Czytaj książkę: «Человечность»

Czcionka:

Редактор Ирина Михайлова

Художник Александр Зимин

Издатель Максим Осовский

© Александр Левинтов, 2022

ISBN 978-5-0050-9738-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Данная работа является в одном из своих направлений продолжением НИР «Общество отдалённого будущего (конец XXIвека) и его требования к образованию», выполненной в 2012 году в РАНХиГС, без всякого ТЗ и финансирования, в рамках корпоративного университета ВИАНСА (WeAnswer): история обладает свойством не только повторяться, но и продолжаться.

Наверно, тот, кому пришла в голову идея пригласить меня к этой теме, вряд ли предполагал, что получится именно так. Я и сам стал смутно понимать, что, собственно, пишу, лишь к концу мая. Цель Заказчика для меня достаточно мутна: кажется, его волнует эта тема с точки зрения нового взгляда на менеджмент. Моя цель тоже, конечно, не target, скорее goal: я хочу противопоставить оголтелой технологизации, роботизации, цифровизации трепетность и эфемерность человеческого, кроющегося в каждом из нас и беззащитного под напором разбушевавшихся суицидальных страстей замещения себя всеми этими киборгами – уродами и монстрами с точки зрения человека наивного, homo simplex.

Человечность определяется и характеризуется также тем, что концентрируется не на знаниевых конструкциях, достаточно точных и легко воспроизводимых, а на герменевтическом фундаменте, на понимании, сильно индивидуализированном, а потому уникальном.

Понятие традиционно представляет собой трельяж:


Каждое из отражений стратифицировано по тематическим шелфам:

– архаика и мифология

– Ветхий и Новый Завет

– философия и методология

Вряд ли возможно логическое обоснование подобной структуры – в конце концов, это всё-таки автопортрет. Мне знаком такой жанр работы (если честно, потому что сам его придумал, написав в течение 30 лет «Небольшую Советскую Энциклопедию», одновременно портрет эпохи и её свидетеля).

Я не сильно заморачивался с редактурой – скорее всего, это была всё-таки корректура: выковыривание нелепостей, огрехов благоглупостей. Так как текст писался двадцать лет, то в нём полно противоречий и повторов: в каждом из нас происходят изменения, почему-то называемые развитием, и в каждом есть гомеостазис, выражающийся в речи повторами. К тому же писалось всё не только в разных жанрах, но и с разными настроениями, в разных жизненных и драматических декорациях.

Так возникла 12-элементная матрица, которую можно считать оглавлением «Человечности»:



Композиция получилась, конечно, не очень стройная и несбалансированная (это – моё предположение), но я и сам таков, а, помимо этого, я заметил, что особой стройностью обладают лишь висельники, мы же, ещё живые, весьма непропорциональны и не грациозны. Текст – пёстрый и многожанровый – читать, надеюсь, будет не скучно. Я давно заметил: мысль, не порождающая другую мысль, мыслью не является. Очень надеюсь, что чтение станет генератором мыслей у тех или того, кто будет читать, кто начнет спорить, возмущаться и строить контраргументы – собственно, для того и писалось.

Генезис

Архаика и мифология

Порог (ненецкая сказка длинного перегона)

Далек и потому нетороплив мой путь по белой пустой равнине. Полярная ночь светла от звезд и снега и неподвижна.

Наша ненецкая жизнь проходит на пороге, на узенькой жердочке, отделяющей жизнь от нежизни, бытие от небытия, настоящее и стоящее от поддельного и ничего не стоящего. Мы качаемся на этой хилой жердочке и еле удерживаем себя там, где уже давно никого из людей нет, но где все они были.

Все наши мифы начинаются одинаково, с одной и той же фразы: «Когда создавалась Земля, никого и ничего не было». Каждый раз мы спотыкаемся об этот порог пустоты, бытия и небытия и начинаем свой рассказ и свои воспоминания с этого места, от этого порога.

