Czytaj książkę: «Хамса. Пятерица»

Czcionka:

* * *

От автора

Хамса – это традиционная форма трактатов азиатских авторов, которая предполагает раскрытие пяти тем, которые автор считает наиболее важными. На русский язык «Хамса» может быть переведена как «пятерица».

Первая тема: «Аксиома существования» – философское обобщение Дарвинизма на всё сущее, включая косную материю, идеи, идеалы красоты и различные общества. Показывается, что всевышнему не нужно было работать семь суток – достаточно было «запустить» аксиому существования, и можно идти отдыхать. Кроме того, анализ более тонких вопросов развития – в смысле перехода на более высокий уровень – показал, что развитие осуществляется наименее устойчивыми представителями рассматриваемого уровня.

Вторая тема – «Происхождение Человека» – исследуется на основе «аксиомы существования» с привлечением легендарных повествований о тех временах, разбросанных в Библии, тибетских и других преданий. Анализируются условия и основные факторы, которые могли бы заставить какую-то группу приматов так поумнеть. Ибо «мозг, как клыки и рога, – это выработанные эволюцией средства выживания».

Побочным выводом представленного подхода является естественнонаучное, атеистическое определение Бога.

Определяются основные характеристики Человека, который выделился из животного мира. Дело в том, что через некоторое время после того, как Человек стал Человеком – за счёт мозга – он сумел кардинально изменить условия существования, и некоторые характеристики, стали для потомков несколько обременительными. Из-за этого у различных потомков можно видеть как бы расчеловечивание. На что, по свидетельству древних греков, иногда палками намекал небезызвестный Диоген.

Третья тема: «Невидимое оружие».

Исследуется вопрос об эффективности различных войск. Показывается, что более человечные войска более эффективны. Это показывается на различных примерах, например, монголах Чингисхана, ранних мусульманах, железнобоких Кромвеля и т. д. При этом широко используются различные положения теории пассионарности Л. Н. Гумилёва.

Четвёртая тема: «Русская эпопея Бату хана».

Это в принципе продолжение третьей темы, но на территории Руси. На более узкой территории, но более подробно. С исследованием взаимоотношений между Ярославом и Батыем, Сартаком и Александром Невским и т. д.

Пятая тема: «Причина развала СССР».

Анализ капиталистического общества, проведённый К. Марксом, показал теоретическую возможность более эффективного общественного устройства. Советский Союз на практике подтвердил это положение К. Маркса. Особенно заметно это было в 60–70-е годы XX столетия.

…В 1991 году Советский Союз распался.

В пятой части пятерицы рассматриваются причины развала Советского Союза на основе «аксиомы существования» и теории пассионарности Л. Н. Гумилёва. Автор надеется, что всем, кому небезразличны вопросы развития человечества, будет интересно ознакомиться с предлагаемым опусом.

Аксиома существования

Предисловие

В котором читатель знакомится с Ахуном Сезимли, изложившим настолько привлекательный подход к жизни и науке, что это обстоятельство вынудило вашего покорного слугу засесть за письменный стол, несмотря на то, что он никогда не помышлял ни о какой мести графоманам и никогда ранее не покушался на время ни в чём не повинных (скорее, даже уважаемых) читателей.

Зло, которое мы причиняем, навлекает на нас меньше ненависти и преследований, чем достоинства.
Ф. де Ларошфуко «Максимы»

В бесплодное дерево камнями не кидают.
Саади

Ректор его недолюбливал. Самыми престижными факультетами педагогического института считались факультеты общественных наук, и они были постоянно переполнены. Ректору, преподававшему историю и философию, мешало гордиться такой ситуацией только одно. Студенты упорно сбегали с его лекций на лекции и семинары его коллеги – Ахуна Сезимли. Особенно донимало его то, что преподавали они по одной и той же (им самим утвержденной программе).

