Czytaj książkę: «Бродяга, Плутовка и Аристократ: Реквием»
Глава первая: Неизбежность будущего
I
«Жизнь есть вечное движение. И всё неизбежно меняется, в том числе и человек. Чем старше он становится, чем больше он переживает событий, тем мрачнее в его глазах становится мир. И главное, чтобы в этом новом для себя мире, он не видел красок, не видел черного и белого цветов. Все краски – это ложь, рожденная возрастом, даже периферийный серый – ложь», – Откровение человеческое от Григория.
Зима 219-ый года со дня открытия пара Земли.
Минуло три года с катастрофы из Пустоши, унёсшей жизни сотен людей, но государство оправилось и продолжило свой ход. В Артее наконец выпал первый снег, что означало празднование зимней жатвы. Аристократы по обыкновению собрались на балу, который совместно организовали семьи Кол Галландов и Бен Кильмани. Гости веселились, пили, танцевали и играли в детские игры на потеху друг дружке. Особенно было забавно смотреть на Шарлотту, игравшей в догонялки с Марком – сыном Фарля и Элизабет. Мать Марка с опаской смотрела, как того заносит на поворотах возле стола с закусками. Но больше её пугала сама Лотти, которая неуклюже передвигалась в розовом платье с широкой юбкой на каблуках. В какой-то момент она доигралась и всё-таки навернулась прямо на стойку с шампанским. Правда, её вовремя поймала Натали.
– Ох, Шарлотта, будь аккуратнее, я тебя прошу. Я столько мучилась, подбирая тебе наряд, а ты готова его испортить.
– Прости-и, – виновато пробубнила она. – Просто Марк так хотел играть…
– Натали, права, – сказал Эдмунд. – Ты должна быть более осмотрительной. Хоть я и понимаю, что… Эй, ты чего!?, – внезапно воскликнул.
– Дядя Эд, покатай меня! – пролепетал Марк детским голосом.
– Ладно-ладно, только отпусти штанину, Марк, а то ведь оболью случайно, – улыбаясь, ответил он.
Тут Григорий взял мальчишку на руки. За три года он ни капли не изменился, разве что стал старше. Его черты лица приняли более зрелый вид, и легкая щетина внушала чувство, что перед тобой уже отнюдь не подросток. Он окреп в теле, его плечи и руки тоже увеличились в размерах.
– Марк малыш, не приставай ко взрослым, – заговорил он. – Вон беги к маме, она приготовила для тебя кое-что вкусненькое, – ребенок тут же понесся в сторону Эли. – Дети, что с них взять. Вы то, когда планируете уже, – сказал, посмотрев на Лотти с Эдмундом.
Они оба покраснели, как помидоры.
– Это не твоё дело, понял?! – выпалила Лотти, показав язык и спрятавшись за Эдмундом.
Эдмунд лишь нервно посмеялся и отклонился потанцевать с пассией. Эти двое познакомились почти три года назад и прониклись друг другом. С тех пор их отношения развивались, но не дошли до этого уровня, о котором думал Григорий.
– Сладкая парочка, не так ли? – заявила Натали. – Чего они только ждут?
Она облокотилась о плечо Гриши и тяжело вздохнула.
– Уверен, это всё Шарлотта. Она глава партии Рестеда как никак, и просто не может себе позволить выйти замуж за аристократа. Уж очень упертая в таких вопросах.
– Бубнишь, как старый дед, – нежно произнесла Нат. – Пойдём лучше потанцуем.
Она увела его на середину зала, закружив в танце. Их руки сплелись, показав всем безымянные пальцы с нанесенным узором.
– А он всегда бубнит, Нат, – встряла Лотти, танцуя подле. – Ты разве не привыкла уже?
– А в детстве было также? – поинтересовалась она.
– Хуже, – отрезала Шарлотта. – Он умничал и занудствовал без умолку.
– Нет, с меня хватит! – вскипятился Гриша, закатив глаза. – Лучшие подружки блин… Эдмунд, я танцую в правый угол, ты в левый.
