Czytaj książkę: «Война, которой не будет?», strona 31

Теперь уже Шурка идет, весело похрамывая и мурлыча какой-то мотивчик. А девушка плетется, спотыкаясь на ровном месте. – Да, верно написано в пособии призывников по правам военнослужащего – «Друзья необходимы для твоего выживания – они дают противнику альтернативные цели».

2.

Поздно вечером, когда Шурка колунил¹⁷⁹ в охранении, к нему почти бесшумно подошел Пашка.

– 

Таак, рядовой, что за сон на боевом посту?

– 

Никак нет, ваше благородие, я бдю!

– 

Тогда, Маасква, почему не реагируете на приближение старшего по званию.

– 

Так меня Марфуша предупредила, когда ты к кургану только подходить начал. Я среагировал, и подстрелил тебя еще тогда, как ко мне почти неслышно,ты стадом диких буйволов, карабкался. Из-за собственного грохота ты ни окрика «стой», ни предупредительного выстрела в воздух не услышал, и даже, похоже, не понял

, что почти минуту как убит. А почему Москва?

Пашка покосился на звереныша, грозно скалящего острую мордочку из под полы бушлата друга. Это могло бы показаться комичным, но протяни руку, и острые зубы так вонзятся в пальцы, смешно не покажется. Ласка охраняла своего большого, но глупого друга не шуточно. Большого, понятно почему, а глупого потому как норовит сунуть под нос что-то малосъедобное, типа давешних сосисок. А в них таких гадостей понапихали, не всякая собака проглотить решится, пусть по природе и падальщица. От теплых же, так нежно пахнущих кровью мышей, воротит нос. Кто не любит свежепрожареного стейка «розен-блю», т.е. с кровью, только тот кто не пробовал, а тут такая свежатинка, мясцо еще чуточку трепыхается. Совсем нюх потерял друган, да и со слухом видимо не лады. Вот и сейчас, его полусонного едва не захватили врасплох. Впрочем, поскольку тревога оказалась ложной, то можно и дальше отправляться на охоту. Для друга моего друга не в напряг притащить мыша пожирнее.

Проводив взглядом растворившегося в сумерках мелкого хищника Павлуха на три четверти тона потише промямлил: – Масква – столица. Сто рож и сто лица это ж одно и тоже. А ты чего пререкаешся со старшими по званию? Сам говорил – перед начальством оправдываться бесполезно.

– Ой, ё ёй, похоже, у нас чуйство юмору к ночи не вовремя проснулось. Но все одно, не надо больше меня лимитой¹⁸⁰ обзывать, и не сторож я, а часовой. Сторож, он честно на посту, за копеечную зарплату спит, а часовой пашет как потерпевший, за ту же работу получая так себе одежку, да еще так себее жрачку и во исполнение какого-то долга. Мне вот, например, чегой-то никто ничего не задолжал. И перед тобой я не оправдываюсь, а излагаю голые факты. Знаешь любимое америгосское выражение – фак ты, причем у нас еще и голые.

– Тебя опять на понесло на?

– Согласен, сызнова не к месту раскизделся. Меня, пока младшее командование не приволокло вдохновение посещало, послушай, какую замечательную арию Юлька из Вероны для своего Ромки исполнит:

Мне не надо ничего от тебя, просто изредка коснуться рукой.

Мне не надо ничего от тебя, просто знать, то, что ты есть, что ты мой.

И пускай, потом разлюбишь меня, и пускай, потом упрешься к другой.

То, что есть сейчас со мной у меня, это то, что будет вечно со мной….

– Ты, это чего? Ты на службе или где? Бдить должен или всякой сочинительской ерундой заниматься?

– Господин микромайор! Мой нтилект позволяет мню делать несколько дел одновременно. Слыхали, наверное, про такого вождя мирового пролетариата как Виленин. Так он одновременно пил морковный чай закусывая ржаным сухарем, читал газету и беседуя с ходоками обдумывал новую статью про то кому что делать. Я не настолько подкован, но тоже могу, допустим, тужась на унитазе курить, читать и еще и прихлебывать пивко. И еще….

