Czytaj książkę: «Беглянки»
Часть 1
Приближение. Больница
«В каждой луже запах океана…»
Николай Гумилев. «Открытие Америки»
Глава 1, вступительная
Сны до и после фуршета
«Я закрыл «Илиаду» и сел у окна…»
Н.Гумилев. «Современность»
– Ретабль!* Арборс, дай ей ретабль, скорее!
Синий провал неба опрокинулся над уступом скалы. Впереди и внизу, кольцом замыкая горизонт, впились в пустоту горные пики.
Как шипы драконьего гребня над бездонными провалами трещин, над цепочками мелких облаков, словно выдутых из трубки великана. Но выше всего, один в опаляющих лучах солнца, сверкает трехгранный ледяной клык. На его крутые склоны не ступит нога человека. Пик пэра Арчибальда*. Великий покой и молчание…
А на уступе внизу покоем не пахнет. Запах свежей крови заглушил аромат диких трав.
– Арборс, дай ей ретабль, скорее!
Воин в латах обернулся на крик, тяжелый меч брякнул о камни. Латник торопливо зашарил в набедренной сумке.
Красноперая стрела звучно клюнула по шлему и отскочила в заросли ежевичника. Вторая тенькнула о скалу, сорвалась бессильно в ущелье, вниз, где рычала стиснутая валунами река.
Воин зубами срывал пробку с зеленой бутылочки. Откупорил, присел над распростертым телом черноволосой девушки.
Десяток круглых камней размером с яйцо вылетел из-под обрыва, по скалам защелкало.
Воин не обернулся. Кончиком кинжала он разжимал стиснутые зубы раненой, вливал снадобье. На серых щеках проступил слабый румянец, пушистые ресницы дрогнули.
– Жива?
Воин приподнял девушку за плечи.
– Вставай, вставай!
– Ох. Арб…чем меня?
– Камень из пращи. Давай к трещине! Попробуем уйти по ней….а, чтоб вас!
Шесть стрел разом свистнули над уступом, одна прошила руку Арборса. Корявый наконечник вышел насквозь между латной рукавицей и оборванным рукавом кольчуги.
– Лысый гоблин!
Сжав побелевшие губы, Арборс обломил стрелу. Из- под забрала на подбородок упала капля пота.
– Я помогу.
Черноволосая уже стояла на коленях.
– Потом! Они слишком близко!
– Дай!!!
Девушка с неженской силой вцепилась в локоть рыцаря, наконечник торчал, как хищный окровавленный клюв. Она выхватила из-под рубахи кривые клещи, примерилась и одним резким движением выдернула обломок. Арборс скрипнул зубами.
Над краем обрыва высунулась плосконосая харя. Красные глазки стрельнули, оценили расстановку сил, и владелец хари выпрыгнул на уступ. Низкорослый, едва по пояс Арборсу, в плечах он был втрое шире человека. В обезьяньей длинной руке – тяжелый щербатый топор.
Арборс тигром скакнул к мечу. Поздно! С торжествующим хрипом урод взмахнул топором…. и, корчась, упал на бок. Брошенный девушкой кинжал вонзился ему под под лоптаку.
Снизу грянул многоголосый гвалт, камни и стрелы посыпались дождем.
Черноволосая невозмутимо выдернула кинжал и обтерла о куртку убитого.
– Уходим?
– Да, Сийнис вернет сознание Тоури, и мы… Постой, где Фейё? Где мэтр Фейё?!
– Арборс, не ори. Ты собьешь мне концентрацию.
Голос прозвучал певуче, как в консерватории. У ближнего валуна на коленях стоял мужчина. Пропев свою просьбу, он отвернулся от товарищей, воздел руки к небу, встряхнул слишком узкие для человека кисти.
Рукава всплеснули черными крыльями. Сийнис издал низкий горловой звук, и, тихонечко напевая под нос, возложил ладони на затылок лежащего ничком великана в кольчуге.
Над краем уступа высунулось сразу трое. Все неотличимы от первого урода, одинаковые, как монеты. Арборс закрыл целителя собой. Его меч начертил в воздухе сложную кривую, и уроды притормозили.
– На землю!!! ОГНЕННЫЙ ШАР!!!* Сээшессаара, аме…
Девушка успела первой. Катнулась Арборсу под ноги, на лету сцапав лекаря за капюшон.
– Зюдемаа, сешеесаара, о-о-оррр…
Арборс с грохотом рухнул на товарищей. Ловкая девичья ладонь толкнула вниз забрало его шлема.
