Czytaj książkę: «Женя, Женечка, Женюсик. Virtuoso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 7»

Czcionka:

ISBN 978-5-4483-6188-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Новелла первая. Явление в ночи

Коктейль «Театральный»
Коньяк 30 мл.
Ликер апельсиновый 50 мл.
Сок лимона 20 мл.
Шампанское полусухое 100 мл.
Положить в стакан лёд, добавить по очереди все ингредиенты, слегка перемешать и подать.

Когда я не спешу залечь с девицей
себя я ощущаю с умилением
хранителем возвышенных традиций,
забытых торопливым поколением.
Игорь Губерман

Часы, стоящие в витрине, нежным перезвоном пробили одиннадцать часов вечера, и я хозяйским взглядом оглядел помещение бара; у стойки, вытянутой в форме пенала почти на всю его длину, еще оставались около десятка клиентов – это были сплошь мужчины возрастом от 25 до 45 лет.

Они явно никуда не торопились: тех из них, кто был холост, дома никто не ожидал, за исключением, пожалуй, родителей, – эти мужики оставались в баре, все еще лелея, теперь уже в связи с поздним часом, весьма призрачную надежду встретить и «снять» здесь девушку или женщину, с которой можно было бы провести ночь; а женатые, я так подозреваю, просто не спешили домой, к своим, увы, опостылевшим женам.

Уменьшив громкость магнитофона, я обратился к своим клиентам:

– Дорогие друзья! Давайте попрощаемся, see you tomorrow, или, говоря по-русски, увидимся завтра.

Клиенты, вставая со своих мест и кивая мне на прощание, потянулись на выход, некоторые залпом допивали свои напитки, другие просто отставив стаканы в сторону. Один из них, долговязый, худощавый, скромно одетый парень, неторопливо прошелся вдоль стойки, словно разыскивая что-то забытое им и в то же время опасливо поглядывая на меня, затем, решившись, быстрыми движениями слил остатки напитков из нескольких стаканов в один, и, торопливо опрокинув его содержимое в себя, удалился.

«Надо же, да он же мой коллега почти, – усмехнулся я про себя. – Сделал „коктейль“ и тут же его выпил, толком не распробовав».

Вскоре вслед за всеми встал и последний клиент. Приблизившись на пьяных непослушных ногах, он поглядел на меня затуманенным взором и спросил:

– Шеф, сколько с меня?

– Всего два рубля, – бойко ответил я. – За последние 100 грамм.

Он вытянул из кармана пачку смятых купюр, непослушными пальцами выудил из нее трояк и пришлепнул его ладошкой к стойке, громко сказав «Спасибо!». Я открыл кассу и положил на стойку перед ним рубль сдачи, по опыту зная, что «спасибо» далеко не всегда означает «сдачи не надо», но мой клиент, не обратив внимания на рубль, звучно икнул и, повернувшись, отправился на выход. Я вышел вслед за ним из-за стойки, чтобы запереть дверь.

Всё, мой рабочий день окончен. Что ж, в целом сегодняшний вечер прошел спокойно, под конец все мирно разошлись, и даже менты, которые в последнее время приобрели дурную привычку приезжать к закрытию и вылавливать себе здесь клиентов для вытрезвителя, в этот вечер не появились, – нашли, видимо, более щедрую «кормушку» в другом месте.

Я, заметив эти ментовские штучки-дрючки еще пару месяцев тому назад, стал предупреждать об этом как своих постоянных клиентов, так и всех прочих – еще не хватало, чтобы репутация моего бара оказалась подмочена, и люди стали бы говорить, что бар не стоит посещать, а то потом, мол, в милицию угодишь.

Дверной замок-автомат щелкнул, закрывшись, и я, включив верхний свет, стал разглядывать открывшуюся мне картину, которая всего минутой раньше, в приглушенном освещении, казалась не столь критической. Да, картинка передо мной открылась неприглядная: на стойке царил вопиющий беспорядок: разнокалиберные стаканы, рюмки и фужеры, некоторые с торчащими из них соломинками, занимали почти всю ее поверхность, застыв в подтёках разноцветной жидкости – от светлой винной до черной кофейной; на столах, на стойке, а кое-где и на полу валялись обкусанные и обломанные конфеты и шоколадки, а также хлеб от бутербродов и остатки пирожных.