– Все-все достаточно. Уел. И сейчас не больно-то до твоей лирики, сейчас больше на меланхолию пробивает.

– О, меланхолия! Это, заметьте, по вашему желанию, сколь угодно, вот например:

                  Обещает всем весна, а как иначе то?

            Но не факт, что для тебя хоть что-то сбудется.

            То иллюзия, что, где-то, много значишь ты.

      Для других твоя история забудется.

– 

Ну, ты меня совсем достал, – «твоя история забудется».

– 

Не придирайся к словам, прекрасно понимаешь, это я не про тебя, а скорее уж про себя. Твои-

то похождения, говорят, долго по штабам вспоминать будут. Поведай, наконец, чего натворил?

– 

На какой такой конец тебе поведать?

А Батя, старый п..ду

н, всем успел наплести.

– 

Ну не всем, а только мне, и не всё, а только то, что ты опять был в залёте.

– 

Конечно не всем, но если из нас четверых, не считая твоего хорька, трое знают, то это как?

– 

Во-первых, у меня не хорёк, а ласка – Марфушенькой зовут, сколько можно повторять, чтоб не обзывал мою животину. Во-вторых, из этих троих один ты сам. А в-третьих, рассказывай всё как на духу, раз уж все равно приперся.

А чё рассказывать. В телефонном разговоре проговорилась мне мать, что заходила к ней моя подружка, (как разыскала то), и сообщила будто не столь давно стал я папой. От Масквы до Казани всего каких-то восемьсот километров. Дисциплинка у нас на командирских курсах строгая, но отдельные товарищи умудрялись почти по неделям пропадать, лишь бы кто-то прикрыл задницу, отметив посещение занятий. Вот и я решил, по-тихому, в самоход смотаться. Дня за три рассчитывал обернуться. Отпуск то все равно, ни при каких обстоятельствах не дадут. Ксиву¹⁸¹, и одёжку штатскую (джинсу штатовскую) один корешок одолжил. Прикатил я значит в родной город и даже мать, не повидав, к Гуле кинулся. А там ее папашка даже на порог не пустил. Он же скорее всего и в ментовку, как на дезертира капнул. Ну, чего он со мной так? Шурка объясни, – ведь я же люблю её, и отец её ребенка к тому ж.

– Понимаешь…. Представь, что ты вождь индонезийского, или там еще какого океанского племени. Ты видишь, что бледнолицые, приезжающие на твой остров, всегда без спросу брали любую женщину, и тащили в кусты. Мнение родителей или мужа, да и самой молодки их не интересовало. Что с ними поделаешь, обычай у них такой. Но, они ведь гости. И вот ты однажды приехал в их Европы. И тебя буквально затащила на себя одна некрасивая и даже страшная, нет просто страшно некрасивая девица. И тут отец её, изображая еще более страшную ярость, говорит, мол ожидает тебя мучительная смерть на костре. Ну, в крайнем случае, ты можешь на ней жениться, если уступишь тому папаше сбор жемчуга за последние этак двадцать лет….

– Знаю, Саня, тебя не переслушать. И причем тут все это? Я ж с тобой о своей женщине советуюсь.

– Да понимаю ты не вождь зулусов. Просто, как всегда излишне многословно, пытаюсь выразить, что обычаи одних, не всегда понятны и приемлемы для других. Короче для папы подружки ты не кошерный или как там у вас? Не халяль? Но всё-всё, я уже заткнулся и весь сосредоточенное внимание.

