Cytaty z książki «Путешествие из Петербурга в Москву (сборник)», strona 8

ведай, что ты первейший в обществе можешь быть убийца, первейший разбойник, первеший предатель, первеший нарушитель общия тишины, враг лютейший, устремляющий злость свою на внутренность слабого. Ты виною будешь, если мать восплачет о сыне своём, убиенном на ратном поле, и жена о муже своем; ибо опасность плена едва оправдать может убийство, войною называемое. Ты виною будешь, если запустеет нива, если птенцы земледателя лишаться жизни у тощего без здравыя пищи сосца матерня.

Белый Клок всегда немного опасался, что однажды моя эксцентричность станет настоящим безумием и теперь, надо думать, спрашивал себя, не проморгал ли это выдающееся событие?

Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно: но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его утешение.

Дух рабства и угнетения пронизывал все поры государственного организма, губил частную жизнь, отравлял кровные отношения и, проникнув в сознание человека, отучал его прямо смотреть на окружающее, видеть зло и причины зла.

Теперь свободно иметь всякому орудия печатания, но то, что печатать можно, состоит под опекою. Ценсура сделана нянькою рассудка, остроумия, воображения, всего великого и изящного. Но где есть няньки, то следует, что есть ребята, ходят на помочах, от чего нередко бывают кривые ноги; где есть опекуны, следует, что есть малолетние, незрелые разумы, которые собою править не могут. Если же всегда пребудут няньки и опекуны, то ребёнок долго ходить будет на помочах и совершенный на возрасте будет каляка. Недоросль будет всегда Митрофанушка, без дядьки не ступит, без опекуна не сможет править своим наследием. Таковы бывают следствия обыкновенно ценсуры, и чем она строже, тем следствия её пагубнее.

И оттого трудно становится исполнение должности человека и гражданина, ибо нередко они находятся в совершенной противопуложности.

Рассудок претит имети веру и самой повести: столь жаждущ он убедительных и чувственных доводов. И всё, что зрим, прейдёт; всё рушится, всё будет прах.

Но некий тайный глас вещает мне, пребудет нечто вовеки живо.

Итак, да не преступит нога ваша порога, отделяющего раболепство от исполнения должности. Не посещай николи передней знатного боярина, разве по долгу звания твоего. Тогда среди толпы презренной и тот, на кого она взирает с подобострастием, в душе своей тебя хотя с негодованием, но от нее отличит.

Личность в истине столь же дозволительна, как и самая истина.

Но для чего не дозволять всякому заблуждению быть явному? Явнее оно будет, скорее сокрушится.