– Сешеесаара – айегер!!!!
Громадный, с пивную бочку, черно-рыжий сгусток пламени соткался из воздуха и лопнул. Настала полная тишина. Томительно медленно тек расплавленный воздух. Огненной метелью плыли в небо остатки ежевичника, раскаленная рана-трещина ползла по скале.
Ватная тишина взорвалась исступленным грохотом, и мир встал на место. Трещали дружно горящие кусты, эхо несло из ущелья подвывания и вопли. Обугленный край уступа исходил дымом. Остроухий лекарь сел, похлопал себя по голове, гася затлевшие волосы, и улыбнулся. – Благодарение Ви Яс*, на сей раз это всего лишь Огненный Шар. Когда мэтр Феййё творит Бурю Отмщения, находиться поблизости я не пожелал бы даже этим гноллям*. Так было необходимо, мэтр? Рыжий, как горящие кусты, юноша подошел к товарищам. Огненные брови почти не выделялись на его лице, докрасна опаленном горным солнцем. Даже в складках запыленного серого плаща чудилось жгучая рыжина. – За первыми лезли еще семеро. Да двадцать шесть гноллей в ущелье, я подсчитал. Фейё протянул руку девушке и помог ей подняться. – Я проверил, эта трещина через пятьдесят шагов выводит к козьей тропе. Пока гнолли очухаются, мы успеем уйти. Прости, Сийнис, что подверг испытанию твои уши, но дело того стоило. Теперь гнолли изрядно задумались. Остроухий жестом остановил его и прислушался. Попытался уловить снизу чужой возглас или лязг оружия. Но гнолли примолкли. В солнечной тиши гор слышался лишь треск пожара, да глухой монотонный рокот. Это рычала в ущелье, львицей прыгая на каменных ступенях, бешеная река.
Лежащий ничком верзила в кольчуге пошевелился и громогласно чихнул.
– С возвращением в сей мир, Тоури, – весело отозвалась черноволосая.
Рыжий маг повернулся к Арборсу, который молча пытался расстегнуть нагревшийся нагрудник.
– Постой, я помогу. И не сердись, Арб. Я не хотел портить твой бой, но видит Ви Яс, их было чересчур много. Тоури, ты в порядке? Уходим!
Поднявшийся Тоури оказался женщиной непомерного роста. Вороненая вязь кольчуги плотно облегала литые мышцы и высокую грудь. Выгоревшие добела русые волосы небрежно срезаны надо лбом, на затылке забраны в «хвост единорога».
– Чтоб мне морком* подавиться! – басом заявила богатырша, – Такого сраму со мной не бывало – чуть не помереть из-за кучи недомерков!
Она подобрала с камней шлем, кожаный, с бронзовой шишечкой на макушке, смахнула рукавом сажу.
– Уходим, уходим. – поторопил Фейё, – Второго Огненного Шара не будет, я устал. В голове пусто как в Книге Заклинаний первокурсника Бригандского университета*. Надо отдохнуть, запомниться, помолиться. Я прав, Сийнис?