Пашка немного угрюмо посопел, настраиваясь на волну воспоминаний. – Не стал я тогда скандалить с её предком, убрался на улицу. Видимо прав ты. Для него я не халяль. Потом потоптался немного под окнами любимой, думаю, вдруг да выглянет. Голову к верху задрал, вокруг ничего не вижу. Тут меня под белы ручки и скрутили незаметно подкатившие стражи порядка. Я, как мама учила, все честно рассказал, и потом три дня по каталажкам чалился. Когда на учебке губу¹⁸² схлопотал, то от всяких разных мыслей чуть не повесился. А тут, вроде бы со страху, раз могут расстрелять как дезертира, сам помереть должён, а мне всё как бомжу ипотека. Нет вру. Первые часа четыре чуть не помер – оттого, что курить хотел. Закинули меня поначалу в ментовской обезьянник и оставили до прибытия служилых из комендатуры, со скованными за спиной руками. Чего не звезданет в голову, когда там звенящая пустота. В куртешке, в карманах и сигареты и зажигалка неотобранные остались, но как закурить когда в «браслетах»?. Я сигарету и зажигалку выцарапал, а как закурить? Пахитоску¹⁸³ на лежак кинул, потом встал на колени и губами ухватил. Лавку, отполированную арестантскими задницами, правда всю исцеловал. Но прикурить-то как? Хорошо, в кармане билет сохранился. Я его за спиной поджег и опять же на лавку кинул, от него прикурить успел и даже пару затяжек сделать, прежде чем пожарная сигнализация сработала, и ко мне дежурный ворвался. Смотрит, как я пытаюсь остатки сигареты за раз выкурить, смотрит на наручники за моей спиной. – Да как ты, гадёныш, задымить умудрился? А я гордо так – я ж не абы как, а в шпионской школе учусь. Там много на какие гадости натаскать могут. Хорошо, что за мной самый раз конвоиры армейские прибыли, иначе бы мне доходчиво объяснили – в отличие от разведчиков милиционеры бьют, может и менее профессионально, зато любимому делу отдаются со всей ответственностью….

На четвертый день приехал за мной Батя и молча, с комендантской охраной до поезда проводил. Только в купе снял с меня очередную «нежность»¹⁸⁴ и выставил на столик бутылку водки. За ней родимой и объяснил, что нет у меня другого выхода, кроме как с вами прямиком в какой-то ад податься. Согласился я, не особо объясняя, с тобой и с ним я готов попробовать у самого чёрта зад побрить. Только думаю, как тебя-то он сумел обратно в армию впихнуть? А тут вот, еще и выяснилось, вместо взыскания мне как бы досрочные экзамены оформили, и звание хоть неполное, но дали. Ну, это уже генералы постарались, – очень важен, видать наш рейд. Так, не слишком переживая, я сплошные плюсы имею. Одно только жаль, ни мать, ни Гулю не повидал. Да и на малого, хоть разок бы взглянуть хотелось. – Вдруг действительно на меня похож?

Что-то я разговорился, почти как ты. Твоя история говорят вообще роман приключенческий. Ну-ка колись.

– 

Вот Батя, старый п..дун, всем успел наплести….

