Czytaj książkę: «Принц Илиар», strona 12
Послесловие
Возле обшарпанного двухэтажного дома барачного типа стоял новенький джип «тойота». В нем сидели двое мускулистых хорошо одетых и хорошо пахнущих молодых людей.
– Толик! А ты уверен, что это место, которое нам нужно? – спросил сидящий за рулем.
– Костя, не грузи меня. Я несколько раз проверял. Красногвардейская улица, дом 8, квартира 7. Николай Сергеевич Кузнецов.
– Слушай, а на хрена Боре он понадобился? У него что, наследство?
«Боря» было не имя. Человека звали Александр Петрович Борин, и он категорически запретил своим подчиненным называть друг друга кличками, но те оказались не в силах перебороть привычку, и сам он за глаза так и остался Борей.
У Кости была кликуха, которая была бы очень многозначительной, если бы он ходил «в авторитетах», но он им не был. Его звали Вий, и от этого он достаточно нахлебался, когда был «шестеркой». Перед тем, как попасть в первый раз в колонию для малолетних, он посмотрел фильм «Вий». Гоголя он, естественно, не читал, но фильм произвел огромное впечатление. И как-то он рассказал о нем своим сокамерникам, а рассказывать он умел хорошо, видимо, была какая-то артистическая жилка. Часть пацанов посмеялась, часть слушала, разинув рты, но после этого его стали звать Вий. Все бы было хорошо, если бы он не пошел на вторую ходку уже как взрослый. А в криминальном мире все друг про друга знают. И поскольку он был «шестеркой» и многие или видели фильм, или просто выучили «прикол», ему приходилось почти каждый день, а то и несколько раз прибегать на зов:
– Приведите мне Вия.
А когда он приходил, то должен был говорить:
– Поднимите мне веки.
И две другие «шестерки» постарше растягивали ему веки в разные стороны до тех пор, пока не начинали слезиться глаза.
Так что Костя только обрадовался, когда его стали звать просто по имени.
А вот его соседу было все равно. Его звали Болт. Это происходило от фамилии, которая была не слишком благозвучной: Болтунов. Можно было бы назвать и Болтуном, но только если в руках автомат или вокруг человек семь охраны. Он был бывший десантник, афганец и псих. Костя один раз участвовал в разборках вместе с Болтом и видел, как он стреляет и убивает, бьет кулаком и убивает. В принципе, он давно должен был быть «авторитетом», но ему не хватало самообладания, хотя сами «авторитеты» предпочитали с ним дружить.
– Костя, смотри, вон наш клиент, – вдруг встрепенулся Толик.
Из подъезда вышел пожилой, бедно одетый человек с мусорным ведром.
– Толян, и это он нам нужен? Да он нам весь джип провоняет.
– А ты позвони и скажи это Боре. Как будем его брать? Нам было сказано – без насилия. У тебя какие ксивы? – спросил Болт.
– Да какие хочешь. ФСБ, ментовские, депутатские, – ответил Костя.
– Ладно, берем ментовские, он на них скорее клюнет.
Молодые люди бодреньким шагом подошли к пожилому человеку. От того исходил несильный, но неприятный кисловатый запах старости и перегара. Но глаза смотрели на удивление ясно.
– Николай Сергеевич? – официальным тоном спросил Вий.
– Да. Чем могу служить, молодые люди?
Как это ни казалось странным, в его поведении не чувствовалось страха.
– Лейтенант милиции Зубков, – и Костя показал удостоверение. – А это старший лейтенант Бондаренко, – продолжил он, махнув рукой в сторону Толика-Болта, который тоже открыл перед лицом мужчины «корочки». – Вы могли бы пройти с нами для беседы?
– А почему бы и нет? Но у меня важная утренняя миссия – выброс мусора. Могу ли я ее завершить? – с некоторой насмешкой спросил Кузнецов.
– Пожалуйста, и ведро можете отнести домой, – ответил Толик.
Мужчина выбросил мусор в грязный и вонючий бак и в некотором раздумье посмотрел на собеседников.
