Czytaj książkę: «Сладкая тыковка для ненасытных»

1

– Моему боссу нужны особые девочки, – подслушиваю я разговор своей матери со странным незнакомцем, которого я раньше не видела в нашем частном пансионе.

– Все мои девочки особенные, ты же знаешь, Клык, – с улыбкой отвечает она ему, и я слышу страх в её голосе.

Как странно. Моя мать. Такая влиятельная, с кучей богатых друзей. Она никого не боится! Отчего же так трясётся ей голос.

– Покажи мне, – приказывает, буквально рычит он, и моя мама громко хлопает в ладоши:

– Конфетка, Мия, Леденец! Бегом ко мне! – и я вижу, как перед ними в шеренгу выстраиваются мамины знаменитые девочки.

Ни у кого таких нет: она выискивает их по всей стране, выкупает у родителей или опекунов, воспитывает, одевает, учит краситься и одеваться, правильно говорить и красиво вести беседу, и только потом предлагает для утех своим самым богатым клиентам.

Мамин пансион считается самым лучшим в городе, у мамы есть влиятельные покровители, и обычно она ничего и никого не боится.

– Вот Мия, – лебезит она перед этим странным Клыком, который стоит ко мне спиной, но даже со своего места, спрятавшись за тяжёлой бархатной портьерой, я могу разглядеть его мощный мускулистый торс, обтянутый кожаной курткой.

Он подходит к рыженькой маленькой Мие, которая стоит и улыбается ему во весь рот, и грубо срывает с неё крошечные кружевные стринги, которые она нацепила больше для декора, чем для того, чтобы прикрыть свой гладкий чуть припухлый лобок.

Мия улыбается ему прямо в лицо, не переставая жевать жвачку, а этот мужчина резко просовывает ей руку между ног, и Мия вскрикивает, но я вижу, что ей больно.

– Не пойдёт, – рычит он и, вытащив пальцы из Мии, которая тяжело дышит, словно она задыхается, согнувшись пополам, он подходит к шоколадной Конфетке. Резким грубым движением разворачивает её к себе попкой и приказывает: – Нагнись, – и наша мулаточка послушно сгибается перед ним пополам.

Я вижу, как она раздвигает перед ним свои ягодицы, выставляя напоказ свою глянцевую шоколадную выбритую киску, а мужчина засовывает в неё сложенные два пальца, проталкивает их далеко так, что Конфетка громко вскрикивает, а он уже отбрасывает её в сторону, как ненужную игрушку.

– Эта тоже полная падаль, – брезгливо морщится он, уже подходя к Леденцу.

Та стоит перед ним вся такая розова, нежная, мягкая, клиенты постарше особенно любят эту сладкую девочку.

У неё такие яркие сапфировые глаза, мягкий женственный животик и пухлые тяжёлые груди, которые она так соблазнительно сжимает своими пальчиками, танцуя перед клиентами. Она хлопает невинно своими глазищами и дует розовые пухлые губки, но этот незнакомец лишь спускает с неё кружевные трусики и просовывает в неё свои длинные пальцы.

Леденец вскрикивает, закусив нижнюю губку от неожиданности, а Клык уже брезгливо поворачивается к моей маме:

– Ты хочешь сказать, что это всё, что у тебя есть? – и моя мама уже громко хлопает в ладоши, выкрикивая:

– Мелисса, Ванда, Аюм! Быстро! – и по лестнице слышится цоканье их острых каблуков, когда они, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, бегут наверх и толпятся перед этим незнакомцем.

Он поворачивается ко мне в профиль, и я вижу, какой страшный кровавый шрам прорезает его лицо ото лба до верхней губы, рассекая её и обнажая острые зубы.

Наверное, поэтому у него такая странная кличка – Клык, думаю я про себя… Как у волка из сказки…

2

Но этот странный Клык просматривает всех девочек, словно выбирает помидоры в магазине: сминает их, нюхает и отшвыривает в сторону.

– Ты мне подсовываешь сплошное гнильё, – оборачивается он к моей побледневшей матери, которая буквально сжимается в комок под его огненным пылающим взглядом.

Он напоминает мне пса преисподней, который пришёл забрать причитающиеся себе души.

Я уже устала стоять в своём укрытии. Все руки и ноги затекли, зачем я вообще решила подсмотреть, что здесь происходит? Мои пальцы нервно теребят маленький медальон с сердечком, который мама подарила мне два года назад на шестнадцатилетние.

– Ты станешь самой настоящей королевой, – сказала она мне тогда. – Миллионы мужчин буду хотеть тебя. Ты сумеешь выбраться из этой грязи и взлететь высоко вверх, – протянула она мне тогда это золотое сердечко. – Ты сможешь повелевать их сердцами и желаниями.

И вот теперь цепочка неожиданно рвётся, и мой заветный медальон падает на пол! Катится и останавливается прямо у ног этого Клыка.