А рассказывать особо нечего. Выписывали меня из госпиталя с мало скрываемой радостью. Я там от скуки доходягам лекции по истории отчизны вздумал повествовать, а начальство не знало, как на это незапланированное мероприятие реагировать. Веришь, в восьмиместную палату ко мне до сотни человек набивалось. Не веришь? Ну и правильно. От всех врачей тогда, конечно кроме хирурга, я получил вожделенное – здоров. Прям щас хоть в космонавты, хоть в подводники на те самые подводы. А с моим пусть невесть каким, но боевым опытом, армии без меня ну никак. Оно, как наш трудовик в школе говаривал: – До станков я вас не допущу, пока технику безопасности не будете знать как мои четыре пальца. Или еще проще на Руси говаривали, за одного битого двух небитых дают. Только с хирургом на такие темы даже разговаривать бесполезно. Его резюме на меня – урод второй группы и точка. Ну, в его обрезательной медицине, я может, и недостаточно хорошо поднаторел, поскольку лишь раз на операции был, да и то под наркозом, вот спорить и не стал. Просто подпись подделал. Некрасиво скажешь? Так ведь для пенсионного фонда державы сэкономил. Или глядишь, какого-нибудь чиновника на заслуженный отдых досрочно отправят. Тот в свою очередь взяток больше брать не сможет. Это ж какая сумма в масштабах страны набегает? Как нет экономии? Аа, вместо него новый сядет, еще более голодный. Да ты прав у данной гидры вместо одной попавшей под сокращение головы, откуда-то полторы ставки для двух новых найдется. Придется родине опять обжимать вдов да сирот. Но я не о том. Короче, пришел я с подписанным всеми направлением на выписку, под светлые очи главврача нашего отделения. Выбрал момент, чтоб в кабинете кто-то был, и не обратил он внимания, как до его стола прихрамываю. Он, выпнув предыдущего посетителя, принялся на меня орать, чего, мол, Вы рядовой к почти генералу без доклада смеете заваливаться. Контуженный на всю голову совсем на госпитальной лафе, про армейскую субординацию забыли? Я покивал немного, в знак согласия и осознания собственного ничтожества, а затем направление на выписку об стол грохнул. Продолжая заниматься моим воспитанием, он бумажку подписал не глядя, и уже руку с печатью приподнял. Но тут, толи вспомнил, каким-то образом мою культю, толи подпись хирурга не понравилась. Отставил от штампик в сторону, да как зарычит. Это кто, мол, тут годен для дальнейшего прохождения службы!? Я, конечно, сам рычу – Вы, мол, обязаны подписать! Ну а он, – С каких это бровей, я полковник, стал обязанным рядовому, или у Вас, любезнейший, происхождение особенно благородное? Нет – отвечаю, – происхождение самое подлое¹⁸⁵ и даже малодушное¹⁸⁶. Понял я одно, перекричать его не удастся. Бесполезно кому-то доказывать отстаивая свою ущемленную правоту. У каждого есть такая своя пасконная оберегаемая от чужих прищепок. Но, помнится, мама как-то выговаривала: – сынок, имей совесть. Вот в этот раз и решился я её поиметь. Было у меня для этого в заначке одно радикальное средство. Выменял я у одного гаврика газовый наган, перекроенный под мелкашечный патрон, и даже один заряд к нему. Достал я это чудо очумелых ручек. Раз, говорю, не подписываешь мне вольную, то я сам себе ногу прострелю. И бабахнул по протезу. Он вроде бы врач, а с недавних пор еще и военный, только нежным как курсистка оказался. Сначала умолк и чуть побледнел, когда я наган вытащил. После выстрела слегка побелел и высунулся за край стола посмотреть на чуток дымящуюся дырку в моём казенном тапке. А потом вообще за сердце схватился и пошатываясь к окну направился. Мне бы помочь ему, ну галстук там ослабить, водички подать. А я, скотина неблагодарная, посмотрел, – мужик здоровый, на пол в падучей опускаться не торопится. Оружие ему в корзину для бумаг бросил, печатью, непредусмотрительно на столе оставленной по своему бегунку стукнул и хромобегом на выход. Через задний ход в одной пижаме, но с медалькой на лацкане. Частника на жигуленке за двойную цену словил, и пока до части ехали, все оглядывался, нет ли погони. Да только кому я нужен. Матери, правда, из госпиталя почти через месяц позвонили, сообщили, мол я выписался, а вещи свои не забрал. Она и ответила, прям щас, все бросит и за моим рваным бушлатом примчится на личном Боинге, пусть только взлетно-посадочную полосу во дворе оборудуют.

– У твоей матери настоящий самолет есть?

– Размечтался. У ея для представительства подержанный крузак имеется, который горючку жрет как авиалайнер. А по будням мы на мерине раскатываем. Чего уставился – так мерседес называют, что по годам, если б лошадью был, то уже наверняка представился от старости.

– А в полку как отмазался?

– Бате, конечно обо всем рассказал, с чайником расплатиться надо было, да и как бы иначе объяснил, почему для дальнейшего прохождения службы в одной пижаме явился. Он сам всё в штабе утряс и приказал позабыть эту историю. И сам же тебе растрепал. А еще блажил – Не вздумай кому пикнуть, а то за полного идиота примут и дальше в психушке будешь служить – пилотом спецкровати для буйно помешанных. Все умные и не очень, от армии закосить мечтают. А ты дотумкал в войска через теракт прорваться. Не стал я ему объяснять, что борюсь я, как могу с глобальным потеплением.

– ?

