Czytaj książkę: «Князь Рысев 4»
Глава 1
Магазин приключений больше напоминал собой затрапезную лавку. Несколько раз я сверялся с картой, проверял адрес, не желал верить, что глаза меня не обманывают.
Воображение впечатлялось обманчивым названием – это надо же, магазин приключений! Ему было всласть рисовать улыбчивую фигуру консультанта: вам, мол, какое приключение надобно, милсдарь? Покороче, подольше, на двадцать минут, почти зашли и вышли?
Разочарованию его не было предела, когда среди хибар и деревянных трёх-четырёхэтажек выросла едва заметная коробка здания. Приключения, видать, в этом мире любили не очень – у продавца не оказалось денег на магическую вывеску. Сарказм где-то внутри меня ухмылялся, что сразу же за дверью будут поджидать два-три десятка мордоворотов – вот тебе, мол, и приключение.
Я глянул на магазинчик ещё раз и пришёл к выводу, что сарказм немало приукрашивает – запихнуть в этот узкий короб три десятка человек… Тут бы пяти разместится.
Грязь противно скрипела под ногами, небо по-осеннему хмурилось. Я укутался в плащ, шмыгнул носом – не хватало только ещё по этой паршивой погоде простуду подцепить.
Ирония весёлым клоуном скакала от одной остроты к другой. Чего же ты, друже, ждал, спрашивала она. Да ещё и при таких-то обстоятельствах, при каких ты получил этот адрес…
Кондратьевич нисколечки не врал, говоря, что бесы будут грызть мою бессмертную душу, раз уж я связался с ними договором. Биска взяла за правило просыпаться в моей постели каждое утро с того самого разговора. Ненасытной нимфоманкой, она будила меня то минетом, то тем, что пыталась усесться промежностью мне на лицо. Всякий раз она умудрялась взять своё и оставить меня выжатым, словно лимон. А после, уходя через электрический провод, не забывала погрозить когтистым пёрстом и мрачно, так, что поднимался волос, проголосить – должо-о-ок!
Уж не знаю, насколько её экзерсисы способствовали моему восстановлению, но выздоровел я быстро.
И почти первым же делом, ещё до того, как вернулся в офицерский корпус, отправился искать те самые Тунели-под-мостом.
Биска была столь услужлива, что проводила меня к ним.
Толстый, несуразный человек охраны сдавил собственное недовольство, едва увидел со мной дьяволицу – тоже, видать, отмечен преисподней. Я выдохнул, на ум пришлись известные строки из КиШа – про то, что у чертей полно идей, и что плохо, когда среди людей у них помощники бывают.
Этот человеком был разве что внешне. Под фуражкой у пузана прятались небольшие шипы рожек – то ли не дослужился до более высокого чина, то ли не выросли.
Мрачно, будто сюда всякий день наведывались благородные представители рода, дабы побродить по туннелям, он осмотрел меня с ног до головы, выдохнул и отрицательно покачал головой.
Сказал, что не пустит. Хоть я самого Сатану пусть из пекла себе в помощь призываю, а шиш!
Бросил взгляд на Биску, та лишь пожала плечами – мол, причём тут она? Справляйся сам, я тут только провожатая.
Я чуть не заскрипел зубами от злости – вот, значит, о чём предупреждал меня мастер-слуга. Довериться чёрту – что запросто пропасть. Придёшь исполнять работу по договору, а на тебя смотрят, как на дурака и не пускают.
Ответ пришёл откуда не ждали.
Я бросил взгляд на стальные двери, подумав, что такие не возьмёт и динамит. Ясночтение же поспешило подсказать, что динамит тут явно лишнее. Словно взяв на вооружение рекламные приёмы из родного мне мира, оно намекнула, что чтобы открыть двери, нужно всего лишь просто…
Просто привести с собой группу из четырёх человек или подопечных.
Класс подземелья: Обычный, квестовый.
Босс был повержен: 0 раз.
Награда: скалируемая уникальная, освобождение от демонического долга.