Тот уверенно кивнул и развел пары. Уже почти три года прошло, как Григорий и Натали скрепили себя узами брака. Это было очевидным решением. Гриша был единственным достойным приемником семьи Кол Галланд, но нужно было соблюдать кровную преемственность следующих потомков, поэтому спутницей жизни стала Натали. Но в любом случае Григорий сам оказался инициатором брака. Симон остался главой семьи, но вскоре намеревался передать полномочия сыну, как то сделал Пьер. Тот, в свою очередь, сейчас почует на пенсии. Кол Галланд-старший стоял в дали от суеты, наслаждаясь одиночеством и напитками. Как бы Ракшаса не уговаривала его потанцевать, он отнекивался, поэтому дама пошла искать себе кавалера самостоятельно. Прямо напротив Симона мило беседовали Роза и Павел – один из партии Рестеда (уже реформаторского собрания теистов-демократов), занимающий пост главы Артеевского отделения. Павел был высоким мужчиной средних лет, пострадавшим во время катастрофы в Новом Коме. Там он потерял левую руку и повредил ногу, теперь ему приходилось ходить, опираясь на трость. Его вид был куда скромнее, нежели у аристократов, но не менее привлекателен.
– Это замечательное мероприятие, – высказался он. – Не могу поверить, что имею честь побывать на нём. Спасибо, что пригласили.
– Это пустяки, – ответила Роза, кокетливо улыбаясь. – В былые времена мы и не такое устраивали. За бал отвечал Эдмунд и Гриша, поэтому получилось славно.
– Вы называете достопочтенного Григория просто Гриша?
– Я вырастила этого мальца и обращаться к нему достопочтенный точно не собираюсь. Павел, как Ваше здоровье? Мне сказали, совсем недавно Вы взяли больничный.
– Ничего серьезного. Нога просто ноет временами; погода, должно быть, меняется. Но спасибо за волнение, – проговорил, поцеловав её в руку.
Тут его зеленоватые глаза заметили взгляд Симона, устремленный на них. Он вежливо улыбнулся, чем вызвал легкое одёргивание у аристократа.
– Что-то в этом Павле меня явно настораживает, – произнёс он, размешивая бокал с вином.
– Не одного Вас, Симон, – вступил Фарль. – Появился из ниоткуда, и активно флиртует с Розой.
Они уже вдвоём сверлили его взглядом.
– Тебя это так сильно задевает? – спросил он.
– А Вас разве нет? Знаете, я сейчас испытываю то же чувство, что испытывает ребенок, который видит, как его мама крутит роман с незнакомым мужиком. Достаточно смешанные ощущения…
– Это всё вино, Фарль. Когда начинаются смешанные ощущения, это значит пора переходить на коньяк, – сказал и начал разливать напиток. – Тебе с лимоном или без?
– С лимоном, но прежде пройдемте со мной.
Он потащил Симона к Грише и Эдмунду. Этих троих поставили в одну линию напротив фотоаппарата.
– Что здесь происходит? – озадачился Симон.
– Хотим запечатлеть исторический момент, папа, – ответила Натали. – Когда ещё вы трое соберетесь вместе для фото.
– О чём она?..
– Вы хоть знаете, как вас в народе называют? – попытался пояснить Фарль, настраивая фокус камеры. – Вас, Симон, прозвали аристократом из аристократов. Эдмунда – добродетельным аристократом. А Гришу – истинным аристократом. Вот нам и захотелось снять таких «выдающихся» личностей вместе на потеху истории. Так. Улыбайтесь… и-и… снимаю.
Раздался щелчок и сразу за ним последовала вспышка. Из аппарата тут же вышла фотография, которую девчонки начали разглядывать.
– По-моему неплохо вышло, – сказала Лотти. – Правда Гриша мрачнее тучи.
– Да, как и папа в общем-то… вроде не родные, а как с одной яблони свалились. Папа стоишь в самом центре и ни намёка на улыбку, – упрекнула она. – А ты на это погляди!
