Czytaj książkę: «Когда Осёл летал выше, чем Пегас. Театральные были и небылицы»

Czcionka:

ISBN 978-5-4496-2007-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВСТУПЛЕНИЕ

Не могу сказать, что обладаю яркой фантазией, поэтому для сравнения приведу банальный пример с айсбергом. Всем известно, что вершина айсберга, та, что подлежит лицезрению и созерцанию, составляет только 1/10 самого айсберга. Остальные 9/10 находятся под водой. Не сказать, что их невозможно разглядеть. Можно, если нырнуть водолазом, или опуститься на батискафе. Но простому невооруженному глазу подводная часть почти недоступна. Тоже самое можно сказать и о нашей планете. О каких-то странах пишут много и с удовольствием, о других помалкивают. О том, что происходит в далекой тайге, или на северной части Гренландии, почти ничего. Или о профессиях, где есть свои яркие представители, и параллельно с ними существующие скромные трудяги. Там не видно не то что 9/10, а сравнительно больше. Допустим, из знаменитых шахтеров мои познания ограничиваются исключительно Стахановым. Из знаменитых электриков и водопроводчиков я не знаю никого. Но, уверен, они существуют.

Но герои этой книги обладатели, наверно, одной из самых, что называется, «видимых» профессий. В том смысле, что они всегда на виду. Мы их каждый день видим в сериалах, в фильмах, в ток-шоу. Мы их любим и лелеем. Или, наоборот, не любим и называем комедиантами. Только политики могут надоесть больше актёров. Хотя политики и сами актёры. Как, впрочем, каждый из нас.

В этой книги пойдет речь не о так называемых «медийных» представителях данной профессии, не о тех, кого все знают. Тем более, артисты, о которых пойдет речь – в первую очередь артисты театральные. Нет, и театральные артисты играют в кино и их все знают. Здесь речь пойдет о малоизвестных, и неизвестных артистах, не менее талантливых, но сосредоточенных по большей степени в стенах своего «родного дома» – в стенах театра.

О театральных артистах сложены свои штампы и легенды. Например, что театральные актеры и актрисы все время совокупляются между собой за кулисами, выходя в перерывах нехотя на свои сцены, или, что души почивших актёров всегда живут в театрах, пугают зрителей, и подсказывают реплики, так как их души неугодны Богу, и неспроста раньше актеров хоронили за церковной оградой. Не верьте дешевой молве… Не верьте! Бог ждет и любит каждую душу, хоть актера, хоть филателиста, хоть английского короля. Невероятных совокуплений за кулисами я не видел. Во всяком случае, это очень неудобно…

Пусть эти небольшие произведения, где реальность и сказка переплелись, откроют вам краешек занавеса или кулисы, чтобы вы подсмотрели немного простой актерской жизни. Не когда умирает героиня, и все плачут и аплодируют, не когда Фальстаф хохочет с кружкой пива, или предан лучшим другом. А с того момента, когда разбирают декорации, актеры расходятся по гримеркам, и уставший помощник режиссера говорит в трансляцию, что «спасибо всем за спектакль»…

…и немного об авторе. Александр Мирлюнди, (это, как понимаете, псевдоним), – артист одного столичного театра. В театральное училище пришел уже довольно зрелым человеком, закончив строительный институт. Член литературной группы «Аксаксаксас Млё». Полукомик. На вопрос, с каким животным себя ассоциирует, отвечает, что с французским бульдогом.

На этом пока всё.

А. Сретеньев

Эту книгу автор посвятил светлой памяти своих добрый друзей, покинувших этот мир, актерам Руслану Спиридонову и Дмитрию Солодовнику. Рухе и Соло.

!!!!!!!!!ВНИМАНИЕ!!! В КНИГЕ ПРИСУТСТВУЕТ НЕЦЕНЗУРНАЯ ЛЕКСИКА!!!!!

РУБИН
(из цикла «Мочаловцы»)

Первый раз он встретил ее в борделе. Он был молодым, подающим надежды артистом. Красавцем-шатеном с баритоном и глазами с поволокой.