Такой кавардак у нас случался лишь тогда, когда я отпускал свою официантку-уборщицу Женю домой раньше времени. А почему, спрашивается, я отпустил ее сегодня пораньше? Да потому что мы с моим другом и коллегой Кондратом решили устроить себе после работы ночь отдыха в связи с окончанием напряженной трудовой недели. Для этого предполагалось «снять» девочек, которые могли бы скрасить нам этот вечер. Моя уборщица Женя на подобные мероприятия смотрит почему-то резко отрицательно, и очень даже легко может испортить любую задуманную нами «творческую» комбинацию: подойдет к девочкам, которых мы наметили на «съём» и скажет им как бы между прочим: «Идите домой», – хорошо еще, если при этом не добавит свою любимую приговорку – «блядилор», и те с перепугу уйдут, конечно; а я ведь в процессе работы могу и не заметить вмешательства Жени и предотвратить их уход.

Женя, конечно, отличная работница, мысленно улыбнулся я, но к женщинам, которые вертятся около меня, она относится весьма подозрительно, ревнует, наверное, словом, изо всех сил пытается блюсти мою порядочность. Она работает со мной всего около полугода, раньше трудилась здесь же в кафе подсобной рабочей. На правой руке у Жени не хватает двух пальцев – указательного и мизинца, поэтому далеко не всякую работу на кухне ей было легко выполнять – как-то: мыть огромные котлы и сковороды, таскать туда-сюда неподъемные трехведерные кастрюли или ворочать в холодильнике еще более тяжелые мороженые свиные полутуши. Вот она и попросилась в бар – тут работы было, возможно, не меньше, зато она была полегче, да и почище. Я, если честно, очень обрадовался такой помощнице: не так давно приехала из села, проста, уже и не молоденькая – ей далеко за 30, не замужем, детей нет, – для поздней работы такая работница просто находка. И внешне не красавица, скорее наоборот, – тоже немаловажный и весьма положительный фактор в нашей работе: у таких не возникает проблем с мужским контингентом, никто к ним не цепляется.

Возвращаясь к себе за стойку, я заметил валявшиеся на полу между металлическими ножками стульев-пуфиков цветные бумажки, похожие на конфетные фантики. Я нагнулся: это были, конечно же, не конфетные фантики, а те фантики, в которые играют взрослые, – деньги. Пальцы по привычке сложили по ранжиру и пересчитали наличность: 172 рубля.

Недурно, сумма немалая. И тут я вспомнил: мой последний клиент перед уходом держал в руках целую пачку денег, это он, видимо, после расчета со мной пронес их мимо кармана и выронил на пол.

Я вздохнул: жаль, конечно, что я нашел их не на улице, тогда бы с чистой совестью можно было бы их присвоить – ведь на улице они ничьи; правда, шансов их там найти в сто раз меньше, чем в баре. А так – надо будет этому лопуху их вернуть, если он за ними придет, конечно: потерянные или оставленные в баре деньги и вещи я никогда не считал своей собственностью.

Сложив выручку, скопившуюся за день, в стопку, и для порядка пересчитав, я запер деньги в сейф и стал собирать посуду, снося ее в мойку. Я уже заканчивал мыть стаканы, когда послышался стук в дверь, наш с Кондратом специальный, кодовый, который, правда, кроме нас двоих, знала также половина девиц нашего города: пам-парапампам-пампам. И только по четкой ритмике ударов музыканта-барабанщика, коим являлся мой друг, я всегда легко мог определить, когда в дверь стучит именно Кондрат. Я отщелкнул замок, и мой товарищ, а это, конечно же, был он, просунул свою веселую физиономию в проем двери, и, не входя внутрь, спросил:

– Ты один?

– Один, – ответил я и добавил с грустью: – К сожалению, совсем один.

– Давай-ка выбирайся на улицу, – сказал он, доставая из пачки «Мальборо» сигарету и прикуривая от зажигалки. – Сейчас из моего кабака целая толпа комсомолии пойдет, так что, очень возможно, выдернем кого-нибудь.