«Нердена Нэнэча» («Первые люди») рассказывает о том, что сначала была только вода, а потом казарка, подобно голубю, принесшему на ковчег Ноя пальмовую ветвь, принесла первую травинку – и постепенно стала появляться земля. В этом мифе рассказывается, как первые семь мужчин и семь женщин решили построить высокий чум до самого Бога, но два ангела, одетых в медные одежды, смешали их языки, и те заговорили на разных языках.

В мифе «Сидя Ненас Хасава» («Два брата») говорится о священном дереве и о том, как один брат убил другого. Древо жизни, а это было оно, – откуда у нас сейчас деревья? – было ведомо когда-то или задержалось в памяти и сознании от дальних далеких времен.

В мифе «Нув» Мядончей» («Подарок от Бога») рассказывается, как Бог сделал сначала мужчину, а потом женщину, а потом подарил им стадо оленей. Мне всегда казалось, когда я слушал его от старых людей, что мы, ненцы, и нам подобные по образу жизни и духу народы, живущие на краю земли и жизни, – единственные потомки Авеля, пастуха и кочевника, а все остальные народы, живущие южнее нас, – Каиновы дети.

Я искренне убежден: у людей единственная, одна на всех история, но есть много версий и интерпретаций этой истории, более или менее достоверных. Так как мы дольше всех удерживаемся на пороге Рая, располагавшегося, по уверениям и исследованиям многих – и древних и современных, на севере, рядом с полюсом, то наша версия сотворения мира и мироздания может быть отнесена к числу достоверных.

Нарты ходко идут, поскрипывая стянутыми бортами. Порой мне кажется, что мы не бежим, а плывем, и это не нарты, а каяк. И легкие залетные поземки вдруг кажутся волной и рябью, пушистой пеной.

С точки зрения писаной истории, мы – арьергард человечества, вытесненный другими народами на самый край ойкумены, мы еле удерживаемся и прозябаем на этой неуютной окраине, нам некуда больше продвигаться и мы обречены на вымирание и исчезновение.

Если же смотреть на истинную историю, на историю, которая уже написана в священных книгах многих народов, то мы – не только не покинули пределов Рая, мы и есть те, кто своими страданиями, кто своими смертями и жизнями оказался одесную, и к нам присоединятся лучшие люди и народы, чтобы встать единым народом перед чертогами возвращенного людям Рая, чертогами, уже видимыми нами в сполохах Небесных сияний.

Будучи отсталыми и забытыми в цивилизации, мы волею судеб и провидения стоим одними из самых близких к предстоящему восхождению и исходу людей к иным морям и небесам.

Мимо нас проплывают громоздкие стомухи, вросшие и впаянные в снег вздыбленные торосы льда. Ветер играет с ними в разные формы, одна причудливей другой, и этот редкий прекрасный сад делает наш путь нереальным и сказочным.

А кто был до нас? кто был перед нами? – Всякий, о ком мы говорим сегодня, что он коренной житель и туземец, – просто предпоследний оккупант территории. И всегда найдется народ, живший до того. Так, греки пришли на опустевший Пелопоннес после катастрофы, разделившей их и представителей более древней крито-микенской культуры. И египтяне пришли на чью-то землю в дельте Нила. И мы пришли в низовья Печоры, где до нас жила сысерть, «медные люди».

Они умели делать медь и бронзу и жили в пещерах. А это значит, они жили не в тундре и не на вечной мерзлоте, а в другой географической обстановке. Теплые времена стремительно уходили из наших мест, но сысертьеще застала здесь леса, без которых невозможна металлообработка, и незаболоченные почвы.

Сысерть стала нашим духовным наставником. Так часто бывает. Египетские жрецы поклонялись представителям неведомой теперь цивилизации, бывшей до того, иудеи обожествили того, кого они назвали Яхве, греки в своих мифах скинули предыдущих богов, названных ими Хаотидами, в бездны Тартара и стали поклоняться Хронидам – Зевсу и его братьям и сестрам.