– На Руси говорят, что встретить женщину с пустым ведром – плохая примета. А если это мужчина? Это хуже или лучше? Ладно, не будем вникать в тонкости. Поскольку вы на службе, то лучше отвернитесь и не смотрите на то, что я буду делать.
Братки, естественно, не стали отворачиваться, но Кузнецов, не смущаясь, отошел в сторону и достал из какой-то ниши початую бутылку водки и сделал несколько больших глотков.
– Теперь я чувствую себя намного лучше и готов следовать за представителями правосудия. Только хотелось бы посигналить жене.
Братки пожали плечами.
– Никаких проблем. Идите и объясните.
– Нет, сейчас мне уже лучше на нее не дышать, а ведра не жалко, не в первый раз. А вот позвонить не мешало бы. Но ведь не поверит же, – скривился Кузнецов.
– Ну, поверит или не поверит, это уже не наша проблема. А позвонить – позвоните из мобильника в машине, – скороговоркой проговорил Костя.
Они загрузились в джип, и Кузнецов с любопытством стал осматриваться.
– А что, милиция ездит на таких машинах? – спросил с иронией он.
– Это, между прочим, не наша, а начальственная машина. Могли бы, кстати, и не глушить вот так водку. У нас тут бар целый, – отрезал Толя.
– А вы, молодой человек, могли бы и не изображать из себя милиционера. У них, как правило, нет татуировок на пальцах в виде перстня с лучиками, означающими годы отсидки.
Толя мгновенно обернулся, хотя и не рассердился.
– Слушай, отец, а ты много что знаешь.
– Знать-то я знаю, но ни хрена не пойму, зачем я вам понадобился. Денег у меня нет. Дорогой квартиры нет. Смерти я не боюсь. Старый уже. И без вас водка убьет.
Братки вдруг в голос заржали.
А ты юморист, мужик. Мы и сами не знаем, на кой ты Боре понадобился, при этом с соблюдением уважительного обращения. Если б тебя заказали, так бы на помойке и нашли.
– Ну, а если вам было велено уважительно ко мне относиться, то можно я рюмочку приму? – с хитринкой обратился Кузнецов.
– Да пей, сколько влезет.
Кузнецов открыл бар и слегка оторопел.
– Господа! Это становится все более интересным, – восхищенно проговорил он. – Если проживу достаточно долго, будет что рассказать. Как с утра ехал на джипе и опохмелялся дорогим коньяком. Кстати, пить одному можно, но скучно. Ну, лейтенанту за рулем я не предлагаю. Как можно-с. А вот старшому… Земеля, дернешь со мной?
Толик обернулся. Мужик ему все больше нравился.
– Дед, не гундось. Хочешь пей, а мы, хоть и не на милицейской, но на службе.
Кузнецов с удовольствием выпил и попросил мобильник.
– Ирочка! Тут такая незадача получилась, – заискивающе начал он, – меня задержала милиция. Они говорят, что я нужен как важный свидетель.
Кузнецов продолжал в жалобном тоне, хотя глаза его смеялись. Мобильник оказался включенным на громкое воспроизведение, и на весь джип раздался сварливый голос.
– Да чтоб ты сдох, алкоголик проклятый. Кому ты вообще нужен? Какой ты свидетель? Будешь давать показания, как глушишь водку на помойке?
Братки, не стесняясь, заржали. Кузнецов несколько опешил, он не думал, что жена так хорошо информирована, но все-таки не сдался.
– Дорогая, я знаю, что не раз тебя обманывал, но в данном случае я действительно нахожусь в сопровождении двух достойных офицеров. Так что к завтраку, а может, и к обеду меня не жди.
– Да я тебя и так давно уже не жду, – устало ответила женщина и бросила трубку.
– Ну, ты, мужик, попал по полной программе, – снова начали ржать братки.
Джип выехал за пределы города. Через несколько километров они подъехали к заброшенному заводу. Несмотря на неухоженный вид, у одного из корпусов стоял охранник и была бронированная дверь. Все трое вошли и оказались в помещении, оформленном как зал заседаний и полном народу. К ним подошел невысокий, с волевым лицом человек, который, чувствовалось, руководил мероприятием.