Кондрат работал так же, как и я, барменом, только его бар располагался в ресторане «Прут», а мой в здании кафе «Весна».

Я снял с вешалки куртку, на ходу включил тумблер сигнализации, но на пульт звонить не стал (девочки из охраны ровно в полночь сами возьмут объект под контроль), выщелкнул язычок замка на режим самозакрывания и вновь захлопнул дверь.

Улица встретила нас сырой прохладой и мелкими лужами на асфальте. Проведя последние 12 часов в баре, я и не заметил, что прошел дождь.

Запустил руку в карман Кондратовой куртки и нащупал пачку с сигаретами. И несмотря на его фырканье и показное возмущение, вытряхнул одну себе. Прикурил, и мы стали вместе наблюдать за движением народа по центральной улице города – Ленина. Вот показались первые группы молодежи – это шли комсомольцы нашего города и района, проводившие теперь свои комсомольские вечера не где-нибудь, а в ресторане; минутой позже с ними перемешалась толпа их сверстников, высыпавших после танцев из дворца культуры, расположенного рядом с рестораном; вскоре улица представляла собой почти сплошной людской поток. Перед нашими глазами замелькали десятки девичьих лиц, свежих, веселых и симпатичных, а через пять минут у меня от такого обилия слегка закружилась голова.

Большинство из этих девчушек по барам еще не ходили, хотя через год-другой, чаще всего после окончания школы, многие из них попадут в этот круговорот – танцульки, мальчики, а там уж, конечно, бары, пьянки, секс. Но сегодня они еще почти ничего не знали об этом: одни – еще слишком молоденькие, другие – хорошо воспитанные и идейно устойчивые, третьи – чрезмерно заумные, спящие пока что в обнимку лишь со своими куклами или же портфелями.

Минут через десять толпа стала заметно редеть, а нам по-прежнему ничего не светило – девушки, проходя мимо, словно не замечали двух молодых, симпатичных, изнывающих от скуки барменов, мечтающих о женской ласке.

Накануне вечером, где-то в районе пяти часов, ко мне в кафе зашла почтальон нашего района Зинаида. Не застав меня дома, она догадалась принести телеграмму, адресованную на мое имя, прямо на рабочее место в бар. Я ее, конечно, отблагодарил за находчивость, сунул в руку два рубля, затем разорвал бумажный конверт. Телеграмма была от мамы, которая вот уже несколько дней гостила у своей сестры Юлии в городе Тирасполе. Текст был такой:

«Дорогой Савва! Нашли тебе невесту. Ждем завтра Тирасполе. Мама».

Я сунул телеграмму в карман и задумался. Что еще за невесту они мне там вместе с сестрицей присмотрели? Честное слово, годы работы в баре основательно исчерпали мои запасы идеализма и оптимизма в отношении женщин, девушек и прочих дамочек. Наблюдая день за днем за людьми из-за стойки, начинаешь неплохо в них разбираться, а уж порочных женщин и шалопутных стерв я научился вычислять с первого взгляда. Насмотришься тут на них и не захочешь никакой невесты. Хотя, конечно, когда-нибудь и для меня найдется подходящая женщина; вон ведь даже на львов – и то находится укротительница. К тому же, если уж быть с самим собой до конца честным, может, ты только прикидываешься львом, а на самом деле глупый теленок?

Вздохнув, я выразительно поглядел на Кондрата: пока что нами не интересовались ни порочные женщины, ни стервы, ни уж тем более порядочные девушки. Он же, словно не замечая моих косых взглядов, упорно вглядывался в лица проходящих мимо девиц. Наконец я не выдержал и сказал товарищу фразой из известного анекдота: «Я, братец, еще пять минут поб….дую, а потом домой пойду». А про себя подумал, что неприятно будет идти домой одному, никто меня ведь там не ждет, и ложиться придется в холодную неуютную постель… Погода еще бр-р-р – сырая и холодная, а утром рано вставать и пилить на автостанцию, чтобы потом трястись пять часов автобусом до Тирасполя. И чего ради? Ах да – ну, конечно же! – знакомиться с невестой. Мои губы непроизвольно растянулись в скептической усмешке.