Перед ним стояли полукругом около дюжины женщин в одних узких трусиках. Молодые, чуть постарше, славянки, восточного типа, брюнетки, блондинки, и даже одна мулатка под два метра ростом.

Он выбрал совсем юную азиатку с множеством смоляных косичек на голове.

Дома ждала жена с дочкой. Еще где-то томились несколько любовниц.

В комнате с розовым освещением стояла большая кровать с двумя подушками. Над кроватью висела дурновкусная картина, на которой была изображена Красная Шапочка с огромными красными губами, в полном неглиже и с хлыстом в руке. Волк в непристойной позе был привязан к дереву. На тумбочке стояли интимные «специи» для более жаркой любви, и презервативы.

Азиатка, почти девочка, стояла посреди комнаты, прикрывая рукой гладко выбритый лобок, и испуганно смотрела на него раскосыми глазами. Маленькая грудь с черными пятнышками сосков чуть вздрагивала. Черные косички лежали на худых плечах с острыми ключицами.

Он спросил ее имя. Она ответила. Ему понравилось, что ее имя было созвучно с его фамилией. С ее родного языка оно переводилось как «рубин».

В постели она была несуразна, зажата, и неуклюжа. После всего он понял, что был у нее первым мужчиной. Может, именно поэтому ему показалось очаровательным быть с ней.

Он стал посещать бордель, и неизменно спрашивать ее.

Он получал главные роли в театре, блистательно играя холодных красавцев с уальдовским юмором. Его голос сводил с ума дам. От жены, ревнующую его едва ли не к табуретке, устраивающую истерики по поводу, и без повода, непонимающую, как можно все время пропадать в театре, он ушел. Любовницы стали ему надоедать…

Вобщем, он разочаровался в любви. Он мягко посмеивался над влюбленными, говоря, что любви нет, что любовь это ни что иное как сексуальное влечение, щедро, (или не щедро), сдобренное культурой взаимоотношений. И не более. Любовниц он разогнал. И только ее он посещал в борделе, чтобы успокоить свою мужскую физиологию.

Шли годы. Он также получал роли в театре, постепенно переходя в амплуа благородных отцов. Все также смеялся над влюбленными, говоря, что любви нет. В его львиной шевелюре стали преобладать серебристые нити. С женщинами он был галантен, красноречив на комплименты, но близких отношений не заводил. В театре о нем пошли слухи, что он латентный гомосексуалист. Его круг, кроме театра и немногочисленных съемок, составляли книги, алкоголь, старенькая мама, любимая такса, и она, к которой он ходил неизменно по понедельникам удовлетворять свое желание.

Она к тому времени уже ушла из борделя, и снимала однокомнатную квартиру рядом с центром, и дома на компьютере занималась переводами. Кроме своего родного языка и русского она знала также английский и арабский. Она была хорошо образована. Среди проституток это не редкость.

Однажды она, потупив свои раскосые глаза, сказала, что не хочет принимать от него деньги. Он устроил скандал, сказав, что ему не надо подобных благодеяний, что каждый человек обязан получать плату за свою работу, и, в очередной раз напомнив ей, чтобы она не забыла сдать анализы и провериться, раздраженно хлопнув дверью, ушел…

Когда он пришел в следующий раз через неделю и позвонил в ее квартиру, дверь открыл неизвестный пожилой лысоватый азиат с заплаканными глазами, и отошел в сторону, предлагая войти.

В однокомнатной квартире – студио было несколько человек в черных одеждах, переговаривающихся шепотом. Она лежала на столе, прикрытая каким-то тонким ковром, в который ее сегодня должны были завернуть, и отвезти в родной город, чтобы захоронить в соответствии с обрядами. Судя по разговорам, о ее прошлом никто не знал и не догадывался. Говорили о том, что смерть была легкой, сердце остановилось во сне.