– Николай Сергеевич? – уважительно обратился он к Кузнецову. – Рад с вами познакомиться, – и представился: – Александр Петрович Борин. Или, как меня зовут эти придурки за моей спиной, Боря. Пойдемте, Николай Сергеевич. Ваше место в президиуме.
Кузнецова проводили в президиум, в котором он успел разглядеть несколько красивых, хорошо упакованных женщин и рядом несколько ухоженных, но потасканных немолодых мужчин. Он сел, и его соседи слегка раздвинулись, почувствовав некоторое амбре, хотя из зала это показалось знаком уважения. Кузнецову было все равно. Он принял свою дозу и пребывал в некотором блаженстве. Краем глаза он успел разглядеть публику. Первые ряды занимали молодые, крепкие люди с рассеченными бровями, кривыми носами или перебитыми ушами, а дальше сидела молодежь разного вида и калибра. Всего эдак человек триста. Кузнецов продолжал ничего не понимать и начал клевать носом. Но, услышав слово «махчет», тут же очнулся. Говорил Борин.
– Мои дорогие друзья! Сегодня у нас знаменательный день, который мы все так долго ждали. В нашем погрязшем в коррупции государстве, где только ленивый не пытается обворовать другого, где чиновников интересуют не интересы отечества, а мзда, которую они получат за услугу, где старики и дети за ненадобностью выбрасываются на улицу, давно созрела необходимость создания новой, сильной и молодой партии.
В зале раздались приветственные возгласы и свист.
Борин глотнул из стакана и продолжил:
– Этой партией будем мы. Те, которые ничего не боятся, те, которые с открытым сердцем пойдут на защиту интересов партии, государства и любого нуждающегося в нашей помощи. Мы не потерпим в наших рядах тех, кто, прикрываясь интеллигентской демагогией о демократии, гуманизме, разрушил великую державу и сейчас разворовывает ее ресурсы. Посмотрите на этих бывших мучеников, заседающих в парламенте! Может, они ездят на «запорожцах» или на метро? Может, они живут в коммунальных квартирах? Может, они ездят сажать картошку за триста километров от Москвы, чтобы есть ее зимой?
В зале раздались дружный смех и аплодисменты. Борин без улыбки поднял руку.
– Нет. Их интересуют только они сами и их демагогия. Но мы найдем, что противопоставить им. Мы – новая партия, «Махчеты».
За спиной оратора упала драпировка, и на экране высветилась огромная надпись «ПАРТИЯ МАХЧЕТОВ». Зал взревел от восторга.
Борин переждал минуту.
– Мы не только уничтожим их, но и съедим, – он сделал паузу. – Ну, может, не физически, но фигурально… А сейчас я хочу представить вам человека, который первым пришел к идее махчетов и написал о них книгу. Это писатель Кузнецов. Пожалуйста, Николай Сергеевич.
Теперь Кузнецов, наконец, понял смысл расхожей фразы «у него отвисла челюсть».
На подкашивающихся ногах он дошел до трибуны. Борин уступил ему место на кафедре, но не предупредил, что она не закреплена. Поэтому первое, что произошло, когда Кузнецов решил на нее опереться, это то, что он под гомерический хохот зала чуть не вывалился со сцены, только в последний момент чудом удержавшись.
Это, несмотря ни на что, помогло ему сосредоточиться, и он тоже рассмеялся.
– Все-таки, что ни говори, старость не радость, – и замолчал, спокойно разглядывая публику. Та, отсмеявшись, начала умолкать, а где-то вообще послышалось шиканье.
– Молодые люди! Я горжусь, что мне выпала честь беседовать с вами.
Публика зааплодировала, а Борин заулыбался.
– Я благодарен Александру Петровичу за сюрприз, который он мне преподнес, привезя сюда. Вряд ли у меня будет еще раз такое развлечение.
Борин снова удовлетворенно кивнул.
– Меня назвали писателем, хотя я написал не так уж много. Но все-таки можно ли мне спросить, кто читал мою книгу?
Примерно пятая часть зала подняла руку.