Я пожал плечами – на первый взгляд всё было просто. Попрошу Майку и Алиску – эти точно мне не откажут. Ну и Биска вместе с нами…
Просто, да не просто. Биска прочла мои мысли, отрицательно покачала головой, зверски ухмыльнулась. Мол, она хоть и моя подопечная, но дочь Сатаны, и ежели со мной по этим туннелям побредёт, то это выйдет, что Сатана сам себе за меня долг выплачивает.
Нехорошо будет.
Пузан же, словно решив запеть с ней в унисон, заявил, что притащи я сюда хоть всю имперскую гвардию, а он меня не пустит.
Он вдохнул побольше воздуха в грудь и хищно ухмыльнулся: будто только всю жизнь и делал, что готовился сказать столь эпичную фразу.
Ты не готов.
Серьезно, прямо так и сказал, а дабы я не задохнулся от возмущения, вытащил из широких штанин грязную, лежавшую там едва ли не с начала времён бумажку с адресом.
Магазин приключений, гласил красочно разрисованный буклет. На обратной стороне он обещал приемлемые цены для всякого, кто желает отправиться покорять своё первое подземелье.
Новичкам полагались скидки.
Я выдохнул, осмотрелся по сторонам – бредущие по своим делам горожане тонули в быте мелких забот, им не было до меня никакого дела.
Дверь открылась легко – она как будто бы ничего не весила. Пол под моими ногами тут же заголосил на все лады, предупреждая уснувшего за прилавком продавца о том, что явился клиент.
Я глянул на пыльные прилавки, с трудом удержался от мысли о том, что я не просто клиент, а первый клиент.
Вообще первый.
Кассир разлепил сонные глаза. Мне казалось, что он обрадуется мне как весеннему солнышку. Он же, напротив, как будто решил, что я ему попросту привиделся.
Магазин приключений предлагал самый нехитрый товар, какой только можно было себе вообразить. Большинство из того, что пылилось на полках, можно было запросто обнаружить на витринах обычных универмагов – знать бы ещё только, почему бес направил меня сюда? А, может, он с продаж тут процент имеет?
Я ухмыльнулся – ну да, конечно, сюда ж народ, как погляжу, просто табунами валит.
– Что-нибудь присмотрели? – кассир спрашивал не любопытства ради, а раздражения для. Рады мне здесь не были: я мешал ему законным образом спать на работе.
Я отрицательно покачал головой в ответ, сам пытаясь найти ответ, что же надеялся здесь узреть? Мечи, копья, щиты да доспехи? А вместо этого взирал на добрый шмат пеньковой верёвки, подозрительного вида крюки и, почему-то, пирожные.
Пирожные, к слову, в отличии от всего остального, имели свежий, как будто только что из печи, вид. Не сказать бы, что я падок на сладости, но даже мне захотелось угостится.
Я покачал головой и вспомнил, как наведался тем же вечером к Славе. Ангелица выслушала меня с ничего не выражающим лицом. Её взглядом можно было охлаждать пиво – кажется, она была не очень рада меня видеть. А, может, затаила обиду на то, что я предпочёл провести вечер в обществе Менделеевой, хотя она истратила на меня весь свой чудесный вечер.
Сила красноречия оказалась беспомощна перед лицом холодной как лёд Слави. Выслушав меня до конца, сложив руки на груди, она ответила отказом.
Я сразу понял, что упрашивать её бесполезно, да и будет выглядеть слишком жалко. У неё же на отказ были свои причины – гордо задрав симпатичный носик, она заявила, что у людей есть такое понятие, как совесть. Ангелы не люди, но некий эквивалент оной имеется и у них. И вот он-то, этот самый эквивалент не позволяет ей помогать не просто полудемону, а полудемону в делах преисподней. Ведь очищения тех туннелей на пользу Сатаны, а для неё это как серпом по горлу.
Когда же я спросил её о Нэе, они лишь пожала плечами. Живой луч света восстановится и вернётся ко мне сам как только наступит время, а она ничем не может помочь. Словно не желая отпускать меня просто так, она скучающе поинтересовалась, не желаю ли я провести эту ночь вместе с ней?