Дак у каждого человека в среднем температура тела 36,6 градусов. А на земле народу скоро пять миллиардов будет. Вот представь, – если всех на южном полюсе собрать, то и там средняя температура поднимется выше чем среднегодовая в Африке. Почти по этому поводу Анатоль Франс – Слышал про такого? Ну вот, не обещаю, конечно, точной цитаты, но звучит так – «…Когда людей хотят сделать добрыми и мудрыми, свободными, но воздержанными и великодушными, то неизменно приходят к желанию… перебить всех».

Да не смотри на меня так недобро. Я вовсе не такой кровожадный. Это ж не из меня цитата. Просто, и то истина, во время боя я балдею. Главное перебздеть первые минуты. Страху до кончиков волосяного покрова яиц и близко расположенной задницы, короче вся шерсть дыбом и едва не обвирзаещься под себя. А зато потом какой азарт! Нет слабо – кайф. Нет, и это слишком жалкое слово для передачи ощущений. Восторг! Дикий! Ни с чем не сравнимый! До солнца и прочих мелких звезд! Какой там азарт? Тут же ни рулетке, ни еще чему-то другому, изобретенному человеком, близко не потягаться. Это невозможно передать словами, можно только самому испытать, прочувствовать каждой клеточкой тела. Тут же не просто возбуждение. Смерть гладит и щекочет так, что всем гетерам и гейшам жившим на земле и близко не соперничать. Короче не мне убогому браться за описание таких чувств. Да очень многие кто воевал, по настоящему, знают. Только, как и ты, признаться стесняются. Вот такой не слишком гладкий анекдот.

Чего насупился? Когда-то говорили, – война все спишет. Твои и мои приключения списала, поднять бы тост, чтоб не списала так же и нас самих. Только пожелание такое запить нечем, да и чем чаще тосты, тем дальше пожелаемое. Но сейчас я б выпил.

– Есть у меня немного во фляжке.

– Водки?

– Воды.

– Дурак, я ж не помыться хочу. Да, мамлей¹⁸⁷, а чего ты не спишь?

– 

Да вот, после контузии, наверное, спать почти не могу. Подремлю минут сорок, потом еще столько же подушку мну разными способами. А удастся уснуть, то через час все по-новой. Понял, что лучше уж не маяться, а найти какое-нибудь дело. Зато днем, если хоть пятнадцать минут не посплю, хожу дурак дураком. На командирских курсах клево было. Почти всю ночь могу к занятиям готовиться, отсюда и отметки неплохие получать, а днем на лекциях всегда прикорнуть можно. Но пришел я к тебе не из-за бессонницы. Похоже, завтра отправляемся мы. Куда, Батя как всегда темнит. Приказал с поста тебя снять. Да и чего тут колунить, когда наш полигон по всему периметру и без нас неплохо охраняется.

– 

Чиво тогда мы тут раскизделись. Мне-то только ступню контузило напрочь, а со сном у меня полный ажур. То-то я думаю, к чему моя отрезанная пятка свербится. Как базарил Сенека, -

Vectatio

interque

,

et

mitata

regio

vigorem

dalet

– путешествия и еще что-то там, короче перемена мест, укрепляет здоровие. Цепляйся за дуги, мигом домчу. Вот только киску свою найду да заодно «коня привяжу».

– 

У тебя еще и конь есть?

– 

Да нет, какой там конь – скорее конек горбунок. Это старое

уже выражение о необходимости сгонять

по малому до ветру. Тогда мужики видимо огого были, с немалым достатком, недаром о заблудивших говорили

– «захромал на третью ножку». Сейчас про какой-то двадцать первый палец лепечут. А еще в старые времена армейская призказка была – солдат без ложки, что без третьей ножки.

– 

Теперь – солдат без бирки, как она без дырки. Но поскольку это мне уже побоку, по тому где кобура на офицерской портупее, командую отход на заранее подготовленные позиции койкомест.

– 

Есть, разрешите выполнять!

– Марфушка, где ты там промышляешь, приказа вышстоящего начальства не слышала. Айда до папули – кири – кири – кири.

Из пожухшей травы бесшумной молнией промелькнула серая тень ласки и тут же скрылась под бушлатом на груди бойца.

Уже на ходу, под негромкое урчание мотора, почти забиваемое шуршанием травы под колесами, Шурка не очень заботясь чтоб его расслышали, проворчал: – а вот насчет бессонницы я тебе не завидую, эдак поэтом можно стать или философом, по нашим временам равнозначно придурку.

