Czytaj książkę: «Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016)»

Университет Дмитрия Пожарского

Подготовлено к печати и издано по решению ученого совета Университета Дмитрия Пожарского

© Кузнецов А. А., текст, 2020

© Васильева А. А., переплет, 2020

© Оформление, Русский фонд содействия образованию и науке, 2021

Введение

Феномен политического ислама давно находится в фокусе внимания политологов, историков, журналистов, исследующих современную политику ближневосточного региона. Его роль в региональной политике резко повысилась после исламской революции 1979 г. в Иране. С этого момента роль основного врага глобального Запада в регионе стала переходить от левых и светских националистических движений к исламским радикалам. Геополитическое соперничество США с СССР в регионе дополнилось стратегическим соперничеством с Ираном. В попытке нейтрализовать ИРИ, руководство которой в 1980-е гг. реализовывало лозунг «экспорта исламской революции», политические круги США и Западной Европы поддержали светское баасистское руководство Ирака во главе с Саддамом Хусейном, развязавшее в 1980 г. ирано-иракскую войну. Одной из главных причин этой войны было опасение Багдада, что произойдет усиление политического шиизма в стране. В борьбе с Ираном светский националистический режим Саддама Хусейна парадоксальным образом получил поддержку со стороны консервативных монархий Персидского залива, являющихся основными союзниками США в регионе. Причиной такого странного, на первый взгляд, союза был страх аравийских элит перед возможным политическим доминированием Ирана в нефтеносной зоне Персидского залива и активизацией шиитских меньшинств в собственных государствах.

Результатом стала затянувшаяся на восемь лет ирано-иракская война 1980–1988 гг., превратившаяся в крупнейший конвенциональный вооруженный конфликт международного масштаба после Второй мировой войны 1939–1945 гг. Тактика привлечения суннитских монархий к борьбе против нового иранского противника вписывалась в инструментализацию суннитского фундаментализма Западом в данный исторический период. По мнению влиятельного эксперта-востоковеда Бернарда Льюиса, взгляды которого оказали большое влияние на формирование ближневосточной политики администраций Р Рейгана (1980–1988), Дж. Буша-старшего (1988–1992) и Дж. Буша-младшего (2000–2008), суннитский политический ислам необходимо было использовать как ударный таран в борьбе не только против шиитского революционного Ирана, но и против коммунистического Советского Союза¹. В этом русле руководством США и других стран НАТО при поддержке аравийских монархий, находящихся в идеологической орбите салафизма, осуществлялась поддержка афганских моджахедов, ведущих боевые действия против советского контингента в Афганистане в 1979–1989 гг. При этом поощрялась ваххабитская и салафитская пропаганда с целью привлечения к антисоветскому джихаду добровольцев из других мусульманских стран, прежде всего из стран Арабского Востока и Пакистана. Таким образом, в 1980-е гг. сформировался своего рода противоестественный альянс между государством, олицетворявшим в глобальном плане прогресс и ценности модерна (США), и наиболее ретроградными, архаичными политическими движениями Ближнего Востока.

Этот альянс не выдержал испытания операцией «Буря в пустыне» (война США и их арабских союзников против саддамовского Ирака, оккупировавшего в 1990 г. Кувейт). Присутствие многотысячного контингента стран НАТО на территории Саудовской Аравии, родины двух мусульманских святынь, вызвало резкое негодование в среде суннитских фундаменталистов. Этот тренд привел к формированию собственной политической повестки салафитских радикалов, отличной как от западной стратегии, так и от политической стратегии аравийских монархий. Разочарование американской политикой на Ближнем Востоке стало наблюдаться и у протестных суннитских исламистских движений мирного толка, таких как «Братья-мусульмане», которые стали обвинять «оплот демократии» в поддержке репрессивных диктаторских режимов вроде правительства Мубарака в Египте. Кульминацией данного процесса стало появление антиамериканской международной террористической организации «Аль-Каида» во главе с ветераном джихада в Афганистане Усамой бен Ладеном. Одновременно руководство Ирана при администрациях президентов Али Акбара Хашеми Рафсанджани (1989–1997) и Мохаммеда Хатами (1997–2005) стало проводить прагматичный курс на выход из международной изоляции, «диалог цивилизаций», нормализацию отношений со странами Запада и Саудовской Аравией. Лозунг о всемирном экспорте исламской революции превратился в Иране в риторическую фигуру, а на место претензий на лидерство в исламском мире заступил прагматичный подход по защите и усилению геополитических позиций путем выстраивания партнерских связей с государственными и негосударственными акторами международных отношений на Ближнем Востоке (Сирией, движениями «Хизбалла» и ХАМАС).