– Да, поспешим. – Вот и отличненько. Вот и прекрасненько. Вот и чудесненько. Скрипучий голосок поразил, как Огненный Шар. Лица всех пятерых окаменели. – Вот и равноправненько. У спасительной трещины стоял низенький толстячок в пестром халате и заплатанном колпаке. – Я-то сомневался, стоит ли убогому Дикому магу вступать в поединок с такими мэтрами, как почтенные Фейё и Сийнис. Мы ведь Ашеторйских университетов не кончали, без дипломчиков работаем! Но поскольку второго Огненного Шара не будет – попробуем. Берег Териблы – не самая плохая могилочка. Аюшки, воришечки вы мои? Не слышу? ПРИЗРАК-УБИЙЦА!!! Ангвара- ранар – тимп- норгонг – хтафатар… – заскрипел он, поднимая толстенькие ручки. Проклятый комар впился в ухо Аркаше Гвоздецкому, и заклинание прервалось. Казнив подлеца, Аркаша выпутался из простыней, и побрел в кухню за минералкой. Хлопнул дверцей холодильника, случайно глянул в окно и онемел. Внизу в синюшном свете фонаря возле соседского «форда» стоял гнолль и ковырял заклепку на щите. Почуяв изумленный взгляд Аркаши, гнолль досадливо повел могучими плечами и дернул куда-то к помойке. – Н-да. Не стоило пиво с водкой на дне рождения у Беккельсгаузена мешать – укорил себя Гвоздецкий. – Слава Музам, завтра грядет фуршет, авось восстановлю утраченное здоровье. Однако сон-то был в руку. Самый гениальный сон, писательский. Срочно включить комп и забить, пока не забыл. Дело в том, что корреспондент областной газеты Аркадий Гвоздецкий мыслил себя отнюдь не журналистом. Куда там, бери выше! Как и легионы его коллег по цеху, Гвоздецкий полагал себя настоящим литератором. Аркашин талант еще оценят читатели, признание – лишь вопрос времени. Правда, в отличие от легионов коллег, Аркаша действительно писал романы в жанре «фэнтези». И как знать… – Детали, детали – вот что дорого! Аромат Пятизерья! – бормотал Аркаша, спешно возвращаясь в комнату, – Примета железная – раз снится так ярко, значит, все верно я накосорезил в «Белом сне бастионов Ашетора». Подсознание врать не может. Конечно, и чепухи во сне много. Например, речка не Терибла, а… м-м-м… ага, знаю – Река Прожорливого Василиска! Но это детали. На то я и писатель, чтобы их к нужному знаменателю привести…» Экран монитора приглашающе засветился, и началось…Ночь пролетела как поезд дальнего – дальнего следования. Колеса стучат, тяжким сном забылось пестрое население вагона. Кажется, что ночь будет тянуться долго, и конца не дождешься. Ан, глядь – за окнами утро, в туалет – очередь, а ты за сто тысяч километров от дома, в диком и древнем Забайкалье. Или Зазеркалье? Кто знает, что на самом деле проносится мимо, снаружи, за железными боками вагона? Степные котловины в кольце мрачных гор и бурая река, несомненно, настоящие, а вот грязные полустанки запросто могут оказаться небрежной декорацией. И нет в природе никакой станции «Известковая-товарная»… Покажутся сейчас на гребне вон той горы всадники в косматых шлемах, и предводитель-шаман вскинет арбалет. А над заболоченным перелеском всплывет в небо дракон… Эх, поскорей бы! «Эх, поскорей бы!» – впечатал Аркаша финальную фразу, и ткнул курсором: сохранить! Сохранить если не для потомков, то хотя бы для друзей-приятелей, вроде Симки. А может, со временем, повезет, и издательства тоже заинтересуются… Завлекательный текст получился, густой. Аркаша и не заметил, как ночь пролетела – словно поезд дальнего-дальнего следования. Но утро, кроме вечернего фуршета, ничего хорошего не обещало. Завалиться бы спать, да ведь железно поклялся Симке домучить ту дурацкую рекламную статью. Аркаша возился с ней уже неделю, сегодня истекает последний срок. Вечером Симка должна показать текст рекламодателю. Симка хорошая, ее обижать нельзя. И кому какое шестнадцатое дело, что гениальный фантаст Гвоздецкий ночь напролет сны записывать изволят? Работа есть работа. Утешаясь этими горькими, как кофе, мыслями, он торопливо собрался. Проверил сумку, обхлопал карманы и заглянул в зеркало. Вроде ничего не забыто. Удостоверение с собой, ироническая морщинка у губ – на месте. В редакцию! Время тянулось, как кошмарный сон Сальвадора Дали. На полотне трудового дня все, чему полагается – перспектива и композиция, краски умело наложены. Вот только постоянно чудится что-то неладное. То часы на стенке лопнули пополам, как яйцо, то у слона в правом верхнем углу вместо ног гигантские паучьи лапы…. Замредактора каждые пять минут вплывает, как каравелла, гордо реет мощным бюстом меж столами: «Ребя-яа-ата… У кого информашки будут? Совсем нечего ставить… Аркаша, не напишешь чего-нибудь криминальное? Строчек на сорок, да поострее, с перчиком?» Голос у замши стенающий. Как у чайки с городской помойки, променявшей речной простор на сытную мусорную халяву. И чудится, будто циферблат часов растекается, каплет со стены, а в окно лезут чьи-то толстые, ярко накрашенные губы…. Бр-р! Шум, стук, болтовня, телефоны звонят, компьютер опять «завис». После бессонной ночи с боями в Пятизерье, Аркаша впал полный ступор. Начал рассказывать юной Лидочке один анекдот – и присобачил к нему концовку от другого. Готовая смеяться Лидочка недоуменно вздернула брови и фыркнула. – Не остроумно, Гвоздецкий!