Пока я размышлял обо всем этом, Кондрат шевельнулся, затем вдруг рванул с места, нырнул в толпу и мгновенно исчез из видимости, а минутой позже вернулся назад, ведя под руки двух худосочных «ковырялок». Одна из них была мне хорошо знакома – это была Танька, «девушка» без возраста, наркоманка со стажем, которая, помнится, еще лет пять тому назад уговаривала меня уколоться у нее в доме какой-то херней, и мне еле удалось тогда от нее избавиться. Они с мужем вот уже несколько лет постоянно варили у себя дома какие-то наркотические отвары и смеси. Потом муж от нее, говорят, сбежал, и жила она теперь в 2-комнатной квартире в самом центре города одна, нет… с сыном, да, точно, у нее есть сын лет четырех-пяти. Сейчас вместе с ней была какая-то телка, мне незнакомая, тощая, вульгарной внешности, на лице полкило дешевой косметики.

Кондрат, заметив, что я ее разглядываю, подтолкнул девицу ко мне.

– Эльвира, – произнесла незнакомка хриплым прокуренным голосом, протягивая руку и сдержанно улыбаясь.

– Савва, – ответил я, осторожно пожимая узкую ледяную ладошку. Эльвира тут же надула губки, наверное, оттого, что я не назвался Эдуардом, Вольдемаром, или хотя бы Леопольдом. Но Танька шепнула ей что-то на ухо, и улыбка вернулась на лицо Эльвиры, видимо, та объяснила ей, где и кем мы с Кондратом работаем. Судя по всему, Эльвира была «наш человек» – шлюшка низкого пошиба, а я девиц легкого поведения никогда особо не жаловал.

– Ну что, идем? – спросил Кондрат, незаметно толкая меня локтем в бок, – вот, Савва, девочки приглашают нас к себе в гости.

Мы знали, что у Татьяны есть своя квартира, и она периодически водит туда к себе мужчин.

– А что мы будем там делать? – наивно спросил я, неожиданно вспомнив, что сегодня кроме небольшого бутерброда, а затем пирожного с соком, перехваченных еще до обеда, ничего больше не ел, и от внезапного приступа голода у меня противно заныло в желудке. А у Таньки дома, как я помнил, и в лучшие времена трудно было даже куском хлеба разжиться.

Девицы нетерпеливо перебирали ногами на месте, и я, решившись, сказал:

– Ну ладно, пойдем! – И тихо, Кондрату: – Если твои телки попробуют пудрить нам мозги, я им устрою такие гонки по квартире, что им придется о своем поведении пожалеть, пусть имеют это в виду.

Кондрат сардонически рассмеялся, он знал, что означают мои слова: несговорчивым и своенравным «подругам» я мог – под хорошее настроение – в течение нескольких минут нагнать такого ужаса, что они немедленно становились сговорчивыми и согласными на все, что угодно. Помнится, как-то раз две такие же телки в наказание за строптивость ездили по квартире голышом на тарелках, то есть ладонями и коленями они стояли в тарелках, а я и Кондрат их толкали ногами в зад, заставляя ездить наперегонки… Нет-нет, мы не садисты, это мы так шутим. Но если девушки совершеннолетние и приглашают нас к себе домой, или же идут к нам ночью в гости, то оказавшись на месте, мы шуточек не принимаем, а даем понять, что настало время для интима. Конечно, бывают исключения, особенно когда попадается великовозрастная дурствующая девственница или же реально сумасшедшая.

Вчетвером мы двинулись по улице Ленина, в сторону райкома партии. Через два квартала нам следовало свернуть направо, на улицу Комсомольскую, где сразу за зданием МБТИ в 16-квартирной двухэтажке жила Татьяна.

Однако не успели мы сделать и десятка шагов, как наперерез нам из бокового переулка выскочил Саша Паниковский – ресторанный музыкант и наш давний приятель.

– Привет всем! – сказал он громко, мгновенно обежав взглядом нашу компашку, затем шепотом, обращаясь ко мне: – Савва, дай мне ключ от твоей квартиры. Ты, как я вижу, идешь на хату к Таньке?

