Czytaj książkę: «ШТОРМ, ИЛИ КАК Я ПРОВЁЛ ЛЕТО»

«Шторм, или как я провёл лето»

Основано на реальных событиях. В основу книги легли рассказы участников СВО, поэтому имена и «позывные» всех участников, по мере возможности, изменены. Автор не несёт ответственности за случайные совпадения…

Книга написана в память о погибших товарищах…

«КАССЕТА»

Проснулся я от того, что наша кошка Муся, или вернее котёнок, залезла ко мне в спальный мешок. Она там суетилась, играя и пытаясь бороться с ладонью моей руки. Свободной от «борьбы» рукой я достал часы.

Десятый час – пора вставать.

Сегодня был первый «выходной». Утром ехать было никуда не нужно: поездка намечалась только ночью. Целый день можно было отдыхать: сходить в баню, постираться или заняться другими хозяйственными делами.

Заниматься техникой тоже было не нужно. Моя машина – БМП-2 (бэха) – одна из десяти в нашем отряде – была после ремонта, в идеальном рабочем состоянии, с полным боекомплектом.

В блиндаже, кроме нас с Мусей, никого не было – все парни уже ушли куда-то по своим делам.

Наш блиндаж, он же «бунгало», был выкопан и построен почти по всем правилам военной инженерии. Располагался в лесу, примерно в часе езды от посёлка Кременная, на Луганщине.

В длину «бунгало» было метров пять, а в ширину – метра три. От входа вдоль левой стены были сбиты двухъярусные нары из досок, застеленные туристическими ковриками, на которых спокойно размещались около шестнадцати здоровых мужиков.

Спали мы все в спальных мешках, под голову вместо подушки хорошо ложился походный рюкзак.

Стены и потолок блиндажа были обтянуты блестящим материалом на основе поролона, прикреплённым к дереву обычными скобами степлера. Такой вид внутри помещения напоминал термос. У правой стены стоял стол и пара стульев. На стене над столом, на вбитых в стену гвоздях, висели походные армейские котелки. Тут же справа, у входа в блиндаж, ютилась самодельная печка – «буржуйка», работающая на солярке, и тридцатилитровый пластиковый бак с питьевой водой.

На улице шёл август месяц двадцать третьего года, было очень тепло – градусов двадцать восемь, поэтому дверь в «бунгало» была открыта. Шум леса и щебетание лесных птиц было хорошо слышно, а в проёме двери был виден наступающий новый день.

«Девятое августа… Завтра ровно девяносто суток – вполне символично», – промелькнула мысль.

Я встал с нар, натянул на себя камуфляжную футболку расцветки «мох», свои любимые камуфлированные треники. Босые ноги обул в мои любимые чёрные шлёпанцы «Адидас» с тремя белыми полосками, привезённые мною сюда из дома. Подошёл к столу.

Очень мучила жажда. На столе стояла открытая «полторашка» негазированной воды, я сделал прямо из горла несколько больших глотков. Воды изрядно поубавилось.

«Вчера вечером у „Дока“ душевно посидели…» – вспомнил я.

Тут же на столе, на походной плитке, стоял горячий чайник – кто-то из пацанов недавно завтракал. Я сделал кружку растворимого кофе, отпил пару глотков бодрящего напитка.

Положил Мусе в её миску говяжьей тушёнки – она её очень уважала. Взяв своё кофе хромая, пошёл по ступенькам наверх, к выходу – покурить.

На импровизированном крыльце блиндажа присел на самодельную скамейку, приделанную к входу. На улице было тепло, светло и спокойно. Я закурил сигарету, пил горячий кофе, курил и наслаждался…

Как ни странно, но на улице рядом никого не было, хотя было слышно, что в расположении лагеря кипит жизнь. После выпитого кофе и выкуренной сигареты появилось чувство голода.

Внезапно из ниоткуда появляется «Наум» с полным котелком горячего супа – горохового с говяжьей тушёнкой.

– «Наум», братан, это где так угощают?

– «Буддист», прикинь братан, сегодня кухня заработала.

– А кто там кашеварит? «Отвёртка»?