Я, может, где-то в глубине души и желал, но на это совершенно не было времени. Хотя я бы посмотрел то представление, которое устроят меж собой Биска с Славей…
Ясночтение снова пришло на выручку, раскрывая секреты лежащего здесь товара. Помимо привычного вкуса, пирожные обещали залечить раны – по 65 единиц за штуку. Действовали только в подземельях, относились к подклассу пряничных. Предупреждение гласило, что за раз один персонаж не может использовать более трёх предметов данного подкласса. Словно оправдываясь, обещало при злоупотреблении проблемы с зубами.
Словно невзначай, я вытащил бумажник, пересчитал наличку – не так много, как хотелось бы, но для демонстрации хватит.
Кассир, едва завидев деньги, чуть приоживился. В глубине его глаз мелькнула надежда, что я здесь не просто так и, может быть, чего-нибудь куплю.
Я въедался теперь взглядом во всё, что только видел. Понятно, почему сюда мало кто заглядывает, даже из тех, кто отправляется в приключение. Это я вижу особенные свойства, а вот остальные не видят разницы между местным товаром и тем, что продают в роскошных, полных рекламах лавки.
Верно мне Кондратьич в своей мудрости вещал, что всякий чёрт, он посреди обыденности сидит, да в глубине прячется. Ежели что-то кажется странным, то стоит ненадолго задуматься – вполне возможно, что это "ж-ж-ж" неспроста.
Кстати, о старике…
Я привык думать про Кондратьича, как про мастер-слугу. Старый солдат, с трудом вытянувший меня из самой клоаки отчаяния – я и подумать не мог о том, чтобы взять его в те туннели. Но выбор есть не всегда.
Он вызвался сам – как узнал, от кого? Но стоило мне к нему заявиться, как он уже был во всеоружии. Свежий кортик, невесть из каких запасников вытащенная винтовка…
Для полноты образа ему разве что не хватало пояса с гранатами, да пулемётных лент. Биска, глядя на его усердие, недовольно поморщилась – я попытался выведать у неё, чем ей не угодил Ибрагим в тех туннелях, но она дала самой себе право не отвечать.
Ну да и шут бы с ней, я всё равно упирался в лимит человек. Из каких недр мне вытащить четвёртого, я не знал. Отчаяние было злым, а потому перед сном шептало о том, дабы я попросил помощи у друзей. Ладно там, Женька, но вот Дельвиг со своей девчонкой там такого понапишут-намузицируют, потом сам чёрт ногу сломит.
Во сне мне виделось, что отчаявшись окончательно, я еду к тем самым Уральцам, против которых воевал в "Сплюше" – при виде денег наёмники частенько забывают о былых обидах.
Я даже знал, кто подкидывал мне эту идею – однажды краем глаза видел, как Биска раз за разом оставляет на журнальном столике взятый мной в качестве трофея шеврон.
И вот я вновь оказался почти там, от чего пытался убежать. Николаевич ждал, когда я из-за пазухи вытяну кровнорождённого подопечного, мне где-то требовалось разыскать ещё одного человека для того, чтобы исполнить свой долг перед адскими глубинами, на носу маячили дуэль и практика.
Не любит, ох и не любит меня этот мир! Решил не убить, так сгноить…
Да ещё не шла из головы информация, что за моё похищение заплатила Егоровна.
Биска упоминала мне, что я интересую её как подопытный кролик. После того, что случилось в Ъеатре, мне думалось, что она немного оттаяла ко мне.
Чёрт бы там плавал!
Теперь, после того, что удалось раскопать Кондратьичу, мне думалось только о том, что старуха лишь отложила свои мерзкие планы на некоторый срок, а, может, даже и решила сменить их на нечто зловещее.
Да и Евсеевы… Наташка, якобы сестра, сумела подвести меня под монастырь. Орлов-то ведь из-за неё так взвился. Правда, я толком-то и не понимал, как можно ревновать к сестре, ну да кто его знает, какие гадости мажорчику лезли в голову?
Я покачал головой, прогоняя тщету мешающих мне мыслей. Надо было сосредоточиться на том, что я могу взять с собой в эти треклятые туннели.