– Я был в это время, – говорил лысоватый пожилой азиат.– Дочка сказала, чтобы я никогда в понедельники не оставался. Это какой-то особенный был день… Она к нему готовилась, ждала, радовалась… Я должен был утром рано уехать, проснулся, а тут такое…

Внезапно он увидел на ее столе рядом с компьютеров свой портрет в рамке, вырезанный из журнала многолетней давности…

– Она этот портрет даже в отпуск с собой привозила, – заметил азиат его взгляд.– Вы ведь ее друг?…

Он понял, что она, чтобы не смущать его, перед его приходом прятала портрет, а после того, как закрывала за ним дверь, снова ставила портрет на стол. И еще он подумал, что никогда не интересовался, есть ли у нее семья, или нет.

Больше он никогда в жизни не спал с женщинами.

И еще артист Сугробов перестал говорить, что любви нет.

ЛЮБВЕОБИЛЬНЫЙ
(из цикла «Мочаловцы»)

Для артиста Виталия Погодина слово «любовь» было всем. Он любовью жил. Любовью дышал. Любовью бредил.

«Без любви нет нашей профессии!», – любил говорить артист Виталий Погодин.

Влюблялся он «каждые три с половиной минуты», как он сам говорил про себя. В актрис, умерших и живых, в костюмерш, в соседок по подъезду, в госслужащих, в продавщиц, в случайных женщин на улице, и даже в контролерш.

«Виталик наш такой любвеобильный!», – говорили про него в театре. Виталик краснел, и, отводя глаза, смущенно отвечал:» Что греха таить, не без этого».

Надо сказать, что женщины отвечали ему взаимностью. Да и как не влюбиться в этого худощавого стройного щеголя с тоненькими усиками, холеными руками, и густой прядью, ниспадавшей на мраморный лоб и глазами цвета неба!

Огромное количество красивых и хорошеньких женщин кружились роем вокруг Виталика с юных лет. Количество любовниц не поддавалось подсчету. Но, что очень важно, в отличии от других бонвиванов, Виталий Погодин был предельно честен с женщинами. Он никогда никого не обманывал, так как считал это непорядочным по отношении к женщинам, и вообще к людям. Стоило ему в очередной раз влюбиться, он честно говорил бывшей пассии, что он полюбил другую, и что им необходимо расстаться, так как это просто некрасиво и аморально врать друг другу, имея любовь на стороне. Оттого и браков у Виталия Погодина было несколько.

Первый раз Виталик женился сразу после театрального института на коллеге- героине, старше его на шестнадцать лет. Жена была чувственна, с полными руками и низким голосом. Они играли вместе в пьесе про Сергея Есенина и Айсейдору Дункан. Когда Виталик ушел к бизнесвумен, старше его всего на несколько лет, «Айсейдора» топтала в гримерке портрет Виталика, и страшно кричала. Потом они помирились, и даже, по словам обоих сторон, «сохранили дружеские отношения».

После бизнесвумен Виталик женился на сверстнице. Преподавательнице испанского из элитного колледжа. С ней он познакомился в самолете. «Наш брак заключен на небесах!», – говорил он по этому случаю. «Небесный брак» продержался недолго, и снова избранницей Виталика стала преподавательница. На этот раз фитнесса. Курносенькая веселушка с аппетитными формами, на одиннадцать лет моложе Виталика. С ней он добавил в свой гардероб много подростковых спортивных костюмов. Он ездил с ней и с ее друзьями на пикники и говорил, что молодеет душой. Через довольно большой промежуток времени Виталика стал раздражать ее смех. Внезапно его осенило, что с этой гимнасткой не о чем говорить, что на ней присутствует налет вульгарности, и честно сказал ей об этом. Девушка съехала. Через год Виталик узнал, что она сошлась с каким-то хореографом, и это сильно оскорбило его…

Между официальными браками была прослойка из гражданских.

Последний раз Виталик женился в пятьдесят два года на девушке, моложе его больше, чем на тридцать лет.

