Czytaj książkę: «Деятель»

Пролог

– Я не подпишу твоё заявление, – раздражённо сказал Белый Дракон и отшвырнул листок от себя. – Ты совершаешь ошибку, и я не отпущу тебя!

Это было что-то новенькое. Тихоня замер от неожиданности. Не то чтобы недовольство Белого Дракона было необычным. Такое уже случалось, и не раз, и почти всегда из-за того, что Тихоня что-нибудь делал не так. Однажды даже серьёзно встал вопрос об отчислении из  Школы. Поэтому вполне логично было бы спокойно избавиться от туповатого ученика, тем более, что он и так  хочет уходить… Но, чтобы Сам, собственной персоной  Белый Дракон, два месяца назад повышенный в должности, получивший новый кабинет, нужный теперь чуть ли не всем обитателям Школы, грозный и почти всесильный, не хотел тебя отпускать?!! Вот это, действительно, сюрприз. "Зачем я ему?" – подумал Тихоня. Но спрашивать не стал. На всякий случай. Тут чувствовался какой-то подвох. Может, это одна из фирменных штучек Учителя? Немного потоньше, чем, к примеру, светящиеся глаза или молнии с потолка – арсенал у него богатый… Недаром он стал начальником, а почётное звание "Хамелеон" получено им когда Тихони ещё и на свете не было… Спрашивать ничего не надо, а лучше насладиться моментом. Если считать, что это уговоры, то… приятно когда тебя уговаривают, пусть и таким способом. Тихоня молчал и, опустив голову, разглядывал краешек стола.

Он вдруг подумал, что, несмотря на, без малого, трёхлетнее знакомство, совсем не знает Белого Дракона. Чем тот живёт вне Школы? Что делает дома? И какой у него дом? Чем интересуется, что читает? Есть ли семья?.. Ничего! Хотя на занятиях он говорит много и с удовольствием. Рассказывает разные истории. Большей частью занимательные – про других великих Руководителей или Созидателей. Иногда жутковатые и неприятные – про солдат, которые кого-то насилуют или что-то похожее… Но о себе ни слова! Когда Тихоня поступил к нему на обучение, то совершенно очаровался им. Мог слушать и слушать его часами. Потом очарование сменилось страхом высочайшего недовольства и последующего отчисления. Затем появился скепсис и осторожные революционные вылазки. А завершилась вся эта чехарда более-менее спокойной отстранённостью и партизанским отношением к словам и действиям Белого Дракона. Тут, конечно же, не обошлось без Волка… Он, без сомнения смутьян, этот Волк. Всегда заявит вдруг что-нибудь такое, отчего все застывают в ужасе, а потом тут же начинает извиняться, мол, «простите, пошутил» или «был неправ»… Вот и дошутился!.. Как раз в него-то, без всяких шуток, и попала одна из молний учителя. К счастью Волк остался жив, и, мало того, нашёл в себе силы закончить обучение у другого Руководителя. Правда это ему ничего не дало, но он до сих пор придерживается  другого мнения…

Белый Дракон откинулся в кресле и закурил, глядя на Тихоню своим характерным прищуром. Он всегда был нетороплив, не суетен. Может этим и брал? Умел подождать. Это всем нравится… Тихоня по-прежнему молчал. И не потому что колебался – решение об уходе из Школы Деятелей далось ему нелегко, но он принял его твёрдо и бесповоротно. Тем более что, по большому счёту, иного выхода и не было – так Тихоне заявила Ведьма – либо жизнь, либо тихая смерть где-нибудь в недрах Школы, на уроке по Адаптации или Мимикрии, или «чем вы там ещё занимаетесь»… Не доверять Ведьме не было никаких оснований, она всегда оказывается права. Молчал Тихоня потому, что знал один единственный  способ противодействия неодолимой силе убеждения Белого Дракона.  Сработать он мог  лишь в одном случае из тысячи, но попробовать стоило. Оружие было очень простое – почтительное молчание! Тихоня боялся и не хотел словесного поединка. Исход известен заранее – его опять уговорят, он согласится и что потом? Снова записываться на приём с заявлением?.. Глупо!.. Но самое худшее не это, а то, что если начнутся выяснения почему и отчего, как он объяснит? Расскажет про Волка и Ведьму? Да Белый Дракон даже упоминания про Волка не потерпит – уничтожит на месте. И про Ведьму лучше не заикаться, не поймёт. Короче, теперь ситуация принципиально другая – вопрос ребром. Поэтому и действовать надо примитивно – молчишь, как на допросе и от тебя отстают… будем надеяться. Ну а не сработает… Всё-таки  жизнь дороже, и если его не отпустят по-хорошему, он устроит саботаж или, в крайнем случае, диверсию, но в Школе не останется ни за что. Только бы не начал расспрашивать!.. Тихоня слегка улыбался и почтительно НЕ смотрел на собеседника. Белый Дракон докурил сигарету и резко выпрямившись в кресле, безразлично сказал:

– Впрочем, если ты настаиваешь…

Тихоня почувствовал гигантское облегчение – над ним сжалились и пощадили.

Не поднимая глаз, он тихо, но уверенно сказал:

– Да, я настаиваю!..

– Хорошо, – легко ответил Белый Дракон и подвинул к нему подписанное заявление.

Тихоня сделал ещё одну небольшую паузу, без резких движений взял лист и поднялся. Теперь можно и даже нужно было посмотреть на своего, уже бывшего, Первого Руководителя. Разумеется, не в глаза. Пару раз за всё время обучения Тихоне доводилось смотреть в глаза Белому Дракону больше двух секунд. Вопреки рассказам старожилов, смертельным исходом это не закончилось, но повторять те свои невольные подвиги очень не хотелось!

В рамках субординации, как исключение, допускалось смотреть в глаза Руководителю не более 2-х секунд и исключительно для того, чтобы лучше усвоить его наставления, приказы или рекомендации для точного их выполнения. В остальных случаях Правила Школы Деятелей предписывали Ученику-Сотруднику смотреть на любого вышестоящего Начальника не выше воображаемой линии, проходящей на уровне его плеч. Это правило Тихоня выполнил в точности. Теперь нужно было подождать, когда тебя отпустят.

– Напрасно ты это делаешь, – холодно сказал Белый Дракон и добавил, – дурак!

Отвернувшись, он дал понять, что встреча окончена. Тихоня, как полагалось, постоял ещё секунду, попрощался и медленно вышел за дверь, осторожно закрыв её за собой. Его немного озадачило такое поведение Белого Дракона. Говорят, когда кого-то отчисляют, по Правилам Руководитель должен провести утешительную беседу, ободрить ученика, подсказать ему куда пойти дальше учиться или работать, в общем, дать наставления на будущую жизнь… А тут… несколько странных фраз и всё! Не мог же такой… – наверное, он всё-таки  человек – нарушить Правила?! Странно! Тихоня прислушался – из-за массивных дверей не доносилось ни звука. «Ладно, – подумал он, – об этом можно поразмышлять и подальше отсюда. Не будем испытывать судьбу!..»

Проделав привычное путешествие по лабиринтам лестниц, коридоров и залов, Тихоня вышел, наконец, из полутёмных и прохладных стен Школы во влажную духоту улицы. В Природе стояло лето, теплынь, солнце и, похоже, ей не было никакого дела до глобальных и, безусловно, талантливых замыслов людей. Сколько раз, выходя после занятий на улицу, Тихоня замечал это противоречие. И каждый раз хотелось непременно додумать, дочувствовать, понять до конца, разрешить его как-то. Но ответ постоянно ускользал, растворялся в безумной усталости или в стремительно подхватывавшей суете.