– А если меня там не примут, что тогда? – спросил я.

– Да кто ж тебя посмеет не принять? – сказал он, широко улыбнувшись, и краешки его светлых пшеничных усов щеголевато приподнялись. И добавил: – А если не примут, я тебя приму. – Он коротко хохотнул.

Я вытащил из кармана связку ключей и отделил уже, было, от нее ключ от квартиры, как вдруг Танька остановилась, повернулась к нам и пьяным голосом прогундосила:

– А кто из вас будет меня сегодня трахать?

Все в растерянности уставились на нее.

– Тьфу, как грубо, – не сдержался я.

– А кого бы ты хотела, Танечка? – вежливо спросил Кондрат, подталкивая меня локтем, чтобы я заткнулся.

Танька оглядела нас мутным взором:

– Только не ты, – ткнула она сухим безжизненным пальцем в мою сторону.

Ее палец продолжил движение и остановился на Паниковском:

– Ты.

– Таня, ты же знаешь, что я не по этому делу, – скривившись, словно от зубной боли, сказал Саша. Он, продолжая протягивать руку за ключом, нетерпеливо месил ботинками грязевую жижицу на асфальте. Судя по всему, где-то поблизости его дожидалась подруга.

– Нет, ты! – с пьяной настойчивостью повторила Татьяна и, теряя устойчивость, потянулась к нему обеими руками.

– Вот так-то, брат, – сказал я Паниковскому. – Соглашайся и не капризничай, видишь ведь, дама просит. Отдавай нам свою девочку, а сам иди с Таней.

Паниковский сплюнул себе под ноги, сказал: «Да ну вас всех на хрен», в сердцах махнул рукой и, не сказав больше ни слова, пошагал прочь. Не обращая больше внимания на Танькины мансы, я негромко спросил Эльвиру:

– А ты не хочешь, пупсик, пойти вместе с нами в другое место?

Эльвира в растерянности развела руками, как бы говоря этим: «Вы же сами видите, я ничего тут не решаю». Сочтя разговор законченным, я повернулся к девушкам спиной и медленно пошагал в сторону кинотеатра, оставив Кондрату удовольствие прощания с девицами.

И уже на ходу услышал, как он сказал почти ласково:

– Таня, а не пошла бы ты на фуй со своими заявами, коза драная!

Хорошо еще, что он не вкатил ей пощечину, подумал я.

Кондрат нагнал меня уже у кинотеатра и тут внезапно, из темноты навстречу нам вынырнули две стройные девичьи фигурки.

Какая неожиданная встреча – Ольга и Ленца!

Девушки остановились прямо перед нами и скромно, почти в унисон поздоровались:

– Добрый вечер!

– И вам вечер добрый, девчонки!

Надо же, какая удача, подумал я, на ловца и зверь бежит! Это были наши недавние, хотя, правда, на сегодняшний день уже бывшие «боевые» подруги, «проверенные и закаленные» – как говорит в таких случаях Кондрат. Мы совсем недавно несколько недель кряду провели вместе, вчетвером – день в день, ночь в ночь, почти не разлучаясь.

Я с удовольствием разглядывал девушек – обе они были весьма хорошенькие, и с каждой из них меня связывали приятные, можно сказать незабываемые воспоминания.

К сожалению, я не зря сказал это слово: «бывшие» подруги. Девушки некоторое время назад были «уволены» Кондратом из рядов наших пассий, так как по ряду обстоятельств стали для нас опасны. Я, по характеру «добрый малый», в этот вечер мог бы сделать девушкам, да и себе заодно, послабление – партнершами они, что и говорить, были великолепными. Но я недооценил Кондрата, и теперь, при первом же взгляде на своего товарища, понял всю бесплодность своих надежд. Он поочередно критически оглядел девушек, затем окинул меня долгим ледяным взглядом, и я осознал, что нам сегодня не светит: мы обычно не возвращаемся к «былым возлюбленным», как сказано в одном известном стихотворении; и Кондрат, а я знал это наверняка, не позволит нарушить этот принцип.

