Czytaj książkę: «Тойво – значит надежда. Красный шиш», strona 15

Тотчас же раздался возмущенный крик кого-то из разведчиков:

– Братцы, у меня руку оторвало!

Тварь, цапнув за рукав полушубка, уже ранее траченного когтем зверя, удрала на недосягаемую для кольев дистанцию. В пасти она унесла с собой оторванный рукав бойца.

– Они на крышах! – одновременные крики со всех сторон предварили массовый десант волколаков. Но растерянности и паники не было: красноармейцы отпрянули к спасительным стенам и заработали своими осиновыми копьями.

– Это я его так прищучил, – снова сказал Каръялайнен, умудрившийся заколоть еще летевшего с крыши зверя.

Теперь внимания требовалось еще больше, а ночь и не думала кончаться. Сквозь всполохи Северного Сияния начали, однако, проступать звезды.

– Осмотреть на предмет износа одежду! – прокричал команду Тойво.

Оказалось, что все достаточно плачевно: один человек потерял рукав целиком, у прочих, в том числе и у самого Антикайнена, швы не выдержали телодвижений, не столь характерных для человека в зимней одежде. Это значит, что к телу начал заползать мороз. А это может привести к скованности движений, обморожениям и, как результат, потере сопротивляемости.

– Братцы! – крикнул Каръялайнен. – Коли они нас жрать могут, то и к пулям они теперь должны быть восприимчивы!

К несчастью, все автоматы оказались сложены вместе с другим оружием в сарае у валуна. Револьверы были только у командиров, но для проверки предположения командира второй роты и их должно было хватить.

– Целься в зверя напротив меня! – приказал Тойво, достав свой пистолет. – Огонь!

Щелкнули сухие в морозном воздухе выстрелы, а твари, в которую все метили, казалось бы, хоть бы хны. Пули сбили фонтанчики инея в местах, куда угодил свинец, но волколак и ухом не повел. Так и упал, незамедлительно начав съеживаться.

– Работает! – определил Оскари.

– Ура! – обрадовался Каръялайнен.

– Не стрелять! – крикнул Антикайнен, пытаясь предварить всеобщую стрельбу. – Нам нужно с оружием пробраться внутрь кодушек и держать оборону там.

Вопросов не последовало. Конечно, каждый понял, что теперь должна быть другая тактика. Нужно тепло от печек, чтобы дожить до утра. Нужно посмотреть за товарищами, особо очарованные среди которых могут в приступе очарования сотворить что-нибудь нездоровое. И, в конце концов, точнее – из конца в конец, нужно сваливать отсюда. Бежать нужно от этих зверей, мчаться прочь от Северного Сияния и выполнять поставленную командованием задачу.

Первая шестерка бойцов обогнула угол рыбацкой хижины, которую, якобы, они обороняли, ощерившись осиновыми кольями, и скрылась внутри.

– У нас среди очарованных особого очарования не наблюдается, – последовал приглушенный стенами из соснового бруса голос. – Все спокойно.

Ну, ну – спокойно у них, Каръялайнен и Антикайнен переглянулись, усмехаясь. А вот у нас неспокойно. Опять ринулись звери за пищей насущной, на этот раз прикрываясь теми, кто все еще не отведал ни одного «комиссарского тела»⁴⁰. В них стрелять – только патроны попусту тратить. Какие сообразительные твари!

Этот напор отразить было тяжелее – народу-то стало меньше. Кому-то из бойцов досталось по руке, кого-то уронили наземь, но силу осиновых кольев пока еще никто не отменял. Съежились на снегу еще два волколака.

– Нецелесообразно по очереди удирать, – сказал Оскари. – Надо рассеять их внимание и дернуться всем одновременно.

– А если они внимание не рассеют, а по одной группе ударят? – предположил Каръялайнен.

Ну, тогда этим парням не повезло. Может, и не всех твари сцапают, но без жертв не обойтись. Скверно. Но разве есть иной выход?

– Другие предложения имеются? – спросил Тойво.

Всеобщее молчание показало, что других предложений не было.