Они хором рассмеялись при виде зажатого Эдмунда, явно стеснявшегося камеры. Банкет продолжился, и веселью не было конца. Царила теплая дружеская атмосфера, словно событий прошлого и вовсе не было. И так было уже целых два года, с тех пор как совместными усилиями двух враждующих сторон были организованы партии, которые положили конец битве идеологий. Партийная система оставляла классы, но при этом позволила простым людям собираться в политические единицы, а их лидерам участвовать в судьбах народа на ровне с аристократами. Это было уникальным феноменом, которого прежде не видела история нового мира.
– Как думаешь, он придёт? – спросила Лотти.
– Не знаю… я не оправлял ему приглашения, – безразлично ответил Григорий. – Ему тут места нет.
– Вот оно как. Давно мы его уже не видели. Может, это даже к лучшему, – посмурнев, добавила она.
Через несколько часов бал подошел к концу, и все гости разъехались по домам. Лотти осталась ночевать в поместье Бен Кильмани, изрядно напившись. Эдмунд кое-как заставил её сесть в транспорт. Эли утащила домой вдрызг пьяного Фарля, который вместе с Симоном под вечер знатно приложились к коньяку. Семья Кол Галландов также отправилась в свои владения. Павел простился с Розой, проводя её к Атмосу, и также уехал. Но не домой. Путь его лежал к особняку на отшибе, где жил совершенно другой человек. Стояла ночь. Небо заволокли тучи и назревала зимняя гроза, раскаты грома уже раздавались где-то вдали, а в след за ними и удары молний подоспели. Их яркий свет освещал темные коридоры здания. Павел ступал по ним без тени страха, взгляд его отличался от того, что был при свете софитов. Он был более отрешенным, даже апатичным. Вот он остановился у двери и прозвучал глас небес, от которого содрогалась сама земля. Павел открыл её. Перед ним предстала просторная комната с зажженным камином, его легкий треск успокаивал душу, и свет тускло освещал помещение. Тени от огня прыгали по стенам, изредка касаясь лица хозяина особняка. Он сидел на кресле в рубашке цвета смолы, а шею его опоясывал синий галстук. К руке этого человека была подведена капельница, поэтому он не мог поприветствовать гостя, как полагается.
– Вижу, тебе не здоровится, – заговорил Павел. – Судя по наряду, ты всё-таки намеревался прийти на бал.
– Да, но, увы, здоровье подвело. Как там всё прошло? Надеюсь, никаких казусов не случилось? – произнес он, блеснув пустыми голубыми глазами.
– Ты не поверишь, дружище, – ответил Павел, начав регулировать поток лекарства в капельнице. – Тишь да гладь. Мир и полное взаимопонимание.
Этот сарказм пришлось не по душе хозяину дома. Павел это понял, потому продолжил уже по существу:
– Ах, они догадываются, что среди гостей есть твои люди. Ведут себя крайне осторожно.
– Хочешь сказать, они лгут? – опечаленно спросил.
– Не совсем. Думаю, доля теплоты была настоящей, но если судить по большей части, они хотели бы глотки друг другу порвать, да не могут. Ты же понимаешь, что не сможешь контролировать их вечно? Рано или поздно рыбка соврется с крючка. Ты смертен, друг мой. И мы знаем, что срок твой даже короче моего.
– В таком случае я сделаю всё, чтобы к тому моменту их вражда исчезла. Уже два года держится баланс, пусть так оно и будет.
Он вытащил иголку из вены, встал возле окна и взглянул на чёрное небо. Попытался проникнуться им, да не смог. Сейчас оно казалось его таким же пустым, как и он сам. Блеск молнии осветил его фигуру. Это был тощий молодой человек с побитым жизнью телом. Его лицо больше не излучало былую радость, а глаза не смотрели с восхищением на прекрасный небосвод. Всё это умерло давным-давно вместе с ним.
