Czytaj książkę: «Зимняя война. Дороги чужого севера»

Czcionka:

* * *

Глава 1

16 декабря 1939 г.

Ситуация стала меняться, когда разведчики окончательно продрогли, потеряли надежду и свирепые карельские морозы обложили вдоль и поперек. Ночь была в разгаре, в разрывах туч поблескивали звезды – чужие и далекие. Пулеметная ячейка, вынесенная за пределы траншеи, была необитаемой. В двух шагах от нее взорвался советский снаряд, схлынула осыпь, встали на дыбы бревна наката, и финны с тех пор предпочитали держаться отсюда подальше. Ячеек хватало – и слева, и справа. Над бруствером мелькали обтянутые белой материей каски, доносились обрывки чужой речи. Под высотой, на всем протяжении покатого склона, высились в шахматном порядке гранитные противотанковые надолбы. За ними – три ряда колючей проволоки, завихрения спирали Бруно. До дальнего леса, занятого советскими войсками, было километра полтора.

Командир взвода полковой разведки, старший лейтенант Никита Мечников, приподнял голову. «Восставшие» бревна громоздились как попало – под их прикрытием разведчики сюда и проникли. Лучше не помнить, сколько сил и нервов пришлось потратить, чтобы проползти изрытое воронками пространство. Никита забрал прислоненный к стене окопа пистолет-пулемет «Суоми», прошел вперед на корточках и снова поднял голову. Екнуло сердце – он резко подался вниз, прижался к стылому откосу. По главной траншее прошли солдаты в белых куртках и штанах. Военные переговаривались, забавно тянули гласные. Никита не дышал. Сделай эти парни остановку да вглядись в темноту – могли бы заметить постороннее пятно. Но все обошлось, патруль проследовал мимо. Мечников облегченно выдохнул – не пришел еще его час. Он снова привстал, обозрел местность. Ходы сообщений отделялись от главной траншеи и уходили в неизвестность. На флангах выделялись долговременные огневые точки – приземистые сооружения. В глубине еще один объект – что-то расплывчатое, угловатое, со щелевидными амбразурами. За объектом окоп, из которого торчали стволы минометов. Оборона на этом участке не была эшелонированной – практически все огневые средства концентрировались на переднем крае. В стороне чернел подозрительный лесок, а за лесистыми холмами на северо-западе – городок Путоярве, который полк товарища Уматова должен был занять еще позавчера…

Мечников перебрался к главной траншее. Снова замер, прислушался. Голоса в морозном воздухе преображались в прерывистый гул. Они рождались будто отовсюду. Бряцал металл, что-то скрипело. Находиться в неподвижном состоянии было неуютно. На качество одежды в отличие от большинства красноармейцев разведчики не жаловались. Под маскхалатом теплое нательное белье, суконное обмундирование, ватник без воротника, да еще утепленные башлыки, меховые перчатки, валенки – простым красноармейцам, лежащим сутками в снегу, такое счастье было недоступно. И все равно конечности уже подмерзали. Никита подался назад, прошептал:

– Данилов, Карабаш, за мной… Иванченко, остаешься здесь, наблюдай за обстановкой. Станет все плохо, отвлекай на себя.

Мечников выбрался в главную траншею, пробежал, пригнувшись, влево, втиснулся в боковое ответвление. Это был обычный ход – узкая траншея без наката, блиндажей, вынесенных гнезд, – и оставалось лишь гадать, куда она ведет. Финны падки на сюрпризы. С какими только неожиданностями не приходилось сталкиваться советским солдатам в незнакомой местности…

Перебежали остальные, сели рядом. Разведчики дрожали от холода, поблескивали глаза. Трофейные автоматы «Суоми» сковывали движения. Оружие было так себе, кучность низкая, стволы чересчур длинные – однако барабанный магазин на семьдесят патронов внушал уверенность. Отпадала нужда считать истраченные патроны. На своих парней Никита мог положиться в любой ситуации. За спиной Семена Карабаша – бои на Халхин-Голе, грамотные действия в составе батальонной разведки. Невозмутимый, приученный терпеть неудобства, он никогда не жаловался, действовал быстро и решительно. Красноармеец Леха Данилов был молод – восемнадцать «мальчишеских лет», при этом обладал всеми нужными качествами: был отчаян, но не до бесшабашности, резок, но без лишних движений, физически развит, вынослив и с головой на плечах умел ладить. Вот и сейчас они не лезли с подсказками и предложениями, ждали, что решит командир.