В это время внезапно распахнулась дверь кодушки, в которой только что скрылась первая оборонительная шестерка, и из нее выбежал раздетый по пояс окровавленный человек. Он, словно бы, дымился на морозе и махал руками.

– Эй, сволочи! – крикнул человек. – Ату меня!

И с короткого разбега прыгнул в сторону озера.

Все звери, как по команде, кинулись, сломя голову, на перехват добыче. Запах крови вскружил им голову, сделав то, что часами раньше сотворило с людьми «меряченье».

– Ходу! – крикнул Каръялайнен, и все бойцы дернулись к дверям своих кодушек.

Антикайнен сотоварищи побежали к командирской избушке, где когда-то сидели несчастные пленные белофинны. Внутри, на радость, не осталось ни одной твари. Только клочья одежды, разбросанные по сторонам, да черное кровавое пятно говорили, что здесь произошла трагедия.

Тойво на ходу взглянул на смельчака, решившего пожертвовать собой ради товарищей. Оказалось, что особо жертвовать он не собирался. Привязанный за пояс веревкой, он прыгнул вперед, но его тут же ожесточенно принялись вытаскивать назад. Мчащиеся к месту его вероятного приземления твари, вероятно, очень удивились, когда не обнаружили там свою потенциальную жертву. Моментом замешательства зверей воспользовались все бойцы Антикайнена, даже тот, что был приманкой.

Все забежали в кодушки, заперли двери и принялись ждать, что будет дальше.

13. Ходу!

Ждать пришлось недолго. Звери, судя по звукам, принялись ходить вокруг жилищ, недоумевая, вероятно, куда подевалась вся добыча? Может быть, они своими обонятельными рецепторами и ощущали далекое присутствие людей, но очень морозный воздух и почти насквозь промерзшие сосновые бревна стен не способствовали остроте этого ощущения. Твари били лапами по домикам, забирались на крыши и вновь скатывались с них – пусто!

Очарованные бойцы, расположенные тесно, как это было возможно, друг к другу, не дергались, крутили глазами, а некоторые вовсе – спали. В остывающих кодушках затопили печи и заварили кофе. Напряжение нескольких последних часов начало отступать, былой всплеск адреналина уступал место вялости и сонному состоянию.

Однако расслабляться было рано: ночь едва минула свой экватор. Звери, которых невозможно было сосчитать, все также барражировали возле хижин и время от времени пробовали их на слабо.

В командирской кодушке собралось всего шесть человек. Они прибрали все, что осталось от шпионов, испили горячего кофе и теперь сидели, не в силах ни разговаривать между собой, ни предпринимать каких-нибудь действий.

– Спать, парни, – сказал Тойво. – Я первый на карауле. Завтра снова напряженный день.

Бойцы заснули моментально. Вместе с ними чуть было моментально не заснул и сам Тойво. Но спать было нельзя – настоятельно требовалось искать пути выхода из сложившегося положения. Он принялся анализировать информацию.

Северное Сияние, даже такое ярчайшее, как нынешней ночью, не может колыхаться до утра. Едва только край неба порозовеет, если не раньше, оно последний раз расцветет и сгинет – будто его и не было. Следовательно, боеспособность красных шишей сразу в три раза возрастет. Или в тридцать три.

Твари, порождения иного мира, теперь воспринимаются без всякого пиетета и трепета. Их можно уничтожать, но это весьма проблематично и непредсказуемо. Слабое место зверей – неспособность до определенных условий выказывать всю свою мощь и силу. Чтобы избежать эти условия требуется сохранить жизнь и невредимость всем бойцам.

Это значит, что принимать бой с волколаками, некоторые из коих уже вкусили человеческой крови, не следует. Надо удрать и при этом избавиться от всяческого преследования. На двух ногах, даже вооруженных лыжами, это сделать проблематично. Тогда что – по деревьям лезть?

Тойво усмехнулся, представив свой отряд прыгающим с ветки на ветку, подобно обезьянам.