– Видите, большая часть даже не подозревает, о чем речь, – спокойно прореагировал писатель. – Давайте расставим точки над i. Я действительно придумал махчетов и очень их люблю. Махчеты, с моей точки зрения, достойные люди, которые осознали свою свирепость и смирились с ней. Они попытались странным способом решить проблему и установили рамки, в пределах которых они ведут себя как хищники. Их каннибализм – не что иное, как попытка установить контроль над присущей человеку страстью к убийству, которая реализовалась в формуле: если я убью, то, по крайней мере, съем. Это существует и обосновано в природе. Махчеты – не наемные убийцы, и оказались втянутыми в войну случайно. Они воюют только сами с собой – в месяц чен.
А то, что мне пришлось услышать здесь, больше напоминает попытку создать военизированную организацию с элементами каннибализма, хотя бы в чистой теории. У такой установки нет будущего. Вы не можете воевать против всех. Вас просто раздавят.
В зале воцарилась тишина. Кузнецов говорил тихо, но казалось, что голос его гремит.
– Посмотрите на своих соседей. Это ваши друзья. Но, может, вы когда-нибудь обидели сидящую рядом с вами девушку, обманули вашего друга или сделали еще что-то, чем не стали бы гордится. И если вы махчет, то ваш друг или подруга придут в месяц чен сводить с вами счеты и съедят ваше сердце. Более того, махчеты не воюют с теми, кто не умеет оказать сопротивление. Им это не интересно. Так что, с моей точки зрения, формировать партию махчетов рановато. Научитесь воевать, выучите правила. А потом и поговорим. Кстати, махчеты никогда не воевали во имя идеи, вне зависимости от того, хорошая она или плохая. Все идеи, ради которых проливается кровь или рождается насилие, плохие.
Кузнецов вдруг совершенно выпрямился.
– У нас у всех одна жизнь и одна смерть, которой не избежать. Не я придумал эти слова, но лучше умереть гордо, чем жить рабом и плясать под чью-то дудку. Поэтому храните себя и свою независимость – и станете махчетами.
Кузнецов спустился с трибуны и в полной тишине пошел к выходу. Борин кипел от гнева. К нему подскочил Костик.
– Так что, убрать его?
– Да кому он к черту нужен, мараться об него. Отвезите домой. Только праздник вонючий интеллигент испортил, – и Борин, сделав приветливое лицо, снова подошел к кафедре.
Кузнецов снова оказался в джипе с Костей и Толиком. Последний не без нотки уважения протянул:
– Слушай, мужик, а Боря тебя не полюбил.
Кузнецов пожал плечами.
– Если бы он меня полюбил, я дал бы ему адрес сайта с мальчиками.
Братки засмеялись.
– Ладно, писатель, – продолжил Толик, – ты дешево отделался. Борю сердить опасно, а кроме того, как ты понимаешь, мы не такси. Так что сойдешь на автобусной остановке.
– Вот так, без прощальных поцелуев, посреди дороги? – с притворным удивлением спросил Кузнецов.
Братки снова заржали.
Действительно, где-то через километр они его высадили. Из машины вылез Толик. Кузнецов стоял вызывающе, держа руки за спиной.
– Слышь, мужик. Вот тебе 500 рублей. Хватит на автобус, да и на «левака». Живи и сильно не высовывайся.
На автобусной остановке, прогреваемой осенним солнышком, сидел пожилой, плохо одетый мужчина, пил из горла дорогой коньяк, который он в последний момент стащил из джипа, и смеялся.
Бред сивой кобылы
Сергей Петрович Медведев был преуспевающим менеджером компьютерной компании. Ему приходилось каждый день ездить в Москву из Пушкино. Это занимало туда и обратно почти три часа. Вначале он ездил на электричке, а потом купил машину, хотя это не дало никакого выигрыша. Скорее наоборот. Он бы давно жил в Москве, но противилась жена, из-за детей. Все их друзья жили рядом, да и школой они были довольны. Наконец, дети подросли. Сыну исполнилось 15, а дочери 16.
