Czytaj książkę: «1985, или Полевой сезон», strona 4
Выстиранное бельё висело везде, где только можно было его повесить. Под ним, в бетонных ёмкостях, заполненных водой, лежали груды замоченного белья.
– Я из касты неприкасаемых, – продолжала Ракшми. – Мои родители и братья работают здесь всю жизнь. Стирают бельё, сушат, гладят…
– А ты?
– А я отстирываю мужские грехи. Ты разве не понял?
– Но у меня нет грехов! – запротестовал Захар.
Ракшми приложила указательный палец к губам и взволнованно прошептала:
– Не говори так. Грехи есть у всех, особенно у мужчин.
Захар вспомнил, что он голый, и прикрылся ладонью левой руки. Ракшми заметила его жест и грустно произнесла:
– Грех не там!
– А где он?
– В сердце! Иди ко мне, я его почищу! Ты должен перестать строить из себя святого и освободиться от грехов. Иначе ты никогда не будешь счастлив!
– Но я ведь не имею права к тебе прикасаться!
– Это и не нужно, касаться тебя буду я.
Она достала из ящичка с резной дверцой аккуратно сложенный кусок зелёной ткани и осторожными движениями начала очищать его грудь. Стало нестерпимо сладко, сильно закружилась голова. Захар невольно качнулся и сбил Ракшми с ног, после чего они оба оказались на полу. Её приоткрытые губы почти касались его губ. Он прижался к ним – сначала с опаской, потом уверенно и страстно.
Ракшми застонала и Юлиным голосом сонно произнесла:
– Захар, я хочу спать!
Июнь
Чем меньше времени оставалось до выезда в поле, тем больше Захар мрачнел. Он понимал, что в лучшем случае вернётся в город в октябре, а в худшем – ещё позже. Как переживёт Юля его многомесячное отсутствие? Не начнётся ли опять бракоразводная бодяга, как это было с Алиной? Перебрав все возможные варианты, он пришёл к выводу, что ехать в поле надо им обоим. К его удивлению, Юлю уговаривать не пришлось. Постоянной работы у неё не было, дома ничего не удерживало, а о смене обстановки она думала и сама. Была и ещё одна веская причина. У Ивана Николаевича появилась женщина, с которой он встречался сначала тайком от них обоих, а потом и открыто, перестав наконец таиться. За время их отсутствия он вполне мог бы создать семью.
Больше всего Захар боялся, что Юля не выдержит трудностей таёжной жизни и станет обузой для бригады. Случись такое – нянчиться с ней он не станет, просто отправит домой, а тогда – прощай, семья и здравствуй, общага. Другой опасностью было само присутствие женщины в мужском коллективе, вдали от цивилизации. Женщина на корабле – не к добру, тут всё понятно и без слов. А во время эхолотных промеров им придётся вместе работать на корабле, пусть даже с ночёвками на берегу. Как к этому отнесётся команда? На берегу же им, скорее всего, придётся жить в одной палатке, на глазах у всей бригады. Сможет ли Юля к этому привыкнуть? В институте преподаватели постоянно приговаривали: «Геодезия – не женское это дело!». Но Захар знал, что женщина-полевик – не такое уж редкое явление. Возможно, что в его бригаде будут и другие женщины. В прошлом году на Байкале он работал со студентками-практикантками.
В конце концов Юлю оформили сезонной рабочей. Она прошла инструктаж по технике безопасности и сделала прививку от клещевого энцефалита. После этого, как по заказу, в его бригаду определили крупнотелую, острую на язык студентку Ираиду, приехавшую «за запахом тайги» из новосибирского геодезического института. Это разом решило все вопросы и сомнения. Устроился к нему также рабочий Миха – бывалый сибиряк лет под сорок, с большим уголовным стажем. После завершения закладки геодезических центров к бригаде должен был присоединиться и топограф Игорь Зябликов, уже уехавший вместе с Толстихиным на Зею.