Металлические орудия сысерти мы превратили в ритуальные средства и предметы поклонения. Нам дороги исчезнувшие пещеры этого народа, потому что мы, теснимые русской ратью (так тогда называли варягов в местах нашего предыдущего пребывания), если не могли и не успевали уйти, заканчивали свой Исход тем, что вырывали ямы, спускались в них и отмахивались от нападавших палками, а, когда силы иссякали, выбивали колья и уходили под землю, засыпаемые сверху. Мы тихо исчезали и умирали под землей, а когда дошли до своей Обетованной, узнали, что под землей можно жить! что сысерть так и жила! Но раньше, раньше, когда деревья в наших местах были большими, и еще не было тундры.

Мир полярной ночи разделен на белое и черное так ясно и очевидно, так понятно. И так понятно, почему из темной бездны неба прибывает белое Добро на землю. С этим снежным даром утихают ветры, и становится теплей и уютней. Белые птицы и белые звери ныряют в свежий белый снег и купаются в нем, как в чистом счастье.

Откуда мы? – Мы и те, кто хочет нас узнать, не знаем этого. Может быть, мы пришли с Запада, из Скандинавии, а может – из Северного Предуралья, из Великой Перми, а может – из Южной Сибири. Это почему-то очень важно для этнографов и других ученых, но, по сути, совершенно неважно для нас. Физически – мы вырвались из ада, духовно – мы пребываем на пороге Рая. Этнически мы можем быть и с запада, и с востока, и с юга, но этически мы – с Севера, из Рая, из светлой и радостной страны вечного и белого счастья. И мы всегда помним свою этическую родину.

Этот мир прекрасен своей тишиной, своей глубокой, как февральский снег, тишиной, совершенно чистой, без единой примеси звука. Остановишь нарты – и их скрип вскоре замрет и отлетит, и забудется, и останется только тишина, присущая мертвой жизни, которая единственно истинна.

Чем мы не вы? – Когда вы увидели нас, вы назвали нас «чудь белоглазая», робкая, боязливая и беспомощная перед злом и насилием. И это пугало вас, вы все ждали подвоха и коварства, а их все не было. И тогда настороженность сменилась презрением и вседозволенностью – и вы назвали нас самоедами. А мы – люди, мы просто люди, мы люди по понятию людей, и слово «ненцы» означает «люди», как на языках почти всех «диких» и «примитивных» народов «люди» есть самоназвание, отличающее людей от их среды обитания: камней, деревьев, зверей, других людей.

Мы, живущие на пороге Рая, никак в толк не возьмем вас, набегающих из далекого нравственного захолустья, от новгородских ушкуйников до нынешних нефтяных лукойщиков.

Мы одушевляем и одухотворяем не только себя, но и мир, нас окружающий и вмещающий. И этот мир защищает нас и защищается сам. На священном нашем острове, который вы назвали Вайгач, вы нарыли нор и ям ради какого-то металла – и дух острова, его воспаленная и возмущенная душа уничтожила ваши дыры и шахты, и загубила души ваши, и засыпала камнями тела ваши, и вам никогда их больше не найти и не оплакать. На огромной называемой вами Новой Земле вы устроили позорный и страшный очаг уничтожения всего мира, и снег сгорел от ядерной вспышки, и сотряслись горы, и сползли в океан ледники – вы уничтожили свои и наши святыни и теперь вы умираете от порожденной вами болезни. И ваши ракеты взлетают над нашей тундрой из таежного Плесецка и падают на наши головы – но мы кротко знаем, что эти же ракеты падут и на вас. И завтра вы начнете выкачивать и выкачаете досуха наши недра – нам не нужна эта нефть, но это не значит, что она ваша. И когда ваши жадные трубы протянутся по дну, стомухи станут несяками и снесут своими острыми краями и зубами алчные трубы.

Не мы, но наш мир встанет на вас, не принимающих этот мир таким, каков он есть, и вы никогда не вживетесь в него, вы всегда будете здесь грозными пришельцами, вечно воюющими с собой и против себя, с миром и против мира.

Кто-то дыхнул из-за дальнего тороса колючей поземкой, вихрь, вертясь и увеличиваясь в размерах, пронесся на нас, над нами, сквозь нас, и замер, затих мягким сугробом в другой стороне. Этот кто-то сложил новую картину, а, может, просто переложил эту кучу снега для равновесия мира, чтоб тот не кренился и стоял крепко.