– Я единственный, кто может их остановить. Вражда отняла слишком много… в первую очередь, у них самих. Я мог прекратить всё это, но был слеп. Предпочел оставить всё на них, ибо я дурак, который верит в лучшее. Но жизнь показала мне, что лучшее само не придёт. Пусть сейчас их мир лишь иллюзия, но однажды они сами в неё поверят, и тогда мы снова сможем быть вместе. Для этого я готов пойти на всё, даже готов смириться с их ненавистью. Я приму её всю без остатка, стану сосредоточением их злобы и освобожу от неё. Ты же поддержишь меня? – обратился к Павлу.
– Мы все на твоей стороне и также готовы пойти на всё. Вместе с тобой, Первый.
II
Следующий день после жатвы выдался размеренным, каждая из семей «оправлялась» от бурного пиршества. Шарлотта проснулась около полудня в спальне Эдмунда, её голова гудела и отказывалась воспроизводить события вечера. Несмотря на упреки Розалии та с легкой руки Фарля умяла несколько бокалов красного вина. Их ей хватило с лихвой. Ласковые лучи солнца коснулись её белоснежной кожи, по которой от холода пробежались мурашки. Очнувшись, Лотти поняла, что нага. Её повседневную одежду слуги сложили на кресле, но до них предстояло добраться. Девушка, обернувшись в простыню, несколькими скачками допрыгала до вещей. Стоило только одеялу упасть, как холодок тотчас же охватил её стройное тело. Она быстро натянула джинсы и свитер, но никак не могла найти нижнее бельё, поэтому вышла из комнаты так. По утру её рыжие кудри были особенно непослушны, они завивались в птичье гнездо, с которым что-либо сделать было уже трудно. И такая сонная и неухоженная она пошла по коридору, где её встретила горничная.
– Госпожа Шарлотта, – вежливым тоном поприветствовала она и поклонилась.
– Сколько раз можно повторять? Просто Лотти. Эх, я такая же простолюдинка, этикет излишен. Где Эдмунд?
– Прошу прощение. Господин ожидает Вас в трапезной.
– А что у нас на обед? – игриво полюбопытствовала Лотти.
– Так как Вы изволили ночевать у нас, господин распорядился приготовить стейк.
– Вот ведь негодник, знает, как угодить женщине, – улыбнувшись, проговорила.
Она спустилась на первый этаж пустующего особняка. С тех пор как главой Бен Кильмани стал Эдмунд, авторитет семьи возрос многократно. Его приход к власти устранил причины у Южной Церкви отрекаться от их рода. С уходом Пьера за огромные заслуги перед общественностью Эдмунда удостоили правом войти в состав высшей палаты совета. Он способствовал разрядке социальной напряженности через расширение деятельности благотворительных фондов. Как оказалась, такая тактика не менее эффективна, чем та, которую предлагали его оппоненты в лице Фарля и Гриши. Эдмунд всегда был сам себе на уме, старался не встревать в их политическую войну, поэтому его и не трогали, что позволило молодому аристократу спокойно вести дела.
Сейчас он ожидал Лотти, с желаниям любуясь прекрасно приготовленным куском говядины. Дверь отворилась, и вошла она.
– У-утречко, – потягиваясь, выдавила из себя Шарлотта.
– Вообще-то уже день, – посмеялся он в ответ. – Сестра была жуть как недовольна, что ты напилась. Ворчала весь вечер, но я разрешил ситуацию, – сказал, отпив чай.
– И как же? – спросила она, кокетничая.
– Просто увёз тебя к себе, пока она не начала читать нравоучения.
Лотти рассмеялась и поворошила его чернявую голову, а после поцеловала в щеку. Она заметно изменилась в характере за эти три года. Стала проще, если можно так выразиться. Под влиянием Розы Шарлотта уверовала в теизм, но с годами её вера ослабла. Теперь её желание освободить людей от классов было связано не с религиозными идеалами, а с чистым порывом души и духом справедливости. По этой причине она ушла из теистической общины, а вместе с этим отказалась от многих моральных запретов, вроде алкоголя. Её никогда не заботили вопросы мироздания, она считала их слишком далекими от реального мира. По началу такое нейтральное отношение её беспокоило. Посоветовавшись с Фарлем по этому вопросу, он назвал её просто агностиком, сказав, что такая позиция абсолютно приемлема. И девушка успокоилась. Казалось, ей нужно было только название своего состояния, удостоверение «нормальности».