Теперь же думать не хотелось, никаких противоречий отныне не существовало. Не надо рано вставать, чего Тихоня терпеть не мог. Не надо повторять утомительные упражнения, не надо голодать, пропадая на нескончаемых лекциях. Не надо уставать почти до потери сознания. И, самое главное, с этого дня и во веки веков никогда не будет этих жутких Демонстрационных Показов! Их Тихоня не любил больше всего – самое нервное мероприятие, проходившее чуть ли не каждый день. То надо было показывать своему Первому Руководителю усвоенное упражнение или выполненное задание, то устраивался показ для вышестоящего начальника, а раз в несколько месяцев специальная комиссия из Высшего Руководства Школы устраивала генеральный смотр успехов учащихся… Справедливости ради, нужно отметить, что последнее время, будучи по болезни в отпуске, ему и не приходилось всё это делать, но необходимость обязательного возвращения оставляла в постоянном, изнуряющем напряжении и отравляла существование. Теперь ничего подобного в его жизни не будет, и постепенно осознавая этот новый факт, Тихоня сравнивал свои ощущения с освобождением из тюремного заключения. И, несмотря на то, что дальнейшие жизненные перспективы не давали о себе знать, впервые за последние три года, Тихоне стало легко и даже весело… Он посмотрел по сторонам и улыбнулся. Никто не подошёл к нему, не подскочил, не подбежал, не вырос рядом, не окликнул – лето, все в разъездах. Он шумно выдохнул и пошёл по улице, прочь от величественного здания Школы. Теперь нужно было найти какой-нибудь транспорт, чтобы добраться до дома.

Часть первая

1

Фургон, давно уже маячивший на горизонте, наконец, приблизился и, угрюмо рыча, со скрипом и стонами нехотя подползал к остановке. Тихоня, не любивший общественный транспорт, с удовлетворением отметил, что по счастью фургон оказался длинным, а значит есть надежда на свободные места и обладал большими окнами, а значит, в крайнем случае, можно будет сосредоточиться на пейзаж за ними…  С транспортом в Городе последнее время складывалась напряжённая обстановка. У кого есть такая возможность, предпочитают передвигаться на собственных самоходках. Старики стараются не отходить далеко от дома – только до магазина и обратно. А остальным тяжеловато – перевозку можно и не дождаться вовсе, а идти пешком километров по пятнадцать или больше мало кто может себе позволить – и времени на это нет и сил! Говорят, Поселенцы умеют так долго ходить и практически не уставать, но они в Городе не водятся… У них там хорошо, в Лесу. И вода чистая и воздух другой и еда натуральная. А механизмов, говорят, почти совсем никаких нет. Может оттого они такие крепкие? Тихоня, правда, ни одного живьём не встречал, но рассказов слыхал много, и видел изображения. Хотя… изобразить нынче можно что угодно…    Тихоня забрался в салон, свободные места действительно были и он устроился на одно из них, – любимое с детства, – у окна. Фургон ещё какое-то время поотдувался, с лязгом задвинул двери и, задрожав всем своим проржавевшим телом, медленно отлепился от остановки. Путь предстоял долгий и Тихоня пожалел, что забыл взять с собой книгу. В окно смотреть быстро надоело, и он стал вспоминать аудиенцию у Белого Дракона. «Странно, – подумал Тихоня. – Не спросил, почему я ухожу!.. И более странно, что отказывался подписать заявление… А потом, раз, и подписал. И дураком обозвал!.. Да… чем дольше находишься в Школе, тем меньше понимаешь слова и поступки людей. Хотя, Белый Дракон утверждал, что именно этому нас и учит! Хорошо ещё, что не принялся расспрашивать, а то бы я про Волка наверняка ляпнул…» Вспомнился, кстати, последний разговор с Волком. Тот никогда не отказывал в общении, но всегда выдавал столько информации, что неподготовленному Тихоне по первости становилось плохо и приходилось прерывать сеанс, чтобы осмыслить всё услышанное. Потом стало попривычнее, выработалась какая-никакая стойкость к умопомрачительным откровениям и выводам Волка. Из всего массива получаемых сведений Тихоня удерживал в памяти едва ли десятую часть и постоянно возвращался к прежним темам, задавая одни и те же вопросы. Волк не сердился, а всегда с удовольствием отвечал снова и снова. Обыкновенно их разговоры длились нескончаемо долго и обоим было не остановиться. Но в этот раз общение выдалось неожиданно кратким.  Как обычно Волк вызвал Тихоню и, спросив как дела и самочувствие, почти сходу бухнул, что пришла новая тема. Тихоня спросил какая. Волк сделал всегдашнюю паузу, чтобы точнее сформулировать для сообразительного собеседника и сказал:

– В общем… эээ… теперь можно менять прошлое…

– Какое? – спросил Тихоня.

