Czytaj książkę: «Чёрно-жёлтая весна»

Тому, кто счастье нашёл в этом мире – нечего бояться, и можно идти в другие! (с)

Ноябрь 2019 г. – 6 июня 2023 г.

Глава 1

Марк Семёнович Семечкин очень боялся этого дня. Ему было сложно признаться себе, но это было именно так. И самое плохое, что никого не было рядом, чтобы подсказать, дать совет – как ему быть?

Но отказать он не мог, тем более, будучи совсем не уверенным в правильности каких-либо действий. Что он скажет? Ищи другой дом? Ты мне больше не сын?

Но родительские чувства всё-таки есть, если это не пресловутый страх отсутствия человека, подающего стакан воды перед смертью. И Марк Семёнович впустил в свою маленькую квартиру Сергея. Всё-таки сын.

То несчастье произошло шестнадцать лет назад. Вполне благополучная, полноценная, уважаемая в округе семья стала центром надолго неутихаемых, едких и липких сплетен. Сергею тогда было двадцать шесть лет, он не был дураком, закостенелым разгильдяем или явным ублюдком. Чем-то занимался, как-то крутился, из какого-то одному ему ведомого стройматериала возводил своё будущее… а потом произошло то, что разрушило нормальность мира семьи Семечкиных. Привычные телевизионные криминальные хроники вдруг обрели режущий слух резонанс, несколько дней подряд мусоля происшествие.

И Марк Семёнович смотрел это. Ему было больно и страшно, но он хотел точно знать, что же случилось в то роковое время. А вот его супруга избегала этих телепередач. Она перестала следить за прибывающей яркостью весны, за дешёвыми интригами телесериалов, за цветами на подоконнике… и за собой. Если бы тогда Марк Семёнович знал, насколько ей тяжело, он бы сконцентрировался не на своих эмоциях и чувствах, а помог бы своей жене. Но нет, мужчина замкнулся, не замечая угасания своей второй половинки.

Через два года после того, как их сын совершил двойное убийство, Маргарита Семечкина умерла. Потом Марк Семёнович с дочерью разменяли свою просторную трёхкомнатную квартиру и навсегда потеряли близкую связь друг с другом. Дочери с его внучкой была нужна своя жилплощадь для новой страницы их существования, созданной без бытового участия угрюмого старика. А ему не хотелось им мешать, тем более ничем больше помочь он не мог.

Тогда Марк Семёнович завёл кота, чтобы не было так одиноко в панельной однушке спального района. Ещё у него была любимая работа, на которой он мог отвлекаться от всех своих бед.

А время шло, кот чем-то заболел и умер, с работы отправили на пенсию, хоть и позже положенного срока. Как же быстро подкралась старость, будто бы жизнь после долгого разгона вдруг замерла перед пропастью.

К сожалению мужчины, его осознание прошлого с годами не изменилось. Он прекрасно помнил и кадры криминальной хроники, и суд. И Сергея, который на этом суде говорил, что сильно раскаивается, после чего просил прощения у родственников убитых. Без тени озвученного ранее раскаяния, будто с лёгкой ухмылкой на губах. Марк Семёнович видел, что его сын был вполне спокоен. Спокоен, как обычно, но кто знал, что у него было на душе? В его взгляде не было никаких чувств, он просто говорил то, что ему посоветовал нанятый родителями адвокат.

Марк Семёнович не знал, как Сергей нашёл его адрес – они не писали писем друг другу после похорон матери. И сын не поехал к сестре, они с детства не ладили, он поехал к отцу. Сергею больше некуда было податься.

Но Марк ждал Сергея на год позже, но, благодаря УДО, сын вышел на свободу в самом конце января. Тогда они и стали жить вместе в одной комнате в двадцать два квадратных метра.

– Бать, впустишь? – сказал Сергей первые слова отцу после долгой разлуки.

Будто более возмужавший, с морщинами, исхудавший. На короткостриженной площадке волос, немного уступившей территорию высокому лбу, едва проявлялись седые мазки кисти времени. И глаза будто выцвели, хоть взгляд не показался злым, но утяжелился.