Через некоторое время (из-за резкого перекоса численности студентов на различных факультетах) оказалось, что в области слишком много преподавателей-«общественников». Многие студенты самых престижных в недавнем прошлом факультетов попали в незавидное положение работающих не по специальности. Ректор даже завёл привычку, покровительственно похлопывая их по плечу, затевать разговор на тему о безрассудстве их увлечения. Но вскоре эта привычка ректора бесследно исчезла. Невероятно, но оказалось, что безрассудные «общественники» довольно успешно адаптировались в самых разнообразных сферах. Эту историю рассказал мне агроном совхоза-миллионера, называвший себя агрономом от факультета истории. То, что он нашёл себя на этом поприще, не вызывало сомнений. В совхозе его уважали, а сам он приписывал это своему умению претворять в жизнь идеи и советы Ахуна Сезимли, которые во многом способствовали повышению благосостояния их совхоза, хотя при этом порой и приходилось идти наперекор общепринятым понятиям.

Например, в начале семидесятых годов они ввели методику высаживания саженцев с учётом сохранения ориентации их относительно частей света. При этом была достигнута почти стопроцентная приживаемость, чего никак не могли добиться раньше, даже перевозя саженцы вместе с «родной» землёй. Саженцы относительно быстро начинали плодоносить, так как их «силы» перестали расходоваться на «самопереориентацию». Деревья в саду росли стройными и изящными – без всякой тенденции к закручиванию стволов.

Другой совет помог избавиться от пчелиного клеща варроа – страшного бича пчеловодов. В Японии для того, чтобы избавиться от него, в 60-х годах уничтожили всех пчёл на всех островах. Потери исчислялись миллиардами иен. Совхоз избавился от клеща при помощи бани-термостата, в которой достаточно строго поддерживалась постоянная температура. Превышение необходимой температуры на 2 ℃ поражала уже и пчёл. А недобор температуры в 2 ℃ давал возможность выживания клещу. Эта идея основывалась на известном пчеловодам факте, что свою привычку к относительно высокой температуре пчёлы используют в борьбе с осами. Окружив осу плотным роем, внутри которого создаётся повышенная температура, они умерщвляют наиболее наглых ос без единого укола жалом.

Один из советов заключается в идее получения двух урожаев в год. В условиях Узбекистана, убрав хлопок, можно засеять поле озимой пшеницей, которую жнут в апреле. Опоздание с засевом хлопка приводит к потере нескольких процентов самого некачественного хлопка (последнего сбора). Но эта потеря компенсируется полновесным урожаем пшеницы. При этом, конечно, требуется достаточно мощная база минеральных удобрений, чёткое соблюдение севооборота (во избежание быстрого истощения почвы) и проведение дополнительных операций, но получаемая овчина стоила выделки. Претворение этой идеи в жизнь окончилось тем, что областные власти, отвечавшие только за сдачу хлопка, превратили председателя в «козла отпущения». В тот год противоселевые дамбы, не выдержав, сыграли роль селенакопителей. Во многих местах области в июне, после небывалого селя, хлопок пришлось пересеивать. Доказательства, что урожай июньского пересева не зависит от времени посадки испорченного селем посева, почему-то в расчёт не принимали. Таким образом, председатель самого рентабельного в области совхоза оказался последней жертвой селя.

Несмотря на такой урок, новый председатель вместе со своим агрономом от факультета истории частенько обсуждал с Ахуном Сезимли разные премудрости сельского хозяйства.

Впервые я встретил Ахуна Сезимли в этом совхозе на вечерних сборищах, центром притяжения которых он и является. Днём он со своими студентами занимался археологическими раскопками в близлежащем городище Дальверзин, построенном в Ферганской долине в IX веке до нашей эры (во время возникновения государства Урарту). Цитадель и основные контуры городища были раскопаны предыдущими экспедициями, и в 70-х годах на этих раскопках шло «обычное» накопление материалов. На этих сборищах в чайхане, в которой ночевали студенты, проходило обсуждение наиболее интересных и непонятных находок, технологии изготовления тех или иных деталей в эпоху освоения железа. Быт и жизнь людей, потомки которых через четыре века отразили нашествие грозной македонской фаланги, а потом и других завоевателей. Структуру их сельского хозяйства, ремесел, торговли и отношений с близлежащими регионами и кочевыми племенами. Достоинства и недостатки различных ирригационных систем. Способы производства и производственные секреты. В таких беседах порой даже аксакалы, поддерживая и защищая различные версии, теряли свою невозмутимость.