Следующий день запомнился только какими-то непродуманными погрузочно-разгрузочными работами и прочей бестолковой суетней. Сначала грузили малышки в КамАЗы, под тенты с ярко размалеванной рекламой фруктовой фирмы. Это только обзывается разведывательная машина «малышкой». А на самом деле хоть и низенькая, а весит за счет оборудования и четырех управляемых ракет, да пулемета с гранатометом, да боезапаса, пожалуй поболе тонны¹⁸⁸. Попробуй, подними такую на высокий борт. Подставить пару брусьев, да заехать своим ходом нет проблем. Но где найдешь подходящие доски в чистом поле, пусть и именуется данный объект полигоном. Все ж при помощи мата и подручных средств первый этап завершен. Через час разгрузка на взлетном поле гражданского аэродрома, и затем трехчасовое ожидание грузовой «Тушки», прямо на бетонке под палящим солнцем. Зачем спрашивается секретность с перевозкой в «рефрижераторах», зачем утренняя спешка? Когда наконец-то расфасовались в брюхе самолета, вышел хмурый командир экипажа. Внимательно просмотрев крепление груза, буркнул, не обращаясь ни к кому конкретно: – «Зверя спрячьте в какую-нибудь клетку. Это вам все-таки боевой самолет, а не филиал зоопарка». Ласка, одуревшая от людской нервотрепки, то выскакивала на шею Шурке, то пряталась за пазуху. Боец, ласково поглаживая животинку, важно процедил, – это не просто зверюга, а заколдованная принцесса, если её поцеловать, то она в гарную чувиху превратится.

– А чего ж не поцелуешь.

– Так от её морды мышами пахнет, коих на вашем воздушном фрегате наловить успела. Акромя того красивых баб, (едва заметный кивок в сторону Екатерины), тараторящих без умолку, и без того достаточно. Вот заколдованная и помалкивающая словно в тряпочку, в мой бушлат, одна единственная на всём белом свете осталась. Да еще на неё, как на зверя, документик специальный имеется, мол прививка против бешенства поставлена и в нашей группе присутствует как специально обученный диверсант. Показать бумажку или продемонстрировать диверсию?

Пилот только буркнул что-то нечленораздельное и скрылся за бронированной дверью кабины.

(Ну, вот ведь действительно, говоря о женской красоте, когда фигурирует не что-то с фигуры, а только лицо, то упоминают бездонные глаза излучающие неземной блеск, соболиные брови, румяные ланиты или носик, либо взабавно вздернутый, либо кой-то греческий. Да еще вот губы, непременно чувственные? Вот про ротик что-то нет таких проникновенных слов. А ведь все причиндалы на личике это второстепенное. Недаром в старь гутарили – с лица воды не пить. Только женский рот важен в семейной жизни, – важно, чтоб он как можно реже открывался.)

Катюша, которая считала себя уже освоившейся в армии, сейчас також была измученно напуганной. Осторожно протянув руку, она погладила зверька. Ласка, признающая прикосновения единственного родного человека, слегка напряглась готовая наказать за таковую фамильярность. Но унюхала в намерениях большой сучки, (а как еще выразить в своих мыслях определение особи женского пола), нет ни чуточки агрессии, а только, сквозь некоторую боязнь, умиление и где-то даже поиски хоть какой-то поддержки. Как тут не пожалеть человека? Хоть и не больно-то надо, но пусть себе поластится.