– Только в квартире не кури, пожалуйста, – попросил Марк Семёнович, чувствуя шлейф горьких сигарет, когда сын переступил порог его жилища.

– Не бойся, бать, – сказал Сергей.

– Чем ты планируешь заниматься? – чуть позже поинтересовался пожилой мужчина у сына.

– Что-нибудь придумаю. Нормально заживём, бать!

Вот этого «что-нибудь придумаю» и «нормально заживём» Марк Семёнович и боялся. Но вдруг его сын сознательно не захочет надолго оставаться на свободе? По телевизору рассказывали о таких, кто действительно живёт по принципу «украл, выпил, в тюрьму».

Никакой агрессии от сына не было, хотя первые дни было особенно тревожно. Тяжёлый взгляд, медленные движения. Недосказанность во всём. Сергей мало ел, много спал, иногда куда-то уходил, а в свободное время смотрел телевизор.

Они практически не общались. И раньше Сергей был немногословным, но теперь эта немногословность вполне соответствовала его угрюмому внешнему виду. Высокий, худощавый. Длинные руки с огромными венами. Марк Семёнович был рад, что на руках сына не было синюшных наколок, но в его сдержанных речах было немало жаргона. Ещё Сергей любил заваривать в литровой банке чифир и иногда очень громко кашлял. Марк Семёнович всегда вздрагивал, когда его сын посреди ночи выходил в ванну и там заходился страшными приступами. Мужчина боялся, что у его сына туберкулёз.

Сергей спал на матрасе, на полу. Лишь когда отец куда-нибудь ненадолго уходил, Сергей мог прилечь на удобную кровать Марка Семёновича, предварительно постелив своё покрывало. Было заметно, что он мучился от болей в спине, но никогда не жаловался на это. Марк Семёнович ничего не говорил сыну: не советовал искать работу или сходить к врачу. Они жили вместе, стесняли быт друг друга, но избегали неудобных разговоров.

Конечно, хозяин квартиры чувствовал себя крайне неуютно. Но после нескольких тревожных дней, когда он боялся оставлять квартиру без присмотра, он поймал себя на мысли, что привык. Да и красть стало у него нечего – отложенные деньги он положил на сберкнижку. Тогда и погулять можно было на улице подольше, если позволяла погода. Только чтобы меньше быть дома. Уютность квартиры пропала, как только в ней поселился человек со свинцовым взглядом. Человек, который, по всей видимости, совсем не знает, что делать со своей свободой.

Сергей ни разу не спросил у отца денег. Они у него откуда-то были. Он сам покупал себе продукты. Немного и самые дешёвые. Марк Семёнович пару раз предлагал ему и свою нехитрую пищу, сын не отказывался, но и не наглел.

Через две недели безделья, Сергей, на радость отцу, нашёл работу на овощной базе. Тогда он немного стал помогать в финансовом плане родному человеку, пенсия у которого была совсем не плохой, но и не огромной. Марк Семёнович робко говорил «спасибо» за каждую тысячу рублей, что ему оставлял сын за своё проживание. Сергей просто отвечал: «не за что, бать».

Прошло два месяца. Нельзя сказать, что для Марка Семёновича это время пролетело незаметно. Но пообвыкнуться он смог, тем более его сын работал по двенадцать часов в режиме два через два, и в его рабочие дни мужчина мог чувствовать себя в своём доме вполне комфортно.

Сергей купил себе диван. Какие-то его новые знакомые помогли затащить предмет мебели в квартиру. Они же помогли сделать гипсокартонную перегородку, разделяющую комнату на две части. Теперь с той стороны, где было окно, жил Сергей. Его отец добровольно выбрал тёмный угол, где осталась его кровать, телевизор, тумбочка, стул и шкаф.

Позже Сергей и себе купил телевизор. А потом привёл домой девушку. Он, конечно, спросил разрешения у отца.

– Бать, это Вика, можно она немного с нами покантуется? – попросил он.