А зачем, собственно говоря, деревья? Ведь есть очень даже неплохая скала, на которой даже снег не держится – Массельгский кряж. Насколько он помнил из рассказа покойного несчастного Нельяса, преследующие его твари на открытый от снега утес взбираться не решились. Поскакали для порядка поблизости, но на каменистую поверхность не сунулись. Может, эти звери могут передвигаться только по воде в ее кристаллическом состоянии? Иначе говоря, по снегу, граду, льду и пару. Нет, пар – это, пожалуй, газообразное состояние, по нему не побегаешь.

Тойво помотал головой из стороны в сторону, отгоняя дремоту, и посмотрел на часы. Если минут через тридцать разбудить своего товарища, то и ему удастся перехватить часок-другой целительного сна. Без сна жить нельзя, потому что без сна человек не может здраво думать – мысли путаются.

Массельгское щелье, как его здесь называли, был относительно невысокий горный массив, идущий по берегу озера Сегозеро и разделяющий воды Беломорского бассейна и системы Балтийского моря. По картам подъем вычислялся в 35 градусов, местами достигая 50. Конечно, сравнивая с горой Jumalanmaa⁴¹, Альпами, Кордильерами, даже Хибинами – сущий пустяк, всего-то около ста метров ввысь. Однако для человека, у которого за плечами 20 килограмм веса, а на ногах – лыжи, это восхождение весьма трудно. Ладно, лыжи можно снять и взять подмышку, однако карабкаться все равно придется по острым и местами обледенелым камням. Пусть Щелье и поросло каким-то черным лесом, но стволы деревьев, скорее, помеха, нежели помощь.

Вот будет лажа, если они полезут в гору, а проклятые волколаки – за ними. Тогда ребята могут его, Антикайнена, не понять. За этим раздумьем пробил его час: он разбудил своего товарища, а сам тут же потерял сознание, забывшись тяжелым, словно гора Лысая возле кряжа, сном.

– Товарищ командир! – сказал ему в ухо чей-то голос.

– Яскелайнен, падла, ты чего мне прямо в ухо говоришь, – узнал говорившего Тойво. – По-другому разве нельзя?

– А куда же мне тогда тебе говорить? – притворно удивился один из «лосей». – В зад, что ли?

Яскелайнен скрутил для оповещения своего командира специальную воронку из оберточной бумаги и держал ее широкий конец возле своего рта.

– Эх, – только и вздохнул Антикайнен. – С кем приходится работать!

– Разрешите доложить, – нимало не смущаясь, сказал «лось». – Рассвет пришел, твари ушли. Правда недалеко – в лес, где были вчера.

Оказалось, что завтрак уже готов, все очарованные освобождены от пут, оружие разнесено и разобрано. Количество истребленных тварей не подлежит подсчету, потому что истлели они напрочь, даже мокрого места не осталось.

– Ну, что, товарищи красные шиши, – сказал Тойво командирам после того, как плотно поел и привел себя в порядок. – Поздравляю вас с успешно прожитой ночью.

– Служим трудовому народу! – торжественно, но не очень задушевно ответили собравшиеся красноармейцы.

Далее Антикайнен высказался по поводу того, что нужно уходить, потому что они и так потеряли целый день, первая рота, поди уже в Гонги-Наволоке заждалась. Сразу же за ним взял слово Каръялайнен, предложивший двигаться через кряж. Кумпу эту идею поддержал. Мотив у них был одинаков: только так можно оторваться от проклятых зверей. Тойво только улыбнулся, в очередной раз находя подтверждение идее: мысли – материальны, они передаются по воздуху. Главное – настроиться на волну.

Теперь оставалось объяснить «очарованным» бойцам, как выстраивать взаимоотношения со зверями – они пока были в неведении, что творилось ночью. Кстати, несмотря на отдельные попытки буйства поутру связанные красноармейцы отделались только синяками от ремней на лодыжках и запястьях, да челюсти побаливали у тех, кто излишне усердно грыз деревянный кляп.

– Братцы! – сказал Антикайнен на общем построении. – Понимаю, что нам всем придется тяжело. Забираться на Массельгское щелье в полном вооружении – это круто. Но мы не шиком лыты.