Хозяева магазина имели странный вкус. По их мнению, ни одно хорошее приключение не могло обойтись без совковой лопаты. А уж что делать посреди чужеродных глубин без свитков святых писаний – одному только богу известно.
Верёвка казалась мне самым полезным инструментом из представленного – судя по описанию, она готова была обмотаться и закрепиться вокруг чего угодно, обращаясь в тарзанку. Не меньший интерес представляли ключи – сплошь однообразные, но обещавшие вскрыть любой замок до второй степени.
Кассир жадно потёр руки, когда я выложил перед ним набранный скарб и загнул такую цену, что у меня едва глаза не полезли на лоб. Словно опасаясь гнева достойного господина, он спешно и молчаливо ткнул в вывеску над собой – как странно, что я сразу её не заметил. Словно родом прямо из дьявольских идей, она гласила, что несчастный, отважившийся закупаться здесь, должен усвоить простую истину – только три предмета одного типа продаются по указанной цене. Все остальные, что идут сверху, получают дополнительный эквивалент к стоимости – ровнёхонько сто процентов от предыдущей цены. Купил ты три пирожных по пять рублей, будь готов выложить за четвёртое уже десять.
Любопытство желало поиграть с системой – а что будет, если я буду заходить и выходить из магазина? Счётчик обнуляется через время, или так и закрепляется до конца, кхм, приключения?
Решив не играться в хитрость, которая может привести к печальным последствиям, я натянул покерфейс и заплатил.
А то, чуялось мне, проверни я свой фокус, мог добиться того, что цены в магазине поменяются – куда как не в лучшую из сторон.
Я скинул всё в заплечный мешок, поспешил на выход.
Помощь пришла ко мне вчера, когда я уже совсем отчаялся. Биска ластилась ко мне, словно приклеенная не желая оставлять меня ни в горести, ни в печали.
И покушивая мою ману, конечно же – куда ж без этого? Предупреждение гласило, что за каждый день просрочки мой общий запас будет уменьшаться ровным счётом на несколько единиц. Что случится, когда он будет равен нулю, догадаться было не сложно.
Менделеева как будто поджидала меня – иначе объяснить наше чудесное столкновение с ней на улице я не мог. На её лице лежала разве что не тонна пудры, но синяк на щеке всё равно не укрылся от моего взгляда.
Она искала у меня то ли утешения, то ли защиты. А может и просто желала повторения той бурной ночи.
Константин прознал про её выходку в магазине игрушек. Следователи нашли десятки, если не сотни дохлых, крысиных тушек. Следственный эксперемент быстро показал, что оные были родом из лабораторий. Хозяин магазина желал мести, денег и правосудия. Константин Менделеев, как патриарх собственного рода, от комментариев отказался.
И высказал сестре всё, что думает о её поведении, не забывая приложить руку.
Я метался в незнании – считать ли его последним паршивцем, готовым поднять руку даже на собственную сестру, или мальчишкой, что взвалил на свои плечи неподъемный груз ответственности.
С которой, конечно же, никак не мог справится.
Она не рассказала мне ничего. Наверно, даже нашла некоторые из его ударов до жестокого приятными. Но теперь ей хотелось пойти со мной туда, куда я направлялся.
Как только она упомянула дьявольские туннели, я почуял, как где-то внутри меня просыпается паранойя. Появилось неизбывное желание проверить свою новенькую форму на наличие жучков и прочей шпионской атрибутики. Благо, Катька решила сразу расставить все точки над "и".
Ей позвонила Славя. Не знаю почему ангел решила, что Менделеева будет лучшим кандидатом на эту роль, но отказываться от помощи в моём положении – не самый верный выбор.
Как и принимать в ряды приключенцев всех, кого только ни попадя.
Я ответил Кате уклончиво, пообещал подумать над её предложением – надо было сначала узнать мнение Майки. Что-то мне подсказывало, что как только я упомяну род, обративший её родной дом в кучку пепла, огненная дочь Тармаевых тотчас же воспылает, и отнюдь не благодарностью.
Сумка приятно потяжелела. Я выходил из магазина изрядно потратившийся, но довольный. Хотелось поймать автомобиль такси, но подобные чуда редко закатывались в бедняцкие кварталы.