Марк Семёнович кивнул, за что получил очередную тысячу рублей за проживание.

Сергей с Викой работали вместе по одному графику. Когда они были дома, Марк Семёнович старался лишний раз не выходить из своего закутка, и по ночам делал вид, что не замечает того, чем они занимались за тонкой перегородкой.

Часто Марк Семёнович просыпался очень рано и просто сидел на кровати, боясь разбудить сына и его девушку. Мысли кружились в голове, не цепляясь за настоящее и постоянно возвращаясь к воспоминаниям о далёком прошлом. Но даже самые хорошие воспоминания вызывали грусть. Грусть о безвозвратно ушедшем времени, которому совсем не находилось места в реальности.

Вика не нравилась Марку Семёновичу. Случайно он узнал, что девушке двадцать четыре года, но выглядела она старше своего возраста. Много курила, под глазами виднелись опухлости, именуемые «мешками». Цвет кожи был нездоровый, а улыбка хитрой, как у цыганки. Тёмно-грязные, сальные волосы были всегда неряшливо распущены, и вообще девушка плохо следила за собой. Фигура у неё была, как у пивной полторашки. Она не была толстой, но талия отсутствовала, как элемент конструкции тела – бока выпирали над низко опущенными джинсами, обнажая верхнюю часть трусов-верёвок. Не было в её молодости той лёгкости, которая есть у девушек, на которых Марк Семёнович иногда засматривался, сидя на лавочке около дома или в парке.

Иногда, когда он приходил домой, и у Сергея и Вики были выходные, он чувствовал в квартире запах сигарет. Это Марку Семёновичу не нравилось, как и не нравились их вечерние посиделки с пивом. Ещё к ним иногда приходил какой-то друг. Здоровый, лысый мужик неопределённого возраста. Он громко смеялся и много матерился. И он тоже не нравился Марку Семёновичу.

После подселения в квартиру Вики, Марк Семёнович совсем перестал чувствовать себя в своём доме хозяином. Ещё и проблемы со здоровьем начались. В свои семьдесят он не знал, что является нормой для его самочувствия. Появилась какая-то постоянная усталость, слабость. Немощь. Сложно принимать своё состояние, когда осознаёшь, что лучше уже не будет.

Эта немощь… разве мог он применить к себе это слово лет сорок пять назад, когда они только-только сыграли с Людмилой свадьбу. Шатен, широкоплечий, рост сто восемьдесят восемь. Но радует то, что хоть лысина не появилась, а волосы равномерно окрасила ровная седина. Ноги стали сильно болеть, особенно та, что была когда-то сломана в двух местах после несчастного случая на заводе, где он работал. Появились проблемы с мочевым пузырём. Что-то вроде недержания, но об этом Марк Семёнович даже своему лечащему врачу с сильным стеснением рассказывал. Хуже стало и со слухом: звук есть, а разобрать речь сложновато.

Только память не подводила. Как давно ушедшей ранней весной в криминальной хронике передали: компания молодых людей отмечала выходные на квартире у одного из них, и это закончилось трагедией. Сколько тогда выпил Сергей, Марк Семёнович не знал. На суде он пропустил мимо ушей эту информацию. В общем, случился конфликт. Марк Семёнович помнил ту маленькую кухню, залитую кровью, хотя никогда в ней и не был. Нож крупным планом. Обычный кухонный нож. Почти такой же он спрятал у себя под кроватью в первый день, когда сын поселился у него. В довесок к кадрам был короткий рассказ, как молодой человек из ревности на фоне распития спиртных напитков нанёс около тридцати ножевых ранений своему другу. За потерпевшего вступилась его сестра. Ей он нанёс несколько меньше ударов. Парень скончался сразу, а девушка спустя несколько часов. Другая девушка, к которой у Сергея на тот момент были чувства, смогла сбежать. Сергея поймали вызванные соседями милиционеры. Кадры первого допроса задержанного тоже были в хронике. Мужчина, весь в крови. Мутный, ничего не соображающий взгляд, но твёрдая походка. Руки за спиной, накинутая на плечи чья-то куртка. Двое конвоиров в милицейской форме.