Оскари дернул его за рукав и зловеще прошипел:

– Не лыком шиты!

– Партия доверила нам быть не лыком шитым, поэтому каждый должен понимать, какая ответственность на него ложится. А все из-за волколаков этих, будь они неладны! Кто сорвется при восхождении в ущелье – пусть летит до дна молча, потому что враги недалече. А потом сорвавшийся должен догнать свое отделение в самые ближайшие сроки. Иначе Партия нас не поймет. Вопросы есть?

– Какова глубина ущелий, в которые можно упасть?

Тойво наклонился к Каръялайнену:

– Кто такой любознательный?

– Яскелайнен.

– Ах, ну, конечно, – признал разведчика Антикайнен. – Дать ему пулемет Мэдсена и боекомплект. Если первым не взберется на вершину, будет таскать этот пулемет до посинения.

И, вновь повернувшись к красным шишам, продолжил:

– Ущелий здесь нет, но режим молчания будет строгим. В Гонги-Наволоке поговорим. В общем, товарищи командиры – люди в вашем распоряжении.

– Гав-гав! – пролаял Каръялайнен, потом сплюнул, прокашлялся и повторил команду. – По-взводно построиться свиньей! Ощериться дрекольем! Разрешается командирам отделений стрелять в тварей с окрашенной кровью пастью. Прочих не бить, колоть их осиновыми пиками! Ходу!

Так и двинулись навстречу приключениям. К сожалению такое передвижение не обещало скорости, но безопасность, как выяснилось, обещало полную. Ни один зверь не сумел приблизиться к медленно ступающим по снегу лыжникам. А когда начало смеркаться, твари занервничали.

Дело в том, что в это время и начался тот самый подъем, о котором предупреждал командир Антикайнен. Вокруг сделалось множество бесснежных каменистых выступов, и волколаки, как и предполагал Тойво, не горели желанием ступать по открытой земле и камням. Они постонали-постонали, а потом плюнули и убежали.

Больше их никто и никогда не видел. Сгинули твари.

Ни разу командирам отделений в этом переходе не пришлось пустить в ход огнестрельное оружие, сколько бы они не вглядывались в морды снующих туда и сюда зверей. Копьями отбили пару атак, потом ни одна тварь не рисковала приблизиться – так и шли поодаль.

Зато когда минула забота противостоять возможным нападкам волколаков, возникло другое дело: как карабкаться в гору, когда ни черта не видно. Луна оказалась в дымке – висела над лесом мутным желтоватым блином и света давала незначительно. Вспыхнуло, было Северное Сияние, сплошь серого цвета, да и потухло. Видать, потратило вчера все свои краски и все свои силы.

Вызвался идти вперед Лейно, давеча ночью измазавший себя кровью из нарочных порезов и прыгнувший к тварям с отчаянным отвлекающим маневром. Говорит, что один залезет наверх и за собой веревку протащит, чтобы всем остальным бойцам по ней легче было подыматься. У него в детстве карабкаться по скалам возле гор Коли⁴² получалось хорошо, навыки имеются.

– И я пойду в помощь, – сразу оживился поникший, было, Яскелайнен. – Установим наверху пулемет Мэдсена и будем прикрывать отход.

Лейно только махнул перевязанными руками: ну, пошли, коль не шутишь.

Они ушли вверх, поочередно таща на себе оружие и боекомплект Яскелайнена и оставляя за собой веревку. Вероятно, последнему очень не хотелось становиться пулеметчиком.

Коротко передохнув внизу, красноармейцы двинулись следом, по-свойски рассудив, что каждому по-одиночке тащить свое имущество наверх не имеет смысла. А имеет смысл, также разбившись по парам, подыматься по пути Лейно и его товарища, тоже спустив веревку, но короткую, используя которую можно затащить к себе обвязанный груз: лыжи, оружие, боеприпасы или провизию. Затащить – и двинуться дальше, чтобы потом в очередной раз прибрать к себе имущество.