Растекшееся время ползло по редакции, в нем вязли ноги, руки, взгляды. Но даже аутодафе когда-то кончается…
Аркаша выдал на-гора сорок строк и отбился от замши. Перед Лидочкой реабилитировался, прочтя наизусть стишок Льюиса Кэролла. И главное – каким-то чудом дописал – таки рекламную статью!
Симка заходила раз пять. Напоминала, торопила. Правда не сердито торопила, неубедительно. Говорит-говорит – и вдруг замолкнет на полуслове. Уставится в окно и «роллтон» в кружке размешивает. Невооруженным глазом видно, что наплевать ей с башен Ашетора на рекламную статью про благотворительный фонд «Ауропег».
А день тянется, как кошмарный сон Сальвадора Дали….…но Аркаша уже почти не сердился.
Ни на длинноусого супергения XX века, творца живописных экзерсисов, ни на фонд «Ауропег» и председателя его Петра Евгеньевича Грибушкина. Статью-то Аркаша, как ни крути, написал. А что Грибушкин с головой не дружит – так это его проблемы. Мало ему бизнеса, в депутаты избраться в очередной раз приспичило? Так и ветер попутный в спину! Чего Аркаше-то волноваться? Не его карма страдать будет…
Гонорар за статью заплатят, а Симка говорила, будто этот чудозвон еще и сверху черным налом даст. А это уже совсем хорошо. Побольше бы таких Грибушкиных!
Фонд «Ауропег» заказал Симке целую серию рекламных статей.
Писать их все будет Аркаша, и денег выйдет побольше, чем за газетную «текучку». К тому же халтурить по накатанным рельсам не в пример легче. Гвоздецкому до зеленых хоббитов обрыдло в понедельник воспевать крекинговые установки, а в среду лить слезы над судьбой трудных подростков. Он любил писать – но он хотел писать настоящую литературу. Героическое фэнтези! Да что там, он ее уже писал.
Депутат же и кандидат в депутаты Грибушкин мало того, что денег не жалел! Он обладал совершенно бесценным достоинством полной головой тараканов! Натуральный персонаж будущего шедевра! Сгоряча Аркаша даже придумал Петру Евгеньевичу пятизерское имя Хрюмш и решил превратить его в делягу – гнолля. Пускай «левыми» ретаблями, то бишь, склянками с живой водой, торгует!
Отчетливо, как наяву, Аркаша представлял себе каменный подвал с подобием самогонного аппарата в углу. Только вместо ядреного первача в колбу капает прозрачная, кристальная живая вода. Ее тут же разливают в крохотные бутылочки разной емкости – фабрикуют ретабли. Глотнул и ожил – если твоя удача, ретабль-то, как ни крути, «левый», нелицензированный.
Самое то для Грибушкина, который и в обычной жизни держит магазин релакс-артефатов! «Путь в астрал», фу – ты, ну – ты, ножки гнуты! Про Гермеса Трисмегиста толкует, о параллельных мирах. Бандит, другие у нас магазинами да фондами не владеют, но все равно послушать приятно. Есть в этом некая тонкая усмешка судьбы – народный избранник вечно пьяного Красновражского района о тибетских ашрамах рассуждает.
Да ведь и вечерний фуршет тоже Грибушкин затеял! Понимает дело хитрый эзотерик, желает дружить с прессой. Где еще Аркаша тарталеток с икрой под конъячок вкусить сподобится, с его-то трехкопеечной зряплатой? Одна польза от этого Грибушкина. Будем встречаться!
Не был бы Аркадий Гвоздецкий прожжённым журналистом с двенадцатилетним стажем, если бы ошибся в Петре Грибушкине! Фуршет удался на славу.
Похожий сразу на бродячего проповедника, рок-звезду и обезьяну ди-джей метался по банкетному залу, восхваляя фонд «Ауропег». Девушки в «мини» сверкали стрингами и всем, чего стринги не скрывают. Сексапильные красотки улыбались перед длинным рядом столиков с образчиками релакс – сувениров. Какой только чепухи здесь не было! Рамки для лозоходцев, фигурки пучеглазых идолов с неприлично утрированными деталями организма, псевдославянские обереги, энергетические пирамидки от сглаза… Попадались, впрочем, и любопытные вещицы. То карта звездного неба в египетском стиле с автографом Верховного жреца Изиды, то серебряное зеркальце для медитаций…
Между оберегами разложены кислотно-яркие проспекты лечебных салонов. «Избавим от алкоголизма, табачной зависимости и прочих болезней!» (Разумеется, салоны, как один, принадлежат Грибушкину. Интересно, кто-нибудь еще в городе на эзотерике зарабатывает, или Петр Евгеньевич всех конкурентов с поля выкурил?).