– Вы понимаете, за что вас задержали? – успел спросить тогда репортёр популярной телепередачи «Вечер трудного дня».

– Да, – ответил Сергей.

Тогда, в конце недели, ставшей адом для семейства Семечкиных, этот выпуск повторили. Он был что-то вроде «лучшим репортажем за неделю».

Вот это понимание Сергея того, что он натворил, очень пугало Марка Семёновича. Может быть, стоило предупредить Вику о том, с кем она начала сожительствовать? Но, скорее всего, она была в курсе. Наверное, это такая разновидность любви – любить убийц.

* * *

А где-то на окраине параллельного мира тёмно-золотое небо медленно покрывалось немного непривычной для этих мест белой дымкой. Грис по имени Кас заметил редкие для этого мира оттенки. Это было необычно, это было красиво.

А в остальном всё было по-прежнему. Чёрная клякса солнца, обрамлённая невыносимо ярким жёлтым огненным кругом медленно катилась к горизонту, тихо шелестели мистически темнеющие в тени листья деревьев, а трава стелилась золотым ковром, поднимая вверх крохотные ядовитые пылинки – Резервный мир привычно мерцал чёрно-жёлтыми оттенками единообразия.

Кас любовался пейзажем и плевал вниз с высоты девятого этажа полуразрушенного панельного дома. Сигареты попались слишком горькие, невкусные, но раз блок был вскрыт, то придётся докуривать все пачки из-за нетоварного вида. Но, может быть, удастся несколько пачек обменять по мелочи на что-нибудь выгодное. Такое Касу удавалось не раз, он известный в округе барыга.

Курить и плеваться вниз Касу быстро наскучило. Он проверил на прочность узел верёвки, привязанной к остаткам пожарной лестницы на случай того, если придётся экстренно покидать своё жилище. Но у него был ещё один секретный лаз, которым он пользовался значительно чаще. Этот лаз был на восьмом этаже дома, где обвалилась лестница – там мужчина закрепил верёвочное приспособление, которое убирал, когда в нём не было необходимости.

Кас жил в самом неудобном месте Резервного мира, но ему здесь нравилось – несмотря на криминальную репутацию, эти окраины были достаточно тихими. Для тех, кто смог приспособиться к местным порядкам.

Кас занимался тем, что скупал и перепродавал в Резервном мире или мире людей всякое барахло, в том числе оружие, еду, сигареты, алкоголь. И, конечно, магические шары – цершеры, совершенно разной спецификации. Без этих шаров тут было не прожить. Они являлись и оружием, и, например, средством добычи воды или света, и, кончено, магическим предметом, позволяющим телепортироваться в любую, заложенную в специфику цершера местность Резервного мира или мира людей. Можно было ещё разные заклятья накладывать на данные предметы, в зависимости от ценности материалов, из которых они делались, и умений того, кто эти цершеры создавал.

Молодой грис совсем недавно вернулся из мира людей, запасся сигаретами и ухватил несколько гранат. Покупатели всегда найдутся, бизнес Каса процветал. Но, конечно, нужно было оставаться очень осторожным.

Устало потянувшись, Кас разлёгся в своей кровати. На следующий день нужно будет прогуляться на местный рынок, мужчину ждала очень важная встреча, на которую нельзя было не придти. Нужно было платить дань за свою деятельность, за своё спокойствие на этой половине трафика между двумя мирами, ну и укреплять нужные связи.

До ночи было ещё долго, но спать хотелось ужасно. Читая людской журнал, Кас трепал свои жёсткие волосы на голове – характерную особенность народа грисов, наряду с практически кошачьими зрачками. У альнелонов, в отличие от грисов, волосы были более мягкими, но опасно острыми на кончиках локонов. Зато у них были интересной формы уши, да и глаза по-своему прекрасны, больше в размерах и причудливее в оттенках.

Он скучал по тому времени, когда сам был альнелоном.