И тогда Сергей Петрович стал всерьез задумываться о переезде. Три часа – это восьмая часть суток. Ему было уже сорок. И если он хотя бы еще двадцать лет проработает, то почти два с половиной года из них проведет в дороге. Дети успели доказать, что осторожны и не в какие подозрительные ситуации не ввязываются. И Медведевы решили перебраться в столицу. Вначале хотели купить квартиру, но потом, подумав, стали искать квартиру на съем. А свое жилье в Пушкино сдали.
Им повезло. На работе Сергея Петровича ему порекомендовали надежного риелтора, и тот предложил за какие-то относительно смешные деньги квартиру сталинской застройки в районе проспекта Мира. Более того, в ней был сделан евроремонт. Теперь у них был большой салон, комната на каждого из детей и их родительская спальня. Окна выходили в зеленый тихий дворик.
В Москве тоже не просто добраться до работы, но сейчас Сергей Петрович укладывался в 40 минут. Его жене, Люсе, которая давно не работала, хотя и устала быть домохозяйкой, удалось устроиться по соседству по своей прежней профессии маникюршей, и она за неплохие деньги красила важничающим дамам ногти, слушая их дурацкие разговоры.
Дети, Оля и Леня, попали во вполне респектабельную школу, точнее, как это сейчас называется, гимназию.
Все было хорошо, разве что Медведевы испытывали легкое недомогание, в котором никто не сознавался. Они думали, что это следствие переезда и невольно испытываемый гнет мегаполиса.
Как-то Сергей Петрович возвращался с работы и встретил соседа, выбрасывающего какую-то дрянь в мусоропровод.
– А, – сказал тот, – вы наши новые соседи? Рад познакомиться. Надеюсь, проживете в этой квартире больше, чем предыдущие.
Сергей Петрович, который вначале вежливо буркнул что-то в ответ, услышав конец фразы, притормозил.
– Простите, а что значит больше, чем предыдущие?
Сосед пожал плечами.
– Да как-то так выходит, что больше года никто не держится.
Медведев явно заинтересовался.
– Наверно, есть проблемы с хозяином?
– С Витькой? – удивился сосед. – Да он золотой парень, мы его с детства знаем и, честно говоря, не понимаем, почему он предпочитает жить в Сходне на даче. Деньги, наверно. Хотя он, как я знаю, и в этих делах не жадничает.
– Может, в квартире водятся привидения? – криво ухмыльнулся Сергей Петрович.
Сосед снова пожал плечами и совершенно серьезно ответил:
– Представляете, я тоже об этом задумывался. Но мы знаем Витю много лет. Привидения, по крайней мере по книжкам, заводятся там, где совершено преступление. Витя не тот человек, в доме которого могло произойти что-то криминальное.
Сергей Петрович задумался.
– Я видел многих людей, включая преступников, и многие из них были обаятельнейшими людьми. У меня есть приятель, доктор. И я его однажды спросил, как это может быть. Он сказал, что преступники часто страдают психопатией, одним из симптомов которой является стремление нравиться… А кроме того, если на то уж пошло, преступление могло быть совершено и его жильцами.
Сосед вдруг рассмеялся.
– Хорошо, что нас никто не слышит. А то бы точно вызвали психиатрическую перевозку. Преступления, привидения… Но если вдруг все-таки увидите привидение, дорогой сосед, позовите меня. Всю жизнь мечтал увидеть что-нибудь этакое.
Привидений в квартире, конечно, никто не видел. Но некоторые странности были. У Медведевых давно жил добродушный и смышленый кот с «оригинальным» именем Васька. Он по своим кошачьим правилам приходил по ночам спать в ногах то у одного, то у другого члена семьи. Он живо прибегал на «кис-кис» к каждому из них. Но в новой квартире он никогда не заходил в комнаты детей, хотя в других ее местах продолжал к ним ласкаться.
Неожиданно возник пустяковый, но непонятный казус с Леней. Учительница на родительском собрании как-то пожаловалась Люсе, что тот постоянно опаздывает в школу.
– Он очень способный и развитый мальчик, – сказала она. – Но ведь нужно считаться и с общими для всех правилами.
Люся удивилась. Они с отцом уходили на работу раньше, полностью доверяя достаточно взрослым детям. Да и в Пушкино, когда Леня был младше, он никогда не опаздывал. А тут… Люся подумала, что, может быть, это какие-то трудности адаптации в новой школе. Что, может, его нехорошо встретили, и это своего рода его реакция.