Танки, зенитные и артиллерийские орудия поднимать в гору не требовалось, потому что не было ни того, ни другого, ни третьего. Как и вьючных лошадей, которым требовалось для восхождения особое приглашение на лошадином языке, тоже не было. Ну, а люди, если у них на головах не тыквы растут, даже в ночных условиях одолеют перевал и не поморщатся.

Красноармейцы без потерь, разве что маскхалаты кое-кто оборвал нечаянно, поднялись на вершину кряжа.

Первым человеком, кого увидел наверху Тойво, был Яскелайнен.

– Товарищ командир, – сказал он. – Разрешите обратиться.

И дальше: кому опять сдать пулемет Мэдсена, разведан удобный склон для спуска вниз, если разумно организоваться, то до рассвета можно оказаться возле точки встречи с первой ротой.

Антикайнен не стал возражать против предложений разведчика, и хотел, было, разумно организовываться, но командир второй роты попросил его разрешения выступить с речью. Получив одобрение, влез на крупный камень и простер вперед руку.

– Дорогие товарищи! – рука его указывала на запад. – Там наша Родина. Но и здесь теперь наша Родина. Как говорил товарищ Леннрот, «где собаке три раза позволили переночевать, там у нее и родина». Все вы пережили глубокое потрясение минувшей ночью. Если кто-то из вас решится рассказать о нем, о «меряченьи», о тварях-волколаках, то будьте готовы к тому, что вам никто не поверит. Даже ваши товарищи из первой роты. Это не повод для ссор, это вообще не повод. Так что выбросите из головы эти события, а если не выбрасываются, говорите о них с легким сердцем, не пытаясь получить сочувствие. Мы в самом начале великого пути, и Родина нас не забудет.

– Какая родина? – раздался голос из строя.

– Кто это? – наклонился Каръялайнен к Тойво.

«Микола Питерский»⁴³, – подумалось тому в ответ. – «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколь душ я загубил! Ыых, моргалы выколю!»

Но на деле, даже не вглядываясь в бойцов, он ответил:

– Разведчик Яскелайнен.

– Обе, – сказал оратор, вновь обращаясь к воинам. – Обе Родины. Нас не забудут. И большая, и малая. В добрый путь, как говорится!

И спрыгнул с камня. Жестом подозвал к себе Яскелайнена и вручил ему пулемет.

– Если первым не войдешь в Гонги-Наволок, будешь Мэдсена таскать до посинения.

Первым на спуск отправился самый опытный – тот, кто имел хоть какую-то горнолыжную подготовку. Конечно, им оказался все тот же герой Лейно из Коли. За ним рвался ехать Яскелайнен, но по причине его загруженности его поставили ближе к концу.

Когда бойцы начнут съезжать вниз, то все будут придерживаться маршрута, проделанного Лейно, повторяя все его движения и маневры. Надо слегка подворачивать «плугом»⁴⁴ – будут плужить все. Можно проехать прямо – все помчатся по проложенной лыжне. Ну, а если, не приведи Господь, кто-то замешкается и рухнет на склон, за ним повалятся и все остальные. Переломают себе ноги и повредят инвентарь – таких забивать на месте, даже не позволяя подняться.

Не было во всем отряде Антикайнена случайных людей, поэтому никто не упал. Даже те парни, которые медленно съезжали, груженные больше других, держались на лыжах хорошо и не отклонялись от проложенного Лейно маршрута.

Вот тебе и Массельгское щелье – развлечение для настоящих мужчин, да и только! Волколаки пропали, луна проступила, вся дорога к Гонги-Наволоку теперь была под горку – радуйся жизни, сам черт – не брат!

И опять на подступах к деревне, первым, кого остановил предупреждающий крик выставленного от первой роты часового, был Яскелайнен.

– Братцы, что было! – сказал он, изрядно запыхавшись от желания оказаться в первых рядах. – Финских шпионов в плен взяли, а потом с чертями всю ночь бились. Сейчас вся рота подойдет, веди меня к командиру.

К Суси его, конечно, не повели – почивал тот, но когда начали подтягиваться прочие красные шиши из второй роты, помогли с пулеметом добраться до теплого дома с горячей едой и красноармейским радушием.

