Czytaj książkę: «Ловчий. Герои и Дракон»

© Башкуев А. Э., 2020

Серия 31
Ловушки и предсказания

0

Май 1814. Павильон. Утро. Санкт-Петербург.

Неприметный дом на Фонтанке. Кабинет Бенкендорфа

Генерал Бенкендорф разбирает картотеку, доставленную им из Риги в новое здание Секретной службы на Фонтанке. Вдруг раздается стук в дверь, и после разрешения войти появляется его новый секретарь – барон фон Тизенгаузен. В руках барона пакет.

Тизенгаузен: Ваше Превосходительство, срочное донесение из Парижа! Генерал Чернышев просит помощи!

Бенкендорф (морщась): Мон Шура по пустякам не тревожит… Что там? В двух словах…

Тизенгаузен (разворачивая письмо, но даже в него не заглядывая): Давеча при весьма подозрительных обстоятельствах не своей смертью умерла Жозефина. Бывшая жена Бонапарта.

Бенкендорф (сухо): Среди проигравших такое случается… Иные тайны не желают огласки, и носители их часто гибнут… Кто виновник, известно?

Тизенгаузен (чуть разводя руками): В этом-то и проблема! Все улики указывают на царя Александра!

Бенкендорф (с невольной усмешкой): В любом преступлении ищи, кому выгодно, – и какая же в том его выгода? Qui prodest?

Тизенгаузен (сухо): По слухам, Жозефина требовала для себя особого отношения и якобы угрожала царю, что разгласит нечто важное…

Бенкендорф (небрежно отмахиваясь): Да что она могла знать? Глупая женщина… После развода с Бонапартом ее отстранили практически от всего. Ну, возможно, что-то, сказанное нашим царем тому же Наполеону в Тильзите. Иль – в Эрфурте. У Государя язык без костей. Так сколько с той поры воды утекло…

Тизенгаузен (погружаясь в бумагу): По словам Чернышева, по смерти Жозефины вскрыли ее архив, а там обнаружились письма к ней от ее дочери Стефании Богарне. Судя по ним, муж Стефании Карл Баденский все это время был французским шпионом и выдавал Бонапарту все о наших передвижениях. В итоге Наполеон смог нанести Барклаю четыре серьезных поражения подряд, погубив половину Силезской армии. При этом Карл не участвовал в тайных советах по планированию операций, но получал сведения от своей сестры – государыни Елизаветы. А та, в свою очередь, узнавала их от своего мужа – нашего царя Александра.

Бенкендорф (недоверчиво): Офигеть… И зачем нашему царю, я вас спрашиваю, губить нашу же армию?

Тизенгаузен (столь же сухо): Возможно, все дело в том, что героем в войне должен был стать кто-то один. И до этой череды поражений в глазах армии это был, несомненно, Барклай. К тому же он со своей Силезской армией был в трех шагах от Парижа, Государь же с Богемской армией сильно отстал. В итоге же короткой февральской кампании силы Барклая оказались ополовинены, а сам он отброшен от города. Париж, сдавшийся в итоге без боя, брали части именно Богемской армии, а царь Александр въехал в город на белом коне. В войсках идет разговор, что ради такого царь мог пойти на предательство…

Бенкендорф (резко): Разговоры пресечь. Передаю Александру Чернышеву все полномочия! Приказываю сыскать серьезные доказательства, что это – бред и враждебная провокация! Срочно!

1а

За два месяца до этого.

Март 1814. Павильон. Утро. Париж. Набережная Орфевр. Жандармерия

Мягкий скребущийся звук из-за двери. Начальник политической разведки граф Фуше с неудовольствием приказывает войти. Дверь в его кабинет открывается, и появляется явно испуганный министр иностранных дел князь Талейран. Князь прямо с порога бормочет.

Талейран: Граф, какое счастье вас наконец-то найти! Жандармы Видока едва у меня не срезали кошелек, пока я тут блуждал…

Фуше (безразличным тоном): Тоже мне новость…

Талейран ( с живостью): Так вот вам иная – в Париж уже вошли русские, и теперь меня ищут!

Фуше (так же мрачно и без интереса): Кто, русские? Им-то вы чего сделали?