Ахун Сезимли довольно рано вынужден был прекратить свою педагогическую деятельность из-за туберкулёза лёгких, перешедшего в острую форму. Тем не менее и на пенсии он вёл жизнь активного Учителя. На Востоке таких людей уважительно называют «Домла». Вокруг него всегда находились люди, пришедшие посоветоваться, что-либо обсудить или узнать что-либо интересное. Часто, беседы переходили с конкретных тем на отвлечённые, а потом опять возвращались к конкретным. При этом Ахун Сезимли проводил довольно основательные экскурсы в совершенно различные, на первый взгляд, области всевозможных наук. В нити его рассуждений тесно переплетались исторические и химические, физические и биологические знания и методы исследований, которые часто взаимно дополняли друг друга.

Широта интересов и энциклопедические знания Ахуна Сезимли поражали своей глубиной и зачастую на стыках наук позволяли получать не только оригинальные, но и довольно эффективные, существенные результаты. Один заезжий технолог то ли Беговатского, то ли Ферганского завода из вымирающего племени знатоков и коллекционеров холодного оружия никак не мог поверить, что Ахун Сезимли не металлург. Дело в том, что, тщательно рассмотрев привезённый технологом клинок и послушав звук, возникший после лёгкого щелчка, Ахун Сезимли не только правильно определил основные свойства клинка, но и подробнейшим образом «прочитал» его родословную – как историческую, так и технологическую. Причём, по словам технолога, физико-химическая аргументация была настолько веской и глубокой, что не только помогла ему заполнить частичные пробелы, но и ввести некоторые коррективы в его собственное мнение о производстве этого клинка.

Нас, молодых и, вообще-то, случайных в этом разговоре слушателей, больше увлекали исторические аспекты рассказа. Нам было интересно, что, судя по протравленному узору и звуку, этот клинок относится хотя и не к самым дорогим, но к достаточно высоко ценимым изделиям древних мастеров. Что за такой клинок «полцарства» как за лучшие клинки не дали бы, но табун чистокровок в своё время он стоил. Что такие клинки (при правильной закалке и дальнейшей обработке) перерубали отменнейшие клинки, изготовленные в славном Дамаске из так называемой «наварной» стали. Поэтому эти клинки были опасны даже «в руках ребёнка» и стоили довольно дорого. Что в последующих веках производилось много подделок под эти клинки. Что при этом удавалось хорошо сымитировать различные свойства их, но из-за утери различных секретов изготовления подделки уступали оригиналам. Что подделки можно отличить по чистоте и высоте звука, издаваемого клинком при щелчке, так как они обуславливаются макро- и микроструктурой сплава. Далее он говорил, что, по всей видимости, этот конкретный клинок побывал в пожаре, но, к счастью, не в самом его пекле. Поэтому, если его перезакалить, отпустить и надлежащим образом заточить, то многие свойства клинка (твёрдость, износостойкость, остроту, самозатачиваемость и т. д.) можно вернуть. Но восстановить (при этом же) знаменитую упругость клинка (которая позволяла подпоясываться им) вряд ли удастся (по крайней мере, как это сделать на 100 %, он не знает).

Технолога в рассказе Ахуна Сезимли (в отличие от нас) больше интересовали тонкости «технологической родословной». Как проводилась плавка, ковка и другие операции? При какой температуре, на каком топливе, в каких печах? Какова была выдержка на различных температурных уровнях? Почему клинок закаляли в моче трёхлетнего барана (которого вначале морят голодом, а потом кормят травой определённого вида, собранной в определённом месте)? Чем по физико-химическим свойствам отличаются горный и равнинный виды папоротника, используемого при этом? Можно ли (или уже даже необходимо) заменить закалочную среду какой-либо другой и почему?