– Любое… эээ… можно прошлое этой жизни… ммм… а можно даже и предыдущих…

– А как ты поменяешь прошлое, оно же свершилось уже, зафиксировалось? – не понял Тихоня.

– Ммм… да вот в том то и дело, что не зафиксировалось… Эээ… если принять во внимание, что время… вещь вспомогательная, так сказать, необходимая мера воздействия на несовершенное ещё, трёхмерное существо, то есть… ммм… на самом деле его в остальной Вселенной нет, и всё – прошлое, настоящее, будущее – содержится … эээ … в одной точке, существует одновременно и связано друг с другом, то… ммм… можно воздействовать на отдельные составляющие этого целого… и… эээ… меняя что-то одно, ты автоматически, меняешь и остальное…

– Угу, – начал вникать Тихоня.

– В данном случае… эээ… пока наше сознание как бы разорвано и существует … эээ… фрагментами, то мы можем поменять всё… эээ… меняя знакомое нам прошлое из настоящего.

– Тогда поменяется и будущее и само настоящее? – спросил Тихоня.

– Ну, да, да, конечно же… В общем, методика такая. Берёшь любой эпизод в прошлом. Особенно проблемный… или вызвавший, на твой взгляд, проблему и переигрываешь его. Переделываешь. Как будто переписываешь книгу с определённого места. Дописываешь другой финал – лучший, более для тебя благоприятный…

– И что тогда?

– Тогда, когда ты его закрепишь в сознании настолько что как бы забудешь о нём, он отправится дальше, в более тонкие слои твоего существа, – хочешь, называй это подсознанием, – и начнёт там работать, изменяя твоё прошлое,  а потом… ммм… как круги по воде, дальше меняя всё остальное… Нагружать тебя сейчас не буду. Попробуй сам, как понял, поработать. Потом расскажешь о результатах. Всё, нам надо гулять. Пока…

– Постой, ты сказал, что не только в этой жизни… а по прошлым как? Я ведь не помню, что было в прошлых жизнях… и никто не помнит… Как переписывать?

– Эээ… сейчас объясню… У тебя здесь есть какая-то проблема. К примеру… эээ… жадность… Так вот, концентрируешься на этом слове. Думаешь о жадности… и… эээ… ждёшь какого-то ответа, допустим, картинку в сознании. Дальше, посмотрел, что это… предположим, увидел ты, как горит твой дом, а ты какой-нибудь древний торговец… и у тебя там всё сгорает…эээ… полностью, всё имущество и богатство. Ты не согласился с этим, не принял, как данность… ушёл в негатив, обиделся на Бога и так далее. То есть не понял для чего тебе это давалось.  А в эту жизнь пришёл уже с той же обидой  и с… эээ… боязнью потери… с жадностью пришёл. Вот у тебя ничего и не клеится – всё хочешь прибрать, да сохранить, а отдавать не хочешь… А так нельзя. Если ничего не отдавать, тогда взаимообмена не происходит и останавливается развитие… Ну, дальше и сам знаешь…

– Так а что в такой ситуации переделывать-то? Представить, что не было пожара, что ли?

– Можно, конечно, и представить… эээ… но это, я думаю, не поможет… Лучше всего согласиться… ммм… принять… понять для чего это было нужно…

– И что, это и будет изменение? – с сомнением спросил Тихоня.