Но у девчонок на этот счет было, видимо, свое мнение, и вот они стоят и молча с надеждой смотрят на нас – две улыбающиеся, милые, я бы даже сказал, родные мне мордашки.

Ольга глядит укоризненно и одновременно снисходительно, еле заметно качая при этом чуть склоненной головой. Ленца – девушка менее изощренная в женских чарах, взгляд у нее чистый, улыбка непосредственная; при этом обе девушки – что и говорить – просто замечательно хороши. Я не мог не улыбнулся им в ответ, и – слово за слово – у нас завязалась дружеская пикировка из шуток и коротких реплик. Я действительно был рад их видеть, они были гораздо лучше и много чище во всех отношениях той же самой Таньки, на которой уже негде было пробы ставить, и которая сегодня разговаривала с нами, словно последняя профура.

Девчонкам почти по восемнадцать, до совершеннолетия каждой из них оставались считанные недели, а может и дни. Очаровашки! Чудесный возраст!

С Ольгой у меня была целая любовная история, завершившаяся, к сожалению, нелепым взаимным раздором с последовавшей затем обоюдной изменой, а потом она, в поисках путей восстановления отношений между нами, по своей наивности привела в нашу компанию Елену – Ленцу, с которой мы мгновенно воспылали друг к другу страстью. И это мое увлечение также закончилось неожиданной изменой: Елена переспала с Кондратом, мотивируя этот поступок тем, что только таким способом она сможет вырвать меня из своего сердца, так как у наших отношений не было будущего.

И вот сегодня мы, все действующие лица этой совсем недавней трагикомедии, столкнулись вместе, лоб в лоб, и девушки, вероятно, вознадеялись на возобновление отношений.

Ольга, как более смелая, подошла ко мне почти вплотную и прошептала:

– Савва, возьмите нас с собой!

Ее огромные карие глаза смотрели на меня умоляюще.

– Хорошо, – мой голос дрогнул под тяжелым взглядом Кондрата. – Ты, Ольга, знаешь, где нас найти. Мы будем ждать вас у меня на квартире. Через час. – Я обнял обеих девушек за плечи и с видом заговорщика отвел их в сторону: – А пока идите, прогуляйтесь немного, у нас тут намечается важная встреча, но это буквально на полчасика.

И я подтолкнул их, дружески хлопнув обеих на прощание чуть пониже спины. Девушки ушли, как мне показалось, несколько обиженными. Кондрат, когда я вернулся к нему, вытаращился на меня удивленно, но я сделал непроницаемое лицо, затем помахал медленно удалявшимся и все еще продолжающим оборачиваться вслед нам девчонкам, после чего решительным шагом двинулся в сторону дома.

Кондрат нагнал меня уже через несколько шагов:

– Ну и зачем ты их пригласил, Савва? Ты же знаешь, да и все кругом говорят, что они теперь меняют партнеров чуть ли не каждый день.

– Я их не пригласил, ты же сам прекрасно все слышал, – досадливо хмурясь, ответил я. – Я им вежливо отказал. За этот час или мы кого-нибудь снимем, или их кто-то перехватит, и шансов что они придут, очень и очень немного.

Он кивнул задумчиво и предложил мне трубку мира, то есть достал из пачки две сигареты, одну из которых протянул мне.

Вообще-то Кондрат был как всегда прав: в житейских вопросах он всегда был трезвее меня, и я зачастую соглашался с его мнением, несмотря на то, что он был на семь лет младше. Он был прав, когда говорил о том, что рвать отношения с девушками, если есть в том необходимость, надо немедленно, раз и навсегда, а не рассусоливать, дожидаясь, когда те начнут строить на твой счет какие-либо далеко идущие планы. Потому что тогда возникают ситуации, в результате которых можно нарваться на серьезные проблемы, а то и на крупные неприятности, это первый пункт. Под вторым пунктом подразумеваются безответственные интимные отношения. Ну кто, скажите, виноват, что девицы, которые нравятся тебе, в то же самое время нравятся и другим парням, и в лихорадке и почти ежедневной чехарде всеобщего бл….ва ты порой не успеваешь разглядеть за своей очередной партнершей человека и женщину, а потом долго не можешь разобраться в своих чувствах, а когда наконец разобрался, вдруг оказывается, что девушка, которая тебе приглянулась, переспала уже со всеми твоими друзьями, причем ты сам порой вольно или невольно содействовал этому, и продолжать с ней отношения уже не только бессмысленно, но и просто опасно для здоровья.