Одним словом, сплошная веселуха, пир духа. И звенят в дыму индийских курильниц шаманские бубенцы северных манси…
Однако на толпу приглашенных журналистов магия «Ауропега» влияла как-то слабо. Акулы пера (а также кильки пера и спруты пера), укротители радиоволн и повелители телеэфира ахать при виде волшебных игрушек не желали.
А уж тем паче – лечиться от пагубной тяги к спиртному!
Бегло скользнув взглядом (или камерой) по развалам артефактов, чиркнув пару закорючек в блокноте, гости брали курс на столы с едой.
– О-о! О-о-о! О-о-о-о-о! Ну, это мы чичас.
На заветных столах млела телесно-розовая лососина, мерцала икра и дышало мясо. Космические россыпи колбас завивались вокруг золотых куч зверски расчлененных куриц. Подмигивали оливками и дразнились листиками петрушки сто сорок восемь разновидностей бутербродов, бродиков и бродищ. Салаты всех цветов радуги прятались в хрустале, неизведанные, как лунные кратеры.
Нетопырями носились официанты, груженые благоухающими мисками и блюдами. И повсюду, иезуитским намеком на полную тщету всех нарколечебниц г-на Грибушкина – бутылки, бутылки, бутылки. Поодиночке, тройками, рядами и повзводно.
Гвоздецкий стряхнул с ушей очередную лапшу ди-джея, набулькал рюмку и страдальчески сморщился. Водка называлась «Пять озёр».
Ну почему эти бизнес-свиньи вечно лезут своими пятачками в самое дорогое? На сигаретах, бутылках, спасибо хоть не на презервативах – всюду церковные купола, намеки на любовь и мечты. «Пять озёр», тьфу!
Мир, придуманный Аркашей, мир, о магии и приключениях которого он писал уже третью книгу, назывался Пятизерьем, в честь пяти волшебных озер. На их зеленых берегах жили маленькие фришки.
При всей журналистской язвительности ассоциировать собственные добрые мечты с водкой Аркаша не желал.
Он брезгливо отставил рюмку и выбрал другую бутылку. «Счастье волхва». Тоже – не торжество вкуса, но с похмелья потянет.
Фуршет набирал силу, булькал, чавкал и пенился. Известный всему городу двухметровый пузатый фотокор Мамичев суетился между столами, ссыпал в громадный пакет мясные пирожки. Девицы из рекламного журнала обсели жирного банкира и щебетали, не давая бедняге толком поковыряться в зубах. Пресс-секретарша губернатора, делая вид, что цедит шампанское, ледяным взглядом сканировала жрущую толпу, что-то просчитывала.
В общем, все буднично. Зря Аркашу томили тревожные предчувствия невероятного. Не было никакого гнолля под кухонным окном. Конечно, не было.
После четвертой рюмки Гвоздецкий наконец почувствовал, что неотвязная с того самого сна головная боль отпустила. Растаяла в воздухе, как дым после Огненного Шара, наколдованного рыжим магом Феййё. Чуть всех друзей не поджарил, тоже мне – мэтр!
Доедая жаркое, Аркаша разглядывал зал. Вон Симка беседует с самим Грибушкиным. Ох ты, мамочка моя, Муза пламенной сатиры, как нашему хозяину бала хорошо!
Здесь надо пояснить, что Петр Евгеньевич из кожи вон лез, формируя образ борца за народное счастье. Он не пил, не курил, занимался спортом и йогой, носил распахнутые кожанки и очень коротко стригся. При всем при том бизнесмен был комически очкаст и трагически невысок ростиком.
Но теперь, посреди скупленного им на корню журналистского бомонда, да рядом с Симкой (1 метр 60 сантиметров), Грибушкин смотрелся настоящим мужланом. Счастью его не было предела. Он цвел, сиял и даже, кажется, благоухал розами. Похлопывая по ладони свернутыми в трубочку листами с аркашкиной писаниной, хозяин фуршета разливался соловьем. Симка старательно хлопала глазами.