Но это было совершенно не так. Ленька был обыкновенным неглупым и не трусливым парнем. Не маменькин сынок. Не ябеда. При этом обладал не злым чувством юмора. В школе после некоторого естественного периода противостояния у него наладились хорошие отношения и с ребятами, и с учителями.
Люся рассказала об этом отцу, а тот подошел к делу чисто практически. Он проверил все часы в комнате сына. Они отставали на 11 минут. Включая и его наручные. Время на мобильном телефоне, который использовался в качестве будильника, тоже было неправильным.
– Прежде, чем искать причины в адаптации, нужно просто проверить часы, – с некоторым высокомерием сказал он жене и сыну. – Леня, ты уже не маленький. Мог бы за этим и сам проследить.
Ленька обиделся. Он только недавно выставил все часы по сигналу точного времени. Но ничего отцу в ответ не сказал. Просто решил, что будет выходить из дома пораньше. Вне зависимости от того, что показывают часы.
И это решило проблему.
А отец проверил все часы в доме, но предупредил, что, как бы человек ни старался, одни из этих часов будут вперед, а другие отставать.
У Оли тоже были неурядицы. Но она не хотела о них никому говорить. Началось с того, что однажды утром она проснулась и пошла на кухню попить сока. Она уже почти вышла из комнаты и увидела отца, идущего в ванную, видимо, чтобы побриться. Как вы помните, ей было шестнадцать, и она совершенно сформировалась как молодая девушка. Оля приостановилась, не желая показываться Сергею Петровичу в коротенькой ночнушке. Он закрыл за собой дверь, и Оля решила быстренько прошмыгнуть. К ее удивлению, дверь в ванную была открыта, и в ней никого не было!
Через какое-то время она привыкла, что иногда видит всех членов семьи с порога своей комнаты, хотя на самом деле их в это время… нет. Оля очень боялась, что про нее скажут – сумасшедшая, начнут лечить, и крепко держала язык за зубами.
Как-то Леня привел к себе девочку из его класса, и они заперлись. Оля подозревала, что они встретились не для того, чтобы делать уроки, но ее это не волновало. Она случайно выглянула в окно и увидела маму.
Оля осторожно постучалась в дверь комнаты брата. Ей долго не открывали. Не давая заглянуть внутрь, вышел разъяренный Ленька и спросил, что ей надо.
Оля сказала, что ничего, просто она увидела, как мать возвращается с работы, и, может, будет лучше, если успеть привести все в порядок.
Леня выглянул в окно. Его девочка прикрывалась одеялом.
– И где, по твоему мнению, наша мама? – спросил с издевкой он.
Их двор представлял замкнутый квадрат восьмиэтажек со сквером внутри, Оля видела мать входящей в арку напротив. И она за прошедшее время никак не могла дойти до подъезда.
Оля выглянула в окно. Никого не было.
Брат продолжал что-то бухтеть, но вскоре, через считанные минуты раздался звук поворачиваемых в двери ключей.
Ольга подскочила к двери и увидела маму. И начала ей что-то плести, мешая раздеться и снять туфли. Та сердилась, но это была дочь, которую она любила. А на самом деле Олька защищала брата. Когда, по мнению той, прошло достаточно времени, она сказала матери, что у Леньки были проблемы по истории, и к нему пришла девочка ему помочь.
Мать заглянула в комнату. Там за каким-то учебником сидели двое.
– Здравствуйте, – вежливо сказала девочка. – Меня зовут Света.
Ленька с уважением посмотрел на сестру.
Но все-таки один раз она попалась.
Зная, что это ни к чему хорошему не приведет, она продолжала смотреть время от времени в окно.
Как-то она увидела, что паркующаяся машина едет на ребенка, которого водитель не может видеть. Ольга в ужасе закричала и выбежала из своей комнаты. Был вечер. Родители мирно смотрели телевизор.
– Там только что задавили ребенка, – закричала она.
Они жили на втором этаже. Родители выглянули. Ничего не происходило.
– Оленька! Что с тобой? Подойди, посмотри, – попросила мама.