Вот что у меня произошло конкретно с Ольгой; с Еленой, надо признать, все обстояло несколько по-другому.

Поддерживая вялую беседу, мы с Кондратом прошли еще пару кварталов, и тут нам навстречу из темноты вновь вынырнул Паниковский.

– Опять ты? – удивился я, и мы с Кондратом уставились на него.

– Ребята, ну дайте мне ключ от квартиры, – взмолился наш товарищ.

– А я что, по-твоему, всю ночь буду тебя на улице пережидать? – удивился я. – Давай, Сашка, не жадничай, я приглашаю вас с дамочкой в дом, и ты выставляешь ее на троих.

– Да неудобно как-то, – промямлил Паниковский, – первый вечер с ней, она приезжая. Ведь совсем не знаю ее.

– Так спроси ее, объясни ситуацию, – дурачась, продолжал я. – Берется обслужить трио молочных братьев – возьмем на квартиру, нет – скажи, что вам придется этой ночью в парке ночевать.

Паниковский хмыкнул досадливо, ничего не ответил и опять скрылся в ночи – надеюсь, теперь уже насовсем.

– Ну, что, Винегрет Абрикосович? – обратился я к своему товарищу, который за годы нашего общения привык к тому, что в зависимости от настроения я даю ему каждый раз новые имена. – Дрочи, пролетели? (По созвучию с названием картины Саврасова «Грачи прилетели», да простит меня за каламбур этот великий художник, не имеющий, естественно, к нашему повествованию никакого отношения).

– Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше спи один, чем вместе с кем попало, – неожиданно для меня разразился рифмой Кондрат, перефразируя Омара Хайяма и при этом наставительно подняв указательный палец. Это выражение подытожило наши сегодняшние искания, я крякнул одобрительно, и в этот момент мы как раз вошли в подъезд моего дома. Любопытно, что лестницы в нашем доме вместо обычных, стандартных 10 ступеней в одном пролете насчитывают 11, что очень удобно при подъеме и спуске. И хотя свет горел только на одном из четырех – третьем этаже, мы без труда добрались до нужного нам четвертого. Лестничные площадки, к моему удивлению, сегодня были пусты, обычно же на каждом этаже у окна или у дверей жмется в темноте парочка. Или я просто старею и не заметил, как миновали времена, когда молодежь лампочки в подъездах буквально «поедала», ну совсем как в том анекдоте: «…Вась, – сказал женский голос, – выкрути лампочку, я в рот возьму».

Крутанув ключом в замке, я открыл дверь, и мы вошли в квартиру. Пока я возился в прихожей, расшнуровывая и снимая ботинки, Кондрат скинул кроссовки, переобулся в мои тапки, прошел на кухню и поставил на газовую плиту чайник.

– Форточку открой, – крикнул я ему, – а то газом будет пахнуть.

– А она открыта, – сказал он мне, высовываясь из кухни в прихожую.

«Странно, я ее вроде закрывал перед уходом, чтобы не выстудить квартиру», – подумал я, присоединяясь к своему товарищу. Кондрат налил из заварного чайничка в две кружки заварки, долил кипяток, а я принялся намазывать хлеб маслом.

Незамысловато ужиная, мы вспоминали все перипетии сегодняшнего вечера, а также последних дней и негромко хихикали, нисколько не огорчаясь тем фактом, что сегодня у нас с женским полом вышел облом. «Да, кстати, а ведь час еще не прошел, – мелькнула у меня мысль и затрепетала надеждой, – так что девчонки вполне могут подойти».

– Может, надо было треснуть Таньке по башке, чтоб не грубила? – запоздало предложил Кондрат, аппетитно прихлебывая из кружки.

– Если бы она от этого стала хоть чуточку симпатичнее или умнее, я бы с удовольствием врезал ей пару раз, – вставил я. – А так чучелом была, чучелом и останется. Я думаю, завтра она и не вспомнит, что наболтала нам сегодня вечером.