Знаковым событием в начале XXI в. стали террористические акты в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. Ответом на эти террористические акции, вопрос об истинной подоплеке и организаторах которых не прояснен до сих пор, стали вооруженные интервенции США в Афганистане (2001) и в Ираке (2003), беспрецедентные по своему масштабу после американского военного поражения в Индокитае в 1973 г. При этом американцы совершили в Афганистане ту же стратегическую ошибку, что и коммунистическое руководство Советского Союза в 1980-е гг., ввязавшись в изнурительный военный конфликт с партизанскими формированиями, которые невозможно разгромить методами современной войны. Вооруженная интервенция США на Ближнем и Среднем Востоке имела целый ряд серьезных последствий. Во-первых, подрыв престижа США среди народов региона. Во-вторых, демонтаж режима Саддама Хусейна в Ираке, который в течение нескольких десятилетий сдерживал, хотя и жестокими репрессивными методами, межэтнические и межрелигиозные конфликты в этой чрезвычайно сложной арабской стране. Результатом стал приход к власти в Ираке, впервые в истории этой страны, шиитского правительства в 2005 г. Это событие повлекло за собой усиление иракско-иранских связей, приобретших все признаки стратегического партнерства, и начало кровопролитного вооруженного шиитско-суннитского конфликта в стране. В-третьих, начало охлаждения отношений между Саудовской Аравией и Вашингтоном. В результате Эр-Рияд начал формировать собственную политическую стратегию, включающую в себя в ряде случаев поддержку наиболее экстремистских джихадистских движений по всему миру. В рамках экстремистского такфиристского дискурса стали взращиваться ненависть к шиитам и культ двух «суннитских мучеников»: премьер-министра Ливана Рафика Харири, убитого в 2005 г., и иракского лидера Саддама Хусейна, казненного в 2006 г. Вооруженная агрессия США имела двойственные импликации для геополитического положения Ирана в регионе. С одной стороны, американское вооруженное вмешательство избавило Тегеран от наиболее неприятных соперников по периметру границ: движения «Талибан» в Афганистане и баасистской диктатуры в Ираке. С другой стороны, наличие общей повестки дня в Ираке не только не привело к сближению Ирана с США, но и вызвало новый тренд конфронтации в отношениях между двумя странами. Попытки президента Ирана Хатами вступить в 2002–2003 гг. в прямой диалог с Вашингтоном провалились, Иран был причислен к «оси зла», что привело к приходу к власти в Тегеране в 2005 г. «антиимпериалистического» правительства Махмуда Ахмадинеджада, возобновившего жесткую линию в международной политике.

В этих условиях руководство ИРИ предприняло ряд попыток по усилению позиций своей страны на Ближнем Востоке. Кульминацией этого усиления стала победа шиитского движения «Хизбалла» над израильскими агрессорами в 2006 г., закрепившая его политические преимущества в Ливане и обозначившая предпосылки для появления «шиитской оси» Тегеран – Багдад – Дамаск – Бейрут. Такая перспектива была неприемлема для политических интересов США, Израиля, Саудовской Аравии. На геополитические противоречия Ирана с Саудовской Аравией наложилась тенденция идеологического усиления политического ислама в странах Ближнего Востока и Северной Африки. Идеология светского арабского национализма как насеристской, так и баасистской версии к 90-м гг. прошлого века зашла в тупик и перестала отвечать насущным требованиям народов региона. Кроме того, достаточно остро обозначился разрыв между теорией и практикой в действиях светских арабских режимов. Прежние идеологические симулякры зачастую маскировали отрыв власти от народа, узурпацию властных функций семейными кланами (Мубараков в Египте, Асадов в Сирии, Салехов в Йемене), рост социально-экономического неравенства. Распад СССР в 1991 г. также серьезным образом сказался на падении могущества и авторитета левых сил в арабском мире. Результатом стала дивергенция политически активных слоев в арабских странах и их уход в лагеря шиитского или суннитского исламизма.