– Полное внимание, товарищи разведчики, – прошептал Мечников. – На переднем крае нам искать нечего, будем углубляться. Запоминаем ориентиры для обратной дороги.

Одолели метров тридцать, снова присели. Шум глушили порывы ветра, временами сыпал снег. Погода в декабре на Карельском перешейке была в принципе сносная. Ниже десяти по Цельсию температура не опускалась, по ночам – холоднее, но не критично, при наличии защиты от ветра – терпеть можно. Сильные морозы ожидались после Нового года – в эти периоды так называемых «крещенских» морозов столбик термометра мог рухнуть и до сорока. Три головы воспарили над гребнем траншеи, и белые капюшоны в темноте тут же слились с местностью. Неказистое бетонное сооружение оказалось совсем рядом – вернее, боковая сторона. В углублении просматривалась дверь. Мелькнула шальная мысль: закидать гранатами, но это вариант самоубийственный, не за тем сюда пришли. Солдаты сидели кучками в пулеметных и стрелковых ячейках, наблюдали за тем, как в амбразурах бетонного сооружения поигрывали блики света.

– А месяц-то – не май, товарищ старший лейтенант, – напомнил Данилов, теряя терпение.

– Ну да, зима не бабья, – с усмешкой согласился Карабаш. – Но это ерунда, то ли еще будет, Леха.

– Это испытание, товарищи бойцы, – заметил командир. – Мы все одолеем и станем сильнее.

– Еще сильнее? – удивился Данилов. – Да куда уж сильнее…

– Странно, куда все финны пропали? – размышлял Карабаш. – Сидят кучками у своих амбразур, а здесь – шаром покати. Новый год заранее отмечают? Это правильно, в срок-то не удастся, перемелем мы их в мелкую пудру… Послушайте, товарищ старший лейтенант, а что это за штука бетонная? На дот не похоже – огневые точки на переднем крае, отсюда половину поля не видно…

– Видимо, офицерский бункер, – отозвался Никита.

– А такой бывает? – удивился Данилов. – Пулеметный – знаю, артиллерийский тоже знаю… – Он осекся, и все снова замолчали.

Мечников вглядывался в очертания объекта. Сооружение небольшое, часть заглублена в землю, но, кажется, незначительно. Объектов с серьезной инфраструктурой на этом участке быть не может. Скорее всего это небольшой командный пункт или узел связи. Или что там еще?

– Так, тихо…

В сооружении обрисовалась нора дверного проема, возникли два силуэта. И эти были в зимнем камуфляже, капюшоны болтались за спинами, чернели стальные шлемы на головах. Мужчины закурили, непринужденно переговаривались. Но погода не способствовала долгому нахождению на открытом воздухе. Налетел порывистый ветер, и один из них, бросив окурок, развернулся, исчез в бункере, а другой, отправившись в противоположную сторону, углубился в траншею по грудь, словно по воде брел. Траншея спускалась к кубической постройке, вынесенной за пределы участка обороны. В назначении этого «кубика» вряд ли стоило сомневаться.