Дочь подошла. Какой-то ребенок играл в песочнице. Не было машины, собиравшейся парковаться.
Оля села в кресло и стала смотреть ток-шоу. Через несколько минут на улице раздался звук удара и дикий крик. Медведевы подскочили к окнам. Рядом с иномаркой уже начала собираться толпа.
Оля продолжала видеть то, что еще не происходило, и решила, что она ясновидящая. Она скрывала свое предположение от родителей, но изменилась. В ее поведении и манере одеваться появилось нечто напоминающее цыганский стиль. Леня, глядя на нее, крутил указательным пальцем у виска. Но, в общем, она оставалась хорошей девочкой, и, кроме некоторой экстравагантности, которую отнесли к особенностям возраста, никаких трудностей родителям не создавала.
Она, находясь в своей комнате, снова замечала бодрствующих брата и родителей, когда те еще спокойно спали, но, слава богу, ничего подобного аварии и гибели ребенка не видела.
Оля накопила деньги и пошла по объявлению к какой-то шаманке, которая еще за версту выглядела шарлатанкой, и рассказала свою историю. Та какое-то время болтала обычную чушь, а потом, присмотревшись к девочке, сказала:
– Если действительно видишь, так это – твой дар. Пользуйся им.
Наконец, и родителям стало казаться странным поведение дочери, и они обратились к психиатру. Пообщавшись с Олей, он наговорил кучу непонятных терминов, из которых с немалым трудом можно было заключить, что она, находясь в переходном возрасте, просто пытается обратить на себя внимание.
Жизнь текла своим чередом. Мелкие странности жизни, как-то: нежелание кота заходить в комнату детей, хроническое отставание часов у Лени и предвидения Оли, которые она привыкла скрывать, а за ними чаще всего были заурядные житейские ситуации, стали просто частью быта.
Но однажды она снова пришла к родителям и сказала, что надо вызвать милицию. Во дворе избивают молодую женщину. Те посмотрели в окно. Был тихий и спокойный вечер. Ни женщины, ни хулиганов. И, тем не менее, Сергей Петрович, поколебавшись и вспомнив случай с ребенком, поднял телефонную трубку. Через несколько минут на улице послышался женский вскрик, и в этот же момент во двор въехала милицейская машина. Бандитов повязали. Женщина долго благодарила милиционеров за оперативность, а потом Медведевых за своевременный звонок.
Сергей Петрович был не глупым человеком. Он попытался связаться с хозяином квартиры, Виктором, но тот не отвечал. И он пошел к своему соседу, который как-то рассказал, что в этой квартире никто долго не задерживается. И попросил, если можно, адрес и номер доступного телефона хозяина квартиры.
– Решили переехать? – с улыбкой спросил сосед. – Или все-таки увидели привидение?
Сергей Петрович пожал плечами.
– Я просто хочу поговорить с хозяином квартиры.
Он долго не мог дозвониться, но, в конце концов, ему ответил приветливый голос.
– Конечно, я готов с вами встретиться, – сказали Сергею Петровичу.
И он поехал в Сходню.
В маленьком кирпичном домике с цветистым садиком на веранде сидел мужчина его лет с интеллигентным лицом.
Сергей Петрович спросил:
– А я не помешаю вам и вашей супруге?
Виктор засмеялся.
– Мне – сто процентов нет, а супругу я еще должен найти.
И после паузы, посмотрев на Сергея, спросил:
– Вы, извините, что кончали?
– МВТУ, – удивился Сергей. – Баумановский.
– А я – МИФИ, – не без гордости сказал собеседник. – Значит, можем говорить на одном уровне. Тоже штурмовали театральные кассы в брдзоле с перекупщиками?
Сергей замялся, а потом улыбнулся.
– Вообще-то нет, но у меня был школьный приятель, который учился у вас, и как-то он позвал меня ночью караулить кассы театра Вахтангова, чтобы купить билеты на «Антония и Клеопатру». Была зима и ужасно холодно. А я в то время был влюблен в одну девочку и ради двух билетов согласился. Нас пару раз тормозила патрульная милиция и отпускала. Когда уже совсем зуб на зуб не попадал, наступило утро, и мы были первые. Потом пришли те, кто управляли этим делом, и скупили все билеты. Мы получили по два своих. Девочка со мной пойти не согласилась. Вот такая жизненная несправедливость.