Пользуясь принципом «если не можешь противостоять движению, надо его возглавить», американская дипломатия поддержала процессы политической трансформации на Ближнем Востоке, получившие название «арабской весны». Нет смысла опровергать конспирологическую версию о том, что арабские революции были задуманы и спроектированы спецслужбами США и других стран Запада. «Арабский бунт» был вызван, прежде всего, серьезными внутренними причинами: пауперизацией арабского «среднего класса» и обострением социально-экономических противоречий, автономизацией власти от нужд и чаяний народа, ростом численности безработной и обездоленной молодежи. Однако справедливо и то, что Вашингтон и его союзники попытались извлечь максимум политических дивидендов из процесса «арабской весны». В ряде аналитических центров США (университет Брукингса, Джорджтаунский университет) возобладало мнение о необходимости смены старых автократов «исламскими демократами», которые будут более верными союзниками Соединенных Штатов. Наиболее четко это мнение выразил ученый-политолог из Джорджтаунского университета Параг Ханна, отнесенный журналом Time к 100 наиболее влиятельным интеллектуалам мира. В своей книге «Второй мир» он, в частности, писал: «Десятилетиями автократия служила оплотом против коммунизма и исламизма – но теперь оружием исламистов против автократов служит демократия. Логика исламской демократии состоит в том, что ислам выступает за освобождение, а не подчинение»². В процессы политической трансформации на Ближнем Востоке активно включились монархии Персидского залива – Саудовская Аравия и Катар. При этом правящие круги «заливных» монархий преследуют две цели: не допустить революционных изменений у себя дома, перенаправив энергию своих исламистов за рубеж, и установить союзные режимы в светских арабских государствах, бывших их традиционными противниками.

Особенно наглядно такое поведение США и американских союзников в регионе проявилось в Сирии, где справедливая борьба части сирийского народа за демократизацию переросла в гражданскую войну, раздел которой во многом пролегает по конфессиональным линиям. Ниже будет показано, что военно-политическое вмешательство США, Катара, Саудовской Аравии в сирийский конфликт долгое время делало невозможным его урегулирование и примирение противоборствующих сил. Операция по свержению президента Башара Асада, открыто осуществляемая Соединенными Штатами, Саудовской Аравией, Турцией, Катаром в течение трех лет, во многом направлена на ослабление геополитических позиций Ирана. В результате одной из основных тенденций процессов политической трансформации на Ближнем Востоке стал суннитско-шиитский конфликт, главными протагонистами которого являются Саудовская Аравия и Иран. Холодная война между региональными сверхдержавами (иногда переходящая в горячую стадию) развертывается в настоящее время в Ираке, Сирии, Ливане, Йемене, на Бахрейне.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров обозначил шиитско-суннитский конфликт как наибольшую угрозу для мира и стабильности на Ближнем Востоке. 18 ноября 2013 г. в интервью «Независимой газете» С. В. Лавров отметил: «Принципиально важно, чтобы все без исключения страны, влияющие на различные силы в сирийском кризисе, были представлены на этой конференции (Женевская конференция по Сирии. – Прим. авт.). Имею в виду прежде всего Иран и Саудовскую Аравию, потому что с двумя этими государствами ассоциируется поддержка оппозиции и правительства. Важно, чтобы существующая непримиримость в отношениях между ИРИ и Саудовской Аравией не углубляла наметившийся очень серьезный раскол внутри исламского мира – между суннитами, которые ассоциируются с Саудовской Аравией, и шиитами, лидером которых в исламском мире воспринимается Иран. Мы выступаем за то, чтобы в исламе преодолевались все эти противоречия. У нас очень крупное мусульманское население, которое является частью России, всегда проживало на территории нашей страны. А внутренние противоречия в исламе негативно сказываются на исламской общине в любой стране мира. Здесь много проблем. Есть попытки “замести их под ковер”, проявлять политкорректность, не упоминать о расколе между суннитами и шиитами, но это – суть происходящего на Ближнем Востоке и Севере Африки. Если мы будем стыдливо прятаться от этих обсуждений, то будем только загонять проблему вглубь»³.