– И то правда! – согласился Кондрат. Он встал, сполоснул под краном посуду, и мы перешли в зал. Моя постель, разложенная на диване, была не убрана с прошлой ночи, только прикрыта покрывалом. На часах без четверти час. Все нормальные люди уже давно спали, и лишь теперь, опустившись на диван, я почувствовал, как устал за последние дни. Усталость и недосып накапливались целую неделю, а за ежедневным 12-часовым трудом (а зачастую и за еженощными приключениями) отдыхать было совершенно некогда.

– Как ты думаешь, – сонный, уже едва ворочая языком, спросил я. – Девки еще могут прийти?

– Вряд ли, – ответил Кондрат. – Так как договорное время вышло. Наверное, их кто-то снял, – закончил он равнодушно и зевнул. Я быстро разделся, так как в квартире было довольно прохладно, и нырнул под одеяло. Кондрат взбил вторую подушку и полез на диван рядом со мной, укрываясь тяжелым теплым покрывалом. Он мог, конечно, пойти в другую комнату, мамину спальню, где стояла кушетка, но заявил, что ему там одному будет скучно. Я же лично, все равно как и с кем бы ни ложился, в конце концов всегда оказываюсь в щели между диваном и стеной, занимая, таким образом, совсем немного места.

Я уже почти засыпал, когда Кондрат спросил меня о чем-то, я ответил ему, это вышло смешно, отчего мы оба заржали, потом он вновь ляпнул что-то, и мы засмеялись еще громче. Пять минут спустя, вместо того чтобы спать, мы уже хохотали во весь голос: то один, то другой произносил следующую хохму, и мы заливались веселым смехом. Мы хохотали, ржали, выли и скулили, – это, наверное, была разрядка после сумасшедшей недели, реакция на перенапряжение, потому что этот истерический смех нормальным назвать было нельзя. Когда очередная вспышка хохота затихла, и диван перестал колыхаться от сотрясения наших тел, мы вдруг услышали отчетливый стук.

– Вставай, Кондрат, – радуясь тому, что мой товарищ лежит с краю, сказал я. – Иди, открой девчонкам.

– Итить твою мать, – сказал Кондрат, с неудовольствием вылезая из теплой постели. – И где их, сучек, до сих пор носило, ведь начало второго уже.

Он выскользнул в прихожую, затем послышался щелчок наружного замка.

Спустя четверть минуты он заглянул в зал, и я включил торшер, рожа его выражала недоумение:

– Там никого нет, – воскликнул он.

– А кто же тогда стучал? – удивился я. – Это они, стервы, постучали, – уверенно добавил я, – а потом спустились этажом ниже и теперь играют с нами в кошки-мышки. Иди и скажи им, чтобы не баловались, а то в качестве наказания заставим по квартире передвигаться исключительно на карачках и голышом.

Голова Кондрата исчезла, затем из коридора послышался его голос:

– А ну быстро поднялись в хату, мать вашу, уже поздно шуточки шутить.

Вытянувшись под теплым одеялом, я ждал, чтобы эта мудотня поскорее закончилась, дверь закрылась, и в комнату вошли девчонки. И тогда передо мной откроется дилемма: кого из них уложить в свою постель – Ленцу или Ольцу. Наконец послышался щелчок замка и в комнату вошел… Кондрат. Он был один.

– Нет никого, – заявил он.

– А с кем же ты разговаривал?

– В пустоту кричал, – усмехнулся он.

– Странно, видимо смылись, – пробормотал я. – Ну, и хер с ними. – Я повернулся к стене. – Будем спать.

Кондрат улегся, намотав на свои длинные ноги покрывало, и мы вслух стали перебирать кары, которые обрушим на головы Оли и Лены, как только доберемся до них. Перебрав вслух несколько вариантов, один суровее другого, мы наконец успокоились, но сон уже не шел.

И тут опять послышался довольно громкий стук.

– Иди, Кондрат, – сказал я. – Только случайно не спугни их. Дай им вначале войти, и тогда мы начнем проводить экзекуцию.