– Не братан, там «Паёк» сегодня на хозяйстве. Иди, пока всё горячее.

– Да лень что-то идти, – пробурчал я. – А у нас там внизу есть чего поесть?

– Ну я вчера «харчо» варил из консервов – вроде в кастрюле ещё осталось, но его греть нужно, – ответил «Наум», убегая по ступенькам вниз.

«Паёк» готовил хорошо, его прислали к нам в «Шторм» со штабной кухни, за какие-то разногласия с руководством. Я был перед выбором – идти или нет.

Следом за «Наумом» прибежал «Ахун», тоже с полным котелком супа и с прибаутками, причмокивая, спустился в «бунгало».

«Ахун» и «Наум» – это экипаж «бэхи» 10/10. Интересные они, после «Саныча», самые взрослые из нас «механов» – каждому по пятьдесят шесть лет.

«Зачем им всё это? Что они тут забыли…?» – но это отдельная история…

Я спустился вниз за ними следом. «Наум» и «Ахун» уже сидели за столом, с удовольствием ели горячий суп, обильно приправленный майонезом. От такого умиления в моём животе заурчало – есть захотелось ещё сильнее.

«Умыться бы…» – промелькнула очередная мысль.

Но эта процедура была не быстрой. Нужно было набрать воды в бидончик из бочки, который стоял тут же у входа в блиндаж. Затем взять кейс с зубной щёткой, мылом, дезодорантом, полотенце и опять шагать на улицу к дереву, растущему в метрах пяти от входа в «бунгало». На нём висел умывальник.

Есть хотелось больше, чем заниматься умыванием. Я взял свой котелок и пошёл на кухню за супом.

Наша кухня располагалась рядом – метрах в пяти за нашим блиндажом и метрах в трёх через тропинку от блиндажа «Каптёра». Туда я частенько наведывался за всякими «приколюхами». Мой бывший сосед по нарам – «Паёк» – сейчас был поваром у офицеров, а «бунгало Каптёра» они использовали как кухню для них.

Наша же кухня – это самодельный навес, покрытый маскировочной сетью, под которым стояла обычная военно-полевая печь на несколько баков. Рядом с печью под навесом были складированы картонные коробки с тушёнкой и другими консервами, которыми наш «легендарный штурмовой отряд „Шторм“» питался весь последний месяц.

Подходя к кухне, я увидел, что недавно привезли «гуманитарку», выгрузили её у края навеса, ближе к лесной дороге, которая проходила через весь лагерь. «Коржик» и «Четра» уже потрошили «гостинцы», доставали из мешков какие-то вещи. Я подошёл к ним поближе.

– Привет пацаны. Есть что интересное?

– Не братан, всё как обычно, – лениво с разочарованием ответил «Коржик».

Я окинул взглядом нераспакованные мешки и решил, что кушать я всё-таки хочу больше, чем распаковывать «подарки». И точно пошёл к кухне.

Поравнявшись с импровизированным входом, вдалеке я услышал «выход» – выстрел из пушки.

Это было обычным делом. Последнее время расположение лагеря обстреливали часто – раз семь на дню. Танк стрелял, арта долбила иногда, шалили миномёты, даже «град» прилетал. Всё из-за того, что у нас в лагере сломался РЭБ. Как результат – «укроповские птички-корректировщики» стали прилетать к нам чаще.

Внезапно, с оглушающим свистом и шипением, ко мне прилетел снаряд…

«Мой…!» – понял я. Такой звук ни с чем не спутаешь.

В одно мгновение я рухнул на живот, открыл рот и обхватил голову руками. Котелок отлетел куда-то в сторону. Время сказочно замедлилось и растянулось.

В голове промелькнула мысль: «Господи, пронеси…»

Но над головой, чуть ниже верхушек деревьев, раздался оглушающий взрыв.

«Кассета, сука…» – промелькнула подсказка в голове.

И в эту же секунду мне в бедро правой ноги, повыше колена, будто кто-то со всей силы ударил кувалдой.

– Да ну нахер! – от боли, непроизвольный крик вырвался из меня.