Часть личных вещей и производственного оборудования отправили трёхтонным контейнером.
Наступил долгожданный день отъезда. До амурской станции Тыгда предстояло добираться поездом, а оттуда до базы партии – на грузовой машине. Тёплым июньским вечером поезд нехотя отошёл от улан-удэнского железнодорожного вокзала, постепенно разогнался и покатил-постучал по Транссибирской магистрали на восток. Ехали вчетвером в одном плацкартном вагоне. Захару и Михе достались верхние полки, женщины расположились внизу. Завязалась бесконечная болтовня, которая, при всей её пустоте и необязательности, помогла им поближе познакомиться. За окном одно за другим замелькали знакомые названия станций – Чита, Чернышевск, Ерофей Павлович…
– Кто назовёт фамилию Ерофея Павловича, тому ничего не будет! – объявил Захар. Народ безмолвствовал, поэтому пришлось тут же раскрыть карты:
– Хабаров! Тот самый первопроходец, в честь которого назван Хабаровск. Заодно поздравляю с историческим моментом – мы въехали на территорию Амурской области!
Утром третьего дня они сошли с поезда, прибывшего в Тыгду. Толпа быстро схлынула, и на обезлюдевшем перроне осталась лишь их небольшая группа, если не считать двух бродячих собак, гревшихся под утренним солнцем.
Из телефона-автомата Захар позвонил жившему в Тыгде представителю экспедиции Жоржику, носившего русско-китайскую фамилию Тимочан. Через час за ними приехал ГАЗ-66 с зелёным тентом и двумя лавками в кузове. После краткого знакомства Жоржик помог геодезистам загрузить вещи и подняться в кузов, сам сел в кабину и скомандовал шофёру:
– В Зею!
Предстояло проехать сто тридцать километров. С каждой стороны тента имелось по два продолговатых пластиковых оконца – как раз по одному на каждого пассажира.
– А где сам Амур-то? – спросила Ираида.
Захар оживился:
– Вон там, сзади. Отсюда не видно. Он отделяет Советский Союз от Китая. Ну… вот вам небольшой урок географии. Параллельно Амуру, только чуть в стороне, мы ехали на поезде до Тыгды. Теперь представьте себе карту области. Примерно посередине, с севера на юг, течёт река Зея. На севере – горы, на юге – равнина. Город Благовещенск знаете? Мы до него немного не доехали. Ну так вот, он стоит у впадения Зеи в Амур. А посреди этой самой Зеи расположен город, который тоже называется Зея. Чуть севернее него много лет тому назад речку перегородили плотиной и построили ГЭС. Не так давно она заработала на полную мощность. Вода затопила окрестные леса, пастбища и с десяток населённых пунктов – получилось Зейское водохранилище. Вот к нему мы и направляемся. Будем заниматься геодезическими измерениями и эхолотными промерами, чтобы потом сделать топографическую карту дна. Нет, не всего водохранилища. Пока лишь одной его части. Кстати, местные часто говорят – Зейское море. По объёму воды это третье водохранилище в СССР, после Братского и Красноярского. На западном берегу расположен посёлок, он так и называется – Береговой. В нём находится наша база партия. Именно туда мы и едем. Часть наших людей уже там, нас дожидаются.
Часа три машина, трясясь на ухабах, перепрыгивая через многочисленные ямы и трещины, то и дело пересекая дышавшие на ладан деревянные мосты, где по асфальту, а где и по щебню, везла их на север. Дорога была латаная-перелатаная. Чем больше они отдалялись от Тыгды, тем круче становился рельеф. Равнинная, нередко заболоченная местность постепенно сменилась чередовавшимися ярко-зелёными сопками. В долине Зеи дорога пошла через густой хвойный лес.