По словам технолога, в этой беседе они составили всю технологическую цепочку восстановления почти всех уникальных свойств клинка, и он уже ясно видел все этапы реставрации на современном оборудовании. Основная сложность в изготовлении клинков состоит в том, что при этом необходимо согласовать между собой множество различных факторов, противоречащих друг другу. Например, большая твёрдость противоречит остроте (при заточке будет происходить выкрашивание), мягкость противоречит износостойкости (лучшие бритвы парикмахеров требуют частой заточки) и т. д.

Но, как оказалось в последующем, технолога больше всего поразил ответ Ахуна Сезимли о роли заклинаний древних мастеров в различных технологических процессах. По словам технолога, этот вопрос его мучил лет двадцать.

Ни в беседах с коллегами на работе и на конференциях, ни в отечественной и ни в зарубежной литературе по истории металлургии он не нашёл удовлетворительного ответа. Чаще всего распространённость применения заклинаний пытаются объяснить желанием отвлечь непосвящённых для сохранения основных тайн изготовления, хотя известно, что и в отсутствии посторонних заклинания так же произносились.

При обсуждении этого вопроса Ахун Сезимли обратил внимание технолога на детей, игравших в прятки, вернее, на водящего, который, закончив свою считалку словами: «…Раз, два, три, четыре, пять. Я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват», открывал глаза и начинал поиски спрятавшихся. Такие считалки, как и заклинания древних мастеров, играют роль звуковых таймеров, позволяющих достаточно точно фиксировать время протекания того или иного процесса, и в соответствующий момент останавливать его или вносить в него необходимые изменения. Именно поэтому в найденных древними мастерами (на основе многолетних опытов) рецептах заклинания играют существенную (и вполне объяснимую без привлечения каких-либо «потусторонних» сил) роль. Ещё один случай, связанный с секретами обработки материалов, с удовольствием рассказывал сосед Ахуна Сезимли, работавший токарем. На их заводе, по его словам, был нормировщик, который чрезвычайно гордился тем, что окончил два института. К рабочим относился свысока и сильно перегибал при установке норм выработки. В двух словах его работа заключалась в том, чтобы определить максимальную скорость резца, при которой возникающие вибрации станка, ещё не приводящие к потере заданной точности изготовления деталей. Исходя из этого и учитывая, через сколько деталей стандартный резец должен быть заменён, он скрупулёзно определял дневной план токаря. После ухода нормировщика токарь перезатачивал стандартный резец и выполнял дневной план за 3–3,5 часа. Товарищам, предлагавшим ему оформить заявку на изобретение, он объяснял, что используемый им способ получения самозатачивающихся резцов он узнал от Ахуна Сезимли, обнаружившего описание этого способа в какой-то рукописи то ли VII, то ли VIII века н. э. Поэтому оформлять в качестве изобретения ему не позволяет совесть, а в виде рацпредложения он не видит смысла.

По словам обращавшихся к Ахуну Сезимли людей, он мог буквально мимоходом выдавать большое количество достаточно эффективных советов и рекомендаций. Он часто пользовался аналогиями из совершенно различных, на первый взгляд, явлений. Но, присмотревшись, можно было увидеть, что сущности их одинаковы, а различия для рассматриваемого вопроса несущественны. При этом он часто употреблял терминологию, не совсем совпадающую с принятой среди различных узких специалистов.