В следующее мгновение я уже сидел на земле, с вытянутыми вперёд ногами. Правая штанина «треников» выше колена была кроваво-бурого цвета, с приклеившейся к ней грязью и травой.

Видимо от шока в организме наступило онемение – больно уже не было. В голове что-то шумело, звенело и гудело. Я поднял взгляд, посмотрел туда, где что-то взорвалось. И честно говоря, охренел от увиденного…

Среди деревьев, залитых солнечным светом, прямо на меня оседало большое полупрозрачное, серое облако в виде огромного шара, внутри которого мерцали яркие, блестящие огоньки. Выглядело всё это завораживающе и пугающе одновременно.

И запах…

Вокруг пахло так, как будто несколько десятков сварщиков что-то варит электросваркой.

«Странно как-то всё это», – подумал я.

Прямо в этот же момент я вижу, что вокруг меня начинается хаотичный дождь – непонятно из чего. Только вместо крупных капель воды в землю врезаются тёмные осколки – непонятно из чего.

При попадании в землю от осколков образуются маленькие фонтанчики из пыли и грязи. Всё пространство вокруг меня в этих фонтанчиках. Вижу, как некоторые из этих осколков на огромной скорости врезаются в мои ноги. От попадания ткань на штанах разрывается в дребезги, а из образовавшихся дыр с брызгами вылетает моя кровь. И всё это происходит как в замедленной съёмке…

«Боли нет!», но ощущение такое, будто кто-то из всех сил лупит по мне молотком. И это так долго…

– Да ну на…, сколько можно?! – заорал я.

«Время остановилось». На мгновение всё стихло, я упал набок, словно вывалился из вакуума, подтянул колени к животу, попытался сгруппироваться.

Стало слышно множество криков людей с разных сторон лагеря: «Я триста, я триста…!»

Лежать на боку в пыли и грязи из собственной крови мне не особенно хотелось, тем более что сознание почему-то не торопилось меня покидать.

Внезапно пришло осознание, что меня ранили: «Как так-то!?» – было обидно.

Три месяца «мясорубки», недельный штурм «нацпарка», стрельба из «бэхи» на минном поле. Постоянные «поездки на передок», где то и дело по тебе норовит попасть танк или врезаться «камикадзе».

А тут – в лагере, прямо на ровном месте…

Но в голове кто-то или что-то чётко давало указание: «Кричи, ты триста».

Я попытался приподняться. В горле пересохло, но я постарался крикнуть: «Я триста!» – громко или тихо получилось – я не понял.

Почему-то силы сразу меня покинули, я рухнул обратно на землю.

Видимо, я так лежал не долго.

Почувствовал, что кто-то с двух сторон меня поднял под руки и куда-то потащил. Дальше всё происходило как в тумане.

«Бунгало» – понял потому, что мы с кем-то спускались вниз, а своими ногами я пересчитал все ступеньки.

Положили меня прямо на пол – тут же у входа. Здесь кто-то был, но из-за темноты я никого не видел. Время не спешило торопиться, понимание происходящего ещё полностью не пришло. Лежал я на полу, растянувшись во всю длину, как меня и положили – у самого входа.

Неожиданно начала болеть левая нога – под коленом. В тот момент мне показалось это очень странным.

Примерно пару недель назад, на очередном выезде, я сильно ударился коленом об руль «бэхи», когда по-быстрому «уходили с передка». Выхватил так называемого «дельфина», благо лужа была не сильно глубокой.

Мы ночью подвозили боекомплект на позицию «миномётки», выгрузились, забрали что забрать нужно было, и поехали «домой». А по дороге назад по нам начал стрелять миномёт.

Сам я, естественно, этого не видел и не слышал. «По-походному» ехал, «бэха» орёт, на мне шлемофон, ночь, не видно ни хрена. Вдруг в наушниках «Малой» орёт (мой наводчик):

– «Буддист», газуй! По нам миномёт ебашит!

– Держись! – заорал я в ответ и вдавил «газ» …

Разогнались нормально, вот я лужу и не заметили.