Сквозь гам тусовки до Гвоздецкого долетали обрывки грибушкинских откровений: эзотерическая культура… народная аура…бешеные бабки…
Странно, что Симка до сих пор еще не задала ни одного вопроса. Ведь такой, казалось бы, случай!
Аркашина приятельница славилась умением спрашивать невпопад. Ей ничего не стоило в секунду превратить собеседника любой степени заумности в полного идиота – и без малейшего умысла! Аркаша Симку знал со школы, она всегда такая была: любопытная и увлекающаяся. Вечно выставляла серьезных людей шутами. Но вовсе не со зла. Просто мысли у Симки были такие – прыгающие, а может, порхающие. В общем, зануды ее боялись.
Но Грибушкин пока не был близко знаком Симкой, и не понимал, какой опасности подвергается…
Постепенно Гвоздецкий начал тревожиться. Симка, слушая про такую интересную штуку как эзотерика, должна была уже десять раз перебить собеседника! А она – безучастно молчит. Что это с ней сегодня? И лицо…
– Да она же бледная, совсем зеленая! – ахнул Аркаша.
Симка схватилась за бок и упала.
По звонку самого Грибушкина «скорая» прибыла не через два часа, как обычно, а через пять минут. Гвоздецкий растолкал локтями толпу и напросился в сопровождающие. Отказать пролазе-журналисту, когда он очень хотел чего-то, удавалось немногим.
В залитом мертвенным светом обшарпанном приемном покое больницы Аркашу охватила тоска. Так и не пришедшую в сознание Симку озабоченные санитары увезли неведомо куда на дряхлой каталке, а Аркашу с собой не взяли. Он промаялся не меньше часа. В голову упорно лезли маги Школы Некромансер, выниматели душ из тел павших героев, зомби, замшелые надгробия с полустертыми именами…
Молодой доктор возник за плечом по-эльфийски бесшумно, Аркаша вздрогнул от его голоса. – Езжайте домой. Жена ваша в реанимации. – Она не жена, она коллега-Тем более, не сидите тут, все равно ничего не высидите. Телефон оставьте, если что – позвоним. – Что значит «если что»? Что с Симкой? – Пищевое отравление средней тяжести. Едите натощак всякую гадость, с химических заводов Детройта, под мясо замаскированную, а потом удивляетесь! Может быть, алкоголь усугубил. – Это от отравления, как подстреленные, падают? – У нее порок сердца, непростой случай, организм среагировал. Она у нас регулярно курс лечения проходила. – Да я знаю…
– А раз знаете, чему же удивляетесь? Порок – он при любой оказии себя проявить стремится, такая уж противная болячка. Вытащим. Езжайте домой. Завтра приходите. Или послезавтра.
– Во сколько? – крикнул Аркаша в уходящую спину. В унылых стенах приемного покоя голос загудел как в склепе.
– Часы приема передач с 15.00 до 17.30. Если будете Анатолия Францевича благодарить, коньяк не тащите – у него тоже сердце. Лучше конфеты, «Птичье молоко» он очень любит.
Потоптавшись на неприютной остановке, Гвоздецкий плюнул на экономию, и поймал машину. По дороге остановился у «Дома Еды» и купил конъяка – все равно теперь перезанимать!
Таксист давно уехал, а Аркаша все стоял перед подъездом. Он с трудом подавил желание поискать под кухонным окном – вдруг от щита гнолля отскочила заклепка? Но представил, как будет выглядеть, ползая на четвереньках вокруг помойки с бутылкой конъяка, ругнулся и отправился домой.
Спал Аркаша в эту ночь отвратительно – без снов, но и без отдыха. В следующую – еще хуже. А днем жил, как в полусне. Что-то врал на работе про большую статью, про долгий сбор информации, и под это дело часами бродил по парку. Шуршал листьями и ворошил в голове варианты, искал причину меланхолии. Причина не находилась.
Грибушкин остался доволен аркашиной статьей, почти не придирался, только заменил слово «хорошее» на «соответствующее всем стандартам качества в соответствии с федеральным законодательством учрежденным Роспотребнадзором». Сказал, что так красивее и для простого избирателя понятнее. Но Аркаша даже не фыркнул, он жил в полусне.
Разок съездил к Симке, привез яблок и осторожно спросил: не чувствует ли она чего-нибудь странного. Симка рассказала про бабушку, которая предсказывает, куда ударит молния.