С детства Лотти во всём брала пример со своей матери, хотела стать такой же даже во вопросах мировоззрения. Но внутренняя природа девушки отвергала эти духовные ценности. Возраст и опыт показали, какие ошибки может совершить её идеальная мама. Роза на своём пути накликала много бед, которые привели к печальным последействиям – «возмущению теистов», начавшегося три года назад. В результате неосмотрительных действий Розы пострадало много человек. После всего этого Лотти окончательно убедилась в негодности прошлых методов Рестеда, что как ни странно освободило её, развязало руки. Она стала свободной от влияния духа Розалии Бен Кильмани и стала самобытной Шарлоттой Аллаги. Теперь она глава партии Рестед – самой многочисленной неправительственной организацией, которая выступает от лица нескольких сотен тысяч человек и провозглашает их волю. Пусть сама Лотти отныне не теистка, но решила оставить их в название как дань уважения.
– Слушай, Эд, – заговорила она, жуя стейк. – Он вчера не появлялся? А то я смутно помню, что было после третьего бокала.
В тесном кругу общения, связанных с «возмущением», «он» стало нарицательным обозначением конкретного человека.
– К сожалению, нет. Давно вы в последний раз собирались втроём?
– Очень, – с грустью ответила, отложив приборы. – Сам же знаешь. Эх, в детстве всё было куда проще… яснее. Даже не понимаю, когда наши жизни пошли по одному месту. Это забавно осознавать, как всё изменилось. Я бывшая плакса и тихоня превратилась в лидера огромной организации с филиалами по всей стране. Гриша из скромного парнишки-заучки преобразился в самого влиятельного молодого аристократом, – тут она улыбнулась. – А он… он удивил нас всех. Хотя такое случалось постоянно.
– Лотти, – обратился он, увидев её печальное лицо. – Давай сменим тему. Как продвигаются дела в Рестеде? Что нового?
– Так я и рассказала всё противному аристократу, – ухмыльнувшись, выпалила она, отчего взгляд Эдмунда резко помрачнел. – Ладно тебе, не злись. Сейчас мы активно работаем над новыми поселениями. После процесса «анти-демократизации» Гриши, они потеряли статус бесклассовой зоны, и мы пытаемся это исправить. Правда приходится идти на уступки этому твердолобому дурню. В замен отмены классов он хочет сузить гражданские свободы у жителей поселений. «Для поддержания дисциплины следует создать альтернативные методы сдерживания человеческой природы», – процитировала. – Представляешь?! В общем, работы предстоит много… ещё нужно подать заявку на пересмотр закона о религиозных организациях, встретиться с архиепископом Авреелем и поговорить о претензиях на землю разрушенного собора Святого Благодетельного Григория. Ух… аж голова кругом, но я держусь.
– Это гораздо сложнее, чем быть главарём террористической группировки, не так ли? – съязвил Эдмунд.
– Ха ха. Что ещё скажешь, умник? Прежде чем я задушу тебя подушкой.
– Что сейчас почти половина второго, – спокойным тоном ответил.
– ЧЕГО?! Я же опаздываю, – она резко вскочила с места, оставив во рту кусок говядины. – У меня же открытие первой Церкви Теистов. Роза так долго этого ждала, ты бы знал. Я не могу это пропустить!
Она тут же собралась; поцеловала Эдмунда, который давно привык к импульсивному поведению подруги; и убежала.