В общем, на скорости влетели в неё. Машину так подкинуло, что я чуть из люка не вылетел, хорошо за руль держался. Именно в тот момент коленом ударился.

По возвращению в лагерь обнаружил, что колено опухло. «Ахун» дал мне какую-то жидкость аптечную в пузырьке. Я мазал, опухоль начала сходить, но до конца не прошла – нога не разгибалась и болела.

И вот сейчас я снова почувствовал эту старую боль в ноге, и была она какой-то невыносимой.

Тут вдруг снова «бабах» на улице – где-то рядом. Я по сторонам гляжу – ага, я в «бунгало Каптёра». Темно, но свет с улицы в открытую дверь падает. Слышу, кто-то рядом есть, о чём-то тихо спорит.

Как заору на них:

– Вы, какого хуя, меня тут у прохода бросили!? Сейчас следующим взрывом меня ещё сильнее расхуярит!

Чувствую – схватили меня и вглубь блиндажа затянули.

Неожиданно на пороге блиндажа появился «Капля». Со света в темноте ничего не видит, спрашивает:

– «Трёхсотые» есть?

Ему кто-то отвечает:

– Да, вот лежит – «тяжёлый».

«Капля» посмотрел на меня оценивающе, да как заорёт:

– Вы, суки, что на него смотрите?! Срочно перевязывайте его, пока он не вытек!

И как-то всё ожило сразу, зашевелилось. Со всех сторон пацаны подошли – «треники» срезали, давай что-то заматывать бинтами на ногах. А я ничего не чувствую – только левая нога предательски ноет под коленкой.

«Ахун» сидел рядом, справа от меня, что-то там «колдовал» – я не видел, что именно, так как голова моя лежала на полу. А подняться и посмотреть мне не давали. Он что-то бормотал по-татарски, вперемешку с русскими словами – поэтому мне было не особо понятно.

Я по-прежнему ничего не чувствовал. Решил спросить у «Ахуна», как там обстоят мои дела. Страшно почему-то совсем не было.

До этого момента в своей жизни я очень много раз видел покалеченных или убитых людей – и не только на войне. Лучше не описывать, что я видел. Поэтому всю реальность происходящего понимал.

Сейчас даже было как-то не ловко перед ребятами.

Я – «Буддист», «авторитетный воин» в каком-то смысле. Лежу тут перед ними без штанов, весь перемазанный кровью, в беспомощном состоянии. Хорошо хоть не ору от боли.

Жена моя, перед отправкой в Украину, сказала мне:

– Главное – фамилию не опозорь…

Видимо на подсознание эта установка сохранилась как чёткое указание. Плюс шок от полученных ранений.

– «Ахун» братан, что там? Сильно меня «размотало»?

– Да не…, нормально в целом всё.

– Братан, я не чувствую ни хрена. Дай я посмотрю.

– Не братан, не нужно. Не смотри. Сейчас всё перевяжем – потом посмотришь.

– Блин, братан, я своих яиц не чувствую… Если яйца оторвало, или ещё там что пострашнее, тогда братан прошу тебя – кровь не останавливай…

– «Буддист», ты чего гонишь? Да всё в порядке у тебя. Поцарапало слегка – сейчас мы всё перевяжем, и будет всё нормально. Так что не гони…

Я, конечно «Ахуну» не поверил, но вид сделал понимающий…

Время тянулось уж как-то очень долго. Наконец-то перевязывать меня закончили и оставили в покое. Чувствительность так и не пришла. Только ныло под коленкой левой ноги.

Замечаю «Кота» – он суетится возле выхода из блиндажа. Понимаю – «Кот» в шоке от произошедшего, но кроме него почему-то больше никого не вижу.

– «Кот», братан, по-братски помоги – мою ногу левую приподними и в колене согни, а то болит зараза.

«Кот» быстро нашёл какой-то небольшой ящик и подложил мне под ногу.

– «Буддист» братан, держись – не «залипай». Сейчас тебя эвакуируют. Пацаны – «бэхи» пошли заводить – отвезут тебя в госпиталь. Всё братан, будет нормально, – затараторил «Кот».