Город Зея оказался провинциальном райцентром с маленькими деревянными домами и типовыми пятиэтажками. На въезде машину остановили гаишники. Они проверили личные документы, осмотрели вещи в кузове и спросили Тимочана о маршруте. Жоржик показал нужную бумагу, после чего им разрешили продолжить путь. Шофёр, оказавшийся местным жителем, завернул в столовую. Не евшие с утра, они с аппетитом пообедали, после чего сразу же поехали дальше.
По прямой до Берегового было рукой подать, но в тайге редко передвигаются по прямой. Главным препятствием была река Гилюй, впадавшая в Зею с западной стороны. Проблема заключалась в том, что после создания водохранилища устья всех притоков, стекавших со склонов окрестных гор, в том числе и устье Гилюя, оказались затоплеными. Не случайно вопрос жизни и смерти у местных жителей, отправлявшихся тогда в путь, звучал так: «А Гилюй пускает?». От поведения этой реки зависела вся жизнь обитателей Берегового – в Зее находились и центральная районная больница, и аптеки, и роддом. Неухоженная грунтовая дорога с кое-где подсыпанным гравием обходила затопленное устье Гилюя, делая большой крюк по холмистой местности. Проехали село с громким названием Золотая Гора, перевалили через хребет Тукурингра и спустились к бурной реке. Машина остановились на отлогом берегу, у паромной переправы.
Переправа по неизвестным причинам не работала. Паромщика найти не удалось. Во всей округе не было ни души. Тимочан, переговорив с шофёром, высунулся из машины:
– Молодёжь, сейчас будет немного страшно. Держитесь крепче! Переедем речку на машине.
Полноприводной ГАЗ-66 не случайно назывался грузовым автомобилем повышенной проходимости. Мотор завёлся, машина подъехала к реке и медленно, не останавливаясь, продолжила движение в сторону противоположного берега. Юля ухватила Захара за руку и закрыла глаза. Местный шофёр с детства знал маршрут. Вода доходила до самого кузова, мотор оглушительно ревел и грозился вот-вот заглохнуть. Было страшно представить, что машина может внезапно остановиться посреди реки с таким стремительным течением. Но она уверенно, по накатанному дну, пересекла буйную реку и выбралась на другой берег.
– Вот вам первый закон тайги, – сказал Захар своим ошеломлённым спутникам. – Или ты, или тебя.
После переправы дорога резко повернула на восток. Через восемь часов после выезда из Зеи, поздно вечером, приехали в Береговой. Машина остановилась перед деревянным бараком, в котором разместилась база партии. Чуть поодаль возвышался крепко сколоченный амбар, служивший складом. Посреди двора стоял приземистый вездеход.
Люди выбрались из машины и заходили взад-вперёд, разминая отёкшие ноги. Тут же налетели прожорливые комары и несметная туча мошки. На шум из барака вышли Фёдор с Игорем, за ними показался начальник партии, Сергей Петрович Устюжанин.
Приземистый и круглолицый Петрович принадлежал к исчезающему виду вечных полевиков, ненавидящих городскую суету и с трудом терпящих своих чересчур привязанных к быту жён. С недавних пор он был разведён и теперь сполна наслаждался свободой. Его знали не только как опытного геодезиста, но и как неплохого психолога, легко разрешавшего самые сложные ситуации.
– Петрович, пустишь на ночлег? – улыбнулся Захар.
– Ясен пень! Заходите по одному.
На ужин Петрович распорядился подать котлеты из щуки. Выпили по сто грамм, поговорили о том о сём, и стали готовиться к ночлегу. Бригаде Захара выделили одну просторную комнату с четырьмя металлическими кроватями, большим столом у окна и несколькими стульями. Вместе с кладовщиком они сходили на склад и получили спальные мешки из верблюжьей шерсти с чистенькими белыми вкладышами.
Начиналась новая, полевая жизнь.
Проснулись поздно. После чая Захар предложил Юле прогуляться. Первым делом они по грунтовой дороге спустились к берегу, который оказался в километре от базы. Солнце давно уже освещало безмятежную синюю гладь водохранилища. Зелёные склоны покрытых лиственницей сопок пестрели сиренево-розовыми вкраплениями отцветавшего рододендрона.