Разбуженный начальник штаба долго тряс поочередно руки Антикайнена, Кумпу, Каръялайнена, с облегчением избавляясь от груза неминуемой ответственности в случае потери их отряда. Закончив трясти, лег под овчину и снова немедленно заснул сном младенца.

Но так просто отделаться от ответственности ему не позволили.

– Докладывай, мелкий прыщ Суси! – по примеру Яскелайнена соорудив бумажную воронку, пророкотал командир в ухо своему начальнику штаба.

– Поутру мы намеревались организовать ваши поиски, – доложил тот, не открывая глаза и блаженно улыбаясь. – В этой деревне народу – полтора землекопа. До Пенеги меньше тридцати километров, кто там – придется разведать.

– Поручик Ласси командует отрядом в пятнадцать человек, понимаешь ли, – сказал Каръялайнен. – Мы уже разведали все, как есть. Проверим, чтобы за это время к ним не подоспело подкрепление и не свалилось нам, как снег, на голову, и возьмем всех лахтарит тепленькими.

– Когда? – задал вопрос Суси и приоткрыл один глаз.

– Ну, сегодня у нас одиннадцатое, сегодня после обеда и двинем. К сумеркам успеем добраться, так что ночевать следующую ночь будем с комфортом, – сказал Антикайнен. – Пока же всем нашим четыре часа беспробудного сна организуй. Чтобы без шума.

На самом деле все красноармейцы второй роты уже разбрелись по домам и завалились спать. Никто даже не пытался о всех пережитых треволнениях рассказать, язык не поворачивался. Может быть, потом, когда проснутся. Сколько командиры им поспать дадут?

– Как же мне этому Седякину рапорт-то отправить? – вслух подумал Тойво. – Мол, то, мол, се, мол, местное население. Что писать – ума не приложу. Ох, будут судить меня судом Революционного трибунала!

– А ты на них наплюй, – сквозь сон проговорил Кумпу.

– Слюны не хватит, дорогой товарищ Оскари.

“A long time ago came a man on a track

Walking thirty miles with a pack on his back

And he put down his load where he thought it was the best

Made a home in the wilderness

He built a cabin and a winter store

And he ploughed up the ground by the cold lake shore

And the other travellers came riding down the track

And they never went further, no, they never went back

Then came the churches then came the schools

Then came the lawyers then came the rules

Then came the trains and the trucks with their loads

And the dirty old track was the telegraph road”⁴⁵

Давным-давно вышел человек на дорогу.

Пройдя 30 миль с котомкой за спиной,

Он сгрузил свою ношу там, где ему казалось это лучше.

Сделал дом в глуши.

Построил будку и зимнюю кладовку.

И вспахал он землю на берегу холодного озера.

И другие путники пришли по дороге.

И не пошли они дальше, нет, они не пошли обратно.

Затем пришли церкви, затем пришли школы.

Затем пришли юристы, затем пришли законы.

Затем пришли поезда и грузовики с их грузами.

И грязная старая дорога была телеграфной дорогой⁴⁶

– Где же мне, черт побери, телеграф-то найти в этой глуши? – сокрушался Антикайнен, пока не смежились его веки, пока сон без сновидений не забрался к нему в голову и не приказал всему уставшему организму: «Кри, блин, кра, блин, кру, блин».

14. Яскелайнен и Ласси.

Оказывается, обед вполне неплохо переваривается, когда непосредственно после трапезы, сразу нацепить на себя двадцать килограмм, одеть лыжи и торопливо почесать в морозный полдень. Все калории идут организму на пользу, ничто, заблудившись, не откладывается на прозапас. А все отчего? Все оттого, что сытая отрыжка подавлена в самом зародыше. И культурно, и воспитанно. Беги на лыжах, пускай слюну по подбородку и радуйся – процесс пищеварения идет что надо!

Приняли решение окружить деревню Пененгу, чтобы ни одна финская мышь не проскочила, а в расположение врага отправить диверсанта, якобы тоже белофинна, но нашего. Для этого дела темнота – самое подходящее время. А самый подходящий диверсант – Яскелайнен. Уж больно лицо у него было белофинским.

