого богатой красной материей кресла главы законодательного собрания, и сел в ожидании неизвестного. Он старался не оборачиваться на мужчин, уютно устроившихся позади, лишь изредка улавливая доносившиеся до уха обрывки разговоров, тем самым, желая уловить настроения присутствующих.

– Пришел один, – шептал неизвестный Гудвину голос.

– А ты как думал?! Я слышал, у него даже поддержки никакой нет.

– Как тогда он сюда попал…

Митт немного, чтобы этого не заметили, отклонился назад, но теперь услышал уже совсем другие голоса.

– …вчерашние новости?

– Нет, а что там?

– Снова написали, что в городском бюджете нет денег.

– Всё им лишь бы страху на людей навести своими дурацкими статьями.

– Хуже всего, что они правы…

– …жуткая изжога! Моя Джен всю ночь поила меня молоком, думал, что уже и не оклемаюсь.

– Даже не верится… Я хожу в этот ресторан более трех лет и ещё никогда ничего подобного со мной не было.

– Зря только собрались, – наконец, уловил интересующий его разговор Митт.

– Считаешь, ничего у него не выйдет?

– Уверен… ты же знаешь нашего брата, кто будет отдавать теплое местечко кому-то с улицы…

– Это точно. Причем, несколько я знаю, Новак уже подыскал себе заместителя.

Гудвина такие слова повергли сначала в шок, затем в ярость; кулаки непроизвольно сжались, кровь стала приливать к голове, пульс участился. Он готов уже был подняться и не оставить ни одного из присутствующих здесь депутатов без приличной доли оплеух. Однако, он этого не сделал, с трудом себя успокоив. Медленно повернувшись к говорящим, Митт остановил на них свой яростный взгляд. Мужчины тут же замолчали, пытаясь спрятать глаза от этого взгляда. Мысленно проклиная старых мерзавцев, Митт попытался отвлечься, он стал внимательно изучать картины, висевшие на высоких стенах. Отрывками там были изображены некоторые периоды из жизни страны: высадка на восточные берега испанских конкистадоров, англичане, атакующие англичан в войне за независимость, подписание конституции в Филадельфии, и ещё несколько рисунков, в которых Гудвин не смог уловить связи с известными ему историческими фактами.

Наконец в палату вошли верховные главы законодательного собрания. Их было пятеро, все в черных мантиях с одинаковыми париками на головах. За ними вышел министр финансов Нью-Йорка, за ним ещё два человека, должности которых Митт не знал. Все встали; поприветствовав присутствующих короткими взглядами, председатели заняли свои места. Министром финансов был демократ, моложе Митта на несколько лет, гладко выбритый, с аккуратно уложенными волосами, в костюме, который блестел настолько, что смотреть на него при солнечном свете было бы тяжело для глаз. Лицо этого человека, точно его костюм, излучало свежесть, чистоту и полное отсутствие каких-либо морщин, а значит и переживаний. Подойдя к Гудвину, он тихо произнес:

– Удачи вам, мистер Гудвин! Искренне желаю, чтобы вас выбрали.

– Спасибо, мистер Новак, – Митт был искренен в своих словах, чего не услышал в пожелании Новака, но радость от того, что хоть кто-то желает ему успеха, немного успокоила его страх. Новака он уже видел несколько раз, пытался с ним заговорить о будущей совместной работе, но американец не выражал желания беседовать со своим будущим заместителем. Находя нелепые отговорки, он, тем не менее, изящно умел заканчивать ими разговор, чем все время и занимался, по крайней мере, с Гудвином. Джерри поведал Митту, что тип этот был весьма хитер и подобрал под себя руководство всеми финансами не только города, но ходили разговоры, что даже и штата. Противоречивые чувства Митта, узнавшего подробности деятельности своего будущего коллеги, не давали Гудвину покоя долгое время. С одной стороны он терпеть не мог таких людей, каким был Новак (по словам Джерри), с другой – выбора у него не было – он согласился выдвинуть свою кандидатуру на освободившееся место заместителя Новака до того, как узнал что-либо о будущем начальнике, и вообще о своей будущей работе, и теперь он пытался ухватиться за эту должность всеми силами. Когда в долгих раздумьях Гудвин спрашивал себя, зачем ему это нужно, ответами служили обещания детям и самому себе устроиться на хорошую работу, остепениться, наконец, обеспечить тех же детей и… забыть всё, что было в прошлом. Но ответы, которые находил в себе Митт, были только внешней оболочкой его восприятия действительности. Внутри, он по-прежнему жаждал борьбы и даже мысленно просил, чтобы слова Джерри подтвердились относительно Новака, и у него, Гудвина, появилась бы причина к продолжению своего любимого занятия, к восстановлению справедливости, пусть даже внутри того круга, куда его хотели впихнуть. В те минуты, когда горячие, бешеные и несдерживаемые чувства бушевали в голове, Митта легко было поймать на таких мыслях – в его уже старческих, высыхающих глазах отчетливо проявлялось известное молодым людям состояние – неуправляемая страсть и огонь будущих дел, поэтому он позволял долгие рассуждения исключительно наедине с самим собой, пряча внутрь сокровенные мысли, будто запихивая за шиворот рубахи украденный хлеб, чтобы потом, в одиночестве, съесть его с большим аппетитом.