– Помнишь песню, Юля? «Где-то багульник на сопках цветёт…». Вон, полюбуйся! Это не иначе как про нашу Зею написано.
– Совсем как на Байкале… Даже тайга похожая. Зачем надо было так далеко ехать? – засмеялась она.
– А вон там, видишь, устье речушки? Это Малые Дамбуки. В её честь и село раньше называлось Дамбуки. Когда его затопило, чуть повыше построили новый посёлок – наш Береговой. И случилось это, если не ошибаюсь, лет пятнадцать назад. Ты тогда ещё даже в школу не ходила.
Он привлёк к себе жену и поцеловал её в шею.
– А те мужики что делают? – увернувшись, спросила Юля.
– Рыбу ловят! Подожди, через несколько дней сама рыбачить будешь. Понравились котлеты из щуки?
Поселок прятался в соснах. Разбитые по единому плану улицы располагались в строгом шахматном порядке, жилые дома утопали в черёмухе и цветах.
– А кто тут живёт, в посёлке?
– Разные люди – и охотники, и рыбаки, и лесозаготовители. Золотарей много. Тут ведь прииск расположен. Драг везде полно. Смотри внимательно под ноги, вдруг золото сверкнёт! Ладно, пошли домой.
– Домой? Что-то я себя как дома ещё не ощущаю… – призналась Юля.
На базе партии Захар обсудил с Петровичем ближайшие планы. Предполагалось начать работы с дальнего объекта, расположенного в противоположной, восточной части водохранилища, в районе посёлка Бомнак. Это очень заинтересовало Захара, потому что в давние времена в Бомнаке жили эвенки-проводники его любимого писателя-геодезиста Григория Федосеева. Туда планировалось перелететь на вертолёте.
Он собрал свою бригаду и рассказал о том, что удалось узнать.
– А что это за работы? – поинтересовалась Ираида. – Чем конкретно мы будем заниматься?
– Главная наша задача – измерять глубины водохранилища в пределах объекта, точка за точкой, по параллельным галсам. В идеале – эхолотом с катера, в худшем случае – ручным лотом с моторной лодки. Катера пока нет, Петрович вовсю его ищет. Но промерами мы займёмся позже. До этого надо будет обеспечить их плановое обоснование. Попробую объяснить так, чтобы поняли и Миха с Юлей. Для того, чтобы нанести точку с известной глубиной на карту, надо знать её координаты. Чтобы их получить, Ираида и Игорь будут стоять на теодолитных постах и одновременно, по моим командам, засекать положение катера или лодки. Координаты постов известны, местоположение каждой точки можно будет потом легко вычислить. Но самих теодолитных постов в природе ещё не существует. Их надо будет предварительно наметить на местности. В буквальном смысле слова позакапывать в землю геодезические знаки. Над большинством из них – построить деревянные пирамиды. Этим займутся закладчики и строители из бригады Толстихина. И уже по готовым геодезическим знакам мы с вами проложим вдоль берега полигонометрический ход.
– Зачем? – впервые подала голос Юля.
– Чтобы вычислить их плановые координаты.
После этого несколько дней они ждали контейнер с вещами и имуществом. Кроме того, где-то задержались картографические материалы, без которых невозможно было начинать. Чтобы не терять время даром, Петрович предложил Захару заняться поверками теодолитов, светодальномера и тахеометра.
Не очень надёжный советский тахеометр ТА-5 был всё же самым удобным для предстоявшей работы, потому что он измерял и углы, и расстояния. Однако тахеометр не подавал признаков жизни, потому что не работал новенький аккумулятор. Захар копался с ним часа два, пока не сообразил, что на заводе забыли поставить перемычку между банками.