Я бросил взгляд на стенд, где привычно была изображена карта. Будущее ещё не наступило, но приёмы комфортного туризма были здесь прямо оттуда. Что и говорить, магия толкала местный прогресс – знать бы ещё только куда. К краю пропасти или в светлое будущее?
Доходный дом, где укрылся Кондратьич был всего в паре-тройке километров отсюда. Что ж, к старику у меня скопилось немало вопросов, а оттягивать их разрешение и дальше больше не было смысла.
Глава 2
Сегодня старик разжился конфетами. Баранки, чай в блюдце – я почти что чуял себя на даче у бабушки. Самовар блестел золотом. Едва у нас с Ибрагимом появились деньги, он подбоченился и взял самую важную часть работы на себя.
Принялся их тратить.
Что ж, следовало отдать ему должное, если он и позволял себе роскошь, то очень небольшую. Словно рождённый не в деревне, а сразу в душном бухгалтерском офисе, он взялся вести грамоту о расходах, и чуть не помер от счастья, вызнав, что сам Император, после моего героизма, оттаял и готов помочь в восстановлении особняка. В конце-то концов, благородных я кровей, аль нет?
Перво-наперво, он высказался, что раз уж теперича я не абы кто, а гордый ученик офицерского корпуса, то и жить мне лучше всего поближе к Петербургу. Да и безопасней – желающих пустить красного петуха будет поменьше.
Я смотрел на него – и видёл в нём наивного ребёнка. Если там, в больнице, он упрекал меня в излишне розовом взгляде на мир, то сейчас то же самое можно было сказать и про него.
– Кондратьич, – я отхлебнул чай, успокаивающе выставил перед собой ладонь. – Это, конечно, всё очень замечательно, но мне хотелось бы знать сейчас о другом.
Он весь обратился в натянутую струну. Словно ученик, не выучивший урока под взглядом строгого, готового вызвать именно его к доске, учителя.
– Расскажи мне про моего отца.
– А чавой про него рассказывать, барин? Хороший был мужик, царствие ему небесное. Платил мне изрядно, да исправно – никогда при нём его дворовые-то нуждёнки не ведали. Да и…
– Ибрагим, – я остановил льющийся из него поток. – Ты же знаешь, про что конкретно я спрашиваю.
Старик выдохнул, опустил взгляд, разом обратился в потерянного. Махнул рукой, будто говоря – а, да пропадай оно всё пропадом.
– Знаю, барин, как не знать. Думалось-то мне, вот уедем в Питер, помощи попросим, в корпус, стало быть, офицерский пристроим – тут-то старому житью и ага. Конец, стало быть. А прошлое-то батюшкино за вами что телега следом скрипит.
Чую, это я вовремя начал спрашивать. Надо было брать быка за рога. Пока Кондратьич в таком настроении, он мог что угодно рассказать.
Чем больше этого "что угодно" я из него вытащу, тем лучше.
– Какой он человек был? Мне после того удара… немного память отшибло. Вроде помню, а всё как в тумане. Чем занимался? Кольцо-то Кошкино нам ведь не даром доверили.
Учитывая то, что за один великий артефакт готовы были разменять едва ли не полгорода благородных…
Интересно, а как с благородными обстоят дела в Москве? Может, тут по всей стране этих родов, как грязи – чего беспокоиться о сотне другой?
Здравый смысл возразил, сказав, дабы я вспомнил мудрость свое былой юности. Где ты ни крутись, как ни вертись, а столько барыша, сколько в столице хрен где сделаешь. Нечто мне подсказывало, что тут руководствовались тем же принципом. Со всей страны – и в Петербург!
– Скажешь тоже! Не даром, понятное дело. Батюшка твой что бык был небесный: всё знал, да всё видел. Человек ему навстречу только шаг сделает, едва руку протянет, а уж он, почитай, и знал, кто таков, да с каким соусом его в суп класть.
Я кивнул. Значит, верно, что у Рысева-старшего были схожие со мной способности. На родологии нам пытались втолковать, что дар не работает как магическое заклятье. Вещь можно зачаровать – и она раз за разом будет выполнять то заклинание, которое в неё закладывалось.