Грохот от разрывов прекратился. Я понял, что «прилёты» закончились – на улице были слышны голоса, заводились БМП – одна, вторая, третья.

Промелькнула мысль: «…видимо, не одного меня сегодня «пометило».

На пороге в «бунгало» появился «Жгут» (один из наших медиков), посмотрел на меня, спросил:

– Бля, братан… И тебя тоже зацепило… Как ты?

– Нормально, держусь. Ты сам как?

– Я нормально.

– Обезболивающее ему поставили? – спросил он у кого-то.

– Нет, не делали.

– Срочно делайте…

– Не, не, не нужно, – запротестовал я. – Если мне сейчас этот «дурадол» поставят, то я точно «кони двину». Так что не нужно. Ты «Жгут», не переживай – я пока терплю. Если терпеть станет невмоготу – поставим «обезбол».

«Жгут» выбежал из «бунгало» на улицу. Сверху донёсся звук подъехавшей «бэхи».

Кто-то крикнул вниз, в блиндаж:

– Срочно тащите его наверх! – имея в виду меня.

Парни, которые были рядом со мной, взяли меня под руки, под ноги и вытащили из блиндажа на белый свет.

А на улице всё также ярко светило солнце на голубом небе. Лёгкий ветерок обдувал лесной прохладой, снова щебетали птицы. Природа продолжала жить своей жизнью, как будто пять минут назад никакой «войны» не было.

Когда-то давно, ещё в молодости, когда я служил срочную службу на «Северном флоте», наш корабль «шёл» по океану – до самого горизонта вокруг нас никого не было, только одна океанская вода почти сливалась с небом.

Вот тогда я осознал: «…если я упаду за борт и погибну, то ничего в мире не изменится – всё продолжит двигаться дальше, вода, корабль, только уже без меня…».

Сейчас у меня появились такие же разочаровывающие мысли: «…если я умру в данный момент, то абсолютно ничего не изменится – весь мир с своими заботами продолжит жить дальше, только уже без меня». Умирать мне как-то расхотелось…

Только вот всю эту идиллию, сейчас портили три «бэхи», стоявшие тут же рядом на лесной дороге с гудящими двигателями и знакомые ребята из отряда с серьёзными лицами, снующие туда-сюда.

На улице, возле входа в «бунгало Каптёра», меня положили на мягкие синие носилки, чем-то лёгким, блестящим накрыли ноги.

Я своим взглядом встретил взгляд «Кота». Было заметно, что он сильно переживает за меня. У «Кота» это уже был третий случай, когда «по-тяжёлому трёхсотит» кого-то из знакомых.

Первый был «Сват». Примерно пару месяцев назад его «размотало» на выходе из блиндажа, когда он вышел покурить. Снаряд разорвался рядом с ним. Осколками «Свату» вскрыло живот, переломало ноги. Когда его эвакуировали, он был ещё жив, даже разговаривал. Позже, где-то через месяц, мы узнали, что «Сват» – «дести».

Потом тяжело «затрёхсотило» «Бандита». «Кот» участвовал в его эвакуации с «передка». Ну а теперь – меня «пометило» …

– «Кот», братан, по-братски, рюкзак мой принеси из «дома» – там документы мои и «трубка». А то походу я надолго уеду, – попросил я его.

«Кот» побежал к нашему блиндажу…

Это же я «завербовал» «Кота» из простых «штурмовиков» стать «механом». Как раз с ремонта пришла «бэха» 10/3. Водителя на ней не было.

А «Кот» – моего возраста, ему тоже пятьдесят два. Он с Алтая. На «гражданке», дома у него целый автопарк. Да и не в том возрасте мы уже, чтобы пешком по этим «лесопилкам» бегать. А на «бэхе» – другое дело…

У нас в отряде почти на всех БМП механики-водители – мужчины взрослые, серьёзные, «пятьдесят плюс». Потому что работа серьёзная.

Доставка десанта на штурмовые позиции, огневая поддержка десанта при штурме. БМП-2 – для этих целей самое то, если работает с далека.

Эвакуация «трёхсотых», «двухсотых» и всех остальных. Доставка боекомплекта (БК), а также всего необходимого на передовую (передок).