В данной книге предпринята попытка исследовать феномен суннитско-шиитского противостояния в геополитическом ключе. Изучению теологических разногласий между суннитами и шиитами в исследовании уделено второстепенное внимание, хотя общий очерк теологии двух направлений в исламе представлен, так как без его рассмотрения понимание многих противоречий между конфессиями становится трудным. При рассмотрении особенностей шиитского и суннитского обществ автор опирался на теорию «понимающей социологии» Макса Вебера. При рассмотрении геополитических аспектов противостояния методологически ценными представляются работы классиков геополитической науки Х. Макиндера⁴, Н. Спикмена⁵, Р. Штраусс-Хюппе⁶, а также вышедшие относительно недавно работы французского исследователя Франсуа Тюаля по геополитике Ближнего Востока⁷. При исследовании процессов международных отношений автор придерживался методологии реализма (Г. Моргентау, Г. Киссинджер⁸). В то же время значительное подспорье представил метод густого описания, введенный теоретиком постпозитивизма в международных отношениях Майклом Уолцером⁹.

В связи с тем, что в результате политических изменений последних лет ряд государств, игравших важную роль в ближневосточной политике в прошлом веке, превратились из субъектов в объекты мировой политики (Ирак, Сирия, Ливия), а роль такого традиционного полюса арабской политики, как Египет, сильно ослаблена внутренними неурядицами, двумя крупнейшими полюсами ближневосточной политики являются на сегодняшний день Иран, представляющий шиитскую ойкумену, и Саудовская Аравия, представляющая суннитскую. Определенное влияние на расстановку сил в суннитском лагере оказывают Турция и Катар. При этом, в отличие от Саудовской Аравии, поддерживающей салафитские движения, эти страны делают ставку на группировки, связанные с движением «Братья-мусульмане». Однако Катар, сыгравший едва ли не главную роль в провоцировании арабских революций на начальном этапе, не располагает достаточным геополитическим потенциалом для ведения полноценной политической игры, что показали события 2013–2014 гг. В то же время Турция, несмотря на наличие внешнеполитической доктрины неоосманизма, не имеет долгосрочной стратегии. Внешнеполитические шаги турецкого руководства зачастую носят хаотичный, сиюминутный характер. Все эти промахи проявились в том, что после десятилетия правительства Эрдогана Турция имеет враждебные или натянутые отношения с ключевыми ближневосточными государствами: Египтом, Израилем, Сирией, Саудовской Аравией. Таким образом, исследование саудовской и иранской внешней политики имеет первостепенное значение для анализа суннитско-шиитского конфликта.

Глава 1
Основные полюсы шиитской и суннитской политики на современном Ближнем Востоке

§ 1. Исламская Республика Иран – геополитический полюс шиизма

В конце XVII в. единая до того времени исламская умма раскололась на суннитское и шиитское течения. Основной причиной раскола был спор о преемственности духовного руководства в общине. При этом шииты в данном споре отстаивали приоритет доктрины Имамата. Имамат является важнейшим институтом, предопределяющим жизнь и функционирование шиитского общества. Однако, прежде чем дать его анализ, необходимо остановиться на фигурах самих Имамов. В двенадцатеричном шиизме Имамами считаются потомки четвертого по счету халифа Али, приходившегося близким родственником пророку Мухаммеду, будучи одновременно его двоюродным братом и зятем, мужем дочери пророка Фатимы. Первый Имам Али ибн Абу Талиб был одним из шести наиболее близких к пророку Мухаммеду людей и одним из десяти сахабов (компаньонов) пророка, которым, согласно Сунне, еще при жизни был обещан рай. Религиозный до энтузиазма, он был искренен и честен; в делах морали отличался редкой щепетильностью, согласно мусульманским преданиям, был чужд честолюбия и стяжания. Богословские сочинения шиитских авторов изображают Имама Али воином, поэтом и чудотворцем¹⁰. К концу правления халифа Османа рядовые мусульмане, возмущенные складывающейся олигархической диктатурой мунафиков (лицемеров), выбрали Али, которому было уже за 50, руководителем своей партии (аш-шийа, шийа’т Али). Около 656 г. Али ибн Абу Талиб принял на себя руководство халифатом. Объективная ситуация осложнялась тем, что вследствие завоеваний, предпринятых в правление второго и третьего халифов – Омара (634–644) и Османа (644–656), халифат разросся в огромную империю, а элита бедуинских племен, которая вела до этого очень простое, патриархальное существование, получила доступ к неограниченным богатствам. Это способствовало нарастанию коррупции, падению нравов, укреплению позиций «лицемеров», вождей арабских кочевых племен, примкнувших к пророку Мухаммеду только тогда, когда победа мусульманской партии в Аравии четко обозначилась, и одновременно присвоивших себе преобладающую часть политических и финансовых дивидендов, полученных в результате завоевательных походов. Али пытался выправить положение, сохранив за исламом изначальную чистоту пророческого послания, противодействуя расслоению раннеисламского социума.