Спектакля в тот вечер не было. Был прогон. Затем обсуждения допоздна. Когда Виталик вышел из служебного входа, молодая девушка протянула ему программку и попросила автограф.

– Ах, поклонницы- поклонницы!, – устало и шутя проворковал Виталий. – И даже в полночь нет от вас покоя…

Виталик размашисто расписался. В росписи фамилии буква «О», как всегда, была в форме сердечка.

– Спасибо!, – тихо поблагодарила девушка. Виталий поднял на нее глаза.

Она была среднего роста. С широкими бедрами и плечами. Округлое лицо. Щечки с ямочками. Вьющиеся густые волосы, постриженные под каре. Кофточка поверх длинного летнего платья. Очертания крепкой груди под ними. Дыхание Виталика участилось, и стало более прерывистым.

Разговорились. Настя училась на филологическом факультете. Оканчивала третий курс. Коренная москвичка. Профессорская семья…

Во время разговора, не обращая внимания на окликавших его коллег, Виталик аккуратно взял Настю за руку. Настя не сопротивлялась. Не прерывая беседы, он подвел ее к свой машине, и элегантно отворил дверь. Будущий филолог покорно села. Машина, резко, «по- шумахеровски», развернулась, и помчалась в сторону виталиного дома.

Утром они проснулись вместе.

Незадолго до свадьбы Виталий серьезно поговорил с невестой.

– Я очень влюбчивый. Очень. Я не могу без любви. Анастасия, я не хвастаюсь, и не жалуюсь, а просто констатирую факт. Если я полюблю другую, я честно уйду. Со мной жить, это как жить на вулкане. Я Везувий! Хочу, чтобы ты знала это… Ну что?

– Виталий Михайлович, я согласна стать вашей женой!, – не думая, выпалила Анастасия.

Через год появилась прекрасная девочка, и Виталий впервые познал радость отцовства. Еще через несколько лет- мальчики-близнецы. Счастливый Виталий летал в ворохе ползунков, памперсов, ночных горшков и пеленок, время от времени омрачая свое существо мыслями о том, что он может полюбить другую, и тогда вынужден будет покинуть этот чудесный семейный мир с его добрым уютом и теплом. И он тем более говорил, как он ценит человека, который рядом с ним, который жертвует всем ради него, и готовый к тому, что он покинет семью, если ему встретиться женщина, к которой у него ляжет сердце.

– Знаете, я очень ценю Настю, – говорил Виталий в одной семейной телепрограмме, куда их с женой пригласили. – Между нами нет лжи, а это главное в отношениях мужчины и женщины. Она готова к тому, что я уйду к другой, если полюблю. Честные отношения в семье- это прекрасно!

Бледная Настя сидела рядом, ничего не говорила, и смотрела в пол. Она сильно похудела и подурнела от большого уважения к ней мужа.

Однажды она со слезами на глазах попросила мужа больше не говорить ей о том, что он может уйти, полюбив другую, и тем более не выказывать к ней уважение за то, что она это понимает и принимает.

Виталий закатил истерику, сказав, что Настя хочет убежать от правды, спрятавшись в своем иллюзорном мещанском мирке, и что она знала, на что идет, так как перед свадьбой он предупреждал ее, что он Везувий.

Все пошло по-прежнему. Виталий приезжал из театра, приговаривая: «Не бойся, милая, пока не влюбился!». За семейным столом любил подтрунить над женой, что со своими выдуманными трудностями и заботами она скоро будет похожа на Кащея Бессмертного. Дети смеялись вместе с отцом. Настя слабо улыбалась.

Она похудела и подурнела еще сильнее. Стала больше и дольше болеть. В минуты отдыха она не гуляла, не читала, а просто дремала на кровати.

Однажды он позвонил ей с банкета, и сказал, что сильно выпил и скоро приедет. Она ждала его минут сорок на ноябрьском ветру у подъезда, так как Виталий попросил водителя остановиться у ночного ресторанчика, чтобы пропустить еще пару рюмок.