Талейран (торопливо): Вовсе нет! Военные разведчики Савари! Пошел слух, будто это я предал нашего обожаемого Императора и открыл, метафорически выражаясь, двери врагу! Теперь Савари желает меня изловить и на месте гильотинировать!

Фуше (выходя из прострации): Это что ж, они вас с гильотиною в охапке ищут? С Савари станется – тот еще идиот!

Талейран (умоляющим тоном): Друг мой, но вы же ни одному подобному слуху не верите?!

Фуше (явно оживляясь): Кстати, а вы что, и впрямь всех нас продали русским?! И задорого?

Талейран (испуганно маша обеими руками): Да вы что?!

Фуше (снова мрачнея): Жаль! А я уж понадеялся. Вы слыхали, что творится в южных провинциях?

Талейран (с интересом): Нет, а что там?

Фуше (сухо): Герцог Веллингтон занял уже все до Лиона. А на его штыках возвратились Бурбоны. Теперь англичане ради Бурбонов и своей марионетки Луи Восемнадцатого по всему югу осуществляют реституцию… Это конец…

Талейран (весьма осторожным тоном): Позвольте, но так ли это плохо? Моя семья много чем владела до революции. Да и вы не из бедных. Если все вернут прежним хозяевам…

Фуше ( с горечью): Со времен революции прошло тридцать лет. За эти годы мы воевали, и ради наших побед строились новые заводы, мануфактуры и фабрики. Однако британцы понимают реституцию так – прежним хозяевам возвращаются их леса, пашни и виноградники именно в том виде, в каком они их утратили. При этом новые заводы и фабрики сжигают дотла. То есть вместо леса или виноградника возвращают лишь пепелище от бывшего завода, и виноград на фундаменте былой фабрики вырастет теперь лет через тридцать. Вот что британские сволочи зовут реституцией!

Талейран ( с явным ужасом): Но что ж делать?

Фуше (сухо): В Голландии русские не снесли ни одного завода и ничего, кроме баб, не попортили.

Талейран (со страхом в голосе): Вы уверены? На севере бои идут страшные. Стороны дошли до полного исступления. Везде, где проходят русские части, – сплошная выжженная земля, как при нашествии гуннов. Наши солдаты дерутся изо всех сил, лишь бы подобная участь не постигла всю Францию.

Фуше (пожимая плечами): Возможно, разница в том, что мы сражаемся, а голландцы сдались без боя? В любом случае со дня на день Париж окажется в руках русских или же бриттов. Если первыми придут бритиша, то на примерах Марселя с Тулузой должно быть ясно, что эти сволочи сделают. Тогда как примеры Амстердама с Антверпеном говорят, что все может быть и иначе…

Талейран (радостным тоном): Кстати, а эта мысль и мне пришла в голову. Открою вам страшную тайну: это я провожу сепаратные переговоры с русскою стороной, о том, как бы нам лучше заключить мир и получить все гарантии для милой Франции!

Фуше (мягким тоном): Ай, какой молодец! Ай да пройдоха! Надеюсь, вы немедля пойдете к маршалам Мортье и Мармону и уговорите их объявить Париж открытым городом! В обмен на обещание русских ничего здесь не ломать и не жечь…

Талейран (с беспокойством): А как же вы, граф?

Фуше (сухо): А я поспешу в Тюильри – к нашей с вами госпоже Марии-Луизе… Мы же не хотим, чтобы наша Императрица с малолетним Наследником пострадали от русских!

2а

Павильон. Весна. День.

Париж. Тюильри.

Покои Марии-Луизы

Императрица сидит в маленьком кресле, напоминающем трон. Она судорожно прижимает к себе своего сына – малолетнего Наполеона Второго. Перед ней на одном колене стоит граф Фуше. Начальник разведки втолковывает императрице.

Фуше: Ваше Величество, все повисло на волоске. Ваш муж искренне верит, что своею борьбой спасает Империю, но в реальности все мы знаем, что война давно проиграна. Вопрос только в том, какое наследство достанется вашему сыну…

Мария-Луиза (хрипло): Все говорят, что Францию получит король Людовик. А мы с моим сыночкой будем гильотинированы. Я не дамся! (Вдруг показывает графу спрятанный в юбках кинжал.) Моя тетка поверила, что эти поедатели лягушек ее пощадят. Но они казнили ее, а дочь Шарлотту насиловали так, что та повредилась рассудком. Я лучше убью и себя, и моего малыша!