С родом гораздо сложней – способности со временем морфировались, обращаясь из одних в совершенно другие, а то и вовсе раскалываясь на разные ветви. Орлов бы жутко взбесился, услышь он то, что по секрету рассказал Женька – род судьи вёл своё начало от палачей. И изначально они владели способностью причинять нестерпимую боль чем угодно.
Я глянул на свой палец, вспомнил о той абилке, что даровало мне родство с демонами и знатно призадумался – а не от лукавого ли вся наша магия с родовыми умениями?
Как будто в каждом из нас сидело по кусочку демона.
– Непростой он человек был, барин, не простой. Да ты и сам, чай, помнишь не хужее меня. Тебя вот сопливого на меня оставит – и к Инператору, стал быть, в летний дворец. На доклад, а то как же! А это, почитай, на неделю-другую из дому вона, поминай как звали… А там на день заскочит, и снова на котомке верхом…
– Что же, любил его Император-то, выходит? Жаловал? – спросил я, чуя, как у меня горят ладони. Казалось, что сейчас Кондратьич хлопнет себя по коленям, да скажет – а то как же! Исчо как!
Не сказал. Напротив, словно в пику всем моим ожиданиям, погрустнел, отрицательно покачал головой.
– Когда-то, может, и любил, барин, кто ж тут спорить будет? А потом меж ними как будто кошка чёрная пробежала. А потом и я, дурень старый, за тобой не уследил. Ты тогдась исчо пострелёнком был – два вершка от горшка, уж и не помнишь поди. Кто тебя подговорил, кто надоумил? Весь город на ушах стоял – спёрли, стал быть, кхисту какую-то у инквизаториев. А ты прям в главный кабинет, прям в библиотеку их пробрался – да главе ихней, старуха там, да ты уж, чай, сам с ней виделся – кхисть свою рисовательну и подарить пришел. А с ней, как на грех, сам Инператор был…
Что ж, если это сыграло свою роль в его и моей последующей опале, то всё становится ясно. И без того плохие отношения окончательно порушила пропажа Кошкиного Кольца – тут и гадать не стоило
– Меня тогда сечь велели, ну да биси с ними.
– Отец?
Старик махнул рукой.
– Куда там! Батюшке вашему, барин, куда как чем заняться было, нежели велеть старика плётками излупить. Был бы он тут в тот момент, так может, и вступился бы. А то барская воля была чужая, ну да я уж зла не держу – пустое это. Былое.
Я закусил губу, а после прищурился. Погодите-ка, разлад Рысева-старшего с Императором, выходит, ещё кучу лет назад случился. Да и когда бывший обладатель этого тела по доброте душевной к Егоровне попёрся – ему явно еще далеко до моих лет было. А кольцо-то спионерили не так уж, чтобы и очень давно…
– Кондратьич, а разлад-то из-за чего произошёл? Я ещё, вот помню, нас охраняли Уральцы. Наёмники..
– А вот тут интересна побаечка-то, барин. Разлад из-за работы батюшки вашего.
– Так он в командировках был же. Разве не Царь всея Руси его в каждую дырку пихал?
– Вот-те крест, барин, как верно ты подметил. Царь-батюшка отца вашего куда только деть не желал, лишь бы он в Петербурге поменьше появлялся. Дхипуло-мат, да-с, служба обязывает. Всякие он кунштюки делал, словом мог обжечь – не всяк сатрап плетью управится.
Значит, Рысевы едва ли не с самого моего рождения были персоной нон-грата в этих краях. Что ж, тогда становится интересно, с чего бы вдруг после моего героического сражения с духом театра, я вдруг стал сиять для правителя новой звездой.
Подсказывало мне нутро, что хотят сыграть на мне, как на дудке, даром что не кожаной.
– А про работу. Что делал-то он, не скажешь?
Старик пожал плечами, покачал головой. Оно и естественно – откель простому служке, пусть и мастеру, знать, где и чем промышлял барин?
– А крепостные-то у нас были?