В противостоянии официальных грисов и альнелонов Кас не участвовал, ему было всё равно, кто победит, но переворот не обошёл его стороной – его раса сменилась насильно, магическим образом, так как он оказался не в том месте и не в то время. Впрочем, на его репутации эти визуальные изменения не отразились – в этом месте чёрно-жёлтого мира всем было плевать, как ты выглядишь. Правда, с характером произошли некоторые изменения: будто бы он стал менее импульсивным, зато более злопамятным. Других изменений он не заметил, и в противостояние между расами его всё также не тянуло. Вообще, Кас считал, что все отличия между грисами и альнелонами выдуманы, расы отличались только глазами, формой ушей и структурой волос на голове. Остальные отличия застревали только в головах особо одарённых персонажей, желающих эти отличия сделать причиной ненависти друг к другу – то-то у многих стереотипы рассыпались, когда некоторая часть населения Резервного мира ни с того ни с сего поменялась расами!

Этот преступный уголок Резервного мира войны почти не знал. Так, встречались некоторые стычки между группировками, но не из-за извечной неприязни между грисами и альнелонами, а из-за сфер влияния, которые без мира людей были бы бессмысленны.

В людском мире грис по имени Кас выглядел как обычный человек из-за особенностей перехода между мирами – там он имел обычное человеческое имя, документы и официальное место жительства. Но приходилось постоянно существовать в путешествиях между двумя мирами, это было жизненно необходимо. А людям проще, им это всё не нужно, им вообще физиологически невозможно попасть в Резервный мир, хотя иногда ходят всякие слухи. Также тайна существования Резервного мира тщательно охраняется от людей и грисами, и альнелонами – каждый знал, что с этим шутки плохи.

Кас был просто грисом-торгашом, ведущим свой бизнес: легальный и нелегальный. Всё в его жизни сейчас было хорошо, хоть и особого счастья не наблюдалось. Не стал он важным деятелем в противостоянии грисов и альнелонов – ну и пусть; не нашёл он себе вторую половинку – да и ладно. Грисы, как и альнелоны, живут меньше людей, среднестатистически на восемь-десять лет, но ему в свои тридцать всё ещё комфортно было оставаться одиночкой. Возможно, разница в продолжительности жизни нивелировалась из-за немного по-другому идущему в Резервном мире времени.

Сон сморил гриса, и он провалился в мир волшебных ведений, где чёрно-жёлтый мир наполнялся красками, такими же, как и в человеческом мире.

Глава 2

Дома стало душно. Марк Семёнович уже почти не слышал телевизор за гоготом и громкой музыкой – у его сына была посиделка с Викой и лысым другом, который уже пришёл в его дом пьяным. Время близилось к девяти вечера, а на улице уже почти стемнело.

Хозяин квартиры понимал, что вечеринка у Сергея могла затянуться, а сконцентрироваться на том звуке, что пытался извлечь его телевизор, он уже не мог. Поднявшись с кровати, он скрипнул отворяемой дверцей шкафа. На улице уже было тепло в это время и можно было примерить свой парадный костюм, который он надевал на все важные мероприятия своего завода, на котором он доработался до ведущего инженера отдела. С какой торжественностью он раньше надевал этот светло-серый плотный пиджак на белую рубашку, выбирал галстук, зачёсывал на привычную сторону свои покладистые волосы и брызгал на шею туалетную воду, которую дочь называла «слишком вонючей».

Сегодня Марк Семёнович натянул серые брюки от своего торжественного костюма. Они стали немного велики, пришлось использовать ремень. Белая рубашка показалась грязной на воротнике, поэтому, не снимая белой майки, мужчина застегнул на все пуговицы другую рубашку, светло-синего цвета. Потом он примерил пиджак, который уже не так солидно смотрелся на исхудавшем теле. Выбирать галстук и пользоваться едва оставшейся на донышке туалетной водой не хотелось. Причина выхода из дома не была торжественной.