В каждом человеке живет шаман. В одних он маленький-маленький – он так и останется ребенком шамана до самой смерти человека. В другом шаман заполняет собой всего человека. Мудр и всемогущ черный шаман, познавший черный мир юга и леса. Черные, адские силы черного шамана останавливают болезни и недуги, беду и бесплодие. Белый шаман знает белый Рай и тайные ходы в него. Белый шаман дарит радость и светлость, он не дает в руки и в дом ничего, что можно потрогать или использовать, но он делает нас отличными от беспощадных и слабых зверей, птиц и рыб.

Никто не хочет быть шаманом, никто не хочет стать местом борьбы белого и черного шаманов, корчиться в этой борьбе, никто не хочет владеть страшными и тяжелыми знаниями ада, уносящими в пустоту знаниями Рая. Но выбор падает на кого-нибудь – и он пускается в странствие за этими знаниями. Он проходит все круги Юга и все сферы Севера, его носят вихри знаний на грозный Запад и в священную тишину Востока, к древним святилищам Вайгача, самого края нашего мира.

И когда будущий шаман пройдет весь круг своего скитания, он возвращается к людям, уязвленный знаниями и умениями.

Мы не признаем вождей. Но мы слушаем старых людей, умудренных годами опыта, и шаманов, умудренных духовными знаниями. Блаженны прожившие долгую жизнь и прокляты прожженные огнями знаний, но мы верим и тем и другим, блаженным и страдающим – они ведут нас единственно спасительными тропами.

Глубоко под нами, под голубыми льдами, ходят рыбы. Они так много знают, что молчат и совершенно равнодушны к метелям нашей жизни. Они кормят собой нерпу и медведя, нас и песцов. И вместе с собой они дают нам знание неба, которое они никогда не видели, но откуда они когда-то пришли.

Мы скитаемся по земле и замерзшей воде, не имея прочных ориентиров под собой или перед собой или вокруг себя. Летом – это пустая серая тарелка, зимой – такая же пустая, но белая тарелка, совсем пустая. Но мы хорошо знаем свою дорогу – она проложена в небе. Это неважно, видны или не видны звезды. Мы научаемся у рыб знать небо, не видя его. Мы знаем расположение и движение звезд наизусть, даже в пасмурный дневной дождь и сквозь плотное укрытие снегопада.

И у каждого – свой путь средь звезд, а, значит, и по земле.

И, не пройдя свой путь, нельзя умирать и уходить, нельзя останавливаться и устанавливаться. Пока не иссяк твой путь, будь человеком, а кем ты станешь потом – ты узнаешь, когда иссякнут твои звезды.

В небе поплыла фальшивая звезда, чей-то беспутный «Боинг», портя собой небесные тела и фигуры, пугая и рассыпая звезды: и кто-то ведь может потеряться и заблудиться от этого беспорядка и вторжения. Мир адского юга все время вмешивается и будоражит наш покойный и чистый мир, ему неймется в своих дремучих лесах и торосах высоких чумов. Но сейчас эта случайная звезда пройдет и сгинет и в небе вновь установится привычная гармония.

Женская и мужская жизнь – они такие разные. Женщину все время тянет остановиться, она – как камень, держащий лодку на месте. На стойбище женщина складывает чум, а потом разбирает его. Женщина – это очаг и дети, посуда и всякие побрякушки, женщина шьет одежды и обузы. Новые порядки нравятся женщинам. Они навсегда остаются в стойбищах, а мы уходим в свой привычный путь за оленями и собаками. Теперь их зовут чумработницами и они сообща ждут меня, своего мужа, чтоб сделать немного нового кричащего мяса – детей. Женщина живет пестрым и крикливым днем, это ее время и ее хозяйство. Мужское время – ночь, ясная и черная, в пурге и в затишье, в одинокой тишине, в поиске и охоте, просто в пути.

Грамматика нашего языка и нашей жизни такова, что у нас нет настоящего времени – только неопределенность во всех ее ипостасях, только прошлое, контрастное настоящему (которого нет) и только будущее, которое – несвершившееся еще настоящее (которого нет).