– А, правда, Марфуша каким-то диверсиям обучена? Шурка только криво усмехнулся. – Нет, только еще учится, если не считать того, что под мой матрас дохлых крыс подсовывает. Она еще юненькая, её совсем недавно, прям от мамкиной титьки, мне пионеры за геройские подвиги подарили. Пашка, сидящий с другого бока от Александра ткнул его в бок. – Это, какие такие пионеры? – Да в наше время скучное время уже и никакие. Купил я ее в зоосаде. Там хищников кормить нечем, вот и распродают попугайчиков да хомячков всяких, что настоящему зверю на один зубок. Я хотел было летучую мышь взять, как у «Волкодава» Семеновой, но таковых в наличии не оказалось, вот мне это чудушко и досталось. Потому и не убегает далеко, жмется ко мне поскольку не попривыкла к свободе. Как-то в довольно примитивной гегемонской энциклопедии вычитал, за последние четыре тысячи лет человек не одомашнил ни одно животное, акромя пращурами прирученных. Вот решил исправить досадное недоразумение. Типа загладить вину человечества перед братьями нашими, несправедливо называемыми «меньшими». Батя, слышащий весь разговор, только скривился. Он был против пятого члена в своей группе, но вслух не возражал. Хорошо хоть не скунс. Типа, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не беременело, да вопросы столь наивные, на которые и высшее командование затруднится ответить, не задавало. Незаметно пригубив коньячка из заветной фляжечки, он блаженно растянулся на не слишком удобном сидении. Нормалёк, жаль что не спится – кабы с того не спиться. Вроде бы и не плохо на ближайшее время устроились. А дальше? Правильно, что изничтожили всяких оракулов, так и норовивших предсказать будущее…

Уж если и держать какую-либо зверушку, то конечно – кошку. Их еще древние египтяне за божества принимали. Нет, конечно, кошка не для такой походной жизни. Здесь не всякая собака выдержит. Кошка существо домашнее. Но где теперь дом где помнят и ждут? Был когда-то. Но любимая дочурка даже с днем рождения забыла поздравить, а про бывшую жену и вспоминать не хочется. В год свиньи у нее двойной праздник.

Когда это все началось. С глупого поцелуя на танцплощадке или еще более торопливого перепиха прям неподалеку от нее. Да нет, тогда всем правила похоть. Глупой была свадьба, на которую, в общем-то, у обоих не было особого желания. Но с Галкой понятно – любая девка мечтает поскорее выскочить замуж, тем паче за молодого офицерика. Желает родить ребенка, а потом. А потом желания становится все меньше. Ну, по крайне мере к родному мужу. Позже союз связываемый общим дитём и штампом в паспорте становится постылым до ненависти. Как говорится, жили они до того бедно, что на восьмое марта, на подарок жене и теще приходился только один букет из трех цветочков – один супруге и два её маме. А иногда хотелось наоборот.

Чего придерживаться какой-то навязанной морали, когда все именно так. Когда теряешь настоящее. Ведь не враг же ей, так окуда столько неприятия и даже ненависти. Конечно, во многом сам виноват. Да не во многом, а во всём. Всегда «не подарок» был, да ведь и любовь была? Но к ней в довесок всякое. Скелетов в коробке под черепушкой у каждого не занимать.