Для понимания причин последующего генезиса культа Имамов в шиитском религиозном сознании здесь целесообразно привести краткое историческое описание гибели Имама Али, данное отечественными и зарубежными исламоведами (И.П. Петрушевский, А. Мюллер). В 657 г. войско Али встретилось при Сиффине с сиро-арабским войском Муавийи («лицемерами»). На второй день битвы правое крыло войска Али разбило и потеснило армию Муавийи. В войске Али был отряд «чтецов Корана» (курра), знавших Коран наизусть. То были активные и храбрые бойцы. Муавийю от полного поражения спасла хитрость: он велел прикрепить к копьям своих воинов свитки Корана и призвал к «суду Книги Божьей». Али остановил битву и под давлением своих советников вступил в переговоры с противником. Это привело к расколу в рядах шиитов и появлению шиитов-хариджитов (республиканцев). В 661 г., выходя из мечети в Куфе, Али был смертельно ранен в голову саблей хариджита Ибн Мульджама¹¹. Подводя итог деятельности Али ибн Абу Талиба, можно сказать, что в описываемую эпоху аскетический дух Али и его сподвижников (Аммара ибн Ясира, Худайфы, Абу Зарра аль-Гифари) вступил в противостояние с омейядской аристократией, взявшей курс на социальное расслоение и урбанизацию арабского общества¹².

После гибели Али инвеститура Имамата переходила к его потомкам. Вот полный список Имамов, почитаемый шиитами-двенадцатеричниками: 1) Али, эмир правоверных, убит в 661 г.; 2) Хасан ибн Али, ум. в 669 г.; 3) Хусейн ибн Али аль-Шахид, убит в 680 г.; 4) Али Зайн аль-Абидин, ум. в 714 г.; 5) Мухаммед аль-Бакир, ум. в 732 г.; 6) Джафар ас-Садык, ум. в 765 г.; 7) Муса аль-Казим, ум. в 799 г.; 8) Али аль-Реза, ум. в 818 г.; 9) Мухаммед ат-Таки, ум. в 835 г.; 10) Али ан-Наки, ум. в 868 г.; 11) Хасан аль-Аскари, ум. в 873 г.; 12) Мухаммед аль-Махди, аль-Кайим, аль-Ходжат¹³. Необходимо отметить, что термин «двенадцатеричные шииты» прилагается к шиитам Ирана, Ирака и Ливана, составляющим большинство шиитской уммы. Двенадцатеричный шиизм выделился в особую религиозную конфессию в результате ряда расколов. В частности, в VIII в. от шиитов-имамитов обособились шииты-зейдиты (составляют значительную часть населения Йемена). Тогда же состоялся раскол имамитов с шиитами-исмаилитами, к которым иногда прилагается название «шииты-се-миричники», так как легитимным преемником Имама Джафара ас-Садыка они считают его старшего сына Исмаила. Здесь уместно напомнить, что инвеститура Имамата была отнята у Исмаила его отцом за откровенно еретические, по мнению шиитского Имама, взгляды сына.

Определяющей в генезисе института Имамата является политическая составляющая. Сам термин «шиизм» этимологически восходит к арабскому слову аш-шийа (партия). Для уяснения весьма специфического мусульманского понимания партийности целесообразно обратиться к тем аятам Корана, где приводится этот термин. В аяте 3. 62 Корана говорится следующее: «Хотела бы партия из обладателей писания сбить вас с пути. Но сбивают они только самих себя и не знают этого». (Здесь и далее цитаты из Корана даются в варианте перевода на русский язык И. Ю. Крачковского.) Здесь термин «партия» употребляется как обозначение приверженцев иудаизма и христианства, искажающих, по мнению мусульман, базовые положения монотеизма. Данный аят, впрочем, не означает ненависти по отношению к иудеям и христианам, но лишь необходимость защиты основных положений мусульманской веры и отказа от компромисса по основополагающим вопросам. Что же касается трактовки этого аята шиитскими богословами, то в качестве наследников писания (Корана), неверно трактующих божественное послание, расцениваются лидеры суннитской общины, начиная с халифов-Омейядов, интерпретирующих Коран согласно своим интересам¹⁴.