И от того, что мы обходимся без настоящего, что почти все наши глаголы и действия – в разных формах инфинитива, наша жизнь не только похожа на сказку – она творится нами как сказка, как длинная долгая путевая сказка с непременной мыслью в конце: так что же мы пришли сюда сказать? Эта мысль, рождающаяся в лепете кусочка жизни, тянется сквозь годы и испытания, внутри снежных смерчей и в рое и ворохе гнуса, она становится все отчетливей и ясней к концу и выдыхается нами в последнем дыхании – никому, кроме Приславшего нас сюда. Он этой мысли от нас и ждал, не потому, что она Ему неведома, а потому, что нами Он вещал ее в мире.

Высоко-высоко полоснуло по небу короткой размашистой судорогой, за ней – еще и еще, и вот, наконец, встало, величественное и прекрасное, медленно плывущее куда-то, нисходящее радужными волнами света, далекое близкое, так похожее на то, что мы испытываем на женщине, но только совсем в другом масштабе и испытываемое не нами, а Тем, Кто живет в Раю, за Порогом.

Ноябрь 2000, Нарьян-Мар

Реки, текущие вверх

Читая несохранившуюся «Книгу мёртвых» этрусков, более древнюю, чем её египетская и тибетская версии, я кое-что узнал, а всё-таки скорее догадался о том, что это за реки, текущие вспять и какие смыслы они несут. Надо при этом заметить, что и этрусская книга – вторична. Её первоисточником считаются тексты, написанные людьми золотого века, для которых смерть – редчайшее и торжественное явление, до крито-микенской катастрофы и гибели Атлантиды, о чем глухо, но говорят Гесиод в «Теогонии» и Платон в «Федоне» и «Государстве».

Эти пять рек текут вверх, из Ада.

Самая коварная из них – Лета. Она находится в Беотии, на самом юге Эллады, очень близко к другой реке, Мнемозине, текущей, как и положено всем рекам, вниз. В том месте, где они почти сходятся, их течение сильно замедляется, почти останавливается, и потому человеку трудно определить, куда какая из них течет.

Мнемозина – река памяти и всезнания, мать всех девяти муз, зачатых Зевсом, – желанная и манящая цель людей творческих и любящих искусства. Попав в величавый поток Мнемозины, человек может потом в дельте реки выбрать любую из проток: Каллиопу (Эпическая Поэзия), Клио (История), Мельпомену (Трагедия), Полигимнию (Пантомима и Гимны), Талию (Комедия), Терпсихору (Танец), Уранию (Астрономия и Космогония), Эвтерпу (Лирическая Поэзия и Музыка) или Эрато (Любовная Поэзия). Все они удивительным образом судоходны и доступны челнам счастливцев, плывущих к своему бессмертию и богоподобию.

Лета заканчивается эстуарием, широким настолько, что берегов и не видно. Это – река забвения и безрассудства. Опьяненный и одурманенный, попадая в Лету, долго надеется, что это опьянение или дурман выведут его к одной из проток, но когда берега начинают расходиться, он с безнадежным ужасом понимает, в какой поток попал – поздно и нет пути назад, вниз. Мощно и неумолимо несут воды Леты несчастных в небытие и беспамятство о них среди людей.

Ахерон – река Скорби. Траурная река, несущая сожаления и угрызения совести от свершённого в жизни зла и несовершённого добра. Невыразимо тяжело плыть по Ахерону, и всё время хочется вернуться и исправить свою жизнь. Провожающие плывущего по Ахерону плачут, но это притворный плач. Они причитают: «Ах, да куда же ты? да как мы без тебя? Да вернись же к нам!», но это – чистое притворство, ещё более распаляющее скорбь уплывающего: никто не хочет и боится возвращения мёртвого, способного среди живых приносить только несчастья. По Ахерону, Харон сплавляет в Ад бестелесные души умерших. И именно здесь гигантский Цербер охраняет не вход, но выход из Царства Мёртвых.