Я стараюсь не дышать, дыхание перехватывает от его изучающего острого взгляда. Он наклоняется и поднимает медальон с пола. Внимательно рассматривает его и прижимает к губам:

– Милена, ты прячешь от меня кого-то? – смотрит пристально на мою мать, подходит к ней совсем близко и сжимает ей горло своей огромной ручищей.

– Я тебе показала всех своих самых лучших девочек, – неуверенно пищит она, всегда такая смелая и высокомерная.

Сейчас она похожа на постаревшую торговку с рынка, в этом своём съехавшем на бок парике и размазанной тушью под глазами.

Я вижу, как она задыхается, глаза выпучиваются, а незнакомец достаёт… Нож! И с угрозой хрипит ей в лицо, приставив лезвие прямо к её лобку, обтянутому шёлковым французским платьем:

– Я сейчас выпотрошу тебя, как старую дохлую курицы, ты прекрасно знаешь меня, – и не могу спокойно смотреть на это.

Я вижу, как алеет полоска крови, когда остриё ножа вспарывает тонкую ткань, и в голове у меня гулко и пусто, руки все вспотели от липкого страха, и я выскакиваю из своего укрытия:

– Не трогайте мою маму! Это мой кулон!

– Тыковка! Нет! – читаю я ужас в глазах моей матери.

Клык поворачивается ко мне, отбрасывая мою мать как ненужную больше вещь, и подходит ко мне вплотную. От него веет тайной и ужасом.

Я смотрю на него, хотя мне очень страшно. И вижу, что вторая половина лица у него – очень красивая, я бы даже сказала, привлекательная. Мужественная, с квадратной челюстью и чувственными губами, которые так безобразно рассёк этот страшный шрам.

Он наклоняется ко мне со странной улыбкой, словно обнюхивает меня. Он почуял мой запах, мой аромат. Я чувствую это. От него пахнет смертью, безудержной силой и… желанием…

Я буквально ощущаю его своей кожей. Он так близко, что я чувствую стальной запах крови, исходящий от его ножа.

Я стою, словно парализованная его диким взглядом, и замечаю, какое жёлтое дикое пламя плещется в глубине его глаз. Неистовое, неумолимое.

Мои соски неожиданно затвердели и теперь отчётливо прорезают мою простую белую маечку. В животе становится холодно, но я чувствую, как жаркое тепло разливается у меня между ног.

И он тоже чувствует это. Я вижу это по его взгляду. Жёлтому и немигающему.

Клык, не отрывая взгляда от моего, облизывает два своих пальца и уверенно стягивает с меня фланелевые домашние шортики. Я чувствую прикосновение его пальцев к моей коже, когда он раздвигает мои половые губки и протискивает их всё глубже.

Я вздрагиваю и прерывисто всхлипываю, когда его пальцы неожиданно нежно нащупывают мою узкую крошечную дырочку. Такую маленькую, что он еле протискивает в неё кончик пальца.

Я уже зажмуриваюсь в ожидании резкой боли, но он лишь слегка поглаживает меня, размазывая вокруг непонятно откуда взявшуюся липкую смазку. И мне даже становится приятно от этих странных прикосновений.

Клык с удивлением отодвигается от меня и окидывает меня взглядом своих диких глаз.

– А эта пойдёт, —кидает он через плечо моей матери.

– Нет! Это Тыковка! Только не она! – начинает причитать и плакать, заламывая руки, моя мамочка. – Возьми всех остальных! Она чистая! У неё никого никогда не было! Это моя единственная дочь! – умоляет она его, но он только с усмешкой рычит в ответ:

–Ломай комедию в другом месте, Милена! – отшвыривает он её кончиком своего ботинка, когда она на коленях ползёт за ним по полу, оставляя за собой окровавленный след.

– Мамочка! – кидаюсь я к ней, но сильные руки подхватывают меня, как пушинку, и взваливают на плечи.

– У тебя нет никакой мамочки, запомни, – крепко одной рукой он сжимает мою попку под шортиками, пока уверенным шагом спускается вниз по лестнице. – Валите отсюда, шлюхи, живо! Если хотите остаться живыми! И советую найти вам другую работу. Продавщицами или курьерами! – выкрикивает он на прощание, захлопывая с размаху за собой дверь нашего «закрытого пансиона».

Подходит к припаркованному рядом джипу и швыряет меня со всей силы на заднее сидение:

– Без глупостей, ясно?! – сверлит меня своим звериным взглядом, захлопывает дверь, щёлкает замок, и он заводит мотор.

Наша машина, качнувшись, отъезжает, и я вижу, как на улицу выбегают девочки, которых я знала почти всю свою жизнь: да я только это и знала.

Не было у меня никакой другой жизни.

Они стоят жалкой кучкой, в своих трусиках и прозрачных корсетах, как вдруг я вижу, как из окон верхних этажей нашего пансиона вырывается пламя… В котором горит всё моё прошлое…

Но я не знаю, что же ждёт меня в будущем…