Фуше (кивая в ответ): Да, у вашей тетушки была ужасная участь! Но я вас спасу! Мои особые люди готовы немедля вывезти вас из страны. Я лично готов сопровождать вас с малышом хоть до Вены!

Мария-Луиза (явно расчувствовавшись и пуская слезу): Я всегда знала, Жозеф, что могу вам довериться! Князь Меттерних мне тайно докладывал, что у вас с нашей Австрией весьма долгие и крепкие связи!

Фуше (чуть прикрывая глаза): Как вы помните, будучи префектом Парижа, я как мог не давал хода делу по обвинению вашей тетушки… Что же мне делать? Кого нам надо предупредить из австрийцев, чтобы те пропустили нас через линию фронта?

Мария-Луиза (вдруг морщась): Лучше пошлите человека в Северную армию, и пусть он сыщет там начальника штаба у шведского принца Бернадота по имени Нейперг. Граф Нейперг. Это единственный, кто не хотел меня отдавать корсиканцу. Лишь ему одному смогу я довериться.

3а

Павильон. Весна. Вечер.

Париж. Форт Венсенн. Тюрьма

Гремят засовы. Дверь камеры распахивается, и на пороге появляется цветущий князь де Талейран. Он широко раскрывает руки для объятий.

Талейран: Боже мой, что за встреча! Сам сынок княгини Голицыной и вы, граф! Как я рад этой встрече! Как счастлив!

Чернышев ( со смешком): Что-то припозднились вы, князь. Господин Фуше, который давеча нас навещал, прежде чем отбыть с нашим отрядом, говорил, будто все на мази и вы готовы нам сдаться. Кстати, куда это он рванул?

Талейран (пожимая плечами): По слухам, он вчера отбыл на север и вывез с собой императрицу Марию-Луизу вместе с Наследником.

Дмитрий Голицын (задумчиво): И для этого ему срочно понадобился русский полк специального назначения? Занятно. Позвольте узнать, кто и с кем у нас нынче воюет, если французскую королеву охраняет русский спецназ.

Талейран (небрежно): Не совсем… Все же в вашем Тотенкопфе не «русские русские», а скорее так… русские немцы. Из Саратова или Касселя.

Дмитрий Голицын (поднимая бровь): А это имеет значение?

Талейран (с лучезарной улыбкой): Ни малейшего! (Резко меняя тон:) Впрочем, нам сейчас важны вопросы иные – практические. Маршал Мармон хочет знать, что мы должны сделать, чтобы наша капитуляция выглядела бы максимально почетною.

Чернышев (со смехом): С этого и надо было давно начинать. Итак, вы должны предоставить нашему царю белого жеребца, чтобы он на нем въехал в Париж. С вашей стороны должна быть большая процессия – на подносе хлеб-соль, петли на шее у знати, красивые дети должны восторженно вопить по обочинам и бросать в сторону царя лепестки роз и свои чепчики… И вот это вот – все!

4а

Натура. Утро.

Париж. Сен-Клу.

Царский поезд

Яркое весеннее утро. Огромная русская армия широкой рекой втекает в Париж. Посреди марширующих колонн во главе царского поезда – открытая коляска на очень мягком ходу, в которой сидят государь Александр Павлович, государыня Елизавета Алексеевна, ее брат герцог Баденский Карл и князь Александр Голицын. Русский царь весьма счастлив, он в парадном мундире и приветливо своим войскам улыбается. А государыня Елизавета всю дорогу брюзжит ему на ухо.

Елизавета: Вот вы улыбаетесь, друг мой, а ведь картина-то весьма неприглядная. Мы денно и нощно создавали образ, согласно которому вы не воитель, но дипломат. И что вышло? Все ваши дипломатические успехи в том, что посреди Лейпцигской битвы брат мой перешел на нашу победную сторону!

Александр (продолжая улыбаться): Не забывайте, был еще саксонский король!

Голицын (насмешливо): Нуда… Огромное достижение.

Елизавета ( с вызовом): Именно! Это тоже было наше огромное достижение. А что теперь? Простые слуги вашего кузена тайно захватили Париж! При виде этого Наполеон отрекся, а вслед ему по очереди сдались и его маршалы! И все говорят – лишь потому, что князь Голицын и Чернышев гениально их уболтали. А я вижу, что Чернышевы с Голицыными – одного поля ягоды и злоумышляют на твой престол!