– В то время, когда всё прогрессивное человечество строит коммунизм, враг не дремлет! – пошутил помогавший ему вездеходчик Витя Глухов по прозвищу Глухарь
После этого Захар определил необходимую для измерений циклическую поправку тахеометра и с облегчением вздохнул – она оказалась в допуске.
Ночью в бригаду Фёдора Толстихина приехал новый рабочий. Ходьба взад-вперёд по коридору и громкие разговоры разбудили обитателей базы. К утру вся бригада Фёдора на вездеходе уехала в тайгу.
День прошёл в бесплодном ожидании новостей. Вечером, после ужина, Захар и Юля продолжили обследование окрестностей базы партии. Прогулявшись по крайней улице посёлка, они свернули в соседний сосновый бор и, держась за руки, медленно пошли по мягкой земле, покрытой хвоей и прошлогодними шишками. Под старой разлапистой сосной лежал толстый пласт сухой хвои. Захар бросил на него свою куртку, опустился на неё и притянул к себе о чём-то задумавшуюся Юлю. Она не сопротивлялась, но и не реагировала на его ласки – просто молча уступила загоревшемуся мужу. Наверху при каждом дуновении ветра шуршали пушистые ветки. Придя в себя, Захар перевернулся лицом к потемневшему небу. Словно отрывок из давнего, неоконченного разговора с самим собой, в голове промелькнуло: «Тяга. Обычная тёмная тяга…».
Рядом с ним раздался горький всхлип.
– Юлька, ты что? Почему ты плачешь?
– Потому что ты меня не любишь. Я знаю, что ты притворяешься. Ты умный, образованный, а я кто? Дурочка с переулочка…
Он растерянно целовал её заплаканные глаза, пытаясь найти правильные слова, но так и не нашёл их.
Стояли ясные солнечные дни – идеальное время для геодезических измерений. Но работы не было. Сначала ждали Петровича, уехавшего в Тыгду на поиски пропавшего контейнера. Потом, когда контейнер нашёлся, а на складе были получены под роспись палатки, рулоны кошмы, коробки с продуктами – тушёнкой, макаронами, чаем, сгущённым молоком и прочими таёжными деликатесами, ждали вертолёта, который должен был забросить их в Бомнак. Вертолёт так и не прилетел, потому что у руководства поменялись планы. Решено было заняться съёмкой ближнего объекта, расположенного в западной части водохранилища. Теперь ждали, когда бригада Толстихина закончит закладку геодезических центров. Эта работа отнимала уйму времени, потому что для рытья ям под металлические знаки приходилось кострами оттаивать вечную мерзлоту. Фёдор работал втроём – с Игорем и с недавно приехавшим из Улан-Удэ молодым рабочим, которого никто ещё ни разу не видел.
После единственной рекогносцировки, проведённой вместе с Фёдором на моторной лодке, Захар сводил свою заскучавшую бригаду в поселковый книжный магазин, где на полупустых полках неожиданно оказался «Зверобой» Фенимора Купера – каждый купил себе по одной книжке. В обмен на макулатуру в магазине продавали романы Мориса Дрюона о французских королях. Ираида тут же поделилась воспоминанием:
– У нас в Новосибирске один мужик собирал все книги Дрюона. Чтобы их заполучить, он сначала собрал полные собрания сочинений Ленина и Горького, а потом уже сдал их в пункт вторсырья. И ведь приняли. Никто даже не пикнул!
По дороге на базу Юля с Ираидой заговорились и отстали от мужчин. Молчун Миха не выдержал и поинтересовался:
– Вы с Юлей женаты или просто живёте вместе?
– Женаты. А почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты купил две одинаковые книжки – одну для себя, другую для Юли. Женатые люди так не поступают.
Замечание было справедливым. Захар задумался… И в самом деле, он не вполне осознавал себя женатым человеком. По инерции ему продолжало казаться, что это лишь романтическое приключение, которое неизвестно ещё чем закончится. Юля – его жена? Кто бы мог подумать!