Тем временем кто-то переключил музыку. Энергичные современные песни на английском языке сменились менее энергичной, но не более приятной музыкой про голубей над зоной и про то, как запахло весной. Теперь совсем расхотелось чувствовать запахи этой самой весны. Вика что-то громко возразила, но грубый мужской голос заставил её заткнуться. Кто это был, Сергей или гость – Марк не понял. Ему тут же захотелось снять пиджак – тот действительно выглядел слишком праздничным для такого ужасного вечера. Джемпер казался слишком жарким, а жилетка слишком тонкой. Синяя джинсовая куртка была как раз для этой прогулки. Не броская, обычная, даже не старческая.

Марк Семёнович не стал любоваться собой перед зеркалом открытой створки шкафа. Он закрыл её и прошаркал к выходу из тесной квартиры. Недолго выбирал между сандалиями и туфлями, которые не так давно начистил, когда мыл полы в квартире. Но на туфлях уже белел след кроссовка то ли Сергея, то ли гостя. Пришлось вновь почистить оттоптанные тёмно-коричневые туфли, чтобы они выглядели опрятно. Никто не заметил, как Марк Семёнович вышел из квартиры.

Сначала, ему показалось, что на улице холодно. Потом он разогрелся, и стало немного жарко – он расстегнул куртку. До парка было слишком далеко и мимо круглосуточного магазина идти совсем не хотелось, там всегда шумели алкаши и подростки. Можно было пойти в соседний двор, где красиво цвела сирень, в которой утопала неприметная даже для местной шпаны лавочка. И там действительно оказалось тихо, хоть и достаточно темно. Вдали привычно гремел проспект, донося отголоски скорости своего течения автомобилей. Но это было отдалённым, не мешающим явлением.

Быстро стало прохладно. Долго сидеть – значит, подхватить насморк, застудить что-нибудь или опять эти боли в колене вернутся. А так не хотелось прощаться именно с таким вечером, когда окна дома светили дружелюбно и никто не демонстрировал на большую громкость свой плохой музыкальный вкус и своё неумение провожать в трезвости день. Тут было хорошо и, главное, спокойно. Хотя от сумасшествия пьянства этот дом от дома Семечкина отделял всего один двор.

Нужно было идти, но Марк не решался. Ему даже самому захотелось спеть. Но, разумеется, он не спел. Не умел, да и не мог себе такого позволить. Не заставил своё сердце петь, нужно было уходить.

Но и нужно было вспомнить, как когда-то, когда он только-только обвенчался с женой, то встретил на работе ещё одну девушку. История короткая, ничего пошлого. Но как бы хотелось понимать – не совершил ли он ошибку, не став ближе с той, которая была младше его жены? Как бы сейчас он чувствовал себя в этом мире? Не упустил ли он тогда своего счастья?

Но он смог совладать с тем интересом, который возник между ними. Года, года. Остаётся от них пластинка воспоминаний – испорченная враньём памяти, перезаписанная.

Марк вздохнул. Негоже вспоминать такое, когда всю жизнь был верен жене.

В этот момент за его спиной в кустах сирени что-то зашелестело, захрустело ветками, безматерно заругалось. Марк Семёнович только успел привстать со скамейки, как откуда-то сбоку, едва различимая в свете фонаря, показалась голова рыжей девчонки приблизительно возраста его внучки. По крайней мере, того возраста, который он запомнил, когда видел её в последний раз. Дети растут быстрее, чем взрослые стареют – хотелось бы в это верить. Но жаль то, как быстро угасает этот огонь беспричинной радости и лёгкого авантюризма в глазах детей. У себя Марк этого огня вовсе будто бы и не видел.

– Здрасьте! – оглушила тишину двора девчонка.

– Здравствуйте, – поздоровался Марк Семёнович и вновь присел на скамейку.

– Здесь не было Оливера? – спросила девчонка, выпутавшись из заросли сирени, явив себя целиком взору старика.

– Чего, простите? – совсем не понял Семечкин.

– Не чего, а кого, – поправила незнакомка. – Лысый, ну, короткостриженный пацан такой. Моего вида.