Голицын (невинно пожимая плечиками): Клевета и навет! Мин херц, поверь, клевета и навет. Ни сном ни духом! Нет, ну, конечно, всем ясно, что Голицыны – Рюриковичи, в отличие от Романовых…

Карл Баденский (настоятельно): Важнее тут то, что эти Чернышев и Голицын из свиты вашей матери, которая дружит со всеми врагами моего милого Бадена! Уверяю, мон сир, это все детали подлого плана по умалению вас и моей сестры – вашей соправительницы!

Александр ( с подозрением): Че-го?!

Голицын (невинным тоном): А ты что, мин херц, не слыхал? Во всех газетах нынче прописано, что все твои дипломатические успехи – заслуга твоей жены, милой Елизаветы Алексеевны… К примеру, в последнем номере «Таймс» наша Государыня самолично дала интервью, где всю нашу придворную кухню весьма подробно описывала.

Александр (растерянно и внимательно смотря на жену): То есть как?!

Елизавета (явно смущаясь): А что тут такого? Мне, кстати, за это заплатили весьма кругленький гонорар…

Карл Баденский (торопливо): Все это мелочи. Главное, что эти подлецы – Александр Чернышев и Дмитрий Голицын – бесстыдно нарушили дисциплину и всячески и нарочно преуменьшили ваши заслуги, Ваше Величество! Я вижу в том явный заговор, следы которого тянутся в подлый и предательский Вюртемберг!

Карета вдруг останавливается. Перед воротами Парижа стоит большая процессия, во главе которой Чернышев ведет под уздцы белого прекрасного жеребца. За открытыми воротами сдающегося города разливается праздничный звон. Государь Александр встает из своей коляски, как зачарованный, и недоверчиво смотрит на белого жеребца. А генерал Чернышев склоняется перед ним в глубоком поклоне.

Чернышев: Ваше Величество, для вашего триумфального въезда в Париж нами с князем Голицыным все приготовлено! (Зычно:) Господа, виват Царь-Победитель!

Александр, как в полусне, подходит к прекрасному жеребцу, трясущимися руками гладит его, на глазах царя слезы. Он целует жеребца в шею и лишь после этого оборачивается. По его лицу видно, что Государь счастлив.

5а

Натура. Весна. Утро.

Париж. Карета Монтегю

В Париж неслышно и незаметно вкатывается черная карета. Внутри сидят сэр Монтегю и его помощник полковник Метъюз. Сэр Монтегю из-за занавески все время выглядывает на дорогу, и настроение его от этого весьма портится. Он брюзжит.

Монтегю: Все эти русские – подлецы и поразительные сволочи! Посмотри, Джонни, они ничегошеньки тут не разрушили!

Метьюз ( с сомнением): Война же закончилась! На севере, там, где шли большие бои, и впрямь все развалено, однако Париж русские брали без боя и здесь разрушать было сложно! Опять же, русский царь, насколько я слышал, весьма боится нашего обвинения в том, что в стране у него все сплошь дикие варвары…

Монтегю ( с живостью): А разве это не так? Возьмите их башкирские полки, там же дикарь на дикаре верхом сидит и дикарем погоняет.

Метьюз (разводя руками): В Европе про этих головорезов все уже в курсе. Кстати, вразрез с мнением Блюменбаха – первый башкирский под командою князя Гагарина, в котором были башкиры с татарами, взял всю Голландию и никакими зверствами не отметился. И это притом, что они, по Блюменбаху, чистые монголоиды – пробу ставить негде. (Со смешком:) Зато второй башкирский под командою Остен-Сакена навел страху на жалких французиков! А там сплошь черкесы с чеченами, которые вроде бы явные кавказоиды.