Этим же утром только в поместье Кол Галланд происходила схожая картина. Григорий проснулся рано, пока Лотти спала, он уже успел сходить в отрезвляющий душ. Тёплые потоки воды быстро привели его в чувства. На ванну осел приятный пар, от которого аж зеркало запотело. В нём Гриша увидел отвратное лицо: щетинистое, с темными кругами вокруг глаз и сухими губами – осунувшееся и безжизненное лицо. Прискорбно, что оно принадлежало ему самому. Вместо завтрака он приложился к виски, как делал так на протяжении двух последних лет.
– Вижу, праздник продолжается, – упрекнула Натали. – Утро только началось, а великий Григорий Кол Галланд уже изменяет жене с бутылкой 73-го года. Какая ужасная учесть досталась мне, – ехидно добавила.
– И тебе утречко, дорогая. Куда же такая красивая леди собирается в столь ранний час?
Натали надела парадное платье, которое плотно облегало её формы. Она уложила светлые волосы и украсила их сверкающей диадемой.
– Я вместе с Шарлоттой иду на открытие храма теистов.
– А скажи, вот вы, действительно, сдружились, или эта одна из твоих очередных интриг? – поинтересовался муж.
– И да, и нет. Она забавная, но при этом волевая и опасная. С такими глаз да глаз нужен. Снаружи милые, невинные, а внутри коварные и расчетливые змеи.
– То есть такие, как ты.
– Именно. Я по-своему уважаю Шарлотточку и нахожу её компанию весьма… сносной, – подобрала слово. – Надеюсь, в твои сегодняшние планы входит чуть больше, чем опустошить несчастный погреб? Или твои амбиции утонули? – продолжала ехидничать она. – Я считала, отец пристрастен к алкоголю, но как я ошибалась.
– Очень остроумно, милая, – сказал, отпив из стакана. – У меня запланирована встреча с Фарлем, он хотел обсудить работу аристократической юстиции. Думает, что некоторые семьи откупаются взятками. Есть странные прецеденты, которые меня тоже беспокоят, откровенно говоря, – он достал из стола бумаги. – В списке имён есть наши знакомые: Костя и Мария. Видимо, три года назад я поступил с ними слишком мягко, отправив руководить на границу с Пустошью. Та-ак, что тут у нас… пьянство, развратное поведение, угрозы, шантаж, – перечислял, покусывая губу, – и подозрение в торговли морфе́ем. Крупно ребята попали.
– Морфе́й? – озадаченно повторила Натали. – Наркотик? Эти двое, что издеваются?! С этим, и правда, нужно заканчивать. Но отец в прошлый раз не позволил натравить на них юстицию; думаешь, сейчас что-то изменится?
– Мы не доносы собрались писать, а разбираться с ней непосредственно. Если докажем, то распустим эту шарашкину контору, а после соберем новый штат приближенных лиц. Тогда даже Симон не сможет ничего сделать. Хватит с них позорить моё честное имя.
«Моё?», – зацепилась про себя Нат.
– Ну-у что же, веселись, – проговорила, погладив его по голове. – Отлов бесполезных аристократов, тоже важное для страны дело.
– А я больше ничего и не могу… Только выводить на чистую воду этих зажравшихся уродов, да играть с Лотти в «демократа/традиционалиста». У меня связаны руки. Впрочем, как и у всех остальных. Здорово он нагнул нас два года назад, до сих пор побаливает, – добавил Гриша, неприятно улыбнувшись.
Он допил один стакан и тут же принялся за второй.
– Ты никогда не рассказывал, что конкретно произошло. Только подогреваешь интерес своими лирическими отступлениями.
– А тебе разве не всё равно?
– Не так сильно, как могло быть, но и не так слабо, как ты думаешь. Ладно, мне пора. Удачи сегодня.
На прощание он лишь поднял стакан.