– Товарищ старший лейтенант, в уборную пошел… – возбужденно зашептал Карабаш. – Это офицер, я вам точно говорю, видите, у них отдельное отхожее место…

Мечников напрягся. Похоже, Карабаш был прав. Субъект ускорялся, подпрыгивал – приспичило человеку. Отворилась и захлопнулась дверь. Офицер или нет – это неважно, пусть даже младший командир, главное – они обязаны знать количество войск и схему их дислокации. Никита бросил подчиненным, чтобы держались от него подальше, а сам начал движение. Два изгиба траншеи, спуск…

Теперь и он переминался, подпрыгивал у отхожего места, усердно изображая нетерпение. Заскрипела дверь, появился приземистый мужчина, посторонился, искоса глянув на мельтешащее перед глазами пятно. Мечников подался к открытой двери, потом неожиданно резко повернулся и, стиснув финну горло предплечьем, ударом валенка выбил почву из-под его ног. Противник потерял опору, но все же ухитрился выкрутиться и издал какой-то звук. Кричать он, к счастью, не мог – горло завязалось узлом. Подбежали Карабаш с Даниловым, но не стали вмешиваться. Остановились в стороне, подстраховывая командира. Мечников оседлал добычу, нанес удар в челюсть, отправляя финна в прострацию, и, переводя дыхание, поднял голову.

– Неплохо вы его угомонили, товарищ старший лейтенант… – прошептал Данилов, пристраиваясь рядом. – Слушайте, а мне показалось, что он смеялся – ну, когда вы его в первый раз за горло схватили. Почудилось, наверное.

– Вроде засмеялся, – подтвердил Никита. – Решил, наверное, что розыгрыш, свои пугают. Потом, конечно, стало не до смеха…

Захваченный субъект продолжал лежать, не подавая признаков жизни. Мечников расстегнул на пленнике верхнюю пуговицу маскировочной куртки, раздвинул отвороты. В петлице блеснули три геральдические розочки, эмблема на погоне.

– Это капитан, удачно мы его… Вытаскиваем бережно, обращаемся, как с мамой родной, все уяснили? Запомните, все, что было до текущего момента, – безмятежная прогулка, а теперь начинается самое сложное. Приказываю доставить этого тюленя в целости и сохранности…

Офицера финской армии потащили за воротник, сгибаясь в три погибели. Он пришел в себя, что-то промямлил, потом стал кашлять. Мечников кинулся к нему, закрыл рот ладонью. Кляп придумали быстро – оторвали капюшон, скомкали, утрамбовали в глотку. Карабаш даже шутку отпустил: скажите «а-а», больной. Пленного потащили дальше, вписываясь в изгибы траншеи. Как вовремя! По канаве, ведущей к отхожему месту, кто-то топал, беззаботно насвистывая. Бойцов даже злость охватила: так уверены в своей неуязвимости? А над душой, между прочим, целый полк завис! Траншея была уже почти рядом, до нее оставалось метров восемь, но Мечников вдруг вскинул руку: застыли! Поздно! В проходе возник финский военнослужащий с автоматом на плече. Он что-то услышал, повертел головой, потом повернулся к боковой траншее, подался вперед – не поймешь в этой темени… Никита схватил его за ворот, поволок в боковой отросток, другой рукой выдернул нож из чехла. Солдат обмер от внезапного страха, что-то прохрипел, а в следующий миг Мечников уже вонзил лезвие ему в живот. Острая сталь пронзила плоть, порвала внутренности. Он нанес не меньше пяти ударов, потом оттащил обмякшее тело от главной траншеи и бросил на землю. Солдат вздрагивал, растопырив свои высокие сапоги с задранными носками – пьексы. Как просто у этой публики, подумал Никита, на войну идут со своим добром – обувью, варежками, шерстяными носками, теплыми свитерами и кофтами – и плевать хотели на холодную зиму…

Товарищи за спиной озадаченно помалкивали. Мечников осторожно поднял голову. Вояка был один – значит, пронесло. Но скоро другие наткнутся на труп или хватятся пропавшего офицера… Он махнул рукой – ходу, служивые, выскользнув в проход, припустил влево. Отросток пулеметного гнезда – в трех шагах. Он ворвался туда. Уже собрался выдохнуть с облегчением, но не тут-то было – споткнулся о скрюченное тело в маскировочном халате, отпрыгнул, наступил на другое! Кто их тут разбросал?..