Монтегю (отмахиваясь): Случайность. Аберрация близости. Всем должно быть понятно, что именно монголоиды и есть исчадия ада, а кавказоиды – невинные дети чистой природы и прекрасных высоких гор. (Мрачно:) Я запретил об этих эксцессах давать сообщения в прессу. Иначе теория Блюменбаха прямо на взлете станет всеобщим посмешищем…

Метьюз (пожимая плечами): А я бы не скрывал. Нужно, чтобы русский царь узнал про все эти художества. Ведь горцы пошли служить добровольцами – за чины и награды. Если царь попробует их распустить…

Монтегю ( с интересом): Получится, что всех этих дикарей русские обманули в их ожиданиях. У детей гор возникнет резонный вопрос – за что они воевали и за что кровь проливали? А ведь конница Остен-Сакена считается сейчас у врага чуть ли не лучшею. И вот все эти люди, военной стратегии и тактике самими же русскими прекрасно обученные, вернулись домой и там стали посмешищем… (Загораясь:) Они начнут мстить! А я запретил у нас в газетах про них публикации. Правда, мы всегда можем сказать, что спасали их честь и ясный образ, а вот русский царь… Интересно!

Метьюз (заговорщицким тоном): А что, если подтолкнуть русского царя прогнать не одних только горцев? Пусть еще и башкиры с татарами туда же отправятся. Русская кавалерия Милорадовича хромает на все четыре копыта одновременно. Русские казаки же еще в позапрошлом году были выбиты. Убрать чеченов с черкесами, с одной стороны, да башкир с татарами, с другой, – и вот уже Александр остался без кавалерии. А тут во Франции какая-то буча, и сам же царь со страху бежит отсюда, поджав хвост… Мы войдем сразу в Париж, и вот тогда уж привет и адью последним французским заводам и фабрикам!

Монтегю (начиная усиленно тереть лоб): Прекрасный план, Джонни! Однако русский царь всех только что победил, и ему нельзя бежать именно со страху. Он не может свое лицо еще раз так потерять… Нужно, чтобы это был не страх… (Восторженно:) Эврика! Царь должен быть осужден общественным мнением и бежать из Франции как уголовный преступник!

Метьюз (с интересом): Но какое же мы сможем приписать ему преступление?

Монтегю (с торжеством): Подвески королевы! Колье Марии-Антуанетты! Именно с них началась Французская революция, и именно ими должна Франция и закончиться. (Деловым тоном:) Немедля отправляйтесь к Карлу Баденскому. Пусть он сам или через свою сестру посоветует царю избавиться в его армии от нерусских. Как только все эти башкиры с черкесами уберутся из Франции, подскажите русской царице через брата ее, недалекого Карла, что знаменитые подвески Антуанетты были ею же самой украдены. И спрятаны во дворце Антуанетты – Трианоне. Пусть русская государыня туда пожалует с обыском. ( С мерзким смешком:) Эта глупая жадная немецкая курица точно не устоит перед подобным соблазном. Не думаю, будто она хоть что-то найдет, однако после неудачи она точно заставит царя пойти к Жозефине для получения более верных указаний. Мы же опишем в «Таймс», как русский монарх претендовал на прелести Жозефины, да и Марии-Луизы, заявляя, что жены Бонапарта должны достаться ему – Царю-Победителю, по всем татарским обычаям.

Метьюз (ошеломленно): А он, то бишь царь, точно захочет? Или там… сможет?

Монтегю (потирая ручки): Да какая разница?! Читатели будут знать об этом намерении царя, мы представим публике два тела прекрасных женщин – кем-то совершенно истерзанных, напомним, что брат царя Константин именно так уже однажды убил кого-то в России, – и все само собой сложится. Хайли-лайкли!

6а

Натура. Весна. Утро.

Дворец Пипль под Парижем

(бывшая резиденция Морица Саксонского). Парк

Двое мужчин в неприметной штатской одежде играют с детьми в парке бывшего замка Морица Саксонского. Полковник русской разведки фон Розен с интересом спрашивает своего наставника Шульмейстера.

Розен: Честно говоря, не знал, что у вас где-то есть детки…

Шульмейстер (с легкой горечью): Они не мои. В свое время, когда моя удача была со мной, я купил за хорошие деньги этот замок у прежних владельцев. Оказалось, что здесь есть приживалы – престарелая дочь и многодетная внучка знаменитого Морица Саксонского. Самого великого из французов, до Наполеона, естественно, из тех, кто когда-либо брал в руки шпагу. Их незаконный отец и дед проливали кровь за страну, отвоевали для нее всю Голландию… Кстати, именно тогда, в 1740-х годах, благодаря Морицу голландские нувориши, захватившие Англию в Славную революцию, оказались от своих голландских корней навечно оторванными. Так вот, этот великий человек столько сделал для Франции, а эти сволочи не захотели его даже у себя схоронить, ибо он, видите ли, был протестантом.