Процесс кристаллизации шиитской богословской доктрины привел к разделению в шиитской общине. Постепенно из ее состава выделилось три религиозных течения: кайсаниты, зейдиты и имамиты. На сегодняшний день именно двенадцатеричный шиизм является государственной религией Исламской Республики Иран, приверженцами данной конфессии является большинство жителей Азербайджана и Ирака, значительная часть мусульман Ливана.

Центральным для имамитской доктрины является вопрос о передаче лидерства в мусульманской общине после смерти пророка Мухаммеда. Эксклюзивные полномочия Мухаммеда, согласно религиозным верованиям мусульман, объясняются его божественным вдохновением и исключительными способностями толкования Корана. В Коране заложены многочисленные смысловые значения, не только вечные, но и относящиеся к данному историческому моменту, не только явные (захир), но и скрытые (батин). Шестой Имам шиитов Джафар ас-Садык (ум. в 765) утверждал: «Божья Книга подразумевает четыре толкования: существует буквальный смысл (ишарат); есть аллюзивное значение (ибарат); существуют тайные смыслы, относящиеся к миру сверхчувственного (латаиф); имеются высокие духовные доктрины (хакаик). Буквальный смысл предназначен для всей общины правоверных (авамм). Символическое значение касается элиты (хавасс). Тайные смыслы доступны Друзьям Бога (Ав-лийа). Высокие духовные доктрины могут быть познаны лишь пророками (ан-бийа, мн. ч. от наби)»¹⁵. Эти постулаты перекликаются со словами первого Имама Али ибн Абу Талиба (ум. в 660): «Не существует ни одного стиха в Коране, который не имел бы четырех смыслов: экзотерического (захир), эзотерического (батин), предельного (хадд), относящегося к божественному замыслу (моттала). Экзотерический – для пересказа; эзотерический – для внутреннего понимания; предельный объявляет о дозволенном и недозволенном; божественный замысел – это то, что Аллах предполагает реализовать в человеке посредством каждого стиха»¹⁶. Развивая вопрос о коранической интерпретации, отметим, что существуют три способа толкования Корана: тафсир, тавиль и тафхим. Согласно шиитскому философу XIX в. Джафару Кашфи, тафсир в строгом смысле этого слова является буквальным толкованием; он составляет основу канонических исламских наук. Тавиль (этимологически означает «приведение вещи к ее архетипу») является осью духовной направленности и божественного вдохновения, то есть позволяет толковать Коран в эзотерическом аспекте, недоступном простым верующим. Наконец, тафхим (буквально «заставляющий понять», высшая герменевтика) – это наука, основой для которой является акт Понимания Богом и вдохновение или инспирация (ильхам), для которой Аллах является одновременно субъектом, объектом и целью. Тафхим является невербальным, недискурсивным пониманием Корана, его невозможно зафиксировать текстуально¹⁷.

Центральный для религиозного сознания мусульманина вопрос может быть сформулирован следующим образом: если цикл пророчества завершен, кто же в отсутствие пророка разъяснит общине верующих Коран, кто совершит полную манифестацию всех тайных смыслов Божественных откровений? Этот вопрос имеет и важное политическое значение, так как Коран содержит многочисленные указания относительно регулирования политической жизни общины. Шиитская религиозная мысль предлагает оригинальный ответ на данный вопрос. Для шиитов конец цикла пророчества (нубувват) является началом нового цикла, цикла валайата и Имамата. Авлийа Аллах (по-персидски Дустан-э Хода) – это «Друзья Бога» и «Возлюбленные Бога».

Вот какую интерпретацию этого термина дает А. Корбен, являющийся, без сомнения, наиболее глубоким среди западных ориенталистов знатоком данной проблемы: «В строгом смысле слова это пророки и Имамы, элита человечества, которой божественное вдохновение открывает свои тайны. “Дружба”, которой одаривает их Бог, делает из них духовных Ведущих человечества. Вверяя себя их водительству, каждый из их адептов приходит к самопознанию и соучаствует в их валайате. Идея валайата говорит об инициатическом руководстве со стороны Имама, посвященного в тайны доктрины; она охватывает идею знания (ма’рифат) и идею любви (мухаббат). Такое знание само по себе является спасительным. В этом аспекте шиизм, безусловно, является гнозисом ислама»¹⁸.