Доставка БК на миномётные позиции – за раз россыпью по двести мин привозили.

Правда, если по дороге в машину что-то попадёт, то быстро и легко можно превратиться в «облако» …

Поэтому в «механах» работали серьёзные, смелые мужчины. Просто «бэха на передке» – цель приоритетная…

– Давайте грузить! – услышал я крик «Жгута».

Посмотрев по сторонам, я увидел, что возле деревьев вдоль дороги лежат ещё пацаны – человек пять. «Жгут» крутился возле них, показывая другим бойцам, принимавшим участие в эвакуации, что делать. Я почему-то подумал, что меня первым рейсом не повезут.

Но вдруг с башни «бэхи», недалеко стоящей от меня, спрыгнул «Профком» – он был «старшим механом», начальником вместо «Шмеля», которого в это время на базе не было из-за постоянных неотложных дел вне базы.

«Профком» крикнул парням, которые стояли рядом со мной:

– «Буддиста» грузите первым – ко мне! «Буддиста» первым повезу!

«Жгут» попытался возразить «Профкому», но тот многозначительными жестами дал понять, что будет так, как сказал он. Парни подняли меня на носилках и стали засовывать в «десант бэхи».

Это уже потом, спустя какое-то время, я понял, почему «Жгут» не хотел везти меня первым. Я был тяжело ранен. Особой надежды, что я выживу, у него не было. «Жгут» воевал давно и успел насмотреться.

– Пусть кто-нибудь со мной поедет – иначе я тут себе башку расшибу! – заорал я.

Не понаслышке я знал, что такое везти «тяжёлого трёхсотого в десанте». Если нет сопровождающего, который будет просто держать раненого, то шансов добраться живым и целым, у «трёхсотого» просто нет.

Когда вывозили с «передка тяжёлых», без сопровождения, там внутри «десанта» раненых придерживал «Малой». Вот именно тогда, доедем мы или нет – целиком и полностью зависело от меня. Потому что «гонять» на БМП – это вам не на КамАЗе кататься.

Сопровождать меня вызвался «Ямал» – молодой парнишка из нашего взвода. У нас в «штормах» он был недавно, перевели его к нам из «мех.роты», за какие-то «синие косяки».

«Ямал» залез первым в «десант». Меня погрузили головой ему на колени.

«Молитва… Как же я забыл!» – вдруг вспомнил с досадой. – «Тунгус» говорил же – повторяй её постоянно. Видимо, я расслабился от постоянного «везения».

– Господи, Иисусе Христе, сын Божий, помилуй меня грешного, – стал шептать про себя.

В шуме гудящей «бэхи» этого точно никто не слышал.

Молитве меня научил мой «кореш» с позывным «Тунгус». Сначала он правда выяснил у меня, что я крещёный и православной веры. Ну а то, что был сторонником «буддийской философии», для него это было абсолютно неважно.

Он мне так и сказал: «Это не важно… Бог един».

Сдружились мы с «Тунгусом» с первого дня нашего знакомства. Он был моего возраста, приехал сюда с Алтайского края. В отряде «Тунгус» выполнял обязанности начальника караула (начкара) – так себе удовольствие, если честно.

Целыми сутками носился, как угорелый по лагерю, не обращая внимания на «прилёты». Проверял посты, если они «поймали тишину» на смене. А «прилипнуть» под снарядом от танка при проверке поста – было делом плёвым. Раз так и случилось, контузило его нормально …

Плюс постоянные «разводы и построения» на «волне у начальников». После которых необходимо распределять людей – кого куда и с какими целями. А если людей для выполнения поставленных задач не хватало – нужно «метнуться» по лагерю и найти свободных бездельников. В общем, завидовать было нечему.

Он постоянно пытался «сорваться» с этой неблагодарной должности. Но этот «фокус» у него не получался. Кто-то же должен был быть «начкаром». Таковы «военные правила».

У «Тунгуса» была какая-то проблема с ногами. Ходить ему было тяжело, хотя он был худой и среднего роста. Именно из-за ног и возраста его не пускали в «штурмовики».