Каждый вечер Гвоздецкий садился за компьютер и переписывал сцену боя в ущелье, у реки Прожорливого Василиска.
В первом варианте женщина- воин Тоури падала в пропасть, сраженная заклинанием толстенького мага. Впавший в ярость паладин Арборс рубил проклятого в мелкую капусту.
Во втором варианте гибли все, кроме мэтра Феййё. Рыжий маг, держа врага за шкирку над пропастью, выведал у него тайну родника живой воды и отправился в новую экспедицию – оживлять друзей.
В третьем выходила и вовсе полная околесица, никперумов всмятку. А бросить именно эту главу, выждать время – Аркаша не мог!
Луна, заглядывая в окошко, спрашивала: «Ну что? Написал?»
Капли из крана будили среди ночи: как-де-ла? на – пи- сал? как- де-ла?
На четвертом варианте Аркаша так вымотался, что уснул, упав носом в клавиатуру.
«… Берег Териблы – не самая плохая могилочка. – услышал он, засыпая, – Ааюшки, воришечки вы мои? Ладненько?»
Синий провал неба опрокинулся над Аркашей. Плети черного дыма скользили в нем, корчась, как неверные сны сумасшедшего. Они плыли в сторону главного хребта Сомбр, туда, где на немыслимой высоте сверкает ледяная пирамида пика Пэра Арчибальда. Ежевичник под скалой догорал, треск пожара ослабел, и слышно было, как внизу, в ущелье, вопят, перекрикивая шум реки, гнолли.
– ПРИЗРАК-УБИЙЦА! Тимп норгонг хтафатар… – заскрипел толстенький маг, поднимая ладошки.
Воины схватились за мечи. Черноволосая вскинула лук – и когда успела выхватить из футляра? Каплей ртути сверкнул наконечник стрелы. Но рыжий Фейё оказался проворнее. Он не шагнул, а перетек в вперед и широко раскинул руки. Красный крест его напряженного тела зачеркнул веселого толстячка.
– РАССЕЯНИЕ МАГИИ! – высоким птичьим голосом вскрикнул Фейё.
– Никто не двигается. Никто не говорит. Никто не мешает.
Сийнис почти прошептал, но если бы небо над Сомбрами заговорило – у него был бы такой же голос.
Арборс застыл с воздетым мечом. Стрела не прянула с тетивы. Тоури, вцепившись зубами в клинок своего меча, замерла статуей, глаза ее медленно наливались кровью.
На каменный пятачок невидимой тушей навалилась тишина. Ненормальная, волшебная тишина, в которой гаснут большие звуки и живут маленькие. Шум Териблы в ущелье умер, но слышен был топоток муравья, взбиравшегося по наколеннику Арборса. И пронизывая воздух, потусторонними иглами и загробными нитками сшивая пространство, бродили над полем Последнего Боя два голоса.
– Норгонг хтафатар рирровари рироа – скрипел толстячок-пришелец.
– Ди – норгонг а- хтафтар дара – равари, йер-рироа – айяя! – эхом вторил ему слабеющий с каждым словом голос Феййё. Волшебника колотила крупная дрожь.
Глупая птаха беспечно спланировала ему на плечо, коротко дернулась, и упала на камень безнадежно мертвым комочком. Пот капал с растопыренных пальцев Фейё, из уха на щеку скользнула струйка крови.
– Энсанба! – толстый визжал так, что закладывало уши.
– Энсанба-айяя! – шептал следом Красный маг. Сийнис черной бабочкой порхнул к нему, обхватил ладонями за шею. Вскинул лицо к белой монетке солнца.
– О Великая Ви Яс, Отрада сердца моего, Богатство души моей. дай ему каплю новой крови, дай ему каплю новой силы, дай ему горсточку стуков сердца, И НЕТ НАНЕСЕННЫХ РАН.
Пальцы лекаря замерцали радужными сполохами. Вставшие дыбом рыжие лохмы Феййё упали на плечи. Струйка крови со щеки исчезла, стертая незримой рукой.
– Неплохонько исполнил антизаклинаньице.
Толстяк сел на камень, вытирая ладонями пот с пухлых щек.
– Для мага твоего уровнёчка*, Фейё, очень даже замечательненько. Я всегда говорил Магистрату Кэста*, что в Ашеторийском университете неплохая школа магии. Скажите своему защитничку спасибочки, воришечки. Исхитрился жулик, не то пришлось бы вам помиратеньки. А в такую погодку и пять минуточек жизни – хорошенький подарочек.