Статус Имама как толкователя Корана и духовного лидера общины верующих имеет и политические импликации, в связи с тем что Коран определяет все стороны жизни как конкретного верующего, так и всей мусульманской общины в целом: морально-этические, обрядовые, социально-экономические и, разумеется, политические. Политическая сторона руководства мусульманами не может остаться в стороне от деятельности Имама. Вопросы о распределении и организации политической власти, участии рядовых мусульман в политической жизни уммы, отношениях с государствами и общинами иноверцев, формировании военной и экономической политики также входят в компетенцию Имама, являются неотъемлемой частью его руководства. В то же время такое толкование Корана, как тавиль, приоритетное для шиитов, предполагает эзотерическую ориентацию толкователя. Чрезвычайно важным представляется выяснение того, как сочетаются эзотерика и политическая составляющая в шиитском социокультурном пространстве.

В хадисах Имамов встречаются неоднократные указания на эзотерический смысл их учения. Например, пятый Имам Мухаммед Бакир заявлял: «Наше дело трудно; оно предполагает тяжелое усилие, вынести которое могут лишь ангел, посланный пророк (наби морсаль) или верный адепт, сердечная вера которого проверена Господом»¹⁹. Шестой Имам Джафар ас-Садык уточнял: «Наше дело – тайна из тайн, тайна того, что остается скрытым, секрет, указывающий на другой секрет; это тайна тайн, укутанная тайной». Или еще: «Наше дело – истина истин (хакк аль-хакк); это экзотерика, это эзотерика экзотерики, это эзотерика эзотерики. Это тайна, тайна того, что остается сокрытым, тайна, нуждающаяся в тайне»²⁰. Уже четвертый Имам Али Зайн аль-Абидин говорил: «В своем сознании я прячу драгоценности – Страшись невежи, который, увидев истину, может уничтожить нас… О, Господи! Если я раздам народу жемчужины гнозиса? – Он сказал мне: “Ты что, идолопоклонник?” – Разве есть мусульмане, допускающие дозволенным пролить мою кровь? – Есть, самое прекрасное они находят отвратительным»²¹.

Эзотеризм концепции Имамата хорошо прослеживается на сопоставлении Имамов как символа тайного измерения религии (батин), соотносящегося с упоминаемым в Коране Троном Господа. В то же время явное, экзотерическое, измерение ислама в шиитском понимании сопоставляется с Местопребыванием (Подножием Трона). «Эти две сущности (Местопребывание и Трон) являются величайшими из Порогов невидимого мира, – говорит Имам Джафар, – они и сами невидимы и тысячами уз связаны с Невидимым, так как Местопребывание – это Порог (вариант – герменевтическое толкование, тавиль), внешнее (захир) Невидимого, это место появления всех творений, откуда исходят все люди и вещи, а Трон – это внутренний (батин) Порог, который содержит Науку о существовании, о том, как получаются творения, о количестве, о пределе, о Воле и ее атрибутах; он содержит также Науку о словах, о движении и покое, об Истоке и Возвращении (мабда ва’льмаад)»²².

Согласно учению первого Имама Али ибн Абу Талиба, деление людей на три большие группы: 1) алим раббани, теософы по преимуществу, знающие Пророка и святых Имамов; 2) те, кто открывают для себя доктрину спасения (тарикат аль-наджат) и стараются открыть ее другим (в каждом поколении такие люди составляют меньшинство); 3) масса тех, кто остаются глухи к этому учению. «Мы (Имамы) – Мудрецы, которые учат вас; наши шииты – те, кто принимают от нас учение. Остальные, увы, – солома, носимая ветром»²³. Эзотеризм вращается между двумя центрами, шариатом и хакикатом, религией Закона, социальной религией и религией мистической, ведущей к духовному смыслу коранического Откровения. В соответствии с предложенной выше классификацией верующих можно сопоставить алим раббани с лицами, уполномоченными выносить решения по вопросам текущей политической обстановки и политического развития.