Ещё в самом начале, после прибытия в лагерь, «Тунгус» был «вдохновлённым военным», но после нескольких месяцев, проведённых в лесу, выполняя обязанности «начкара» и периодически замещая командира взвода, весь его идеализм куда-то улетучился.

Зато «Тунгус» был реальным «шаманом» или экстрасенсом – точно не знаю, как называются эти способности. В его способностях я убедился неоднократно…

Однажды разведчики собрались на «передок» по своим каким-то важным делам. Им в группу зачем-то сильно понадобился второй «запасной пулемётчик». «Стриж» (командир разведчиков) ходил по взводам и «прибалтывал» пулемётчиков, чтобы пошли с ними.

Из всего отряда согласился идти только наш «Бандит» – видимо, по моложе, желающих не было …

На задании разведчики попали в засаду – был бой. Прикрывать отход пацанов остался «Бандит».

Находясь в лагере, мы все знали, что «Бандит» остался прикрывать отход – поэтому очень сильно за него переживали.

Тогда-то «Тунгус» сказал мне:

– Всё нормально будет, все вернутся живыми, «Бандит» тоже будет жив, только ранит его сильно.

Куда ранит и как – «Тунгус» мне не рассказал…

В тот момент, как именно всё закончится, никто знать точно не мог – даже «Бандит» сам не знал. Только спустя время, из рассказа самого «Бандита», я узнал, что, прикрывая отход пацанов, его самого сильно ранило в ногу, прилетевшей пиной. А когда он, раненый, полз к своим, по его душу прилетела «птичка» и сбросила на него гранату. Добравшись до своих, истекая кровью, он ещё долго ждал эвакуации.

Всё это подтверждали другие парни, бывшие там при эвакуации «Бандита». Поэтому в тот момент, когда шёл бой, никто знать точно не мог, как всё закончится. Никто, кроме «Тунгуса» …

Кстати, за совершение этого подвига нашего «Бандита» наградили «Орденом Мужества», но тяжело раненую ногу врачи сохранить не смогли – ампутировали.

Потом ещё много чего было, всякого необъяснимого с участием «Тунгуса», но это отдельная история…

Молитве «Тунгус» научил меня, когда мы уходили на штурм «нацпарка». Он тогда очень сильно переживал, что начальство не отпускает его вместе с нами.

Подошёл ко мне и сказал:

– …повторяй молитву постоянно, при любой возможности. Только тогда вернёшься живым и целым…

Так я и делал…

«Нацпарк» мы штурмовали неделю – там такая «мясорубка» была, это полный «трэш». Первые пять дней «укроповцы» нас «разбирали на запчасти» из всего, что у них было. Миномёты, «арта», танки, «град», «ведьмы» и «камикадзе» – всё это я видел своими глазами.

Первый раз в своей жизни был в роли «бородатой дичи» …

До этого штурма по моей позиции раньше никогда из танка не стреляли. А там, в «нацпарке», как говорится, «прочувствовал всё на собственной шкуре». Ощущение я вам скажу – ещё те…

Когда лежишь в «броне» с боекомплектом и автоматом в ямке глубиной сантиметров пятьдесят, а по тебе «хреначит» танк прямой наводкой, весь атеизм растворяется в воздухе без следа. Вспоминаешь про Бога сразу. Не зря люди говорят: «Не верующих на войне нет». Все начинают верить в что-то…

При попадании снаряда рядом тебя подбрасывает от земли сантиметров на пять. Вот тогда главное не закрывать рот, чтобы не лопнули «барабанные перепонки». Иначе контузия обеспечена – сто процентов. Лежишь и молишься вслух…

Сейчас я знаю точно ответ на вопрос: «Что страшнее танка?» – «…это сука, два танка!» Когда они одновременно, прямой наводкой, «долбят» по твоей позиции…

Именно тогда, в «нацпарке», мне было очень страшно. Не из-за того, что меня убьют – нет. К смерти я отношусь спокойно, «по-философски». Страшно было из-за того, что сильно покалечат. А вот этого мне абсолютно не хотелось.