Утром Настю стал бить озноб. Похмельный Виталий сказал, что вылечит ее своей огромной любовью, смачно поцеловал в лоб, и отправился на репетицию. Когда приехал вечером, Настя лежала в бреду с температурой сорок с половиной… Голодные дети впервые в жизни пытались сделать что-то сами, распотрошив холодильник.

Ночью Настя умерла…

Утром после похорон Виталий умылся, поглядел в зеркало, и ужаснулся… На него смотрел неприятный облезлый человек с выцветшими глазами, собственноручно столкнувшего свою жену и мать своих троих детей в могилу…

…Когда Виталия по старой памяти кто-то в театре называл «любвеобильным», то он вздрагивал, как-то весь сморщивался, закрывал глаза и о чем-то с ужасом думал.

Женщины больше им не интересовались. Назойливые ухаживания сильно молодящегося пожилого человека казались пошлыми и отвратительными.

Зато серьезные критики впервые удостоили Погодина своим вниманием. Он уже не казался им поверхностным резонером с недорогими штампами, в его игре зазвучали по- настоящему глубокие и трагические ноты…

ПЕРВЫЙ АРТИСТ ЭПОХИ
(из серии» Уникальные актёры, которых никто не знает»)

Николай Осипович Агапкин был гениальным артистом. Но никто об этом не знал. Да и сам Николай Осипович, по великой скромности своей никому об этом не говорил.

Никто не знал, что Николай Осипович не просто гениальный, а без всяких сомнений Величайший Артист своей Эпохи по масштабу дарования, глубине, и трагизму.

Просто Николай Осипович никогда не выступал на публике. Он проигрывал роли внутри себя. И как-же он это делал! если бы великие души и умы театра хотя бы на минуту заглянули под кожу Николая Осиповича, в минуты его актёрских озарений, то они бы признали свою скудность и мелочность своего понимания театрального процесса и подлинной жизни персонажа!

Первая роль, роль-первенец, где уже чувствовались зачатки могучего дарования, была сыграна 6 сентября 1975 года, когда Николай Осипович, в ту пору простой учащийся строительного ПТУ, ехал домой и читал чеховского «Злоумышленника». Он закрыл глаза, и… внутри него полилась музыка. Гениальная музыка роли простого деревеннского мужика, откручивавшего гайки.

Если-бы пассажиры троллейбуса могли видеть, с какой страсть Николай Осипович внутри себя проигрывает роль, с каким бесхитростным комизмом и в тоже время трагедийностью, то они, скорее всего, встали бы перед Николаем Осиповичем на колени.

Через пару лет пришла вторая роль, в которой дарование Николая Осиповича развернулось уже с настоящей силой. Ещё бы, ведь это была роль Гамлета, одна из его лучших ролей, для которой он был рождён. Первый раз она была сыгранна, как всегда, внутри себя, а затем много раз повторена в более мощных и глубоких редакциях на стройке, на планёрке, в доме отдыха и даже стоя в очереди за дефицитными товарами. Домашние, жена и две дочери, часто не понимали, почему их любимый муж и отец чувствует себя плохо, отчего не хочет кушать и смотреть телевизор. Ибо роли, как всякий великий артист, Николай Осипович отдавал себя всего, без остатка. Его Гамлет был, без преувеличения, на множество голов выше Гамлетов Смоктуновского и Лоуренса Оливье, и даже выше, хотя и не намного, Гамлета Мочалова.

Великая шекспировская роль отняла у Николая Саныча много сил, и поэтому в последующие несколько лет он создал не такой величины как Гамлет, но тем не менее запоминающиеся и грандиозные образы: просто по-чаплински филигранно сыгранный Основа с ослиной головой во «Сне в летнюю ночь» того же Шекспира, до слёз трогающего Грегора Замзу в «Превращениях» Кафки, влюблённого Парфёна Рогожина в «Идиоте» Достоевского, немного суховатый Уриэль Акоста. Наконец-то в творчестве Николая Осиповича появился его современник: роль Кистерёва в пьесе Тендрякова «Три мешка сорной пшеницы» Николай Осипович любил особенно, и, нередко играя её, никогда не расслаблялся, и с годами вносил в неё всё новые и новые нотки.