В итоге склеп его нынче в моем поместье в Майнау, потомки живут здесь, и я их воспитываю.

Розен ( с видимым уважением): Чувствую, эта история в вашей душе какую-то струнку затронула…

Шульмейстер (кивая в ответ): Я делаю это все лишь в память о моей матери. Мой прадед был секретарем самого Ракоци, но нас лишили дворянства, и маме пришлось плясать в цирке на проволоке. Прадед этих детей был сам Мориц Саксонский, но уже дочь и внучка великого Морица вынуждены побираться чуть не на паперти. Я сохранил в Страсбурге склеп покойного, а правнукам был намерен отдать вот этот замок их знаменитого прадеда.

Розен (ошеломленно): Вы открываетесь мне с изумительной стороны! Но погодите… Вы сказали, что были намерены… Что это значит?

Шульмейстер (разводяруками): Реституция! Реституция, друг мой! Под этим названием можно скрывать что угодно! Да, я купил этот дворец на мои честно заработанные средства, но вы же знаете лягушатников! Местные суды погрязли в кумовстве и коррупции. Кому-то то ли из роялистов, то ли из бонапартистов мой замок понравится, они знают, что я не француз, и – вуаля!

Розен (с интересом): Тогда зачем мы сюда с вами приехали?

Шульмейстер (сухо): Кроме этих двух деток, у меня нет никого. Перед ними у меня обязательства. Поэтому мы среди войны пересекли все границы и линии фронта – только лишь для того, чтобы я смог продать здесь мебель и все прочее ценное, чтобы потом – когда все уляжется – я бы смог купить для них новый дом. (Вдруг мрачнея:) Вернее, для нее…

Розен ( с интересом): В смысле?

Шульмейстер (с горечью): Увы, я «слишком долго плавал». У моего Оскара открылась чахотка. Исцеления нет… ( С чувством:) Господь дал мне дар, я могу отнять практически любую жизнь. Ах, почему я не умею спасти единственную!

Пока мужчины разговаривают, к ним подбегают дети.

Это Оскар и Аврора Дюпен. На лице Оскара играет явно болезненный, зловещий румянец. Его старшая сестра Аврора восклицает.

Аврора: Господа, а вы знаете, к нам этой ночью опять приходила она! Розовая Дама!

Розен (невольно улыбаясь): Кстати, и я тоже, можно сказать, капельку «розовый». Моя фамилия – Розен!

Аврора (чуть кокетничая): Нет, вы не понимаете, она и впрямь Розовая. Как щеки у нашего Оскара! Она умеет исполнять все наши желания!

Шульмейстер (мягким тоном): И какие же у вас желания? Подскажите, и в мире нет ничего невозможного…

Оскар (серьезным тоном): Я не хочу умирать. Я очень боюсь.

Шульмейстер (сдавленным голосом): Ты сказал это Даме?

Оскар (пожимая плечами): Я ее не видал. Ее лишь Аврора увидела.

Шульмейстер (оборачиваясь к девочке): А ты что?!

Аврора (запинаясь): Ой, об этом я не подумала… Я попросила у нее розовое платье, новую лошадку для Оскара на колесиках и еще всяких сладостей… Какая же я все-таки дура!

Шульмейстер (еле слышно): Ты не дура… А платье и лошадку, мне кажется, Розовая Дама для вас точно сыщет.

От ворот замка какой-то шум. Появляется молодой офицер в черной форме отряда «Тотенкопф» с вооруженными спутниками. При виде Розена и Шульмейстера офицер козыряет и спрашивает.

Курц: Капитан Курц. Я ищу Карла Людвига Шульмейстера.

Шульмейстер (сухо): Я перед вами.

Курц (чеканя): По приказу командования я должен вас арестовать и срочно препроводить в замок Вельсе…

Розен ( с негодованием): Позвольте! Но я – полковник вашей же зондеркоманды, а Шульмейстер – мой офицер. Не думаю, что генерал фон Бенкендорф мог отдать подобный приказ.

Курц (щелкая каблуками в ответ): Так точно. Однако позвольте заметить, что Тотенкопф находится под прямым управлением королей. Мы – отряд особого назначения, и у меня есть приказ от прусского короля Фридриха Вильгельма!