Вот там про молитву я вообще не забывал. Повторял её постоянно – путал слова, но повторял…

Повторял, даже когда всемером ходили в лес на штурм «укроповских» позиций. Повторял, когда был артобстрел или когда прилетали «ведьмы». Повторял, когда через минное поле под миномётным обстрелом эвакуировал «трёхсотого Комара». Повторял молитву постоянно – на каждом выезде на «передок» и обратно. Повторял на протяжении всего времени, пока тут был. Повторял до сегодняшнего дня…

А тут проснулся – расслабился. И вот результат. Обидно, конечно. За три месяца ни одной царапины – хотя столько всяких возможностей было, а тут бац – и сразу «по тяжёлому».

Вот лежу я в «десанте бэхи Профкома», за рулём «бэхи Ман», голова моя на коленях «Ямала», он держит меня за руку. А под нами, на дне «десанта», лежит лента от пушки на сто пятьдесят выстрелов, а нам ещё до Кременной в госпиталь доехать нужно. Через весь этот «чёртов лес», полный сюрпризов и приключений…

Я много раз ездил по этому маршруту. Знаю каждый поворот, яму и пригорок, сколько времени занимает эта дорога. А сейчас вот лежу в «десанте» и шёпотом молитву повторяю про себя…

Наконец-то тронулись…

Метров пятьдесят по прямой – и налево поворот. Выехали из лагеря – теперь опасный участок, пару километров, его постоянно обстреливают. Но «Ман» топит на третьей. «Бэха» несётся как по волнам – меня и «Ямала» постоянно подбрасывает с места. Понимаю «Мана» – необходимо побыстрее проскочить этот участок. Держусь и про себя шепчу молитву: «Господи, Иисусе Христе…»

Ну всё – поворот налево, проскочили – можно выдохнуть…

Теперь сюда только «арта» добивает, ну ещё «град» может прилететь, но для «бэхи» это не проблема. Не особо точные они. БМП под управлением профессионального «механа» от обстрела всегда уйдёт.

Теперь примерно минут тридцать дороги – и мы в Кременной. Хотя какие дороги в лесах под Кременной. Это не дороги – это направления.

Один раз я даже видел застрявший танк после затяжного дождя – он «врюхался» в большую глубокую лужу из грязи. Так и стоял в этой жиже, на половину затопленный. А ещё говорят: «Танки грязи не боятся». Так что нам предстояло ещё доехать…

От монотонной тряски и, видимо, от большой потери крови, мысли в моей голове стали путаться. Что было удивительно – боль в организме не ощущалась, перестала ныть даже левая нога.

Хотя «обезбол» я так и не принял. Организм сам собой стал расслабляться – почему-то захотелось спать. Неожиданно вспомнил, что так и не вышел на связь с женой – молчал уже дня три. В лагере были проблемы с интернетом.

В общем, в какой-то момент я, видимо, всё-таки отключился. В себя пришёл от боли в кисти левой руки, которую в своих руках держал «Ямал».

Он тряс мою руку и орал мне в ухо:

– «Буддист», братан, не засыпай!

Очухавшись, я закричал ему в ответ:

– Да нормально всё! Не сплю я! Угомонись, а то ты мне сейчас руку сломаешь!

«Ямал» ослабил хватку.

«Братан». Раньше я не особо понимал значение этого слова, но тут на фронте все – «братаны». Не зря всё это называется «фронтовое братство». Сто процентов, на «гражданке» с многими из этих людей я бы и общаться не стал. А теперь они для меня настоящие «братаны». И в этом слове очень много смысла появилось для меня.

«Ямал» всё не унимался, опять начал орать мне в ухо:

– Держись братан! Скоро приедем!

По «Ямалу» было видно, что он переживает за меня больше, чем я сам. Ну это и понятно – молодой ещё…

По ощущениям неровности дороги и по манёврам «бэхи» я понял, что до асфальта Кременной нам ещё ехать минут десять. Вдруг весь организм начал болезненно ныть – особенно ноги и живот, но боль была тупая, ноющая. Терпеть её было можно.