– Ну да… ммм… если продолжить мой пример, то получится, что согласись ты тогда с произошедшим, прими как данность и может тебе дали бы шанс… эээ… подняться, приобрести ряд новых качеств… эээ… может ты бы снова разбогател, но уже с другим отношением к своему богатству… ммм… или НЕ разбогател, но остался бы просто состоятельным в материальном плане человеком, зато счастливым и духовно богатым при этом… То есть ту жизнь ты бы окончил в спокойствии и счастье и… эээ… ушёл бы без «хвостов», так сказать, с зачётом… И тогда причины для нынешней бедности и жадности нет – ты её убрал… ммм… переписал… Ежели причину убрать, так и следствие уйдёт. То, что каждый из нас здесь имеет, это с одной стороны данность, а с другой… следствие. И если тебе оно сильно мешает, то можешь попытаться его устранить… эээ… вот так. Ну, ладно, нам надо погулять выйти… Так что пока, до связи. Я думаю, сам разберёшься…

Волк отключился, как всегда оставив после себя массу вопросов. «Вот, – подумал Тихоня, – для него всё элементарно – выдал и ушёл гулять! А ты думай теперь…». Волк с Ведьмой (которая была его женой) почему-то любили выйти из дому и ходить по близлежащим дворам. Без цели. Тихоня сначала думал, что «погулять» это название такое, за которым стоит ритуал или ещё что загадочное, но они действительно гуляли и всё. Впрочем, на самом деле никто не знает чем занимается Ведьма, даже когда моет посуду или зашивает мужу носки. По словам Волка, она одновременно видит порядка пятнадцати измерений, а может и больше. Постоянно!

Тихоня после этого разговора пробовал применить новую информацию, но у него ничего не получалось. Он уединялся, медитировал, создавал условия, но… сложность заключалась в другом – мыслей и картинок возникало такое множество, что разобраться в них было абсолютно невозможно. В голове царила неразбериха и Тихоня пришёл к выводу, что упустил нечто важное, пообещав себе в следующий раз обязательно расспросить Волка о подробностях и нюансах и на время оставил попытки. Сейчас же, когда так спокойно и естественно всплыло предложение Волка, Тихоне, пользуясь возможностью подаренной вынужденным бездействием, захотелось попробовать снова – вдумчиво и неторопливо. Многое из того, что излагал Волк для Тихони было непонятно, туманно, в некоторой степени сомнительно и, в то же время, после честных попыток внедрения, если уж и не срабатывало на все сто, то в любом случае всегда обнадёживало и поднимало настроение. А относительно своей жизни Тихоня и сам видел – кое-что давно уже стоило поменять и пускай бредовый, но вот он способ. «Бог с ними, с прошлыми жизнями, – подумал Тихоня, – вспомнить бы эту хоть немного!.. Вот только… с чего начать?..»

Хорошей памятью он не мог похвастаться, но… как не раз говорила ему Ведьма «просто начните с того о чём думаете!».

Ни о чём конкретном не думалось, но исключительно потому что Школа занимала так много места в его жизни, направление мысли долго выбирать не пришлось и он «просто начал»…