– Товарищ старший лейтенант, не обращайте внимания… – раздался тихий голос рядового Иванченко. – А что оставалось, товарищ старший лейтенант? – с какой-то обидой тянул боец. – Я сидел, ждал вас, вдруг эти двое полезли к брустверу. Меня не сразу заприметили, ну а когда это случилось… В общем, одного прикладом, второго ножом, потом опять первого прикладом… О, а вы с уловом, товарищ старший лейтенант! – воскликнул он, и даже в темноте было видно, как его рот растянулся в улыбке. – Офицера взяли? Так валим отсюда скорее!..

– Толик, ну ты и наделал… – прошипел Данилов. – После тебя ни пройти ни проехать… Товарищ старший лейтенант, может, еще повоюем? Мне что-то подсказывает, что их тут с гулькин нос осталось. До утра, глядишь, управимся…

– А ну заткнулись, шутники… – цыкнул на них Мечников. – Живо за бруствер ныряйте, только головы не поднимать. Через минуту такое начнется…

Иванченко первым перекатился за косогор. Мечников – за ним, обваливая мерзлую глину под животом. На бруствере буйствовал промозглый ветер, забирался за воротник. Вокруг валялись бревна, но пока они служили защитой. Никита схватил пленника за шиворот, разведчики совместными усилиями подали его наверх, и он поволок на себе упитанную тушу. Тот пришел в себя, что-то возмущенно мычал и озирался блуждающими глазами. Вернулся Иванченко – плотно сложенный курносый крепыш, помог справиться с тяжким грузом. Пленного стащили вниз, он продолжал мычанием выражать протест – пришлось двинуть по затылку, чтобы заткнулся.

– Вы бы нежнее, товарищ старший лейтенант, – забеспокоился Иванченко, – а то выбьете всю память из башки, будет на допросе ни бэ ни мэ…

Остальные тоже переползли. Теперь двое тянули пленника с одной стороны, двое подталкивали сзади. Пятнадцать метров открытого пространства, отчаянный риск, что изрешетят в упор, потом воронки, надолбы, уцелевшие и расколотые снарядами. Ориентир оставался на месте: перевернутая рогатка, утыканная кольями, один из элементов противопехотного заграждения. За ней в двух метрах начинался проход между минными полями. Разведчики выявили его в начале текущей ночи, прошли от начала до конца, удалили все препятствия. Зачем проход понадобился финнам, не совсем понятно. На случай контратаки – гнать обратно в Ленинград деморализованную Красную Армию? Нет уж, раз пришли, то пришли…

Люди скатились в воронку, но едва перевели дыхание, а Мечников уже теребит: всем наружу, ползти дальше. Обнаружат разведчиков в воронке – даже из окопов выходить не будут, гранату добросят, и все, даже своим офицером пожертвуют, все равно пропащая душа… Сиплое дыхание вырывалось из натруженных легких. Бойцы ползли вдоль противотанковых и противопехотных заграждений, по обрывкам колючей проволоки, режущим руки и животы. Валялись перевернутые надолбы – из них образовалась целая горка. А вот за ней таких укрытий больше не было – местность почти голая, лишь трещины в земле, засыпанные снегом, да воронки от мин и снарядов.

– Как-то неправильно все, товарищ старший лейтенант… – прокряхтел Карабаш, гнездясь за гранитной глыбой. – Обратная дорога всегда короче, а у нас, наоборот, длиннее… Дальше не пойдем, что ли?

– Затаиться, и молчок, – приказал Никита. – Чую всеми фибрами, товарищи красноармейцы, что сейчас начнется…

Просто дико повезло, что не началось раньше! Три трупа, пропавший офицер – ослепли они там, что ли? Не успел он так подумать, как за спиной, во вражеском расположении, посыпались тревожные крики. Забегал народ. Прогремел выстрел – сигнал тревоги. Залязгали затворы пулеметов. Разведчики не подавали признаков жизни. Несложно сообразить, откуда ветер дует и где он сейчас! Неужели полезут через бруствер, будут прочесывать передний край? Вспыхнули прожекторы, забегали лучики пронзительного белого света. Они облизывали извивы колючей проволоки, прочие «чудеса» финской инженерной мысли, воронки от снарядов. Один из лучей задержался на перевернутых надолбах, отправился дальше. Разведка помалкивала. Иванченко прижал локтем к земле затылок пленного. Бедняга весь побагровев, вывернул голову, чтобы как-то дышать, глаза, чуть ли не вылезавшие из орбит, светились какой-то зеленой тоской. Мужик был неглупый, понимал, что можно вырваться, побежать – но какая при этом вероятность, что свои прикончат русских и не прикончат его? Нет такой вероятности, даже мизерной.