Когда все утроились на своих местах, наступила минутная тишина, которая только и ждала, когда председатель собрания начнет произносить речь, чтобы спокойно покинуть это место.

Председатель, наконец, встал и заговорил:

– Уважаемые депутаты, – он кивнул на своих соседей, расположившихся по обе стороны от него, затем повернулся к залу, – представители верхней палаты законодательного собрания штата Нью-Йорк. На сегодняшнем заседании мы рассмотрим кандидатуру мистера Митта Гудвина, выдвинутую на пост заместителя министра финансов города Нью-Йорк, а так же на пост депутата верхней палаты от города Нью-Йорк.

Первые слова были чистой формальностью, и Митт их почти не слушал. Он был практически уверен, что его изберут, поэтому отчасти витал в облаках, в ожидании прочтения действительно важных слов.

Связи Джерри были довольно большими и, помимо того, что он сам пробивался в палату парламента, он ещё и своего будущего тестя хотел поставить на видное место. Отец Ханны отказываться не стал, решив, что сам он нормальную работу не найдет никогда, да и выбора большого Джерри ему не дал, рассказав, что в верхней палате парламента появилось свободное место – бывший заместитель финансов, демократ, от корней волос до пят, был отстранен от работы за раскрывшую его личность статью в одной из газет. Вашингтон узнал о его награбленных состояниях и, решив не поднимать волнений, мужчину отправили в отставку. А может в столице обо всем знали, но чтобы обезопасить многих таких же, прикарманивших деньги штата, и успокоить возмущенных жителей, избавились от одного. Так или иначе, место в верхней палате парламента стало вакантным и, не имея никакой альтернативы, пожилому мужчине пришлось согласиться на то, что предложили. Так как выборы на такие низкие должности проводились не путем голосования, а согласием или отказом председателя законодательного собрания штата, Гудвин не боялся, что останется за бортом. После произнесенных речей на тему финансового развития города (подготовленных знакомыми Джерри), нескольких банкетов, где Митт лично общался с представителями мэрии Нью-Йорка, пожилой кандидат был уверен в том, что скоро изнутри познакомится с непростой жизнью политика. От дальнейших размышлений Митта отвлек обращенный к нему голос председателя.

– Мистер Гудвин! Мистер Гудвин, вы с нами? – после некоторого молчания, депутат спросил: – Мы же собрались здесь по вашему вопросу?

– Да, сэр.

Председатель собрания продолжил: – Мистер Гудвин! Представители законодательного собрания ознакомились с вашей политической биографией, с финансовой программой, предложенной вами для дальнейшего развития города, которую вы в полной мере раскрыли в докладах, представленных на недавних заседаниях в Капитолии. При рассмотрении вашей кандидатуры учли также ваш политический опыт во время пребывания во Франции. Мистер Гудвин, учитывая все рассмотренные данные, законодательно собрание пришло к единогласному выводу.

Митт стоял в предвкушении! Сейчас должен был наступить момент истины.

– Мы отклоняем вашу кандидатуру на должность заместителя министра финансов города Нью-Йорк, а так же на должность…

Мужчина не успел договорить. Несколько человек переглянулись; по залу побежал шепоток. Митт сдвинул брови, не поверив услышанным словам.

– Как это – отклоняем? – громко произнес Митт. Наклонив голову в сторону читающего, он повторил: – Отклоняем?

– Мистер Гудвин! – председатель повысил голос. – Дайте мне сказать!