– А ты, Миха, как тут оказался? – спросил он, чтобы поддержать прервавшийся разговор.
– Я? Из-за бабы! После последней отсидки решил завязать…
– Которой по счёту?
– Четвёртой. И самой глупой. Почистили с кентом одну квартиру, потом нашли в холодильнике бутылку коньяка. Выпили, расслабились. Хозяин был в отъезде, поэтому сильно не переживали. Я за разговором куртку снял и повесил на спинку стула. Там она и осталась – только дома про неё вспомнил. Летняя ветровка, вспомнил и забыл – не жалко. А потом оказалось, что в кармане лежала квитанция из Дома быта с моей фамилией.
– Ну и…
– Отсидел, вернулся в город, слонялся без дела, бичевал… У меня ведь ни кола, ни двора. Мать живёт в Улан-Удэ, но к ней стыдно было идти за помощью. Прибился к одной девахе, и знаешь – как-то так хорошо сошлись, что мне больше ничего и не нужно в этой жизни. Только без денег худо. Калымил, конечно, где придётся, но это копейки. А на ней одёжа вся поистрепалась. Собрался было за старое взяться, чтобы тряпок прикупить, но она догадалась и говорит: «Вот заработаешь денег законно, так, чтобы справка была из бухгалтерии – живи здесь со мной хоть до скончания веков. А ворованного мне не нужно». Я помыкался, потыркался, пока кто-то не надоумил в экспедицию зайти. Так вот и попал к тебе.
Однажды из любопытства они пообедали в поселковой столовой. Комплексный обед ничем не отличался от обычного улан-удэнского – салат из квашеной капусты, картофельный суп, пережаренная котлета с макаронами и чай с сахаром. Ираида ничего не стала брать, присела рядом да так и просидела с брезгливым выражением лица. Все остальные с аппетитом поели и стали собираться к выходу. Миха особенно нахваливал котлету с чесночком.
Ираида не выдержала:
– Ребята, вы меня извините, но как можно есть эту гадость? Во-первых, суп без мяса – там один комбижир, неужели не видно? Мясо спёрли. Если котлета пахнет чесноком, значит она сделана из протухшей говядины. Плюс там наполовину добавили хлеба. Но очень может быть, что и недоеденной вчерашней пищи. Той же яичницы, например, или какого-нибудь гарнира. То, что вы называете чаем – не чай, а моча. Знаете, как его готовят? В бак с кипятком добавляют жжёный сахар и немного заварки грузинского чая третьего сорта. Оставляют на ночь на слабом огне. К утру получается вот эта сладкая бурда без вкуса и запаха. Откуда я всё это знаю? Подрабатывала в столовой на каникулах!
– Не любишь ты, Ира, советский общепит! – засмеялся Захар.
А Миха, облизав ложку, негромко заметил:
– Просто она баланду в СИЗО не ела!
Каждый день они спускались к водохранилищу, надеясь искупаться, но вода была ещё слишком холодной. По вечерам пили пиво и играли в тысячу. Как-то ночь напролёт отмечали Михин день рождения, причём вместо подарка Захар выдал имениннику пачку чая для приготовления чифиря.
Ираида нашла в посёлке баню и повела туда Юлю. Вернулись они такими свежими и похорошевшими, что Миха с Захаром, переглянувшись, тут же начали собираться. В мужском отделении было пусто. В парилке на верхней полке сидел раскрасневшийся и разомлевший от жары, интеллигентного вида мужчина, назвавшийся местным пастухом. По его словам выходило, что пасти колхозных коров намного приятнее, чем сидеть на партсобраниях. Мужчина похвастался, что за работу ему платят четыреста рублей без накруток. Захар даже крякнул от досады. В городе его зарплата не превышала сто двадцать рублей. Загадочный пастух поведал также, что на днях в Москве секретарем ЦК партии по вопросам строительства стал Борис Ельцин.