– Матти, – на ходу инструктировал его командир второй роты. – Как по-белофински «хайльгитлер»?

– «Гитлеркапут», – ответил тот.

– Вот ведь какой грамотный – все знает! – восхитился Каръялайнен. – Тогда будешь штабс-капитаном Верховским. В Пененге командуют капрал Курки, ну и поручик Ласси. Сумеешь всех обаять, обойдемся без кровопролития, один раз пулемет Мэдсена тебе простится.

Яскелайнен хмуро бежал рядом с командиром. Никогда раньше он в расположение врагов не ходил, не хотелось и начинать. В каких бы целях не представлялось предательство, но ничем иным оно от этого не станет. Ему предстояло войти в доверие к белофиннам, стать своим в доску, а потом предать их. Как этой доской, да промеж глаз, или под живот!

– А почему русский? – спросил Матти. – Я как-то не очень по-русски изъясняюсь.

– Да потому, дурья твоя голова, что у нас с самого Кронштадта только одна бумажка завалялась, удостоверяющая этого самого штабс-капитана. Больше никаких ксив нету. Верховский же этот гельсингфорских кровей. Драгун, наподобие шведа Маннергейма. Так что твоя лингвистика только больше запудрит мозги этому капралу Курки.

– Ну, тогда – ладно, – кивнул головой Яскелайнен. – Только у меня условие.

– Говори! – потребовал Каръялайнен.

– Два раза зачтется пулемет Мэдсена.

– По рукам! – сказал командир второй роты. – Итак, мысленно готовься, входи в образ. Только смотри – не увлекись, а то пристрелим невзначай, как настоящего штабс-капитана.

Окружали деревню по всей военной науке: разведка, пост наблюдения, система опознавания и передачи сигналов, намеченные сектора. Ни одна собака не гавкнула, когда все бойцы заняли свои позиции. А собак трудно провести, если, конечно, собака не обладает политической прозорливостью и классовым чутьем.

Яскелайнен оправился, будто собираясь на встречу с командующим, вооружился револьвером в дополнение к традиционному пуукко, сделал торжественное выражение на лице и поехал, не скрываясь, к белофинскому караульному посту. Те его сразу увидели и не стали расстреливать на месте. Это было их ошибкой. Да и не мудрено ошибиться, когда голова занята пережевыванием гигантских финских бутербродов из ржаного хлеба, полосок сыра Валио и нескольких ломтиков ветчины Сауна-палви. А, вообще-то, только дети степей приучены сначала открывать стрельбу, а потом выяснять, кто там. Но в карельских лесах такие воины в то время встречались редко: один монголоид на тысячу лет.

– Вы чего так службу несете? – приблизившись к белофиннам, спросил Матти.

– А чего нам тут ждать? – спросил один из караульных.

– Меня, – приосанился Яскелайнен. – Пароль: пуля. Отзыв – штык. Кто не знает – тем кирдык.

– Надо же, а нам про пароль сказать забыли, – сказал второй караульный, пережевывая бутерброд.

«Эх, и мне бы такого хоть один раз куснуть!» – подумал разведчик. – «Давно родной еды не пробовал!»

Хлеб в России был тоже вкусный, вот сыры делать русские совершенно не умели. Как и ветчину. Мысль о еде заставила желудок заурчать.

– Давно, поди, идешь, – сразу же предположил первый белофинн. – Проголодался. Сам-то кто?

– Дед Пихто, – ответил Матти. – Представитель ставки Маннергейма штабс-капитан Верховский. Вышел вместе с парнями, что в Архангельск отправлены, но пути наши разошлись.

– А, это те четверо! – дожевав последний кусок, протянул второй караульный. – Да, им до Архангельска пилить и пилить по такому морозу. Вы уж погодите немного, я капрала позову.

Он встал и очень неторопливо двинулся к дому через дорогу. Там, наверно, у них был штаб. Или у них там было гнездо.