Про вид Марк Семёнович тоже не понял, ведь перед ним стоял обычный человек. Он оглядел девчонку, насколько хватало освещения. Подросток. Длинные, прямые, но растрёпанные ярко-рыжие волосы. На лице немного веснушек, светлые глаза, тонкие губы. Беретка, кофта, которая была мала в плечах и широка к низу. Юбка чуть ниже колен с большой заплаткой. Наверное, сейчас так модно.

– Лысого паренька не видел, – честно ответил Марк. – А давно он мог тут находиться?

– Не понимаю, давно или нет, – сказала девчонка. – Что значит давно?

– Ну, – смутился Марк. – Сколько минут, часов назад…

– Так я и не понимаю этого! – озадачилась девчонка. – Давно в отношении минут, часов или дней, но я чувствую, что он тут был!

– Как чувствуешь? – вечерняя странница потешала мужчину. На память вновь пришла племянница, но она не была такой бойкой.

– Чувствую и всё. Его сложно не заметить. Он красивый.

– А что значит «красивый»? – решил задать свой вопрос Марк Семёнович.

– Красивый, и всё тут, – не стала объяснять девчонка, оглядываясь по сторонам. – Значит, не видели его. Тогда, хорошего вечера!

Она пошла в сторону проспекта, парка, круглосуточных магазинчиков.

– Подождите! – окликнул её Марк Семёнович, но та не обернулась. – Там опасно!

– Всё нормально! – самоуверенно сказала девчонка. – Опасно – там, где я!

– Ого, – только и сказал мужчина, а внезапная гостья скрылась за углом девятиэтажного монолита.

Стало совсем холодно. Под собственный горький вздох он принял решение идти домой. Как хотелось увидеть внучку.

* * *

Кас сладко спал. После путешествия в мир людей не так сильно сдавливало грудь, и сон был ровным, не вырывал в реальность желанием остудить голову ветром неиспорченной природы людей. Но пришлось проснуться.

Ему послышался крик. Вернее даже, девчачий визг.

Кас открыл глаза. Было достаточно светло, «вырвиглазная» ночь ещё не посетила Резервный мир. Неужели показалось? Может на улице какая-нибудь девушка-альнелон забрела не туда и попалась бродягам-грисам или таким же отверженным всеми альнелонам?

Когда-то грисы и альнелоны жили в своём мире, но всё, чем они занимались, так это враждовали друг с другом. Спорили, соревновались, воевали. Так было до тех пор, пока они не затронули своей ненавистью друг к другу Безликих. А Безликие – более могучий, но странный народ. Они могли путешествовать между мирами, но никогда никого не хотели поработить. Но вмешиваться в чужие дела они считали нужным, пытались по каким-то своим критериям сохранить баланс во Вселенной.

И вот Безликие отправили всех грисов и альнелонов в пустующий на тот момент времени Резервный мир, освободив под кого-то другого их небольшой, но уютный мирок. Но оказалось, что жить в новом измерении невозможно – за достаточно короткое время любое живое существо здесь погибало, растворяясь в жёлто-чёрном пейзаже. Этот двухцветный мир был когда-то почти точной копией соседнего мира, мира людского, с оставшимися домами, дорогами, памятниками. Но здесь что-то случилось и всё окрасилось в цвета ядовитой смерти. Тогда грисы и альнелоны взмолились перед Безликими, и те разрешили им перемещаться в ближайший параллельный мир, к людям. Мотаться между мирами, чтобы не погибнуть – в этом и была вся участь грисов и альнелонов, ведь человеческий мир при долгом нахождении в нём тоже отрицательно влиял на их почти такие же, человекообразные организмы.

Единственным магическим предметом для путешествия оказались специальные шары – цершеры, технологию изготовления которых Безликие подарили грисам и альнелонам, но те смогли их усовершенствовать и сделать эти магические шары не только мирным предметом, но и оружием. Безликие на это отреагировали неожиданно равнодушно. Единственное, о чём настояли, так это не ввязываться в жизнь людей, за чем и продолжили незаметно следить в перерывах между своими межмировыми делами. В общем, взяли на себя роль судей и богов. Никому не нравились Безликие, они могли в любой момент уничтожить и грисов, и альнелонов, но, видимо, дали им шанс, не учтя то, что вражда между ними была у них в крови, и их противостояние всегда выходило на новые уровни.