– А то как же, барин! А я-то, по твоему, откель в доме твоём взялся? Нешта, думашь, с Луны свалился? Да вот токмо после законов-то новых – вам ж в сколах-то ваших должны были рассказать – как будто свободу дали. Мол, не барину мы нынче служим, а сами на себя. Да токмо какие в дупу свободы, когда дома – жрать неча, земля вся барская? Тут только кому в землепашцы, кому в солдаты идтить, а повезёт: так лично в офицерское воинство на довольство угодишь. Так то.
– А что же, – я склонил голову набок, – выходит, только на батюшкино жалование мы особняк-то и содержали? Наёмников за хлеб с солью приручили?
– Куда уж там, барин, – Кондратьич снова махнул рукой. – Жалованье по службе у батюшки вашего были, что гроши. Почитай, и не поместье у вас было, а на фоне тех же Тармаевых, так и вовсе пристройка к дому. А наемники – ну, горские эти, с Урала-то, так их барин-старший в последние токмо недели-то и купил. Мож, были у него какие сбережения, я не знать, вот на них и взял. Чуял, что дело-то неладное. А его потом по измене государю арестовали. Как сказали, что повесить хотят – у вас припадок случимшись, я уж и не знал чевой делать-то. Потом, вроде как, помиловали, да что толку? Заменили каторгой – а там разве долго народец-то живёт? Год-два, а потом пой поминальную.
Вот оно, значит чего, мужики. Император-то наш, как погляжу, просто добрейшей души человек! Здравый смысл велел погодить – негоже вот так после одного рассказа Кондратьича выводы делать. Врать-то он, конечно, мне не будет, кто ж тут спорит, да только он всё со своей колокольни вещает. Мол, занимался барин дипломатией – и хорошо, наверно, занимался. А потом р-р-раз! И к царю в немилость!
В такие совпадения разве что только в детском саду и верят. Вдруг, Рысев-старший чем незаконным промышлять начал? Не спроста ж перешёл дорогу сильным мира сего.
И всё ж таки Кошкино Колечко на хранение было нашему роду отдано.
К слову, раз уж заговорили об этом…
– Кондратьич, а наш род был настолько малочисленен? У Тармаевых едва ли не каждая горничная пламя из подмышек выцыганить могла. А у нас?
– А у нас, барин, в подполе квас. Неча мне тут сказать. Да ты и сам, поди, знашь, что ясномудрствование твое – такой себе дар. Вот батюшка твой, поди, и разумел, что ежели всех ясномудрёных в одном месте собрать, так нича хорошего и не будет. Да и не видать, ежели честно, остальных-то – толь скрывают, толь попросту о нём не ведают. Оно ж, отголоски дара в простых людях токмо магией и плодятся. А яка твоя придурь волшба?
Хоть и обидно услышанное, а как ни есть – правда. Ясночтение давало мне преимущество перед противником, выкладывая его подноготную, а иногда и догадаться помогало – где и чего, как устроено. Вот только Майка по-прежнему могла больше моего…
Потому и наёмники понадобились.
– А Кошкино Кольцо – кто украл?
Кондратьич постучал себе по лбу, намекая на мою глупость.
– Я ж тебе ещё у Тармаевых сказывал, что никто. Батюшка-то твой нападения ждал. Чтоб, стало быть, всё сверкало, горело и полыхало. В последние дни всё в кабинете своем торчал. То ли переписывал чегой-то, то ли попросту прятался. Уж как вы его выйти-то просили, а он будто в работе своей сгинул. Ну да вы и сами о том ведь помните, барин.
Я неопределённо кивнул. Что ж, если мой названный отец и сунул голову в пасть тигру, то огонь поглотил все его попытки спасти дело своей жизни.
Знать бы еще только, в чём оно заключалось.
– Кабы не эта работа его треклятая, господи прости, так может, и не было б за вами хвоста, барин. Видать, где-то шибко глубоко он копнул, да у кого не надо что не надо вызнал.
– Что вызнал? – удивился я. Старик замялся с ответом. Где-то внутри него активно скрипели весы, на которые он, что монеты, кидал доводы за и против.