– Этот гусь задаст шороху! – приговаривал мужчина, похлёстывая себя по спине берёзовым веником. После этого, безо всякого перехода, он сообщил, что в ленинградском «Эрмитаже» какой-то псих попытался уничтожить картину Рембрандта «Даная».
– Извините, а вы местный? – не выдержал Захар.
– Скорее да, чем нет, – парировал пастух, и тут же добавил – Было время, жил в Ленинграде. Три года отпарился тут неподалёку, недавно освободился и стал местный.
– А что вы думаете про Горбачёва?
– Гм… Боюсь, ребята, так мы до утра из бани не выйдем. Если очень коротко – все эти ускорения да торможения скорее доломают машину, чем исправят. Власть перекрашивает фасад, а надо бы дом снести и построить новый. Фундамент-то негодный! Но даже это не главное. Бестолковые жильцы и райский дворец в момент ухайдакают. Люди! Что толку экономику реформировать, если народ разучился головой думать, от власти подачек ждёт? Эта коммунистическая идея людей развратила. Мы ведь все – и я, и вы – по вечерам над ней смеёмся, а по утрам и сами надеемся – а вдруг что выгорит? Пахать надо, а мы халявы ждём. Потому что интереса нет. Вот ты про Горбачёва спрашиваешь… Так он ведь сам не знает, чего хочет. Ничего у него не получится. Людей надо заинтересовать, чтобы поддержка снизу была. Так обрисовать конечную цель, чтобы все к ней кинулись, как в магазине за импортными сапогами. А он за пьянство взялся! Сук рубит, на котором сидит. Тьфу!
На следующий день неугомонная Ираида повела Миху, остолбеневшего от женского внимания, в клуб на «Любовь Яровую». Сразу же после их ухода Захар, подмигнув жене, задёрнул шторы и закрыл дверь на ключ. На этот раз Юля не плакала, но в ней словно что-то щёлкнуло. Она выглядела озабоченной и отвечала на его приставания через силу. Казалось, это не его законная жена, а просто встреченная на улице давняя знакомая, зашедшая по старой памяти.
Утром, после завтрака, погода изменилась. Задул сильный ветер, по оконным стёклам забарабанили первые капли дождя. Каждый лежал одетым на своей кровати и читал Купера. Во дворе загрохотал приехавший вездеход, послышались мужские голоса. Через минуту в открытую дверь ввалились Фёдор с Игорем и смазливый парень лет двадцати, судя по всему – новый рабочий. Незнакомец, увидев в глубине комнаты повернувшуюся на шум Юлю, чуть заметно подмигнул ей.
– Что, братья-кролики, не ждали? – захохотал Фёдор, подавая руку Захару. – Всё, дорогой. Мы своё дело сделали, можешь начинать свою полигонометрию!
Это была отличная новость – теперь хоть завтра съезжай с базы партии и приступай к измерениям. С этого момента техник-топограф Игорь поступал в его распоряжение. Феде же с рабочим и ожидавшимся подкреплением предстояло заняться строительством деревянных геодезических сигналов над заложенными металлическими центрами.
Бросив случайный взгляд на Юлю, Захар поразился – её лицо было пунцовым, она не знала, куда себя девать. Когда парни ушли к себе, Захар объявил:
– Ну всё, молимся на погоду. Если она наладится, завтра же съезжаем отсюда и ставим палатки на берегу. Засиделись!
Подойдя к Юле, он шепнул:
– Пойдём, прогуляемся?
Дождь перестал, но небо было ещё затянуто тучами. Они вышли из дома и направились в сторону водохранилища.
– Что с тобой, Юльчик? Кто этот парень? Я видел, как он тебе подмигивал.
Она подняла голову и грустно на него посмотрела.
– Это мой одноклассник, Андрей Соколов. Помнишь, той ночью мужики приезжали на базу? Я тогда сразу узнала его по голосу. Это моя первая любовь, – она поколебалась, но добавила – И мой первый мужчина.