– Но как же! Что значит – отклоняете? – мужчина вышел из-за стола, оглядел всех присутствующих в волнительном негодовании и посмотрел на депутата. Ноги у него затряслись, и ему пришлось держаться за край стола, чтобы никто этого не заметил. Лицо Митта приобрело яркий оттенок недовольства. По всему было видно, что он никак не мог ожидать такого поворота событий; мысли в голове переплетались, мешались друг с другом, он не находил слов, чтобы выразить своё непонимание случившемуся. Он забыл про всех людей, находящихся за его спиной, забыл о том, что они могут как-то не так воспринять его поведение; он попытался подойти к трибуне, но тело подвело его – сделав пару шагов вперед, Митту пришлось остановиться. Положение вдруг сделалось настолько отчаянным, что Митт не знал, что делать, ему казалось, депутаты уже час наблюдает за ним и ждут слов от него, но прошло лишь пару секунд молчания. Наконец, Гудвин предательски надрывающимся голосом выдавил из себя:

– Послушайте…

– Если вы ещё раз меня перебьете, я вынужден буду без объяснения причин завершить заседание! – гневно смотря сверху вниз на Митта, прогремел председатель собрания. – Мы дадим вам слово по окончании моей речи.

Митт замолчал и сел. Он до сих пор не верил, что всё правильно услышал. Выпив стакан воды, стоящий на краю стола, мужчина внимательно стал слушать депутата, ни разу его не перебив. Чего это стоило Гудвину, даже он сам до конца не знал.

– Замечательно! – человек в парике снова опустил взгляд на бумаги в своих руках и заговорил:

– Причины нашего решения следующие: подробно изучив вашу, подчеркну, настоящую биографию, уполномоченные органы пришли к выводу, что часть вашей жизни не соответствует документам, предоставленным нам. Было выяснено, что на территории Соединенных Штатов Америки вы проживаете всего год, не являетесь полноправным гражданином этой страны и имеете поддельные документы. По закону член палаты парламента должен удовлетворять некоторым требованиям, а именно: проживать на территории страны десять и более лет, быть гражданином этой страны, иметь возраст более тридцати пяти лет. Поскольку под некоторыми пунктами вы подписаться не можете, у нас появилась прямая причина для отклонения вашей кандидатуры на должность заместителя министра финансов, одну из важнейших должностей в верхней палате парламента города Нью-Йорка – он ненадолго прервался, перевернул страницу, и продолжил: – Следующая причина, она же решающая в вашем вопросе – ваша предыдущая деятельность. Я подчеркну, что данный момент стал решающим при принятии решений, так как он полностью определяет вас, как члена общества, будь оно американским или европейским, и запрещает вам вести законную политическую деятельность, в какой бы то ни было области, – человек снова замолчал на секунду, дав возможность всем устремить на него взгляды: – Законодательному собранию стало известно, что во Франции и Российской Империи, откуда вы, собственно, родом, вами велась активная революционная деятельность, революционная пропаганда, вы неоднократно были замечены в стычках с полицией и военными этих стран, а ваши намерения относительно изменения или смены власти являются наиболее существенными аспектами, говорящими против вас. Иными словами, деятельность, проводимая вами и вашими соучастниками, я повторяюсь, не позволяет законодательному собранию рассматривать вас на должность заместителя министра финансов города Нью-Йорк. Я не буду зачитывать собранные материалы, если хотите, вам позволят с ними ознакомиться позже. Но, думаю…

– Хватит! Как вы смеете! Это клевета! Все эти бумажки – подлог против меня! – гневно выкрикнул мужчина, который больше не мог слушать этих слов. Подпрыгнув на своем кресле, он случайно задел рукой стакан, который, коснувшись пола, тут же разбился.

– Мистер Гудвин, дайте мне две минуты договорить, – председатель был непреклонен.

Но ярость Митта уже выплеснулась наружу. Толкнув от себя стол, он подошел к мужчине, слова которого стали для него роковыми. Одним прыжком поднявшись на помост, он стал лицом к лицу с решившим его судьбу человеком. Сидящие рядом депутаты отшатнулись от Митта. Полицейские, не сразу поняв, что происходит, рванули было с места, но Новак, стоящий в стороне от трибуны, покачал головой, показывая, чтобы они не спешили.

– Да как вы смеете такое говорить! Кто вы такой, чтобы за меня решать, какие мои действия были противоправными, а какие нет? Я боролся за права людей! – он кричал, на его подбородке повисла слюна, но, не обращая на это никакого внимания, он продолжал: – Что вы вообще знаете обо мне?! Вы твердите – закон, закон, при этом нарушая его на каждом шагу. Нарушьте его для меня! Всего один раз! Я всего лишь хочу сделать что-то полезное для людей.