2

Своё детство Тихоня не находил каким-то особенным. Его родители не были бедны, но и богачами тоже не слыли. Высокими званиями оба не блистали и, кроме заведения потомства, не имели ровным счётом никаких достижений ни в одной из многочисленных областей применения человеческих сил. Момент для появления на свет Тихоня избрал самый, что ни на есть, наилучший – в Стране уже несколько десятков лет никто не воевал, сильно не бунтовал и жизнь протекала спокойно и размеренно. Подавляющая часть родившихся тогда детей с избытком обеспечивалась всем необходимым и не испытывала ни в чём нужды. Разве что, кроме родительского внимания, отдававшегося почти целиком работе и отчасти долг этот выплачивали бабушки и дедушки, освобождённые от радостно-добровольной обязанности каждодневного труда. Тихонино поколение, с пелёнок заласканное и избалованное, дало впоследствии мало талантливых и светло реализовавшихся людей. Единицы нашли себя в созидательных делах, сумев обрести компромисс между «суровой реальностью» и поэзией собственной Души. Кое-кто из них стал знаменит, породив (обычно ценой своей жизни) отряды подражателей, завидующих, уважающих и, изредка, последователей. Остальные же либо неприкаянно бродят по миру, в поисках Истины и Умиротворения, а чаще доказывая кому-то собственную состоятельность, либо пытают удачу в области получения различной выгоды, часто связанной с обманом вольным и невольным. Последняя стезя, манившая поначалу сказочными перспективами, на деле не приносила ни ожидаемого счастья, ни какой бы то ни было пользы – значительную часть жизненного времени и сил приходилось тратить на борьбу с чувством вины, страхом возмездия и потери нажитого, а также на то чтобы заново ловить и подпитывать краткое, постоянно ускользающее удовлетворение. Родители Тихони, как и большинства его ровесников, сами не испытали радостей детства. Им достались разруха и опустошение последней большой войны, длившейся несколько долгих лет и отобравшей не только отцов, но и самую прекрасную пору жизни, её рассвет. Перетерпев полуголодное и полураздетое младенчество, они при первой возможности переходили к трудовой деятельности, помогая взрослым восстанавливать Страну и не знали что это такое – беззаботное, сытое счастье детства. Поэтому, став любящими родителями, каждый в меру личных, сугубо теоретических, представлений о предмете, всеми силами постарались обеспечить своим детям «достойную жизнь». В результате, как только ребёнок начинал более-менее осознанно глядеть на окружающий мир, его тут же брала в оборот новейшая философия, суть которой в основном сводилась к следующему – «жизнь коротка, надо стремиться быть лучшим и первым, чтобы хорошо устроиться и получать от жизни удовольствие. И не абстрактно-чувственное, а реально-материальное. Нужно помнить, что всего на всех не хватит, поэтому смотри чтобы тебя не опередили, береги завоёванное и в крайнем случае, все средства хороши для достижения твоих целей. Кроме того надо быть упорным и бороться, чтобы сверху тебя заметили, отметили, поощрили, продвинули и, как неизбежное следствие, вручили вознаграждение!». Тихоне такая философия сразу показалась скучной и не заинтересовала его – тем паче, что он ещё умел, как и всякий ребёнок, наслаждаться бытием, как таковым, без условий. С другой стороны удачным можно было считать тот факт, что ни мать, ни отец не стали приучать его «ходить по головам» чтобы добиваться своего, и не сотворили из него идеального потребителя, следя – для его же безопасности – лишь за тем, чтобы он не выделялся из общей массы. И сперва это удавалось – Тихоню считали всего-навсего немного скандальным и чуть более, чем другие, капризным мальчиком, что впрочем не являлось отклонением от нормы. Но с течением времени он всё разительнее отличался от своих сверстников. Первое, что кроме скандальности было отмечено и не только им – он раньше других научился читать и писать. И не как-нибудь, а быстро и грамотно. На этом дело не закончилось. Внешне это был обычный ребёнок из обыкновенной  среднестатистической семьи. Ничего выдающегося или мало-мальски интересного. И сам он удачно соответствовал до поры до времени этой видимости – чему, к слову, в какой-то мере поспособствовала его бабушка, которая когда бывала не в духе, со свойственной деревенским выходцам прямотой, вслух сравнивала своего внука с фрагментом элементарного удобрения оформленного как известное лакомство… Тихоня, от рождения умея созерцать и наблюдать, рано заметил скуку и тоску, сопровождавшую существование его родителей и взрослого окружения. Складно мыслить он ещё не умел, но чувствовал вполне логично и чётко, что скоро привело его к осознанию необходимости поиска и выбора такого образа жизни, при котором скучать и тосковать ему не пришлось бы. И вот, спустя какое-то время, люди вокруг стали замечать в нём спонтанное проявление некоторых действительно интересных способностей. Например, к изменению формы по собственному желанию или, позже, склонность к звуковому и визуальному воздействию. Происхождение этих пугающих, но манящих своей загадочностью даров неизвестно и совершенно нелогично – никто из родных ими не обладал. Не смотря на это обнаруженные таланты и не думали «проходить со временем», как уверяли врачи, а росли и ширились, становясь чем-то вроде предмета гордости родителей. Которые знали, что, как все нормальные люди, они обязаны гордиться своим ребёнком и должны, как все нормальные люди, делать это во что бы то ни стало и несмотря ни на что. А покуда Тихоня не мог предложить им ничего более существенного чем подозрительные и странные проявления, то пришлось скрепя сердце смириться и рекламировать то, что есть… На их удивление другие родители искренне восхищались и смотрели с уважением на производителей таланта, пусть даже и странноватого…