Фейё вздрогнул и обвис на руках у Сийниса. – Руби его, ребята – прошептал он, и потерял сознание Бойцы спущенными с цепи псами рванулись в атаку. Стрела со звоном отскочила от невидимой преграды у самой переносицы толстого. Враг подпрыгнул мячиком – за пол-мига до того, как меч Арборса разломил камень, на котором он сидел. Клинок Тоури едва не чиркнул толстяка поперек спины, но зацепил край широкой щели в скале. Брызнули искры. Из щели посыпался визгливый, вперемешку с криками, хохот. – У-ух-ух-юй-юй-юй, лови его храбренькие воины! Держи его, болезного! – За ним!!! – в голосе Сийниса и не осталось и следа певучести. Лекарь метнулся к расщелине, размахивая кинжалом – За ним!!! Не дайте ему сосредоточиться! Если он выдаст еще одну чару, мы все уйдем из этого мира! Тоури по – бычьи вломилась в щель вслед за врагом. Сразу же раздался звон меча и вопль:-Хой-ор! Чтоб мне морком подавиться, здесь ледяная стенка! Ушел, разрази его Пятихарий*!Арборс втиснулся в расщелину и сразу выбрался обратно. – Что это, Сийнис? Куда он подевался? И откуда здесь лед в жаркий полдень? Я прежде не бывал в Сомбрах и не знаю нрава здешней природы. Скажи мне – так надо? – Ему- надо. Нам – нет. Неужели он в состоянии создавать СТЕНУ ЛЬДА? О Ви Яс, кого же они отрядили за нами в погоню? – Хватит тревожить богиню вопросиками, Сийнис. Пора воеватеньки. У обугленного обрыва, как ни в чем не бывало, стоял толстячок. Рядом с ним, на самом краю – черноволосая. Она застыла с кинжалом в руке, остановленная в яростном порыве. Неподвижная, как окрестные скалы. Солнце бликовало на кинжале у самого лица толстячка. Лицо это лучилось удовольствием. Левой рукой толстяк придерживал скованное неведомой силой тело девушки, слегка наклонив его в сторону ущелья. Фиолетовые глаза пленницы сверкали злыми слезами. – Понимаешь, о мудренький Сийнис, я все-таки успел немножечко сосредоточиться. Она, конечно, ловкая девчушка, но против чары ОЦЕПЕНЕНИЕ как-то юна годами. Так что, Арборс, и ты, Тоури, положите ваши железяки, аккуратненько, вон у того камешка. А ты Сийнис, не вздумай колдовством баловаться. Ручки держи вот так, чтобы я их видел, и ни словечечка. А то я ее нечаянно уроню вниз. Она ведь все чувствует, слышит и видит, только вот шевелиться никак не получается. – Ты посмеешь бросить в пропасть женщину, чародей?! – загремел Арборс – Не верю!!! Настоящий маг не опустится до такой низости! Честный поеди… – ИЛЛЮЗОРНАЯ СТЕНА – отстраненным голосом откликнулся толстячок, и забормотал неразборчиво. Арборс с боевым кличем бросился вперед, но последнее, ключевое слово уже каркнуло. Рыцарь налетел на невидимую преграду, сгоряча рубанул. С тем же успехом он мог рубить окрестные скалы. – Ты, Сийнис, главное, молчи – улыбнулся толстячок, пониже наклоняя тело девушки над обрывом. – Ни словечка без моего разрешеньица не говори. На вопросы отвечай сразу, но односложненько: «да», «нет». Я ведь могу любое лишнее движеньице твоих губок за колдовство принять. А эти пусть попрыгают, им полезненько. Арборс и Тоури яростно ощупывали пустой воздух, ища брешь в невидимой преграде. – Стеночка моя на то и Иллюзорная, хе-хе. Для боевого заклинаньица она, моя хорошая, не преградочка, а вот человечка не пропустит, нетушки… Кстати, Сийнис, РАСПОЗНАНИЕ ЛЖИ, я на эту поляночку наложил еще час назад. Вратеньки станешь – уроню вашу красоточку, не помилую. После первого же словечка неправды сразу и уроню, ни секундочки не подожду. Некогда мне разговорчики разговаривать, Магистр ждет. Да и тебе, клирику, негоже неправдочку говорить. А честненько ответишь, я мыслишками пораскину, да девочку и помилую, не стану убиватеньки. Это можно… Драконье Зеркало с вами?