– Сергей! – спросил Виктор. – Чем я могу вам помочь? Вам не нравится квартира? Хотите съехать?
Сергей Петрович неопределенно пожал плечами.
– Сосед сказал мне, что в ней никто долго не жил. Просто хотелось бы узнать у вас, в чем проблема.
– У меня? – удивился Виктор. – По-моему, я никаких претензий ни к вашим предшественникам, ни к вам не предъявлял и не говорил, что со следующего года поднимаю в два раза цену.
Сергей Петрович почувствовал себя довольно глупо.
– Но ведь в квартире есть что-то странное. Почему вы сами в ней не живете?
Виктор развел руками.
– Мне одному там нечего делать. После того, как погибли родители, я стал чувствовать себя там одиноко и неуютно. Я люблю копаться в земле, мне нравится выращивать цветы, и я просто зарабатываю от съема квартиры деньги.
Сергей Петрович уже хотел попрощаться, но Виктор, внимательно посмотрев на него, вдруг сказал:
– Не торопитесь. Когда я был студентом, у меня были три приятеля. Я жил в городе, а они в общежитии в Долгопрудном. И мы часто дрались с «долгоперами», так сказать, аборигенами. Но, помимо этих маложелаемых утех, мы придумали игру, которую назвали «Бред сивой кобылы». Смысл ее заключался в том, что мы выбирали какую-то прописную истину, неважно – математическую, литературную или другую, и начинали ее разбирать, постепенно превращая в абсурд. Какое-то время это нас развлекало, но потом мы решили, что в игре не хватает остроты. И постановили, что нам нужны новые участники, точнее, участницы. Мы стали искать самых красивых и умных девочек, которые могли бы составить нам компанию. Это было непросто. Найти красивую, но неумную можно. Умную, но некрасивую тоже. Но в сочетании… Тем более что умные не стараются демонстрировать свой ум, и в общежитие их так просто не затащишь. Но мы сумели. Это не был вопрос секса. Когда получалось, когда нет. Мы на это не обижались. Девчонки этого не знали, но мы потом ставили друг другу оценки по стобалльной системе. Кто срубил самую красивую и умную. Проигравший вел нас пить пиво.
– Тогда почему вы до сих пор не женаты? – поинтересовался Сергей Петрович.
– Видите ли, – ответил резонно Виктор, – когда все время общаешься с умными и красивыми, трудно себе представить ситуацию, когда ты говоришь ей, пожарь картошку или постирай носки.
В этот момент на веранду вышла высокая красивая женщина с немного заспанным лицом.
Увидев Сергея Петровича, она смутилась.
– Витя! Извини, я не знала, что ты не один.
Она подошла и обняла того за шею. Ее короткое платьице чуть задралось. Естество Сергей Петровича всколыхнулось. Она обернулась и гостеприимно спросила:
– Может, вам что-нибудь принести? Кофе, чай?
Сергей Петрович ничего не хотел, но ему нравилось смотреть на эту женщину и не хотелось, чтобы та совсем исчезла. И он попросил чай.
Виктор насмешливо на него посмотрел.
– Эта женщина выросла на «сивой кобыле» и пытается меня убедить, что будет стирать мне носки. Кстати, она блестящий математик. Вы, Сергей, наверно, читали Стругацких?
Сергей Петрович удивился.
– Мы все тогда ими зачитывались.
– А помните «Понедельник начинается в субботу»?
– Конечно. Сто раз перечитывал.
Виктор кивнул головой.
– Там есть гениальная фраза, вложенная в уста мага Кристобальда Хунты. А именно: нет смысла искать решения задач, имеющих решение. Нужно решать то, что неимеет ответа. Так вот, моя подружка стала доказывать, как и Хунта, теорему Ферма. Помните, 3 в квадрате плюс 4 в квадрате равняется 5 в квадрате. Но в ряду натуральных чисел больше такой последовательности не существует.