Розен (с досадой): Какая-то чертовщина. Хорошо, я отправлюсь с вами в Вельсе, ибо Александр Христофорович велел мне…

Курц (прерывая Розена): Это возможно. Прошу вас обоих следовать за мной!

Шульмейстер (поворачиваясь к детям): Вы уж простите, дела! Думаю, когда я вернусь, Розовая Дама все ваши пожелания выполнит!

7а

Натура. Весна. Ночь.

Дорога на Страсбург

Дробный топот копыт. По дороге во главе небольшого отряда со шведскими знаменами во весь опор несется граф фон Пейперг, задыхаясь от быстрой скачки.

Нейперг (рычит): Ура, в бой, лишь вперед! Фуше, враг… Прочь страх! Эй, выходите – вот клинок! Пыль, гром, кровь, мрак! Нигде не отступать – мой вызов! Марию никому не уступлю! Пускай отступятся австрийцы от Луизы, иначе я… Иначе я… Зарэжу! Зарублю и затопчу!

Бернадот (с хохотом, силясь угнаться за другом): А также задрючу и проглочу!

Нейперг (с яростью): Это не шутки! Черт меня подери!

8а

Павильон. Весна. Ночь. Вельсе.

Допросная комната

В полутемной комнате, освещаемой лишь коптящим факелом, охранники усаживают за длинный стол Розена и Шульмейстера. На другом конце стола сидит полковник барон фон Шлоссер, который, щурясь, читает какие-то бумаги. Когда охранники выходят, Шлоссер поднимает голову и подслеповато смотрит на прибывших.

Шлоссер: Мое имя Шлоссер. Барон фон Шлоссер. Я назначен по совету Александра фон Бенкендорфа на должность руководителя прусской секретной службы. Я хорошо знаю, кто вы. Вы же со своей стороны должны понимать, что присягу верности я давал Пруссии. Все ясно?

Розен (сухо): Так точно.

Шлоссер (чуть ударяя ладонью по столу): Итак, о чем идет речь. После нашей победы над Антихристом во Франции возник вакуум власти. Англичане прочат на трон брата казненного короля – принца Артуа, или Людовика Восемнадцатого. При этом сами британцы делают все, дабы распалить местное возмущение. Они уничтожают французские заводы и фабрики. Вы понимаете, к чему это приведет?

Розен (с сомнением в голосе): К уничтожению французской промышленности?

Шлоссер (пожимая плечами): Это очевидно. Но не исключаю, что джентльмены уже просчитали и все последствия. Французы массово лишены куска хлеба, а именно на юге Франции – в тех краях, где поднялся Наполеон Бонапарт…

Розен (с интересом): То есть вы хотите сказать, что британцы нарочно подталкивают юг Франции к народному возмущению?

Шлоссер (похрустывая суставами пальцев): Возможно. Ручаться не буду, но, на мой взгляд, все на это указывает. Нас же больше волнует не то, что Наполеон попробует вновь прийти к власти, но то, что произойдет после его повторного поражения.

Розен (хмуря лоб): Не понимаю…

Шлоссер (сухо): Британцы проталкивают на трон Луи Восемнадцатого. Однако, раз мы уверены, что Наполеону его удастся снести, – что же будет потом? После свержения Луи Восемнадцатого и падения Бонапарта. Повторного.

Шульмейстер (негромко): Тогда на престол взойдет брат покойного Луи Шестнадцатого и нынешнего Луи Восемнадцатого, Карл. Карл Десятый.

Шлоссер (согласно кивая в ответ): Все так. И поэтому мы, Пруссия, не так давно перекупили этого дурачка у австрийцев. А те продвигают на трон свою креатуру – Наполеона Второго…

Розен (с кривой усмешкой): Молокососа на трон? А править будет Мария-Луиза, за спиной у которой встанет Меттерних?

Шульмейстер (еле слышно): Ненавижу австрийцев…

Шлоссер (холодно): Мы в курсе. По нашим данным, сейчас Мария-Луиза с малолетним сыном в сопровождении графа Фуше движется в сторону Австрии. Граф на крючке у австрийцев всю свою жизнь, однако для безопасности ему пришлось привлечь людей из Тотенкопфа… (Делает неопределенные движения рукой в воздухе.) И что же у нас получается? Австрийский агент везет по прусскому Рейнланду в сопровождении пруссаков малолетнего мальчика, кой, если вырастет, начнет гадить Пруссии.