Для счастливого же дарования всё это было как-то несерьёзно. Скорее, забавно. И когда кто-то из взрослых вдруг сказал Тихоне, что у него одна дорога – в Школу Деятелей, тот удивлённо спросил: "Зачем?". Ему ответили: "Ну, будешь известным человеком. Будешь… это… что-нибудь показывать! Тебя все будут знать и уважать…". Тихоня не придал ровно никакого значения данному откровению – он тогда ещё и знать не знал ни о какой Школе, а о Деятелях ему было известно только то, что они существуют. Хотя, несколько раз его ребёнком брали с собой на вечерние Демонстрации в Центр Воздействий. Единственное, что Тихоня запомнил это то, как он с парочкой таких же культурно воспитуемых, носился по коридорам, окружавшим снаружи Главный Зал. Ему нравилось начало действа, когда звонили в колокольчик, все вдруг затихали и в Зале медленно гас свет. Было в этом нечто таинственное и обещавшее какие-то волшебные подарки. Но дальше ничего особенного не происходило, и маленький Тихоня отправлялся в коридор с мягкой ковровой дорожкой красного цвета. Там было тихо, чисто, и вкусно пахло лакированным деревом и кожей. Кроме удовольствия побегать, в программу вечера неизменно входило что-нибудь вкусненькое, запретное в обычной жизни, которое родители приносили во время перерыва из буфета. Вот и всё, что Тихоня мог бы вспомнить о походах в Центр Воздействий, не более… Деятели и то, что с ними связано мало его интересовало, а точнее, не интересовало вовсе. Он готовил себя к другой стезе – исследованию Океана. Его стихия – уходить в далёкие и долгие экспедиции, обрастать бородой, покрываться загаром и, конечно – как же без этого?! – рискуя собой опускаться в неизученные недра, открывая попутно что-нибудь новое и полезное… Но, как это бывает с большинством молодых людей готовящихся ко взрослой жизни, родственное вкупе с дружественным окружение готовило ему иное будущее и разговоры о Школе Деятелей всё чаще звучали в поле восприятия Тихони. Разумеется, после того, как тебе твердят на протяжении нескольких лет, что у тебя способности, вернее, «не побоимся этого слова», Талант, и в срочном порядке нужно идти туда-то и других вариантов попросту нет, ты уже, сам не зная почему, особо не размышляешь, а идёшь куда сказали. Тем более что ты молод, неопытен, в этой самой взрослой жизни пока что не разбираешься, а мудрые старшие и чуткие друзья подсказывают и лучше тебя понимают что к чему. В итоге, к моменту окончания своего Районного Общеобразовательного Центра Тихоня не сомневался куда следует направить своё движение. На отдельной деловой встрече для выпускников он озвучил личные планы на ближайшее будущее и тут же получил подтверждённое справкой звание Соискатель.

3

Первая попытка поступления оказалась неудачной, несмотря на то, что Тихоня отнёсся к ней вполне серьёзно. Сначала он разыскал Мину – старую и опытную сотрудницу одного из филиалов Центра Воздействий. Тихоня иногда посещал её кружок по Истории Превращений, который она после основных уроков вела в Общеобразовательном Центре. Мина быстро вспомнила Тихоню и, по старому знакомству, согласилась потренировать его. Заниматься было негде, так как престарелую, но неутомимую Мину всё-таки выпихнули недавно на заслуженный отдых, поэтому она предложила свой дом в качестве учебной демонстрационной площадки. Тихоня всегда с теплотой вспоминал старушку Мину и её «домашние уроки». Она как никто умела похвалить и поддержать. Во всяком случае, с ним именно так и было. Во время каждой тренировки она не раз находила повод для одобрения и воодушевляющего слова. А её любимую фразу «Дорогу осилит ИДУЩИЙ!» он запомнил на всю жизнь и в тяжёлые минуты повторял её про себя голосом и интонацией Мины. Она восторженно рассказывала Тихоне о Центре Воздействий и старых Деятелях, которых лично видела. Ей самой не удалось состояться Деятелем в полной мере, но она ни о чём не жалела и не жаловалась. В Демонстрациях поучаствовать ей довелось и того довольно! Она так одухотворённо говорила о Деятелях, что Тихоня впервые всерьёз заинтересовался этой профессией. С Миной Тихоня чувствовал себя могучим и непоколебимым и остался благодарен ей за то, что она подарила ему столько уверенности в себе… После одной из тренировок, Мина не похвалила Тихоню как обычно, а посмотрела на него долгим задумчивым взглядом и изрекла:

– Ну, вот! Всё, что могла я сделала! Пора двигаться дальше!

И, через пару дней, познакомила его с Живчиком – худощавым, некрасивым на первый взгляд, загадочным типом, чрезвычайно активным, обезоруживающе обаятельным, владевшим какой-то нечеловеческой красоты голосом и в довершение своих ярких достоинств, бывшим уже в ту пору весьма влиятельным и успешным педагогом Школы Деятелей. Тут, конечно, Тихоне повезло и крупно. Не потому, что Живчик составил протекцию. Он этого не любил и крайне редко делал. Никакой протекции не было, а была тщательная, диктаторски жёсткая подготовка ко Вступительным Испытаниям. Оказалось, что попасть в Школу очень и очень не просто… даже по рекомендации! Во-первых, для Тихони стало открытием, что ежегодно тысячи Соискателей съезжались со всей страны, чтобы попытать счастья и стать Учеником. Во-вторых, иметь определённые способности было далеко недостаточно для успеха в поступлении. И самая лучшая тренировка не гарантировала место в Школе. Бывали случаи, когда кто-нибудь случайно оказывался на Вступительных Экзаменах и принимался в число учеников безо всякой подготовки. Кроме этого, удачное поступление главным образом зависело от Первого Руководителя, отбиравшего претендентов. Отдельный Соискатель мог не понравиться ему внешне, и участь бедолаги решалась молниеносно. Поэтому, кстати, среди поступавших сформировалась особая группа «избранных», составлявшаяся из опытных неудачников. Они приезжали из года в год, были искушены в деталях и снисходительно наставляли новичков. Некоторым из бывалых везло, и они всё-таки попадали в Школу. Другие, в конце концов, сдавались и, либо направляли свои способности в иное русло, либо разочаровывались, утешаясь чем-то менее сложным и интересным. Тихоня тоже поневоле попал в группу «избранных», поскольку, в первой своей попытке, видимо не понравился или не подошёл по каким-то другим требованиям. Он «слетел» на первом же Испытании, не успев как следует расстроиться или разозлиться. Живчик выслушал его отчёт и философски заметил, что не он первый, не он последний, что «молодой ещё», времени до следующего набора предостаточно и надо готовиться дальше. Тихоня согласился с его оценкой, пожалев только о том, что всё закончилось так быстро.

Весь долгий год до нового поступления Тихоня твёрдо решил провести в подготовке и мечтах о грядущем обучении. Он уже не представлял себе другого будущего, не рассматривал подстраховки, пути отступления. Его решимость не знала границ. На волне эйфории от радужных перспектив, Тихоню иногда выносило за финишную черту долгого Школьного марафона, но тут смелые мечты окунались во мрак полной неизвестности. По рассказам людей осведомлённых, выпускники обычно направляются в региональные филиалы Центра Воздействий. А если повезёт, то тебя могут оставить и в Городе. Шансы невелики, но есть – Город большой и в нём самом таких филиалов штук десять. Для карьеры это полезнее, чем отправляться неизвестно-куда за Средние Пределы и прозябать там в неизвестно-каком захудалом поселении годами ожидая, что тебя заметят и переведут в Город. Многие выпускники так и канули, пропали в этих маленьких городках.