Гудвин не просил, нет. Эти его слова скорее походили на безумные выкрики о спасении чахоточного в предсмертной агонии или же на последний сумасшедший и неосуществимый приказ проигрывающего сражение офицера. Митт вплотную приблизился к председателю собрания. На лице последнего отчетливо читался страх… Он не ожидал такой реакции. Голос его поменял свой тембр; он глухо произнес:– Мы не сможем ничем вам помочь, мистер Гудвин. Простите…

Митт зло посмотрел на председателя. Он не знал, что предпринять. Его время вышло. Повернувшись к пришедшим на собрание политикам, которые так же, в страхе и удивлении наблюдали за происходящим, Гудвин закричал: – Да! Он прав! Я не родился здесь, а прожил действительно только год, но приехал в эту страну лишь для того, чтобы работать, надеясь, что мой опыт пригодится хотя бы вам! И да, мне повезло участвовать в революции, потому что я хотел свергнуть власть, которая гнобит свой народ! Я бы и здесь поднял людей на революцию, но всей душой стремился этого не делать, а попробовать изменить жизнь людей другим образом. Пускай заместитель министра финансов совсем не то, чего я хотел, но я был готов к этой никчемной работе, в надежде, что она хоть когда-нибудь принесет свои плоды людям. Все эти слова, которые я читал на собраниях – они не мои! Вы совершаете глубочайшую ошибку, не позволяя мне по-настоящему взяться за дело, ради которого я сюда приехал.

Слова его эхом разносились по огромному залу, красные стены которого будто бы помогали мужчине, в разы усиливая и без того громкий голос. Все сидели молча, никто даже не шевелился, пристальные взгляды были направлены на оратора. Он хотел ещё что-то добавить, но краем глаза уловил… Министр финансов, все это время смотрел на него с усмешкой и явным пренебрежением. Противная улыбка так и гуляла на его лице, от чего Митт стал ещё злее. Он сглотнул и, спрыгнув вниз, быстрым шагом достиг Новака.

– Вы смеетесь? – сказал он, вложив в свой вопрос всё негодование, которое только мог.

– Конечно, – ещё шире улыбнулся Новак, не обращая внимания на эмоции Гудвина. – Вы полный дурак, если могли подумать, что вас поставят на этот пост.

– Почему это? – недоумевал Митт. Ему стало так интересно послушать мнение этого выскочки, что ярость на минуту успокоилась в нём.

Новак немного отошел от него, посмотрев на полицейских; те достали деревянные дубинки и спрятали их за спинами. Они так ловко это сделали, что Митт не смог заметить их действий.

– Сэр, вы позволите? – спокойно произнес министр.

Успевший прийти в себя председатель, сухо кивнул головой. От жуткого ужаса не осталось и следа, мужчина уже думал о том, как бы без лишнего шума вывести из здания взбесившегося старого сумасшедшего.

– Мистер Гудвин. Зал заседаний не место для ваших разборок. Нужно desipere in loco. Но вы были так активны, что не дали полицейским даже успеть среагировать. – Новак остановился перед трибунами председателей собрания и продолжил говорить с издевкой в голосе.

– Вы думаете, что в нашей великой стране нет людей, которые могут занять эту вакантную должность?! Вы, своими прошлыми противоправными действиями ставите под угрозу саму систему власти в нашем государстве. И, если вы думали, что переехав на новое место, о вас забудут, и не раскопают ваши прошлые «заслуги», то сильно ошибались, – он посмотрел на Митта, который вновь приблизился к трибуне, где за столами восседали главные люди штата.

– Я так не думал! Я не понимаю, к чему эти слова?! – гневно ответил Гудвин.

– Он имеет в виду, – ответил за министра председатель, – что мы не можем оставить без внимания подделку вами документов и проникновение в святая святых сената. Поэтому мы вынуждены вас задержать, мистер Гудвин, – председатель посмотрел на полицейских, которые уже подошли к трибунам. Митт попятился назад, смекнув, что к чему. Последняя надежда на адекватность окружавших его людей улетучилась. Нащупав ногой ступеньку, Гудвин взобрался к депутатам и, упершись спиной в один из столов, проговорил:

– Знаете что, господа? Не надо делать поспешных выводов.

– Арестуйте его, чего стоите, – крикнул на полицейских Новак. – Хватит устраивать клоунаду в здании Капитолия.

Полицейские подчинились; рванув вперед, они выставили перед собой дубинки. Митту ничего не оставалось, как защищаться, хотя он ни за что на свете не поверил бы, что обещавший быть счастливым день так обернется для него. Люди начали вставать со своих мест; они не знали, как реагировать. Некоторые поспешили к выходу, другие стояли на месте, и наблюдали за процессом задержания, но никто не решился вмешаться, ни за какую из сторон. Один из полицейских хотел схватить мужчину, но не успел.