Чего теперь поминать былое. В одно болото, говорят, дважды не помочишся. Водки мало, вот на тоску и пробивает. Нет! Лучше уж остаться на воспоминаниях о кошках. Когда-то, вроде бы и совсем недавно, казалось армия скончалась в легкой предсмертной агонии и семейная жизнь треснула до развода, осталась только водка, противная и палёная, но утешающая. Дембельнувшись пристроился ненадолго инструктором по вождению в автошколу. Ненадолго, поскольку одна подопечная курсантша никак не успевала вовремя притормозить. Тогда демонстративно уселся на заднее сиденье учебной «копейки». А что может случиться страшного на первой передаче? Но даже на скорости менее чем с десяток км/час девица протаранила соседнюю машину с такой же звездой. – Чего ж ты дура не тормозила? – Так ведь машинка сама всегда останавливалась! Повреждений людям моральных и технике минимальных, но с работы турнули. Повезло устроиться сторожем в заброшенный пионерлагерь. Вот работа на пределе сил и умственных способностей, которые занять совсем нечем. Зачем-то нужна была обихоженная территория чиновникам из местного министерства образования. Оборудование уже разграблено этими самыми чинушами, то-есть охранять то почти нечего, но зарплату небольшую, на которую приобретешь рази что язву, зато регулярно платят. Сторож сам себе начальник и хозяин, а чтоб настоящее начальство незаметно не подкатило, прикормил дворняжку. Та посторонних на бъект не допустит. Хоть росточком не волкодав да лает так грозно, подштанники еще не прокусанные обмарать неча делать. И вот ведь – допустила. Однажды утром обнаружил у своих дверей кошечку, простую, серенькую, да еще беременную. Откудава взялась, как собаку, которая люто ненавидела всю их породу, уговорила пропустить? Не поднялась нога, у самого почти бомжа, прогнать животину. Пригрел в своей прокуренной конуре. Потом часто посмеивался, когда обходил владения. Впереди собачка трусит, а сзади кошка не отстаёт. Куда ты с таким животом? А та смотрит понимающе, но всем видом отвечает: – а как вас без призору оставить? Вы ж опять до ближайшей деревни за спиртягой разбавленной уроете. Бывало, порежешь себе колбаски. Кошка посматривает искоса, но мяргать кусочек выпрашивая, иль своровать ненароком, то ни-ни. Только когда плесну себе пойла, вся смощится и впярится прям в глаза. Не надо мол. И действительно чувствую, да, не надо. Смех ли, но так и пить почти завязал. Потом окотилась она. До сих пор противен сам себе, что котят утопил. А куда я потом, когда подрастут, их дену? Лучше уж несмышленым жизни лишиться, чем потом мыкаться? Обиделась кошечка, ушла…. Чуть позже, когда в воздухе запахло настоящей войной, наши правители принялись армию воскрешать и я в ней пригодился. Но до сих пор иногда млится во сне, как кошка забирается на одеяло и своим ласкающимся тельцем согревает мою насквозь простуженную душу.

3.

Екатерина чувствовала себя, что называется не в своей тарелке. Перепады давления при взлете и гнетущее чувство неизвестности вызывали приступы тошноты. А тут еще эти грубые мужики буквально игнорируют ее. Какой глупец сказал, что в армии развито чувство товарищества. Да все заняты только собою, своими мелкими мыслями, или чуть более крупными зверушками. И компьютер, и дельтапланеризм тоже были попытками срываться из дома, где она также никому не была нужна. Но армия, похоже, самая нелепая затея. Кажется из двух зол выбрала все, причем наихудшие. Здесь по утрам надо делать зарядку, а я предпочитаю делать ее, когда мобильник запищит о том, что жрать хочет. Тут когда тебя о чем-то просят, то волшебное слово вовсе не пожалуста, а Бегом! И даже отдание чести, это совсем не то, о чем втайне мечтает каждая девственница. Короче именно тут понимаешь, что за родину нисколько не жаль пожертвовать жизнью соратника. А всё из-за чего мы тут? Неужто толчком послужило прочтение материных мемуаров, нашлёпанных в простое между очередным мужчинкой. Глупых, как попытка голубого забеременеть. И вот ведь дура, напечатала свои воспоминания на домашнем компе, и на доступ к файлу пароль поставила, как ровно не понимает, для дочери потому и интересно стало документ вскрыть, так чтоб пользователь не заметил. Печатала бы на своем ноутбуке, должна знать к нему не прикасаюсь. Замаскировала быль тем, что имена ради пиетета изменила. И типа там ее изнасиловали. Да кто ж ее изнасилует, когда она сама подо все хоть чуть способное двигаться, всегда готова броситься, даже как Анна Каренина под паровоз. А о том, что детская память все цепко сохранила, только совсем в другом свете, не подумала. Впрочем, мать вообще думать, не способна…. Ой, похоже у нас это наследственное.

«Я всегда недолюбливала Сергея Виссарионовича (ну и отчество мужику боженька прилепил). Тоже еще любовничка мать нашла. Во-первых, несколько моложе, но из-за своей постоянной неопрятности и небритости смотрится старше. Во-вторых, из его рта все время тащит толи перегаром толи гнилятиной. А в-третьих, мать далеко не старая, довольно видная женщина, образование высшее, вредных привычек не имеет, заведующая лучшей универовской общагой в городе. Могла бы найти себе партию поприличнее. Университет все-таки. Наверняка есть холостые преподаватели в профессорской или на не слишком худой конец доцентской степени. Ну, пусть даже и не совсем холостые. Да об этой ее связи с завхозом, конечно же, все знают.