Скрывшись за дверью, обратно он уже не вышел. Зато появился какой-то строгий человек в рыжих кожаных сапогах до колена и овчинном полушубке, перетянутом портупеей. Он достал револьвер, выставил его вперед, согнув в локте руку, чтобы, вероятно, вид сделался грозным и внушительным, и почти строевым шагом пошел к караулу. Конечно, все очень серьезно, но как-то смешно. Человек походил на журавля⁴⁷ с пистолетом.

Яскелайнен дождался окончания этого торжественного марша и лениво спросил:

– Капрал Курки?

– Допустим, – ответил капрал Курки. – А ты кто? Какие ваши доказательства⁴⁸? Где и когда вы родились?

Две последние фразы он выдал на русском языке. Очень корявая у него получилась речь, но, вероятно, выразительная. Во всяком случае, зависла пауза, которая ясно дала понять, что капрал ожидает ответа. И караульный тоже навострил одно ухо.

– London is the capital of the Great Britain, – ответил Матти. – Эннейн сигэйн⁴⁹.

Вообще-то шутить с представителями власти не рекомендуется никому и никогда. Любая власть в лице своих представителей юмор не понимает и даже решительно отвергает его, как инородную субстанцию. А также самое главное качество любой власти – ее беспощадность и решительная неспособность прощать, будь то в Прощенное воскресенье, будь то в любые другие дни недели, месяца и года. Еще одно качество – лицемерие, без которого любой власти никак нельзя. Однако Яскелайнен не признавал эту власть, поэтому мог действовать незаконно: врать, шутить и отрезать головы у ее представителей.

– Паппирен, – перешел на немецкий Курки.

Матти достал бумажку с вензелями, выданную еще при царе-горохе. Там было написано, что штабс-капитан, что дартаньян, что проезд бесплатный. По-русски, конечно, написано. За каким уж чертом реальный Верховский хранил этот документ – пес его знает, может – ностальгия. Вот фамилия как раз и была выведена по-фински.

– С секретной миссией, – добавил Яскелайнен, когда капрал начал крутить бумажку и так, и сяк. – От их высокоблагородия барона. Прошу собраться всем для оглашения приказа по княжеству.

– По какому княжеству? – поднял глаза над листком Курки.

– По Карельскому княжеству, – объяснил Матти. – На пять минут всем быть в штабе, кстати, как у поручика Ласси дела?

Назвав эту фамилию, он внезапно ощутил некое смутное беспокойство, словно она ему очень даже знакома. Но в прошлой своей жизни он с военными никогда не общался, тем более, с прапорщиками. В Гельсингфорсе, куда он переехал в пятнадцатилетнем возрасте, у него был совсем другой круг общения. Все больше женский, ну и пролетарский, конечно.

– Поручик Ласси осуществляет выполнении главной задачи: освобождение Карелии от русских красных бандитов. В настоящий момент проводит разъяснительную работу с местным населением.

«Понятно», – подумал Яскелайнен. – «По девкам пошел. Ну и пес с ним, потом изловим».

– Караульному тоже в штаб?

– Прийти, расписаться и снова на пост. Кто же за караульного караулить будет? – строго сказал Матти. – О приказе потом капрал расскажет. Главное – подпись поставить. Правильно я говорю?

– Так точно, – подобрался Курки.

В штабе несколько человек плевали в потолок, несколько человек самозабвенно почивали, всего одиннадцать душ. Двое были в карауле с другого конца деревни, один – с этого, да еще поручик этот местное население окучивает. Итого пятнадцать белофиннов – не обманули покойные белые шиши.

В задачу Матти входило отвлечь пост лахтарит так, чтобы несколько разведчиков пробрались в деревню и, пользуясь фактором внезапности, всех победили.

Пока будили спящих, прибежал караульный. Это значило, что путь свободен и с этой стороны красноармейцы быстрым маршем войдут в деревню.

Яскелайнен откашлялся и начал свое выступление.

– Дорогие товарищи! – сказал он.

Белофинны недоуменно зашевелились и начали переглядываться.

– Прошу прощения: дорогие господа лахтарит! – поправился разведчик.

Еще больше изумились солдаты, а капрал Курки даже привстал со своего места.

– Зачем вы как красный веня-ротту говорите? – спросил он.