Луч сместился на восточную оконечность поля. В окопах кричали, простучал крупнокалиберный пулемет, впрочем, быстро заткнулся. Заяц пробежал – а они что подумали? Пятна света продолжали рыскать, значит, стоило запастись терпением. От земли исходил адский холод – старались не замечать. Мечников закусил губу, приказал себе терпеть…

Прожекторы скребли лучами по другому концу поля. Пошли по команде – встали, ринулись в узкий проход. Упитанного капитана гнали пинками. Он мычал, извивался, сберегая от ударов свои «ценные места». Метров семьдесят мимо надолбов и колючей проволоки – достаточно искушать судьбу! Группа повалилась на землю, люди забрались, кто куда. Никита подполз к финну, выдернул кляп изо рта, и тот зашелся в глухом кашле.

– Вы уверены, товарищ старший лейтенант? – заволновался Карабаш. – А вдруг заорет?

– Не заорет, – возразил Никита. – Наш чухонец не туп, понимает, что избирательно стрелять не будут. Если накроют, то всех. Правильно, господин капитан? – обратился он к пленному на ломаном финском. – Дайте сигнал, что понимаете. Благоразумие еще с нами?

– Что вы хотите от меня? – Голос капитана ломался, как сухая доска. – Я ничего не знаю… Куда вы меня тащите? Лучше убейте прямо здесь…

– Обязательно убьем, – пообещал Мечников. – Если нам разонравится ваше поведение – тут же придет пора расстаться. Но что-то подсказывает, что вы не хотите умирать. Быть мертвым – не ваше, я правильно расценил эту щемящую тоску в ваших глазах? Ладно, не отвечайте. Ваше имя?

– Капитан Реймо Киймаа… – выдохнул офицер. – Командир специальной егерской роты…

– Язык сломаешь, – хмыкнул Толик Иванченко. – И как они сами это выносят…

– Так же, как мы – свои непостижимые для финнов имена и фамилии, – объяснил Мечников. – Надеюсь, мы понимаем друг друга, господин Киймаа? Вы не кричите, значит, понимаете. Большая просьба: слушать наши команды, это все, что вы можете сделать для того, чтобы остаться живым. После окончания войны, которая, разумеется, завершится не в вашу пользу, будет производиться обмен пленными, и у вас есть все шансы вернуться к своим суомским елям и березам.

– Да, я понимаю… – кивнул пленник.

Лучи света продолжали рыскать по полю… и вдруг застыли, собрались в одной точке!

– Рассыпаться! – ахнул Мечников, откатываясь от пленника. – Данилов, Иванченко – теперь вы мамы нашему капитану! Рубеж сорок метров, вперед!

Они неслись, используя жалкие мгновения, пока финны не открыли огонь. «Ложись!» – прохрипел Никита, перекатываясь в подвернувшуюся воронку. Бойцов разбросало по узкому участку. Двое с пленником ушли вперед – и залегли где-то там, в тумане. Дальше ползком – благо ушли из-под носа противника, и тот утратил возможность расстрелять разведчиков в упор. Мечников лежал на дне неглубокой воронки, закрывая голову руками. Пулемет надрывался, захлебывался, трещали автоматы «Суоми», хлопали карабины. Во время паузы в стрельбе Никита выглянул из воронки. Трое уже выкатились в поле, ползли. Еще немного, и они окажутся в «слепой зоне» под перегибом склона. Зона небольшая, но есть возможность отдышаться перед очередным броском…