– Гриша, – окликнула она и сразу же замялась. – Хотя забудь… это неважно…
Янтарные глаза с печалью посмотрели на разбитого мужа. Натали хотела поднять важную тему для их семьи, тему которая тревожила их долгие два года. Именно тогда весь мир для неё рухнул, и тогда же дух Григория окончательно рассыпался. Но она не смогла найти в себе силы на это. Огромная травма прошлого раздалась в её сердце, и девушка просто ушла. Их брак нельзя назвать несчастным. Натали, правда, испытывала теплые чувства к мужу. Она ценила его, уважала за идеалы и способность перевернуть любую ситуацию в свою пользу. Нат была не уверена любовь ли это, она вообще сомневалась, что способна испытывать столь высокие чувства к кому-либо. Однако наличие трепета в душе перед этим человеком бесконечно сильно манило её. Нечто похожее испытывал и Григорий. Он совершенно точно не любил Натали, как в детстве любил Шарлотту, но в их отношениях было доверие. Он женился на ней, исходя не только из политических соображений, а из разума. Парень прекрасно понимал, что юношеские мечтания о рыжей красавице не более чем влияние ностальгических мыслей, и что в реальности ему ни за что не ужиться с такой своенравной дамочкой. Брак Григория с Натали был другим, нежели у Симона с Ракшасой, в нём всё же присутствовала толика симпатии друг к другу как к личностям, не говоря о физическом влечении. По началу Григорий даже испытывал наслаждение от того, что создал собственную семью, настоящую нефальшивую семью ту, которую выбрал сам. Но так было до того, как он сломался.
Тем временем Фарль уже во всю занимался делами. Он решил навестить старого друга, чтобы согласовать с ним некоторые рабочие моменты. Погода стояла солнечная, снег ровным слоем разложился на асфальте, создав ковровые дорожки по всей Артеи. Свет отскакивал от белого покрывала и наполнял улицы сиянием. Атмос Фарля прибыл точно к особняку, он проехал через металлическую арку и остановился у входа. С приподнятым настроением и папкой в руках молодой человек вошёл внутрь. Там его встретил домоуправитель. Этот пожилой мужчина провёл его к хозяину, который лежал в своей кровати. Через фиолетовые шторы спальни не проходил свет. Царил мрак. Первое, что сделал Фарль это открыл окно, впустив прохладу и солнце. Они тотчас же расползлись по помещению, оживив бледнокожего юношу.
– Можно было сделать это менее пафосно? – попросил он, прикрывая лицо. – Рад тебя видеть, Фарль.
– Взаимно, – с легкой улыбкой произнёс. – Я пришёл обсудить дела, если ты не против?
– Дела? Это какие?
– Я планирую открыть от твоего имени медицинский комплекс в Нортграде. Твоя фамилия привлечёт к нему спонсоров, да и престижных медиков в том числе. Всего лишь бюрократические тонкости, раньше с этим было проще. Но сам понимаешь, с твоим возвращением использовать это имя без согласия стало мягко сказать незаконно.
– Тебе нужно, чтобы я подписал бумаги? Оставь их на столе, я позже ознакомлюсь и вышлю ответ.
На него резко напал тяжелый кашель, который рвал глотку. Откашлявшись, на его ладони остался сгусток застоявшейся багровой крови. Он вытер его салфеткой и посмотрел на обеспокоенного Фарля.
– Я всего лишь покашлял, пока не умираю. Не дождетесь, – добавил с улыбкой.
– Тебе становится хуже?
В ответ прозвучало молчание, но паузу прервал Фарль:
– Всем было очень жаль, что ты не пришёл вчера.
– Я хотел, но обстоятельства сложились не в мою пользу, – он показал синяк, который получил, упав в обморок. – Как там ребята?
Фарль сел на постель.
– Неплохо, – ответил он. – Лотти знатно так напилась, не без моей помощи, конечно. Весь вечер спорила с Гришей, в основном критиковала его мрачный вид. Но в её защиту скажу, он, и правда, в последнее время темноватый. Мы танцевали, веселились. Особенно понравилось Марку, ему всего три года, а любопытства, как у тебя в лучшие времена.
Они оба посмеялись.