Некоторые понимали своё переселение в Резервный мир, как шанс на примирение, но большинство считало, что их просто беспардонно выселили из более благоприятного мира. Но Касу было наплевать – он мирно спал в своих четырёхкомнатных хоромах, три комнаты в которых были забиты всяким скарбом…

Крик раздался снова, и Кас уже не мог благополучно заснуть. Крик был совсем рядом, и даже не под его раскрытыми окнами, а где-то за толщей кирпичей стен пустой, полуразрушенной девятиэтажки.

Кас поднялся, надел спортивные штаны и обул тяжёлые ботинки, после чего подошёл к входным дверям. Отворил одну, вгляделся в глазок второй: на освещённой заходящим солнцем, ввиду отсутствия одной стены, лестничной площадке, стояло трое уже почти покрытых чёрно-жёлтой заразой грисов. У двоих даже были автоматы. Ими они и угрожали девчонке лет двенадцати-четырнадцати. Та выглядела совсем как человек, по крайней мере, так Касу показалось. Это было странно, людям было крайне сложно попасть в Резервный мир, для этого требовались очень редкие и дорогущие цершеры. Да и возможность их существования была на грани простых слухов.

– Как думаешь, много за неё дадут? – спросил один грис у другого.

– Не знаю, – ответил грис с автоматом.

Девочка пискляво крикнула:

– У меня нет ничего, и вы ничего не получите!

– А мы тебя сейчас потрясём! – сказал один из грисов, доставая нож. – Говорят у людей, сумевших попасть в этот мир, сердце золотом покрывается!

– Ты веришь в это? – спросил другой грис.

– Сейчас проверим, – сказал грис с ножом. – Живую мы её точно через город не проведём.

– Не-не-надо! – испугалась девчонка, чьи длинные, ярко рыжие волосы упали ей на лицо, когда один из грисов-мужчин схватил её за шиворот кофты. Её нелепая беретка свалилась на грязный пол.

Кас отошёл от двери. Ему совсем не хотелось это видеть. Нет, смертей ему довелось наблюдать немало. Даже приходилось самому убивать, спасая свою шкуру. Но тут было совсем другое – человеческий ребёнок, да совсем один.

Ещё и эти грисы мерзкие так близко к его жилью подобрались – что за безобразие, как только смогли!

Кас медленно прошёл в комнату, взял свой проверенный автомат Калашникова, после чего его взгляд пал на ящик с гранатами. Он взял несколько штук, из одной извлёк взрыватель, после чего решительно направился к двери. Обнаруживать своё жилище ему не хотелось, но девчонку зазря могли пустить на мясо. Это было нехорошо. Как потом спокойно спать после всего этого?

Мужчина-грис ещё раз посмотрел в глазок.

– Если не будешь вырываться, это будет не так больно, – сказал один из грисов девчонке, когда Кас распахнул дверь.

– Пошли отсюда! – крикнул Кас и бросил гранату без взрывателя в толпу, собравшуюся около его квартиры, возле неработающего лифта.

Граната звонко упала на пол, а грисы разбежались по этажу врассыпную. Один из них попытался полоснуть ножом свою жертву, но та смогла увернуться от массивного лезвия…

– Беги сюда! – крикнул Кас девчонке.

Та быстро сориентировалась и забежала в квартиру спасителя, а Кас тем временем вытащил чеки из действующих гранат и бросил взрывоопасные предметы в сторону грисов, после чего закрыл за собой железную дверь…

Взрывы прогремели один за другим и когда всё стихло, Кас вышел на лестничную площадку, где под его ногами оказалось два изуродованных тела, смертельно посечённых осколками. Злодеев даже не пришлось добивать.