Вдруг в воздухе пронесся резкий свист, и Никита рухнул на дно воронки, зажал уши. Тут же слева ухнула мина. Еще один взрыв, теперь справа, третий – с безопасным недолетом. Заговорила минометная батарея в траншее за бетонным бункером. Но целей минометчики не видят, могут палить только наобум! Мины продолжали падать – с впечатляющим разбросом. Троица ползла – дистанция увеличилась до трехсот метров и продолжала расти. Посыпалась земля, и в воронку, утробно сопя, свалился Карабаш, встал на колени, стал стряхивать с головы землю. Каску он потерял, капюшон оторвался и болтался на трех нитках – видно, зацепился за колючую проволоку.

– Вы живы, товарищ старший лейтенант?

– А что, похож на мертвого? – вопросом на вопрос ответил Никита срывающимся голосом, от надрывного кашля перед глазами плясали круги.

И вдруг стало тихо. Только в окопах не смолкало карканье. Подались вверх почти одновременно – и ругнулись почти хором. С бруствера слетели фигуры в белых комбинезонах, побежали вниз. Их было шестеро или семеро. Нечеткие фигуры скользили во мраке, пропадали, снова появлялись.

– А давайте им всыплем, товарищ старший лейтенант? – простодушно предложил Карабаш. – Догнать нас решили, ага, щас! Они ведь не видят ни хрена, не знают, что мы в этой воронке…

– Ближе подпустим, Семен, – произнес командир, – бьем прицельно, а потом рвем, как зайцы, глядишь, и вывезет кривая…

Финны устремились в узкий проход между надолбами. Теперь они бежали кучкой, все ближе, ближе… Разведчики терпели до последнего, а потом поднялись и с ором, как оглашенные, стали поливать свинцом движущиеся точки. Трое мгновенно рухнули, как подкошенные. Четвертый с перепугу метнулся в сторону и, насадив голову на колючую проволоку, заорал от боли. Уцелевшие побежали обратно, посыпались, как горох, в воронку. И тут снова активизировалась минометная батарея. Мины падали с надрывным свистом, рвали колючую проволоку, крушили надолбы, сделанные из низкосортного бетона без жесткого армирования. Огонь велся хаотичный, с нулевой эффективностью. Разведчиков засыпало землей. В этот щемящий момент заговорила полевая артиллерия с советской стороны! Наконец-то проснулись! Дивизион дислоцировался вблизи опушки, бинокли и стереотрубы у артиллеристов имелись, и, кажется, они верно оценили ситуацию. Частично разнесло бруствер, похоронив пулеметный расчет, часть снарядов разорвалась на склоне рядом с оборонительной траншеей, а один, похоже, угодил в воронку, где засела финская солдатня…

Над вражескими позициями зависло облако дыма. Надолго ли? Никита закричал, выгоняя оглохшего Карабаша из воронки, и они побежали, выкладываясь полностью. За ними, подхватив финского капитана под мышки, бежали Данилов и Иванченко. Никита первым достиг опушки. Карабаш приотстал, он волок за ремень раскалившийся автомат, дышал, как загнанная лошадь.

– Поднажмите, товарищи, немного осталось… – шепотом попросил старший лейтенант.

Они ушли от прицельного огня, но и шальные пули – не подарок! Никита схватил за шиворот обессилевшего финского капитана, проорал в ухо что-то свирепое – матерное. Дальше бежали уже на последнем издыхании – по изрытой осколками земле, залитой кровью советских солдат, по ухабам и канавам. Финны подтащили крупнокалиберный пулемет, открыли бешеный огонь.

– Ложись! – заорал Мечников. – Ползком, всем ползком!

Он давился глиной, перемешанной со снегом. Сил не оставалось даже ползти. Последний рывок – и Никита, поднявшись в полный рост, поволок финского капитана к кустам. Оттуда выпрыгнули люди, побежали навстречу, подхватывая на ходу разведчиков, ценного «языка». Никита рухнул в какую-то канаву – вконец измотанный, грязный, но такой довольный! Задание выполнили, вернулись без потерь – что на этой странной войне почти фантастика…