– Ты уже давно его не видел. Он очень вырос, – продолжил Фарль. – Знаю, ты болеешь, но если хочешь, я могу привезти его. Я думаю, он будет рад познакомиться со своим дядей. Эли тоже скучает по тебе, да все на самом-то деле. Роза, Лотти и Гриша, – почему-то его глаза начинали слезиться. – Они… они все скучают на самом деле…
Его голос задрожал, а слова вставали комом в горле, потому что были неправдой, ложью которую Фарль отказывался признавать. Он смотрел на друга, который по-доброму улыбался, слушая рассказ; смотрел на голубые глаза, которые начали двигаться стоило прозвучать знакомым именам. И при виде всего его слёзы непроизвольно подступали.
– Никогда не думал, что мы сможем вот так все вместе праздновать жатву. Даже Симон оказался не таким уж и козлом… но, не исключено, что мне так казалось из-за коньяка. Всё было просто чудесно. И всё это благодаря тебе. Мир, который я так хотел создать, построен твоими усилиями… И ты просто заслуживаешь быть там с нами. Ты…
– Прекрати, – остановил он. – Я очень рад твоим теплым словам, но давай не строить иллюзий. Это был единственно верный исход, другого я и не видел, – Фарль замолчал. – У меня есть просьба, раз уж ты здесь. Сегодня у Розы важный день, я ведь прав? Передай это письмо, если несложно. Там пожертвования для церкви.
Фарль согласился и вскоре ушёл. Как и обещал, он явился в Рабочий район на открытие Церкви Теистов. Роза долго этого добивалась, после инцидента с «возмущением» начались долгие судебные тяжбы по поводу общины. Из-за этого она заметно потеряла в количестве последователей, что повлекло за собой уход Розалии из высшей палаты совета. Авторитет теистов был уничтожен, и только благодаря партии Рестеда и другим благородным семьям ей удалось восстановить статус. Натали была уже там и завидела Фарля из далека. Лотти спешила как могла, она успела как-раз к церемонии открытия.
– Прости-прости, – запыхавшись, твердила она. – Я знаю, что опоздала. Виновата. Это всё Эдмунд зараза не мог разбудить по раньше.
– Так значит ты, подруга, ночевала у душеньки Эда. Ах, он негодяй, – довольным тоном произнесла Нат.
Лотти раскраснелась от её слов и пошлого взгляда.
– Ты бы хоть волосы прибрала, – упрекнула Натали. – Это всё-таки твоя мама, а не абы кто.
– И твоя наставница между прочим, – отпарировала Лотти.
– Ну я то прилично одета, – на это Шарлотте было нечем возразить. – Слушай, Лотти, ты ведь заведуешь приютами, так? – аккуратно спросила. – Как ты думаешь, мы с Гришей могли бы теоритически… взять оттуда, допустим… ребенка?
Услышав это, взгляд Лотти сразу стал мокрым. Она посмотрела на неё глазами полными сочувствия. Что-то в её сердце щелкнуло. Пусть при первом знакомстве они не поладили, но общие проблемы сроднили их. За счёт них и строилась их дружба.
– О, милая, конечно же, – радостно ответила. – Без каких-либо проблем. Я всё устрою, только попроси. А Гриша он…
– Я пока не говорила с ним об этом, – отрезала она. – Но собираюсь в скором времени.
Тут толпа начала аплодировать. На паперть вышла Роза. Она произнесла благодарственную речь, в которой отметила всех, кто поучаствовал в строительстве храма, не минуя даже Григория. После она решилась зачитать отрывок из писания, получивший официальное название «Теосо́фос». Его взяли из ныне мертвых языков, лингвисты сделали смысловой перевод слова как: «Божественная мудрость». Закончив, Розалия пригласила всех на первое богослужение, составленное лично ею. Верующие ринулись в храм с улыбками на лицах. В этой суматохе Фарль успел отдать Розе письмо со словами: «Это от него».
Роза посмотрела на конверт, подписанный инициалами «Н.Ф.Г.», и задумчиво посмотрела в даль. Однако так и не решилась его распечатать, она просто положила его в карман подола.