В сорок лет начался новый виток творчества Николая Осиповича. Так сказать, буйный взрыв его могучего таланта. С разницей в несколько дней были сыграны абсолютно разные персонажи из одной пьесы. Карл и Франц Мооры из шиллеровских «Разбойников». Что интересно, сыграны они были в северной командировке, когда уставший от адского труда прораба в условиях вечной мерзлоты, Николай Осипович еле живой валялся на койке в бараке! Такая вот северная гастроль, похожая на большой подвиг! Да и не то чтобы похожая, это и был настоящий подвиг…

Затем была вершина! Один за другим в течении нескольких лет идут сценические шедевры: Отелло, Ричард Третий, Павел Первый и Иоанн Грозный! Великие роли великого артиста, как всегда, сыгранные им про себя, но как сыграны! Это ведь был Великий Артист…

Умер Николай Осипович, не дожив до пятидеяти ле, в конце нулевых. Умер на сцене, как и подобает великому артисту. В сцене безумия Николай Осипович-Король Лир вдруг осёкся, голос потерял былую мощь, он упал на руки статистов, играющих охранников, а затем сполз на сцену и затих… Великий Актёр скончался от разрыва сердца… В это время обыватели видели, как тихоня – работяга Колька Агапкин выронил поднос с супом и макаронами с биточками во время обеденного перерыва, упал на линолеум общественной столовой, и затих. Никому было невдомек, что умер Артист.

Великий Артист.

Лучший Артист Эпохи.

НОГИ АРТИСТА ДЫМОВА
(из серии «Уникальные актёры, которых никто не знает»)

У артиста Семена Дымова были очень красивые ноги. Это отмечали все. Одноклассники, педагоги, зрители, и обычные незнакомые люди. Бывало, идёт Дымов у себя по Люсиновской в шортиках, или по пляжу в плавках, щурясь на солнце, и все прям засматриваются на его ноги. И стар и млад. Оборачиваются, улыбаются. Люди в плохом настроении буквально преображаются, видя дымовские ноги. А он знает свое достоинство, и не стесняется подчеркнуть его!

Холил он свои ноги старательно, покупал для них дорогие кремы и мази. Ещё бы, такое богатство иметь!

Как-то забрали Семёна в милицию. Ничего серьезного. Так, по-пьянке. Старлей попался безумный, кричал, махал кулаком и обещал посадить Дымова на 15 суток. А Дымов прям в отделении сбросил брюки, и положил свои ноженьки на стол… И старлей размягчился, залюбовался. Улыбка осенила его каменистое лицо. Он глазами так спрашивает Сёму: «Погладить можно?». А тот также глазами отвечает6 «Да гладьте, не жалко!».

И долго стоял старлей и с огромным умилением гладил дымовские ноги. И не было в этом никакой пошлости, и как говорят, гомосятины! А было огромное эстетическое чувство, вспыхнувшее в суровом полицейском сердце от созерцания и прикосновения к прекрасному.

И не было в дымовских ногах ничего броского. Они не были длинными, как у модели, ни изящными с тоненькими лодыжками, как у Белоснежки. Вроде простые кривоватые кочерыжечки, покрытые негустыми светло-пепельными волосками. Но была в них настоящая, внутренняя, потрясающая естественная природная красота. Вроде на первый взгляд ничего нет, но потом все больше и больше изумляешься, видя в них удивительный смысл и какой-то добрый исходящий теплый свет…

Семён в кино сейчас снимается. Какая-то бытовая драма сельского учителя. Надеюсь, режиссер догадался как можно чаще крупным планом показывать ноги Сёмы. Уверен, что да!

Удачи тебе, актёр Дымов! Удачи тебе и твоим бесподобным ногам!