Митт перепрыгнул через стол, едва не налетев на депутата, который вовремя вскочил и отпрыгнул в сторону. Остальные члены собрания, совладав со своим возрастом, тоже поднялись с кресел и, столпившись в маленькую группу, теснили друг друга назад, к стене. Второй полицейский стал перед ними и пошел на Гудвина, который опрокинул на него один из американских флагов, стоявших за центральным столом главы собрания.

* – Безумствовать там, где это уместно

Флаг с грохотом упал, не навредив полисмену, успевшему увернуться, но дезориентированный на секунду полицейский получил сильный удар в челюсть и, закачавшись, свалился на пол. Оставшийся страж закона приблизился к Митту со спины, но тот успел схватить ближайшего из депутатов за просторную мантию, подтянул к себе и, развернувшись лицом к полицейскому, укрылся за широким телом представителя власти.

– Стой на месте, или я его убью! Сверну ему шею! – не дожидаясь реакции полицейского, Гудвин отступил назад, постоянно оглядываясь на тех, кто стоял рядом. Лежавший страж опомнился и стал подниматься. Митт, не найдя взглядом Новака, дошел с заложником до двери, из которой тот выходил; пнув её ногой, он вместе с депутатом очутился в другой комнате, толкнул мужчину на пол, сам же перевернул огромный шкаф, временно заблокировав дверь. На минуту Митт оказался в безопасности. Как бы он хотел увидеть здесь Новака, но комната с круглым столом посередине и множеством шкафов у стен была пуста. Немного успокоившись, Гудвин понял, что значила презрительная улыбка министра финансов – он ещё до заседания знал, что Митту не дадут ни то, что работать, но даже выйти из здания ему не позволят.

– Как выбраться наружу? – крикнул Гудвин на мужчину. Тот ничего не мог ответить; то ли был напуган, так, что потерял дар речи, то ли от страха забыл, где находится выход. Гудвин выругался, и едва сдержался, чтобы не ударить неразговорчивого заложника. Дверь, ведущую в зал, попытались открыть. Решив сначала бежать к единственному выходу, Митт быстро оставил эту идею, подумав, что по этому пути его скорее поймают, чем ему удастся сбежать. Подойдя к окну, Митт швырнув в него схваченный стул, закрыл глаза рукой, и через секунду уже перебирался через оконную раму наружу. Он мысленно обрадовался, что заседание проходило на первом этаже. Пробираясь через высокие кустарники, он слышал сзади себя шум, но оборачиваться не стал. Гудвин чувствовал, что далеко он не сможет убежать – возраст давал о себе знать – но преодолевая колющую боль в животе и страх за сердце, которое готово было выпрыгнуть из груди в любую секунду, он продолжал двигаться вперед, радуясь стремительному удалению от него Капитолия.

– Митт? Что с вами? – к мужчине подбежал Джерри, подхватив его под плечи.

– Меня решили а… арестовать. Они всё… всё узнали и решили меня арестовать, – Джерри помог старику добраться до кухни и сесть на стул. Вид у Гудвина был такой, будто он очистил авгиевы конюшни за один день и в одиночестве. Он был едва жив, дышал часто и громко, сердце его продолжало бешено колотиться. Его рубашка была мокрая от пота, морщинистое лицо от усталости и нехватки воздуха сделалось пунцовым. Одежда мужчины была помята и изорвана кое-где, брюки испачканы в пыли.

Для Джерри эти слова стали большим удивлением. Он ожидал чего угодно, даже, что Митту просто откажут, но чтобы ещё узнали о его настоящем прошлом и пытались задержать – американцу казалось, что это просто невозможно.

– Хорошо, что вы застали меня дома. Я скоро собирался уходить. Митт, а как вы добрались до города?

– Добрые люди помогли пробраться на поезд. А где Ханна?

– Ей нездоровится, она спит в своей комнате.

– …не хочу напугать её своим видом, – потихоньку приходя в себя, проговорил отец девушки.

Молодой человек, казалось, его не слушает. Он бормотал:

– Как же так… этого просто не может быть! Я настолько тщательно очистил ваше имя, что даже позавидовал вашему новому прошлому! Этого просто не может быть…

– Может кто-то из твоих друзей раскрыл нас?

– Не думаю. О моих делах знали только четыре человека, и на всех их я мог бы положиться, как на себя.

– Раз так, то у меня есть только одна версия – это сделал Новак – министр финансов, помнишь, о котором ты мне рассказывал? Я же должен был стать его правой рукой… Думаю, всё заключается в его желании посадить рядом с собой надежного для него человека, а не какого-то неизвестного впервые увиденного кандидата. Думаю, это он раздобыл где-то информацию и предоставил её этим… председателям. Подумай все-таки, возможно он кого-то из твоих друзей подкупил.