"За", кажется, победили.
– Нашел он что-то, барин. Я знать сам не знаю – не говорил он мне. Да и кто я таков, чтоб передо мной глава рода хучь в чём, а объяснялся?
Я кивнул, признавая его правоту, требуя продолжения. Кондратьич выкладывал передо мной до того скрытую подноготную. Уж сколько я тянул с этим разговором-то…
Да и Кондратьич тоже. Рад мне сейчас всё, как на тарелочке выложить, но ведь до того молчал, боялся.
Что ж его сейчас-то толкнуло на откровенности? Неужто только и надо было, что просто спросить?
Старик продолжил.
– Есть у меня мыслишки, что непросто он раскопал, а супротив самого Инператора, да хранит Бог его душу. Думашь, грешки, они тут только за благородными родами елозят? Тут на каждом, кто на верху, по батальону бесов, да чорт в командущих на спине обитат, да чё да. А на Инператоре, поди, сам Сотона и катается, не будь лукавый помянут.
Я успокаивающе поднял руки, давая ему знак, что лучше умолкнуть. Купола, что мог бы сохранить наш разговор от чужих ушей, не было и в помине, а опыт мне недвусмысленно намекал, что даже у стен есть уши.
Кондратьич сник.
– Прости, барин. Плету, чего только на язык взбредёт – ни на ум же!
Мы помолчали; тишина, повисшая меж нами, была густой и неприятной. Старик отвернулся, уставившись в окно, чуя себя виновным – и в своей словоохотливости, и в том, что рассказал то, чего рассказывать не следовало бы.
Я видел, как ему не нравился бушующий в моих глазах азарт и жажда действий. Словно заботливый родитель – не отец, так дед, он жаждал уберечь меня от грехов предка. Увести, утащить, уволочь – а вместо этого я, неблагодарной скотиной, да бесу в пасть…
И всё равно он при том собирался идти со мной и за мной до конца. Скажи я ему, что назавтра вершу революцию во имя Красного Знамени, да пролетариата, он меня перекрестит.
Перекрестит, спросит, не тронулся ли я умом, часом? А после перезарядит винтовку, выдохнет и спросит, во сколько выдвигаемся.
Я же нутром чуял, что невозможно просто взять, да убежать от прошлого. А учитывая последние обстоятельства и то, как Император вдруг решил мне немного, а подлизнуть жопу, всё складывалось скверно.
Словно кто-то проверял – можно ли меня купить на побрякушки и несколько рублей. Особняк в пределах Питера – это прекрасно. И для меня, и для тех, кому я успел насолить. Орловы, Евсеевы, Константин Менделеев – будь у них возможность, они не преминут сызнова втолкнуть в грязь мой род и имя.
Как будто бы этого некто незримый специально и добивался.
Егоровна? Я покачал головой – нет уж, даже для неё такие многоходовочки излишне сложны.
Или излишне просты – в последнее время она жаждала не убрать меня, а заграбастать…
Я хлопнул себя по коленям, выдохнул, допил оставшийся чай. Надо было срочно менять тему, пока мы окончательно не скатились в мрачные дебри. Начинали с моего названного отца, закончили едва ли не мировыми заговорами против меня. А меж тем, завтра меня ждало просто невероятнейшее путешествие по Туннелям-под-мостом.
Мост был тот самый, что пропускал корабли и на который постоянно туристов таскают взглянуть. Про то, что он поднимается – слышал, а вот чтобы под ним какие-то туннели пролегали – в первый раз.
– Мы завтра засветло пойдём, барин. Ты набрал команду-то? Я б вдвоём с тобой пошёл, да пропадём мы, вдвоём-то…
Как будто впятером мы там пробежимся аки на летней прогулке, хотел мрачно буркнуть я, да не стал. Что ж, мир меня сам к тому подталкивает, накладывает обязательства. Интересно, а если бы я явился туда и в самом деле с гвардейцами Императора – что тогда? Толстяк бы тоже грудью встал на защиту стальной двери, коли нас там меньше пяти бы собралось?
Я усмехнулся, покачал головой, а Кондратьич принял на свой счёт.