У Ахерона два притока – Коцит (Плач) и Флегетон (Огонь), один страшней другого. Плач – это вырываемые фрагменты и атомы души человеческой, в плаче мы теряем свою одушевлённость и каменеем плотью. В кипящей лаве Флегетона сгорает и плоть – от человека остается лишь пепельно-серая тень, унылая, безрадостная, бесчувственная и безразличная ко всему. Порожистым Флегетоном следуют убийцы и самоубийцы.

Самая страшная и самая нижняя река – Стикс (Смерть). Она начинается далеко на Западе, в Стикском болоте, где увязли самые отъявленные негодяи и мерзавцы, настолько отъявленные, что ещё при жизни и они и окружающие их люди понимают, куда они попадут, и это делает их ещё более злобными и отчаянными. Здесь место самозванцам, тиранам и узурпаторам, всем захватившим власть незаконно и потому не имеющим удержу во властолюбии. В водах Стикса купала Фетида новорождённого ею Ахилла, но мёртвая вода Стикса – самый сильный и верный яд.

Трудность пути по всем пяти рекам в том, что они текут вверх из Ада, а умершему надо плыть против течения вниз.

Все привычные нам реки, ручьи и потоки – лишь явления, лишённые сути. Первознания о Земле гласят: наша планета – живое существо. По её жилам течет геомансия, кровь Земли. Как и наземными реками, потоками геомансии покрыта вся Земля, но это – внутренние потоки, стремящиеся наружу. Они сплетаются в узлы, растекаются плёсами, низвергаются порогами и водопадами – вверх, они подвижны и живучи, они несут на себе энергию Земли.

И там, где эти энергетические потоки выходят на поверхность или подходят к ней очень близко, опасно близко, находится герой, способный пригвоздить и усмирить этот вихрь энергии. Мы знаем, как Персей усмирил такой поток, спасая Андромеду, как архангел Михаил поражал дракона, как землепашец Егорий пригвоздил камнем змея (позже власть имущие и их церковные приспешники превратили крестьянина Егория в князя Георгия и вооружили его копьём) и стал истинным основателем Москвы – он же основал Егорьевск, также убив змия. Святой Георгий, поражающий змея – центральная фигура в гербах многих городов, ведь города, настоящие города, возникают там, где герои и святые, а нередко и непорочные Девы, усмиряют реки и ручьи геомансии.

Кадм камнем убил священного дракона бога войны Ареса и на этом месте основал Фивы. Малхиседек, установив скинию на вершине плоского холма в Салеме, усмирил подземные духовные стихии и тем заложил Город Бога, Иерусалим.

Вот еще несколько примеров тому.

В гербе Грузии св. Георгий, в честь которого и названа страна, убивает копьем дракона. В гербе Исландии также присутствуют рыцарь и дракон, в Клагенфурте (Австрия) городской фонтан изображает битву св. Георгия с драконом, и этот же сюжет – в гербе города. Любляна (Словения), Тараскон (Франция), Уэллс, королевство Бутан, многие города Китая, Вьетнама, Кореи, Киевщина, Лондон украшены драконами и их укротителями (Георгиевский крест – символ Англии, а сам св. Георгий – покровитель этой страны).

Символы всегда первичны относительно вещного, реального мира.

В сознании древних эти символы являлись прообразом поверхностных потоков.

Эллины помещали эти поверхностные потоки и в масштабах своей страны, и в масштабе известной им Ойкумены:

Стикс на западе – это ойкуменистический Дунай (Истр), а в планетарных масштабах – Енисей.

Ахерон, Коцит и ФлегетонЭпира – Тахо, Тигр и Евфрат в пределах Ойкумены, планетарно – Миссисипи, Нил и Амазонка.

Лета Беотии – Днепр Ойкумены и Инд планеты Земля.

Но это всё – уже наши догадки и предположения, а вовсе не истина, с которой начинается этот рассказ.

Апрель 2015, Москва
Ograniczenie wiekowe:
18+
Data wydania na Litres:
18 marca 2020
Objętość:
554 str. 25 ilustracje
ISBN:
9785005097385
Format pobierania:

Z tą książką czytają