При выходе в официальные сферы это обстоятельство сильно мешало принятию его идей. Хотя каждый термин достаточно чётко определялся, зачастую это отталкивало некоторых экспертов, которым приходилось давать заключения по его советам. Его часто называли самоучкой, но самое главное, при этом некоторые почему-то озлоблялись. Причём, чем эффективней был совет, тем сильнее. Говорят, в застойные годы некоторые из таких озлобленных специалистов пытались административными рычагами заставить его ограничить сферу своей деятельности. Воистину, если бы Ахун Сезимли имел меньше достоинств, ему жилось бы проще и легче. Но у него выработалось, если так можно выразиться, своеобразно-философское отношение, заключавшееся в том, что каждая проблема его интересовала лишь до тех пор, пока она являлась таковой для него. Найдя решение, он тут же остывал к ней и занимался невесть откуда взявшейся следующей. К своим идеям и решениям он относился как плохой отец, зачастую забывая, что это решение было предложено им самим. Вопросы приоритета его не трогали. Он считал, что если бы многие авторы лучше знали историю, причём и соприкасающихся сфер деятельности, то патентные службы были бы загружены намного меньше, чем сейчас.

Ахуна Сезимли часто уговаривали описать хотя бы часть высказываемых им идей. Но он почти всегда отмахивался. Он говорил, что, принимаясь за описание, он всегда начинает скучать. Ему всегда нужен был собеседник – и не просто собеседник, а заинтересованный, знакомый с существом вопроса критик. С таким собеседником он мог скрупулёзно обрабатывать все грани вопросов, возникавших в беседе. Видимо, поэтому ему чаще всего приходилось разрешать чьи-либо конкретные трудности. Но наиболее интересными всё-таки были его беседы не на конкретные, а на «отвлечённые», малоисследованные темы, в которых, по-моему, чётко просматривалась общая методология его подхода к решению частных задач.

По-видимому, вышеприведённые и многие другие эффективные советы и идеи Ахуна Сезимли являются просто конкретными, практическими приложениями его обобщённого подхода, их можно считать даже побочными и второстепенными.

Этот обобщённый подход базируется на исследованиях такого основополагающего понятия, как «существование», и основной характеристики этого понятия – устойчивости существования (относительной устойчивости, неустойчивости). Идеи этого подхода уже давно витают в воздухе, но в многочисленных высказываниях даже ярких представителей современных (отдельных) наук (физиков, химиков, кибернетиков, синергетиков, биологов и т. д.) проявляется естественная сдержанность серьёзных учёных – твёрдо говорить только о своих частных исследованиях, а о возможных обобщениях говорить только предположительно и не сильно углубляясь. Тем не менее в настоящее время критическая масса таких высказываний настолько велика, что уже появилась возможность провести такое обобщение хотя бы в первоначальном приближении. Очевидно, что в последующем оно, скорее всего, будет уточняться, углубляться и соответствующим образом корректироваться.

Именно таким обобщением представляется подход Ахуна Сезимли. Этот подход, как оказалось, позволяет естественным образом видеть мир не разбитым на более или менее разработанные в различных науках мозаичные картинки, а воспринимать его в целом.

Этот подход с единой точки зрения позволяет рассматривать такие понятия и явления, как физические процессы и подвиги людей, химические реакции и гибель цивилизаций, трёхмерность пространства и любовь, основное отличие живого от неживого, а также смысл жизни как отдельных людей, так и всего человечества, и многие другие явления.

Представленная книга является попыткой донести до более широких кругов (чем собеседники Ахуна Сезимли) в несколько систематизированном виде основные положения и некоторые возможности такого подхода.

Сфера, в которой понятие устойчивости играет существенную роль, настолько обширна, что сама по себе предопределяет сложность выбора рассматриваемых тем. Очевидно, что дан взгляд как бы с «высоты птичьего полёта»; многие темы только затронуты, некоторые (как, например, тема об относительно устойчивых состояниях видов живых организмов в различных условиях и их эволюция, т. е. теория Дарвина) опущены. (В скобках можно отметить, что, в принципе, Аксиому существования можно воспринимать как расширение теории Дарвина на жизнь косной материи и на более сложные структуры, чем виды животных.) Большее внимание уделено тем темам, которые вызывали большее число вопросов, нареканий или даже активное неприятие собеседников. И именно такой выбор тем представляется автору наиболее интересным для читателя, хотя очевидно, что в другой аудитории, возможно, на первый план вышли бы некоторые другие темы.