Розен (со странным смешком): Похоже, какая-то ерунда получается…

Шульмейстер (еле слышно): Слишком много свидетелей. По-тихому мальца придавить не получится…

Шлоссер (высокомерно и холодно): В самом деле? Это говорите мне вы, бывший лекарь нашей покойной королевы Луизы?! Вы советуете мне смерть Луизы внимательно изучить и подробно расследовать?

Шульмейстер (нервно): Как сочтете нужным… Прошу прощения, влез не в свое дело, ваше превосходительство…

Шлоссер (с подозрением оглядывая Шульмейстера): Не слышу былого энтузиазма, друг мой. Неужто вы у нас потихоньку стареете?

Розен (торопливо и с неким смущением): Простите, барон… У моего учителя сейчас умирает воспитанник. И он одного возраста с известным нам мальчиком… (Иным тоном:) Посему в крайнем случае…

Шульмейстер (еле слышно): Не надо… Я сам. Малыш от моего средства не умрет, но угаснет… Почти что уснет…

9а

Павильон. Весна. Вечер. Страсбург.

Университет. Комнаты Марии-Луизы

Заплаканная Мария-Луиза мечется по маленькой комнате.

Ее пытается успокоить граф Фуше.

Фуше: Не волнуйтесь, Ваше Величество. Мальчика в дороге слегка растрясло, надобно положить для него в карету подушек побольше и спокойно продолжать путь. В Вене вас ждут!

Мария-Луиза ( с отчаянием): Черта с два! Я отцу не нужна, нас и так у него выше крыши! Ему нужен мой сын, дабы через него в будущем править Францией!

Фуше (разводя руками и говоря успокоительно): Возможно, и так… Однако столь малому ребенку все же нужна мать! Вас примут как дочь и королеву-мать при грядущем французском императоре!

Мария-Луиза (нервно и с раздражением): Вот три раза – ха-ха! Напи, может, и примут в Хофбурге или Шёнбрунне, но я… Я была замужем за презренным у нас итальяшкою! Который к тому же проиграл войну! Я для них теперь порченая… Боже мой!

Фуше (утешающим тоном): Но Ваше Величество! Ваш отец очень мил… Он даже нынешнюю свою жену Изабеллу Баварскую содержит в чистоте и уюте, хоть та по поведению – форменное животное…

Мария-Луиза (с горечью): Мой отец в чистоте содержит вовсе не Изабеллу, а вернувшийся с нею Тироль!

Фуше (терпеливо): Но ведь и вы везете ему целую Францию!

Мария-Луиза (начиная рыдать): Францию?! Моя Франция нынче болеет в той комнате, и у нее сильный жар! А я никто, вы понимаете, граф, никто! Я лишь разумная двуногая матка, которая дала моему отцу отдаленные права на прекрасную землю! И чем быстрее я уберусь с его глаз, тем ему будет легче! Уверяю вас – меня удавят в первую же неделю по приезде в чертов Шёнбрунн! ( С отчаянием:) Боже, почему он не едет?! Он же клялся! Он мне обещал!

Фуше (задумчиво): Так мы здесь сидим, ибо надо излечить вашего мальчика, или потому, что далее дорога на юг, прочь от Голландии и маршала Нейперга?

Мария-Луиза задумывается, затем ее внимание привлекают шум множества ног и чьи-то голоса, которые приближаются. Она с надеждою восклицает.

Мария-Луиза: Это он, мой милый Нейпи! Он приехал за нами, как обещал!

Дверь в комнату распахивается, и появляются капитан Курц и Розен с Шульмейстером в нарядах ученых лекарей. Мария-Луиза при виде лекарей даже вскрикивает от расстройства, граф Фуше с изумлением хочет что-то сказать, но сразу же осекается, а Курц говорит.

Курц: Господа, весьма дурные вести из Франции. Русский царь возжелал познать всех жен Бонапарта. Жозефина ему не далась и предпочла смерть утехам этого слизняка и сатира, но за вами уже скачет погоня. Вам надобно срочно выезжать в Вену! Мои люди будут, разумеется, биться, но кто сумеет остановить злобу и похоть диких варваров?!